***
Футболки плотно облепили взмокшие спины. Ноги увязали в раскаленном песке, словно на них стопудовые гири были повешены. Идущие старательно выжимали из себя последние силы, чтобы пройти через город-призрак как можно скорее. Он действовал на них угнетающе. — Возле того последнего навала остановимся, чтобы отдохнуть, — сказал Минхо, указывая пальцем на очередные бетонные плиты, в тени которых можно было укрыться от ветра и палящего солнца. За этим навалом простиралась Жаровня. Горячая и безмолвная.***
Кэрри снова начала чувствовать боль в левой ноге. У неё не было возможности остановится и закатить штанину, чтобы понять насколько всё плохо, поэтому она терялась в догадках. Ей, как и вчера вечером, когда они удирали от заражённых, оставалось надеяться, что судорога не вернётся вновь. Конечно, это было маловероятно, ведь она прошла какой-никакой курс лечения. Но подозрения по поводу эффективности методов ПОРОК'а не оставляли её очень долгое время.***
Путники свалились на прохладный песок в тени едва живые от усталости. Тереза сразу заняла место возле Уинстона, и никто не спешил возражать. Если кто и мог ему помочь, то только она. Ньют присел подле Кэрри, которая оперлась спиной на холодную плиту и, приобняв за плечи, спросил: — Как ты? Кэрри усмехнулась и ответила: — Какой смысл тратить слова? Я всё равно не смогу описать своё состояние так, чтобы ты понял. Поэтому, уж лучше промолчу. — Ну как хочешь, — согласился Ньют. Он отсел к Минхо, оставив Кэрри одну. У неё жутко болела голова в области лба, и она давно почувствовала подступающую к горлу тошноту. Пожалуй, не будь её желудок пуст, она вырвала бы не доходя до привала. Ставший снова неразговорчивым Арис и в нормальных условиях выглядел неважно, но Жаровня его безжалостно уничтожала. Природный оливковый цвет лица сделался бледным до такой степени, что начал отливать синевой. На фоне побледневшей кожи стали явственнее выражаться бурые полумесяцы под глазами. Когда он, тяжело дыша, опустился около Кэрри, она повернула к нему голову, чтобы рассмотреть повнимательнее. Найдя, что он в очень плохой форме, Кэрри осторожно тронула его за плечо. — Что-то ты чересчур плох, — вкрадчиво заметила она. Арис обратил к Кэрри удивлённые глаза. В обществе этих людей он не привык быть предметом всеобщего внимания, поэтому не сразу понял, что девушка адресует свои слова ему. — Чувствуешь головокружение? Может солнечный удар отхватил? — продолжала сыпать вопросы Кэрри. — Нет, — слабо улыбнулся Арис. — Просто я тяжело переношу экстремально высокие температуры. Кэрри сочла его ответ несколько неточным, потому что в этой компании нельзя было найти человека, который легко переносил бы жару. Но тем не менее, выглядит как овощ, пропущенный через мясорубку, только он. — Если вдруг почувствуешь себя хуже, не молчи, договорились? — спросила Кэрри. — Без проблем, — всё с той же улыбкой ответил Арис. По натуре своей он был личностью слишком апатичной, чтобы тратить энергию на лишние слова. Поэтому на все вопросы по возможности отвечал немногословно или односложно. А это, чаще всего приводило к тому, что люди теряли к нему интерес и оставляли в покое. Томас, Фрай и Ньют сидели в рядок. На их мокрые от пота лица пристала грязь, которую принес ветер. Фляга из нержавейки была извлечена из рюкзака Фрайпана. Она поочерёдно переходила из одних рук в другие. В конце концов, троица допила содержимое фляги, и только после этого они вспомнила, что нужно экономить запасы воды. К счастью, на них никто не акцентировал внимание, поэтому выговора водохлебы не получили. Обреченный взгляд Терезы был устремлён на Уинстона. Она уже не пыталась помочь ему и облегчить страдания. Она окончательно разуверилась в том, что у него есть малейшие шансы на выздоровление. — Что с ним? — спросила Кэрри, лениво приоткрыв один глаз, чтобы ещё раз взглянуть на Уинстона, вид которого пугал не только её, но и всех окружающих. — Я впервые вижу подобные симптомы... — выговорила Тереза, чтобы ни в коем случае не произносить вслух два страшных слова, что крутились на языке. «Он заразился! Он заражённый!» — кричал её внутренний голос, но она упрямо молчала. Тереза в свободное время любила читать доклады о развитии вируса Вспышки. Их составляли учёные, которые никак не могли досконально изучить его воздействие на человеческий организм исходя из наблюдений за заражёнными, и специально подсаживали его себе. Все эти храбрые попытки побороть вирус увенчались ещё большим распространением Вспышки. Лишённые врождённого иммунитета, учёные погибали за очень короткое время. Для одних это были долгие несколько дней, а другим хватало пары часов, чтобы свести счёты с жизнью. Но те или иные, они записывали на диктофон то, что чувствовали, пока вирус подводил их к черте, разделяющей этот материальный мир и другой, параллельный. Который пронизывает наш настоящий мир как радиоволны или всепроникающая радиация. Слова, сказанные учёными в изоляции, после переводили в текстовый формат и дополняли своими личными наблюдениями ассистенты пожертвовавших собой ради не найденного прорыва. Суть была в том, что под влиянием вируса человек ощущает примерно то же, что и когда тонет. Ему не хватает кислорода, температура тела падает, а давление повышается. И наконец, не выдерживают кровеносные сосуды. Они лопаются и человек заканчивает жизнь от кровоизлияния в мозг. Но далеко не всем везёт умереть такой простой смертью. Тем другим людям суждено выворачиваться в неописуемой муке, чувствуя, как вирус поглощает их. Прорастает внутри, прочно срастается с плотью и живёт в завоеванном теле на правах хозяина. А немного погодя, человек уже не может контролировать тело, захваченное вирусом. У него начинаются сильнейшие судороги мышц, выламывающие кости и рвущие артерии. Алая кровь портится и становится похожа на смолу, такую же чёрную и вязкую. На этом этапе человек окончательно превращается в заражённого. Неизвестно, что он чувствует, находясь в темнице своего отравленного тела, а может его сознания вовсе улетучивается. Во всяком случае, нельзя утверждать ни то, ни другое, потому что нет никаких доказательств. Ну и завершающий, финальный аккорд, заражённый поддаётся тому инстинкту, который прививается ему вместе с вирусом. Желание, острое желание утолить ложное чувство голода. Ложное, потому что в принципе заражённые были ходячими мертвецами, и пища была им ни к чему. Но вот сигналы от мозга, которым полностью овладел вирус, поступали. И действуя по их велению, заражённые нападали на ещё здоровых людей, вгрызались в их плоть гниющими зубами и тем самым заражали вирусом подавляющее большинство былого населения Земли. Про себя Тереза заключила, что Уинстон находился в состоянии медленной метаморфозы. Но слишком долго это точно не продлится и тогда... А, какой смысл думать, если всё равно они решат по своему! Но здесь, среди этих людей у неё есть ещё один пациент. Тереза подошла к Кэрри, достала из своего рюкзака градусник и сказала: — Измеряй себе температуру. Кэрри изогнула правую бровь. — Ты думаешь, я знаю как этим пользоваться? — полюбопытствовала она. Кэрри начинала капризничать, и Тереза это видела. Значит ей не так уж хорошо, как она пытается показать. — Тебе пять лет, что ли?! — вдруг огрызнулась Тереза. Не будь она уверена, что Кэрри не в порядке, она бы на такое точно не решилась. Но сейчас Тереза надеялась, что с помощью грубого тона сможет повлиять на Кэрри. Единственное, что её пугало, это сверлящие ей затылок, взгляды глэйдеров. Сделай Тереза что-то не так, и они точно растерзают её на части. У Кэрри округлились от изумления глаза, в её представлении Тереза не была способна на такой резкий ответ. Но когда она расстегнула ей джинсовку и всунула подмышку градусник, Кэрри возражать не стала. Тереза посчитала это успехом, и теперь движения её рук уже не были такими скованными. Через минуту градусник жалобно запищал. Тереза достала его и взглянула на микроскопический дисплей. — Сколько? — только и спросила Кэрри. — Тридцать восемь и пять, — протянула Тереза, опуская градусник на колени и раздумывая о том, что ей стоит сделать. Но вскоре она нашлась с ответом на этот вопрос и попросила Кэрри: — Закати, пожалуйста, правый рукав. Кэрри послушно подтянула рукав и выжидающе следила взглядом за Терезой, которая увлечённо рылась в своём рюкзаке. Вскоре она извлекла оттуда миниатюрную темную коробочку и, открыв её, облегченно, почти счастливо, выдохнула: — Слава Богу, не разбились. В её руках очутилась ампула с прозрачным содержимым. Вот тут Кэрри насторожилась. Она понятия не имела, что это такое, но когда Тереза распаковала одноразовый шприц, её внутренний голос начал бить тревогу. Самих уколов она не боялась, но вот то, что было внутри ампулы её пугало. В памяти Кэрри до сих пор жил тот момент, когда Тереза попыталась расправиться с ней, чуть не введя снотворное. Сейчас всё было по другому, но муторный осадок от пережитого остался. — Что там внутри? — спросила Кэрри, имея в виду ампулу. — Жаропонижающее, — ответила Тереза, поглощённая своей работой. Она смочила ватный диск раствором хлоргексидина, протерла руку Кэрри чуть ниже сгиба локтя, а потом вобрала шприцом содержимое ампулы. — Расслабься, — сказала она, прежде чем сделать инъекцию. По совету Терезы, Кэрри расслабилась и даже не почувствовала боли от вонзившейся в кожу иглы. После всей пережитой боли, организм Кэрри эту незначительную рассмотрел как небольшой дискомфорт, вроде комариного укуса. Тереза вручила Кэрри новый ватный диск, пропитанный хлоргексидином, и молвила: — Подержи на месте укола двадцать минут. Тереза была почти дипломированным медиком, поэтому отлично понимала, что в правильной обстановке нельзя сбивать температуру, иначе можно посадить природный иммунитет и дальше он будет нуждаться в этом допинге. Но все они были в совершенно не правильной обстановке, где все средства хороши. И Кэрри, чтобы выжить необходимо было ходить. А с повышенной температурой далеко не уйдёшь. Разобравшись с Кэрри, Тереза осмотрелась в поиске тех, кто ещё бы нуждался в её помощи. Её взгляд остановился на Арисе. Она приблизилась к нему. Начисто протерла градусник, который только что отдавала Кэрри, и повторила ему свои слова: — Измеряй себе температуру. К счастью, Арис умел обращаться с новой медицинской техникой, поэтому возни с ним было куда меньше, чем с Кэрри. Когда запищало, он вынул градусник и отрапортовал: — Тридцать четыре и девять. Терезе этот ответ мягко говоря не понравился. Она не видела характеристику Ариса, составленную ПОРОК'ом, поэтому не могла знать пониженная температура у него врождённая или это следствие контактирования с заражёнными. Может его укусили или поцарапали, а никто не обратил на это внимание. До того, как сегодня утром Уинстону резко стало хуже, ей думалось, что у всех этих ребят есть иммунитет к Вспышке. Может не у всех он был изначально, но у многих выработался после длительного испытания в Лабиринте. А теперь её уверенность постепенно сходила на нет. Ведь это были просто подростки. Не больше, не меньше. Они не обладали не супер силами, не сверхспособностями. Но ПОРОК считал их золотой жилой из-за той голубой жижи, которую они успешно из них выкачивают в лабораториях. «Что ты можешь? С собачьей готовностью исполнять приказы извергов, радуясь, что сама не очутилась на нашем месте. Не очень уж благородно, но в этом вся ты, как я понимаю». Кэрри процедила эти слова в ночь побега, вложив в них всё презрение, на которое была способна. Они въелись в память Терезы и не давали покоя. Эти слова были неправдой. Кэрри просто не представляет сколько возложено на неё, на Терезу. Если бы Кэрри знала, как Терезе хочется поменяться с ней местами. Чтобы быть не мразью, которая служит ПОРОК'у, а подругой всем этим ребятам. Чтобы её любили и уважали, как любят и уважают глэйдеры Кэрри. Чтобы Томас улыбался ей так же, как улыбается Кэрри. Чтобы Ньют заботился о ней. Чтобы подружиться с Фрайпаном... Но чтобы оказаться на этом почётном месте, которое Кэрри заняла по заслугам, Терезе нужно было переродиться. Ибо упущенное время наверстать не выйдет. Пока Тереза была занята Арисом, Минхо присел на корточки напротив Кэрри. Он потрепал её по голове со словами: — Как самочувствие, эльф? Выглядишь паршивенько. Кэрри ухмыльнулась. — Да вы все, похоже, сговорились... Оставь меня в покое или заткнись уже. — Первый вариант отбрасываем сразу, второй мне не нравится, но он хотя бы сносный, — сказал Минхо. Кэрри посмотрела на его расстрепанные волосы, на взмокшую футболку и куртку, повязанную на узких бедрах. Он выглядел в разы лучшее её, выживание было его естественной средой обитания, и здесь, в Жаровне он чувствовал себя живым, тогда как в нормальных условиях умирал от скуки. Как Тереза была неприспособленна к жизни в дикой местности, Минхо считал чуждым комфорт. Он сел рядом с ней, привалившись спиной на холодную плету. Она положила голову на его плечо, взяла его правую руку, обняла её и прижала к себе. Обычно, в Глэйде, Кэрри делала так с уголком одеяла. Это помогало ей сосредоточиться и поскорее уснуть. Минхо откинул голову назад, чтобы никто не мог увидеть, как его губы непроизвольно растягиваются в широкую улыбку. Несмотря на то, что их судьба неизвестна, они находятся посреди испепеляющей пустыни, которая периодически подбрасывает им подарки в виде заражённых, Минхо все равно чувствовал в душе счастливое умиротворение. Причиной ему могла быть только Кэрри, и никто другой. Само её присутствие уже вызывало у него неясные надежды на хорошее завершение всех этих сомнительных событий. Пережили же они ночь в Лабиринте. А всё потому, что Кэрри его главная причина жить и выкладываться на полную катушку. В Лабиринте нельзя было выжить без компаса. Он был встроен как отдельный режим наручных часов, и Минхо много раз в первый год благодаря ему находил дорогу назад. Как стрелка компаса всегда указывает на север, так и взгляд Минхо всегда обращался к Кэрри. Ради неё он возвращался обратно, ради неё отходил от Обрыва, изгоняя мысли о самоубийстве. Минхо не знал, как повернулась бы его судьба, не появись в Лабиринте Кэрри. Но она пришла к нему на помощь, потому что чувствует то же самое. Они стали стимулами друг для друга пережить всю эту катавасию, но, боги, как же им было тяжело говорить об этом вслух! Томас пошёл на ближайший бугор, чтобы получше рассмотреть местность в том направлении, куда они отправляются. Немного погодя Тереза последовала за ним, так как закончила с лечением Ариса. Хотя, таблетки вряд ли можно назвать лечением. Так что, скорее это было подлатывание разошедшихся швов. Фрай решил быть поблизости Уинстона, потому что булькающий звук в его горле становился всё сильнее. Арис тоже не отводил взгляда от больного. Минхо с Кэрри сидели особнячком, подпирая спинами плиту. Кэрри наконец удалось забыться лёгким сном. Минхо убрал ей со лба густые волосы и теперь наблюдал, как лёгкий ветер колышет ресницы, из-за чего казалось, будто сомкнутые веки подрагивают, и Кэрри просыпается. На фоне загорелого лица её белые волосы, брови и ресницы, казались контрастными. Ньют стоял, приложив руку к глазам козырьком и недовольно наблюдал, как Томас беседует с Терезой. О чём именно они разговаривали слышно не было, до ушей Ньюта доносилось лишь звучание их голосов. Ему надоело стоять столбом без дела, поэтому он решил действовать, чтобы хотя бы чуть-чуть заглушить противное желчное чувство, которое у него возникало всякий раз, когда Томас и Тереза находились на расстоянии ближе десяти футов. — До гор далеко? — крикнул он, надеясь отвлечь Томаса от его разговора. — Ещё немного, — раздался голос Томаса. Ответ был дан рассеянным тоном, и Ньют понял, что Томас даже не задумывался, прежде чем ответить. Мыслями Томаса полностью завладела Тереза, и их активное обсуждение чего-то, несомненно, важного. — Не слишком убедительно, — натянуто усмехнулся Ньют, делая вид, что его действительно интересовало расстояние разделяющее их и горы. — «Немного» – понятие растяжимое, — подхватил Фрай. Минхо наблюдал за всем этим молча, потому что боялся разбудить Кэрри. Он уже испытал ранее все «прелести» такого чувства, как ревность, поэтому сейчас видел Ньюта насквозь. Минхо с ухмылкой подумал, что если бы их тут не было, то Ньют помчался к Томасу и оттолкнул бы от него Терезу, а потом привязал к себе и никуда не отпускал. Ревность толкает нас совершать безумные поступки. И в мыслях, и в действительности.***
Никто не заметил, как Уинстон дрожащей рукой вытянул из кармана штанов пистолет, в котором ещё оставались пули. Арис задремал сидя. Ньют стоял, отвернувшись к Уинстону спиной, и до сих пор не сводил взгляд с Томаса и Терезы. Минхо прикрыл глаза, думая о чём-то своём. Сидящий рядом с Уинстоном Фрай глядел на раскалённые пески Жаровни, теплый ветер пустыни овевал его лицо. Он уже привык к тяжёлому дыханию друга и не обращал на него внимание, но когда тот издал хриплый протяжный стон, Фрайпан обернулся. И сделал это вовремя. Уинстон стоял на коленях, поднеся дуло пистолета к виску. Тот стон был последним вздохом, который он сделал перед тем, как с силой нажать на курок. Быструю ракцию Глэйд у Фрайпана выработал. Её хватило, чтобы схватить Уинстона за руку, и за мгновение до того, как спусковой крючок запустил пулю, отвести её в пустое пространство пустыни. Прогремел оглушительный выстрел, звук которого сделался в разы громче из-за преобладающего в данной местности пустого пространства. Уинстон повалился вперёд на две вытянутые руки. Очнувшиеся от дневной дремы ребята повскакивали со своих мест и окружили Уинстона. — Эй, Томас, Минхо, сюда! — позвал Фрайпан. Фрай боялся огнестрельного оружия больше чем черта, поэтому держал пистолет дулом вниз на расстоянии вытянутой руки. — Что произошло? — Кэрри вскинула голову, ничего не понимающая спросонья. — Я не знаю, — испуганно ответил Фрай. — Он проснулся, достал пистолет и хотел себя застрелить. К ним подлетел на всех парах Томас. Он приблизился к Уинстона ближе всех и услышал, как тот шепчет: — Верните мне его, прошу... Верните... — Послушай, Уинстон, — начал Томас, но того вдруг вырвало. Субстанция, которую исторгнул Уинстон была кровью. Почерневшей кровью. Ребята одновременно шарахнулись в стороны. Тереза с ужасом созерцала, как парень бьётся в удушающем кашле. Её худшие опасения оправдались. Уинстон, проходящий испытание в Лабиринте на протяжении трёх лет, не был имунном. Ничего не отличало его от простых людей. Кэрри, как завороженная, смотрела на чёрный пятна на песке. В её воспоминаниях воскресла картина. Момент, когда она, почти ничего не знающая о Лабиринте, стояла на входе в него и смотрела на отпечаток человеческой руки. Руки бегуна Джастина, который не смог. Кровь на том отпечатке тоже была чёрной. Глаза Фрая застилали слезы. Он не мог их сдержать, и они градом катились по щекам. Это было чересчур. Смотреть, как на твоих глазах умирает твой друг и быть не в силах ему помочь. Что может быть хуже этой дрянной беспомощности? Арис глядел на Уинстона с тихой спокойной жалостью. В его глазах Уинстон навсегда останется смелым хорошим парнем, который помог ему вывести всех этих людей из здания ПОРОК'а. Если к кому Арис и проникся добрыми чувствами за это короткое время, то только к нему. И сейчас он сходит с дистанции. Это грустно. Очень грустно. Но не стоит забывать о том, что он уже отмучился. Он сдал свой жизненный экзамен экстерном и на высший балл, поэтому может упокоиться с чистой совестью. Уинстон снова завалился на спину и, обведя взглядом ребят, приподнял футболку. На том месте, где вчера его живого исполосовали когти заражённых, сейчас пульсировала жуткая вздувшаяся и гниющая плоть. — Оно... растет внутри меня... — плаксиво пожаловался Уинстон. — Прошу... не дайте мне превратится в одну из этих... тварей... Кэрри, закусив губу отвернулась. Фрай продолжал полными глазами слез смотреть на Уинстона. Минхо застыл в недвижении. Томас, не верящий в реальность происходящего, отрицательно мотал головой. По щекам Терезы медленно стекали слезинки. — Там осталась одна пуля... Я... я... не прошу вас убивать меня... Это было бы слишком большой честью... Я не хочу, чтобы вы... брали на себя этот грех... Просто... отдайте мне пистолет... и... я всё сделаю сам... Ньют осторожно и будто в замедленной съёмке вынул пистолет из сильных рук Фрайпана. Он любил этого глэйдера, потому что тот был усердным, не возникающим работником, и добрым парнем, хоть и работал в Живодерне. Уинстон был одной из красных ниточек, связывающих их с Глэйдом. И вот, эта ниточка износилась. Она почернела, стёрлась. Её разрыв был долгим и болезненным. За этим невозможно отстранённо наблюдать. Эти страдания нужно прекратить здесь и сейчас. Ньют сёл на корточки подле Уинстона, который неотрывно следил за ним взглядом, и вложил пистолет в ослабевшую руку. — Держи, — тихо молвил он. — Спасибо... — выдохнул Уинстон, и, окинув всех прощальным взглядом, сказал: — А теперь... уходите отсюда. Забросив на спину свой рюкзак, Ньют удалился первым. Минхо присел возле Уинстона, и хотел было что-то сказать, но понял, что сейчас это уже бессмысленно, и отправился вслед за Ньютом. Смахнув с глаз слезинки, развернулась и пошла за парнями Тереза. — Всё нормально, Фрай... — слабо улыбнулся Уинстон. — Не плачь. Но Фрайпан не мог не плакать. У этого парня душа болела за каждого из потерянных друзей. Он увековечивал их в своей памяти, каждый раз, когда Галли вычеркивал имена со стены. Но нет теперь и Галли, и Чака, и Уинстона. Фрай будет оплакивать их всех до конца жизни, чувствуя бремя ответственности и вины за их утраченные жизни. Сделав над собой усилие, он молвил: — Прощай, Уинстон, — и присоединился к шеренге идущих. — Спасибо тебе за всё, — печально бросил Арис. — До встречи в лучшем из миров. И вот перед лежащим на песке Уинстоне остались стоять только Кэрри и Томас. Когда она хотела уходить, Уинстон окликнул её. — Подожди, Кэрри... Я поминаю твои слова... Вырвавшись из второй ловушки, мы поплатились моей жизнью... Это золотая цена. — Нет, Уинстон, — отозвалась Кэрри, стоя к нему спиной. — Это цена крови. Больше ничего она сказать не могла, потому что так же, как и Фрай чувствовала себя виноватой перед Уинстоном. Он отдаёт жизнь практически добровольно, чтобы они все могли двигаться дальше, навстречу свободной жизни без ПОРОК'а. А им даже нечего дать ему взамен, кроме последней пули и тупых наборов букв. — Мне очень жаль, Уинстон, — сказал Томас, сглатывая слезы. — Ничего страшного, — последовал безропотный ответ. «Ничего страшного» сказал Уинстон, когда страшно было всё. Когда Томас уже надел на спину вторую лямку рюкзака, позади послышался надламывающийся голос: — Вытащи их из этого дерьма... Вы с Минхо. Вдвоём. Вы сможете. Только слушай его. И единственное, что сделал Томас, чувствуя, как обливается кровью сердце от слов умирающего друга, это согласно кивнул. «Жизнью клянусь. Мы доведем их до места, где нам всем можно будет вздохнуть свободно».***
Сзади громыхнул самый ожидаемый звук – чёткий, одиночный выстрел. Шеренга идущих друг за другом, сохраняя дистанцию конвульсивно дёрнулась. Ноги приросли к песку. Слепой инстинкт принудил их остановится и возвести очи к небу в честь светлой памяти Уинстона, который пал в неравном бою с современной проказой.