***
Наконец-то Пейдж вновь вернулась в свой уютный кабинет, непринуждённая обстановка которого не совсем вязалась с тем, что происходило в современном мире. Здесь были и огромные панорамные окна с видом на последний выстроенный цивилизацией мегаполис, и удобные кресла, и даже диван с парой пледов. Он стоял тут потому, что чаще всего Пейдж ночевала прямо здесь, на своём рабочем месте. Все считали, что директриса слишком поглощена делами управления компанией, дабы тратить время на проезд от офиса до своей комфортабельной квартиры, и обратно. Но никто не догадывался, насколько боится Пейдж одиночества и пустоты своей квартиры, в которой никогда не зазвучит громкий детский смех. В которой с каждой стены на неё смотрят сияющие глаза маленькой девочки, запечатленной на фотографиях много лет назад. У Авы не было сил смотреть на них в ответ, но и снять со стен тоже рука не поднималась. Напротив неё в ряд выстроились все свидетели допущенного в лаборатории инцидента. Все, за исключением Хенвелла, опытного доктора наук, который был мертв. Сегодня утром он пал жертвой очередной ошибки, которые в последнее время стали происходить уж чересчур часто. А говоря на языке фактов, можно было бы сказать, что его убила эта малолетняя мерзавка — как будто мала хлопот она доставила до Лабиринта! — Кэрри. Она же субъект А2. Она же причина того, что в кабинете Пейдж собрались все эти люди. Среди них были два санитара, которым удалось избежать стычки с Кэрри, спрятавшись за металлическим столом; ещё не до конца опомнившаяся Тереза; и Дженсон, который, собственно, и положил конец всему беспорядку, выстрелив в Кэрри транквилизатором. Пейдж устало провела морщинистой рукой по глазам, словно избавляясь от поволоки, и облокотилась на стол, обведя взглядом всех присутствующих. Да, выглядят они, мягко говоря, неважно. Грубо говоря, в ответ на вопросительный взгляд Пейдж на неё смотрели подавленные, потрясённые глаза Терезы, и тех двух санитаров, об именах которых не стоит даже упоминать. Они стояли по обе стороны от Терезы, а Дженсон находился немного поодаль. То, что они собирались сейчас обсуждать было настолько конфиденциальным, что ему даже пришлось расстаться со своим вышколенным адъютантом. От взгляда Авы не укпылось, как Дженсон то и дело поглядывал на сенсорный дисплей аккуратных наручных часов, куда, вне всяких сомнений, приходили все отчеты от его поверенного, которые он обычно получал в устном виде. — Что ж, а теперь объясните мне всё сначала и во всех подробностях, — попросила Пейдж, глядя как Дженсон уже начинает терять терпение. Он был из тех людей, что не могут сидеть на одном месте, сложа руки. Ему срочно нужно было куда-то бежать, но для этого разговора он ей необходим. Так что придётся потерпеть часок другой, пока она всё не уладит. Он ведь очень хочет отличиться как лучший сотрудник компании в этом году? Тогда пусть идет с ней до самого конца. Санитары испуганно переглянулись за спиной не менее испуганной Терезы, и один из них, к великой радости нетерпеливого Дженсона, повёл рассказ о своём рутинном утреннем обходе, который в самом своём начале ничем не отличался от других, абсолютно таких же обходов. Сэм, по ходу рассказа выяснилось, что именно так звали санитара, который отчасти стал виновником трагедии в зеркальных лабораториях, вошёл в комнату, где содержался иммунный объект для опытов. Единственное, что он знал о ней – она прошла испытание Лабиринтом. Он зашел, закрыл за собой дверь и, не отдавая себе отчёта, оглядел комнату. Ничего не изменилось. На протяжении пяти месяцев он заходит сюда каждый день и ничего не меняется. Не меняется в интерьере и обстановке комнаты, но вот её обитательница угасает на глазах. Каждый раз, вводя через катетер новую порцию сильнодействующего средства, Сэм мысленно огорчался, что такая красивая девушка вынуждена быть всего лишь источником для добывания индима. Будь они в другом месте, в другом времени, при других обстоятельствах, он наверняка пригласил бы её на свидание. Хотя какая-то часть его сознания насмехалась над ним, говоря, что будь всё по-другому, она отшила бы его не задумываясь. Но реальность была беспощадна к Кэрри, и Сэм, не привыкший ослушиваться приказов, безоговорочно выполнял свои прямые обязанности. В тот день, он как всегда придвинул табуретку к одинокой кушетке, на которой лежала, не двигаясь, Кэрри. Помутневшие в неволе волосы рассыпались по ослепительно белой подушке и в свете ламп блестели, как растопленное серебро. За проведённое здесь время её никто не стриг, поэтому волосы значительно отросли и теперь, когда она выравнивалась, они опускались ниже плеч. Тонкое одеяло укрывало её по грудь, обе руки ладонями вверх безжизненно покоились на нём. По внутренним сторонам рук струились тоненькие ниточки вен. Давно сполз с кожи загар и она приобрела мертвенную бледность, которая, казалось, отливала голубизной. Грудь, вздымаемая слабым дыханием, едва приподнималась. Девушка даже не открыла глаза, когда он вошёл и громко скрипнул дверью. «Спит» — про себя решил Сэм, приступая к работе. «Как всегда». Он разложил на металлическом столе медицинские принадлежности, потом достал ампулу, сбил с неё верхушку, вобрал сильнодействующее в шприц и пару раз легонько стукнул ногтем по стеклянной части шприца. Но когда он повернулся, чтобы вколоть девушке «лекарство», его ожидал крайне неприятный сюрприз. Кэрри уже сидела, уперев в Сэма острый и прямой, как клинок, взгляд колдовских глаз, что каждый раз заставляли его пугаться и удивляться одновременно. Сейчас они были воистину необыкновенными и действовали на него, как отдельный подчиняющий вид гипноза. Сэм замер, так и держа в правой руке поднятый иглой вверх шприц. Он неотрывно смотрел, как волшебным зельем переливаются и сменяют друг друга цвета радужки вокруг сузившегося до размеров чёрной точки зрачка. От серого, до небесно-голубого, и от изумрудно-зеленого, до неестественно жёлтого. Наконец радужная оболочка заполнилась чёрным. Настолько поразительно чёрным, что сквозь эту плотную пелену уже нельзя было разобрать очертания зрачка. По спине Сэма пробежал табун мурашек. Из-под выразительных век на него взглянули две чёрные дыры. Он не опомнился, но обуреваемый каким-то неосознанным страхом, встал и попятился назад, чуть не сбив на пол табуретку. Девушка сидела недвижимой, казалось, живыми были только её глаза, а всё остальное превратилось в мраморное изваяние, из тех, что сейчас лежат в разделе забытых достояний прошедших веков. Его ноги подкосились и он едва смог удержаться, схватившись свободной от шприца рукой за раковину. Широко раскрыв глаза, он громко дышал от ужаса, а в голове продолжал звучать спокойный, хладнокровный голос. «Даже не пытайся кричать, теперь ты под моим контролем» — говорила девушка, глядя на него, но, вот чудо, её потрескавшиеся губы не открывались, чтобы произносить эти слова вслух. Будто в подтверждение услышанных слов, Сэм почувствовал как чьи-то крепкие руки сдавливают его глотку и из неё вырывается не то чтобы стон, а просто громкий вздох. «Что это такое?! Чёрная магия?!» — кричал Сэм в трубку телепатического телефона, ужасаясь тому, что его собственное тело отныне ему не подвластно. «Телепатия» — исправила его девушка, и он услышал насмешку в её голосе. Всё ещё ничего не понимая, Сэм попробовал совладать с уничтожающим страхом, но тут на него свалилось новое потрясение. Он понял, что не может оторвать руку от раковины. «Так не пойдёт, Сэмми» — покачала головой Кэрри. «Сначала выплесни в рукомойник всё содержимое шприца. Всё, до последней капли». «Она знает, как меня зовут» — пронеслось в мыслях Сэма. «Я знаю о тебе всё и даже больше» — самодовольно молвила Кэрри. «Я изучала тебя на протяжении всего этого времени, и знаю о тебе всё, что может помочь мне подчинить твою примитивную личность. Я сделала бы это раньше, но мне нужно было удостовериться в том, что все поверили в мою беспомощность». «Как ты это делаешь?» — его мысль дрожала от страха, да и сам он, замерев у рукомойника, бился в мелкой лихорадке. «Ради всех святых» — он услышал горестный вздох у себя в голове. Наверное, так мог вздыхать взрослый, которому надоели беспрестанные и глупые расспросы ребёнка. «Ты же в конце концов медик. Пусть и низкосортный, но всё равно медик». «Это не может поддаваться логическому объяснению! Это что-то из разряда сверхъестественного!» — мысленно вскричал Сэм. Вскричал, вслух не произнеся ни единого звука. «А вот и нет» — криво улыбнулась Кэрри, послав ему эту мысль, и добавила. «Посмотри на часы». И Сэм действительно скосил взгляд на часы, не по собственной воле, а поддаваясь её словам. Она сказала ему «посмотри на часы», а его тело послушно выполнило этот приказ. «Сейчас семь сорок» — отрапортовал мозг Сэма. «Отлично. Меня ты должен вывести ровно в восемь. У нас достаточно времени для разговоров». «Ты хочешь со мной разговаривать?» — как умственно отсталый спросил Сэм, чтобы просто не молчать или по крайней мере не сойти с ума от непонимания. Он впервые понял суть выражения "шарики за ролики". «Ты не ахти какой собеседник, Ньют подошел бы для этого куда лучше, но я молчала стебанные семь месяцев! Ещё немного и я заговорю с раковиной» — пожаловалась Кэрри. Сэм не знал, кто такой Ньют, но ему прямо до смерти захотелось, чтобы этот парень сейчас, прямо сейчас очутился в этой комнате. Он даже не сомневался в том, что если пожелает как следует, этот Ньют действительно тут появится. Это чудо, но разве не чудо то, что сейчас он мысленно общается с этой девушкой и по каким-то неведомым ему причинам, не может пошевелиться. Не успел он освоится с этой мыслью, как в его голову пришла следующая, не менее ошеломляющая: «Ты даже представить себе не можешь, до чего трудно выслушивать чужие мысли, не вступая в мысленный диалог с их носителем! Просто невыносимо!» «Всё время... Всегда... Постоянно... Ты слушала? Ты слушала и знала все мои мысли?» «Именно, а ещё мне приходилось фильтровать всю информацию, которую ты пропускал через свой мозг, чтобы вычленить из неё нужные сведения. Порой приходилось сложно. Особенно когда ты думал о перепихоне с кем-нибудь, в такие моменты я просто отключалась». «Я сумасшедший... Почему я слышу тебя? Может я вообще сплю? Почему? Почему я слышу тебя, скажи пожалуйста!» «Угомонись сейчас же, а иначе никогда не поймёшь отчего вдруг мой голос зазвучал в твоей безмозглой башке!» — пригрозила Кэрри. И после этого мысли санитара чуточку утихомирились. Он по-прежнему мало что понимал, но был уже не так напуган, поэтому мог воспринимать информацию. «И почему же это произошло?» — осторожно спросил он, уже предчувствуя, что услышит что-то ужасное. «Ты заразился» — последовал незамедлительный ответ. Сэма будто обухом по голове хватили. Эти два слова он понял мгновенно. «Но когда это могло случиться? Я всегда свято соблюдал все карантинные нормы, не выезжал за пределы города без специального снаржения, и...» — он осёкся, вдруг осознав, что ничто из вышеперечисленного не имело по итогу никакого смысла. «Насколько мне известно из подслушанных разговоров, за долгое время существования вирус Вспышка мутировал, и если в первые года им можно было заразиться только из-за укуса или попадания испорченной крови в открытую рану, то на данный момент выживать становится всё труднее. И вирус отныне витает в воздухе, впитываясь в людские тела. А если ближе к делу, то тебя, вернее вирус внутри тебя, я начала слышать как раз после твоего уединения с той девушкой» — в мыслях промолвила Кэрри. «Откуда ты...» — возмущённо начал было Сэм, но его заглушил неумолимый голос девушки. «У вас был незащищенный секс, и именно из-за того не единственного раза в лаборатории, я начала слышать твои мысли» — пояснила Кэрри, и с усмешкой добавила. «От такого слушателя как я, ты не смог утаить никаких подробностей, так что если бы я хотела и могла, то написала бы целый роман о твоих вечерних похождениях от твоего же лица». «Но, ты говоришь, что я заражен. Тогда почему регулярные тесты ничего не показывают?» — не сдавался Сэм. «Мне откуда знать»— пожала плечами Кэрри. «В любом случае, будь ты здоров, я бы не смогла к тебе подключиться, потому что ты из поколения, рожденного в Старом мире. Вирус внутри тебя не силён, он ещё не успел укорениться как следует, так что ты будешь умирать медленно и мучительно. Знаешь, я где-то слышала про древние пытки и на востоке активно практиковалась мучительная кончина от бамбука, вроде бы так называется этот вид травы. Преступника растягивают над местом, где посадили бамбук и в течении трёх дней она прорастает сквозь человеческое тело. У меня хорошее воображение и я могу представить, что ты будешь чувствовать, когда вирус наконец приживётся и начнет поглощать твоё тело...» «ПРЕКРАТИ СЕЙЧАС ЖЕ!» — мысленно завопил Сэм, поддаваясь ужасу перед лицом неминуемой смерти. «Как хочешь, но я просто объясняла тебе, что если ты и сумасшедший, то не по своей воле ты им стал. А кстати, что у нас там с временем?» — полюбопытствовала она. «Семь пятьдесят восемь»— сглотнув, молвил Сэм. «Ого, заболтались мы с тобой, пора приниматься за работу». Сэм почувствовал, как его рука сама выливает всё содержимое шприца в раковину умывальника, а вторая открывает кран и набирает в шприц простую воду. «Но ведь вода плохо фильтруется...» — пробовал возразить Сэм, но девушка усмехнулась. «Я имун» — отрезала она. «Что ты задумала? Ты хочешь меня убить?» — дрожа от страха, спрашивал он, присаживаясь на табуретку, чтобы сделать девушке инъекцию. «Тебя? Нет, зачем мне это? Ты просто поможешь мне... Да не трясись ты так, а то не туда введешь иглу!» Обязательная процедура была окончена, Сэм помог Кэрри встать и, держа её под руку, повёл по коридору к зеркальным лабораториям. Сзади них шел напарник Сэма, ещё один санитар. Таких спокойных конвоиров она заслужила лишь благодаря своему смиренному поведению и это помогло ей усыпить бдительность окружающих. Никто не мог слышать те мысли, которые вращались в постоянном водовороте в её голове, и это было значительное преимущество. Особенно, если учитывать, что она-то могла слышать практически всех. Сегодня Кэрри шла по уже знакомому коридору не обреченно с отрешенным выражением лица, а как бы окрыляемая тайной мечтой, что вот-вот воплотится в реальность. Она вышагивала уверенно, её прямой взгляд был устремлён в будущее, которого после этого дня для неё больше не существовало. Кэрри знала, что после того, выполнения задуманного, её ожидает неминуемая смерть. Скорее всего её усыпят, по крайней мере она надеялась встретить смерть безболезненно, вынут мозг, станут исследовать его. Труп выкинут в мусоросжигальню. Кэрри не сбавляла скорости шага, направляясь прямиком на свидание со своей участью. Ей всё равно больше не ради чего жить. Все, кого она знала до того, как пороковцы в очередной раз покусились на её свободу, пытаются выжить во внешнем мире. Им точно не до неё. Возможно, они давно мертвы. Минхо, которого она так рвалась спасти той ночью, восемь месяцев назад, канул в лету. Кэрри даже не знала, жив ли он. Не мудрено, что методы ПОРОК'а способны уморить даже крепкий организм Минхо. И размышляя об этом, Кэрри всё больше желала вкусить сладостную месть, желала на краткое мгновение избавиться от всепоглощающей пустоты внутри. Ждать более она не намерена. Каждый день за исключением одиночных случаев, из недели в неделю, из месяца в месяц, Кэрри была вынуждена постоянно видеть её. Она наблюдала за ней, выписывала что-то в свой блокнот, и постоянно крутилась рядом. Единственное, чему она не изменила — боязни прямых взглядов. Сколько раз Кэрри бросала на Терезу длинные, испытующие взгляды? И сколько раз в ответ получала ничего? Пора положить этому край. Раз и навсегда. Ради этого и жизни не жалко. Вычеркивая себя из списка живых, она вычеркнет одного из самых главных паразитов. Пройдя дезинфекцию, они очутились между двумя лабораториями. Одна до сих пор пустовала, но в другой были видны активные подготовки к исследованиям. Там горел яркий свет и слышались звуки оживлённых разговоров. Собеседниками были мужчина и девушка в белых халатах. Мужчину звали Ричард Хенвелл, он курировал данные опыты, а девушкой была Тереза Агнес. Ей было поручено смотреть, наблюдать, делать выводы и заносить их в свой блокнот. Ава Пейдж считала, что таким образом Тереза сможет быстро набраться необходимого для работы с имуннами опыта и приступить к собственным исследованиям. Сэм ввёл Кэрри в лабораторию, Тереза по обыкновению своему опустила глаза, доктор Хенвелл указал обоим санитарам уложить субъект А2 на кушетку, а сам отошёл, чтобы надеть белые одноразовые перчатки. Сэм выполнил приказ молча, потому что с того самого момента, как они вышли из комнаты, где лежала Кэрри, он утратил способность говорить. Кэрри об этом позаботилась, ведь она не переставала контролировать его тело и вполне натурально изображать себя под действием сильных успокоительных. И в тот момент, когда доктор Хенвелл направился к кушетке, на которой лежала Кэрри, в его голову пришла неожиданная мысль. Не его мысль. «Возьми скальпель!» Доктор недоуменно постоял на месте, затем подошёл к металлическому подносу и всё же взял скальпель. Руки дествовали механически, словно подчиняясь кому-то невидимому, тому, кто имеет над ним безраздельную власть. «Но зачем мне чертов скальпель?" — спрашивал сам себя доктор Хенвелл, наклоняясь над девушкой. — Так это не для вас, это для меня, — вдруг улыбнулась она и тотчас стерла улыбку со своего лица, оно исказилось гримасой ярости. Кэрри схватила доктора за руку, держащую скальпель, и вывернула. Связки, не выдержав, порвались. Обезоруженный своей болью и ничего больше не замечая, доктор вскрикнул, обращая на себя внимание Терезы и двух санитаров. То, что после увидели те трое, навсегда останется в их памяти. Завладев скальпелем, Кэрри повалила доктора на кушетку, придавила одной рукой шею, а другой принялась наносить колотые удары в район треугольной мышцы, надеясь задеть яремную вену. Раньше у неё это получалось делать лучше. Быстрее. Без постоянных тренировок теряется даже навык убивать. От первых двух ударов на кушетку хлынула тёмно-красная кровь, свидетельствующая о том, что яремная вена была найдена. Кэрри это не остановило. Удары учащались, брызги крови попадали не только на белую одежду, но и на её лицо, что добавляло всей этой ситуации немалое сходство с фильмом ужасов прошлых веков. Тереза, быстро сориентировавшись, и оценив ситуцию по достоинству, бросилась к телефону, набирая номер кабинета канцлера Авы Пейдж. Когда шея доктора превратилась в сплошное месиво, Кэрри отошла от него, бросив бездыханный труп истекать остатками крови на кушетке. Испачканный красным скальпель скользил в её ладони, но она всё равно не выпускала его. Этот маленький кусочек заостренного металла был единственным оружием против всей научно-медицинской массы, жаждущей её крови. Закончив с доктором, Кэрри выдохнула и перевела взгляд на Терезу. Она была её целью, к которой Кэрри стремилась целых восемь месяцев и ради которой жила всё это время. Кэрри много раз прокручивала в голове сцены, в которых будет долго и мучительно убивать Терезу и никогда ранее она ещё не была так воодушевлена, ведь для того, чтобы прикончить этого мерзкого, пресмыкающегося паразита ей даже не придется использовать скальпель. Застанная врасплох Тереза не успела избежать взгляда Кэрри и этим самым отдала своё тело в её абсолютную власть. — Нет, Кэрри, не делай этого. Ты же знаешь, что это плохо закончится для тебя самой! Подумай о последствиях! Рука Терезы взлетела сама собой и хлестко ударила её по лицу. Оправившись от пощёчины, Тереза испуганно уставилась на свою руку, которая теперь парила в воздухе каким-то нелепым дирижаблем. — Как? — спросила она. — Сама знаешь, — последовал ответ. — Ты жалкая трусливая мразь, тебя убить мало! И как у тебя хватило смелости шляться рядом со мной? Или ты тешила себя мыслью, что в стенах ПОРОК'а я автоматически теряю свои силы? Становлюсь покорной рабыней вашего сраного прогресса? Засуньте себе в задницу все научные достижения и, поверьте, там ещё найдется место для ваших ученых голов! Кэрри обращалась ко всем, кто сейчас следил за ней через камеры видеонаблюдения. Тереза не отводила испуганных глаз от своей руки. — Отпусти меня, Кэрри, сейчас же. Ты ведь понимаешь, зачем я поступила так с вами. Не говори, что не понимаешь, — голос Терезы приобретал твердость. — Разве я говорила тебе оправдываться? — полюбопытствовала Кэрри. — Нет,— прошептала Тереза. На неё вновб напал страх. Она стояла, содрогаясь от предположения, что ещё может сделать её собственная рука. — Тогда тебе бы лучше помолчать. Я знаю, кому ты звонила, но пока эта стервятница приползёт сюда со своими подчиненными, с тобой будет покончено. Конечно, было бы куда лучше перехватить тебя и не позволить двинуться с места, но в свободной игре действовать интереснее, не находишь? Каково же будет стервятнице наблюдать за смертью своего детища? Ещё одного детища? — Заклинаю тебя всем святым, Кэрри, не делай этого! — нежданно громко взмолилась Тереза. — Ого, это ты-то говоришь о святости? Работница компании, которая сама себя окрестила ПОРОК? Что ж, я знавала парня, который смог бы по достоинству оценить всю иронию ситуации, но его тут нет, поэтому буду наслаждаться каламбуром в одиночестве. Тереза поняла, что уговорами она себе никак не поможет и всё стремительно идёт к задуманному Кэрри действию, поэтому решила хотя бы немного оттянуть время расправы. Но и тут попала в просак. — Ты всегда что-то упускаешь из виду, Терри. На этот раз – мою способность к телепатическому чтению твоих мыслей. И раз ты не хочешь поболтать со мной, то, пожалуй, приступим к делу. Обе руки Терезы, будто два магнита приклеились к её шеи, смыкаясь смертельным удушающим кольцом. Она громко захрипела, не в силах сдерживать напор собственных конечностей. — Не думай, будто я забыла про то, что ты боишься больше всего на свете, — многообещающе усмехнулась Кэрри. «Глаза! Глаза! Глаза!» — пульсировало в мозгу Терезы. — Именно, — губы Кэрри растянулись в широкую ухмылку. — Глаза. Я вырву твои глаза твоими же руками, как когда-то сделала твоя драгоценная мамаша. Припоминаешь ту тёмную комнату, правда, Терри? Лучше бы ты осталась там навсегда, лучше бы загнулась от Вспышки и избавила меня от страданий здесь. Одна рука Терезы отцепилась от шеи и теперь тянулась к глазам, мол: «Эй, глаза, как там вам живётся на одном месте? Не пора ли покинуть свои удобные глазницы?». У Терезы получилось вздохнуть свободнее, теперь она всеми оставшимися силами пыталась противиться контролю Кэрри. Вдруг ей показалось, что Кэрри более не сосредоточена на ней, что контроль слабеет. Неужели её план сработал? Неужели она увидела его?***
За несколько минут до того, как Кэрри убила доктора Хенвелла, в лабораторию напротив ввели объекта. Его руки украшали блестящие цепи наручников, а на глазах лежала черная повязка из-за которой ему ничего нельзя было разглядеть. Эти меры предосторожности очень громко говорили о том, что объект прослыл своим необузданным нравом и обходится с ним теперь нужно крайне осторожно. Приготовление к процедурам прошло успешно, и объекта уже пристроили к специальному устройству. На нем в вертикальном положении фиксировались руки, ноги, голова, и субъект буквально висел, пока датчики считывали его сердцебиение, кровяное давление и показатели работы мозга. Когда субъект прикрепили к этому устройству и сняли с его глаз повязку, то у него появилась возможность видеть всё вокруг себя. И первым, что он увидел сквозь стекло лаборатории напротив была исхудавшая, беловолосая, конечно же знакомая девушка с окровавленным скальпелем в руке.***
Кэрри почувствовала на себе чей-то взгляд. Её поразило это странное ощущение и как давно она уже его не чувствовала. Примерно со времен жизни в Глэйде. Зрачки медленно перешли с Терезы немного левее и взгляд тёмных взгляд мгновенно прояснился. Кэрри неверяще глядела на Минхо, всего на несколько секунд словив пронзивший сердце зрительный контакт. И пустоту вмиг заполнил огромный шумящий рой непонятных чувств. Тереза отошла на второй план. Она со своей ненужной жизнью была совершенно ей не интересна. Приоритеты в жизни Кэрри поменялись как карты в руках умелого картёжника. Она смотрела на Минхо, он смотрел на неё. Секунду спустя она кинулась к выходу из лаборатории. Тереза ей не припятствовала, знала, пока Минхо в их руках Кэрри далеко не убежит.***
Пейдж прервала рассказ Сэма на моменте, где Тереза не по своей воле хотела вырвать свои глаза. Ава считала, что не стоит слушать пересказ того, что видела сама. Когда Минхо и Кэрри увидели друг друга, Пейдж осталась стоять незамеченной в коридоре, уставившись на мозговые показатели субъекта А7. Они были поражающими, до этого момента она никогда не видела таких у всех уже испытуемых ранее имуннов. Пейдж знала, что такие показатели возможны, но они бывают только когда субъект чувствует смертельную опасность. Неужели всего один взгляд на девушку заставляет этого парня чувствовать то же, что чувствует человек, лежащий на смертном одре? Как это работает? Тереза молодец, что выдвинула такую теорию, как рабочую, но Аве нужна была четкая формула успеха. Спонсоры сами себя не излечат. Кэрри пролетела через коридор на тако скорости, что вряд ли вообще заметила Аву. Её взгляд был сфокусирован на Минхо, уже подключенном к АДИ. Она рвано размахивала окровавленным скальпелем, отпугивая докторов и санитаров. Пейдж не понимала, почему те так испуганно шарахались в сторону. Кэрри не представляла угрозы в таком ошалелом состоянии, она была похожа на израненное животное, что изо всех сил пыталось защититься. Педж внезапно подумала, что нападение на Терезу было не целью, а лишь частью плана Кэрри. Что настоящим стремлением девчонки была её смерть, а не убийство Терезы. В любом случае, и Аву, и Терезу от печальной участи спас Минхо. Он увидел вбежавшую в лабораторию Кэрри прежде чем доктор повысил напряжение в АДИ и глаза его закатились от боли. Минхо был намного выше Кэрри ещё оттого, что на дюйм был оторван от пола. Она, рыдая, смотрела на него мокрыми от слез глазами и тщетно пыталась докричаться. Он слышал как её голос прорывает плотную белесую пелену боли перед глазами, как мелькает её лицо в образах и воспоминаниях из Глэйда. Ночь в Лабиринте. Они лежали на стене, смотрели на звезды. В её волосах застряли листочки плюща, живот, руки и штаны измазаны зеленой плесенью. Затем другой день —день побега. Картохранилище. Он хотел её поцеловать. Сознание блеснуло своей ирреалестичностью, когда он увидел лицо Кэрри, бледное и осунувшееся. Губы кровоточат, волосы отросли и поредели, на носу пара-тройка веснушек. Мрази пороковцы всё это время убивали её в три раза ожесточеннее, чем его. Минхо закричал, попытался вырвать руку из держателя. Кэрри изумленно вздрогнула, увидев как качнулась конструкция АДИ. Продолжения не было. Когда Дженсон, ногой отворив двери, выстрелил в Кэрри транквилизатором, показатели Минхо подскочили выше должного предела, но лишь на двадцать восемь секунд. По прошествии этого мизерного отрезка времени субъект А7 провалился в привычное для этой процедуры забытьё и такого подъёма не за ним, не за кем-либо другим больше не замечалось. — Ну что ж, — подытожила Пейдж, вставая из-за стола. — На сегодня все свободны. Кроме мистера Дженсона, вас я попрошу остаться для обсуждения дальнейшего плана действий. Санитары встали и быстрехонько убрались восвояси, а Пейдж подошла к Терезе и, сочувственно улыбнувшись, погладила по плечу. — Советую ехать прямо домой. Тебе сегодня больше всех досталось, так что считай это освобождение по уважительной причиной. Но завтра я жду тебя здесь, ты будешь нужна мне для переговоров. Тереза смогла лишь слабо улыбнуться в ответ и, кивнув, выйти из кабинета Пейдж вслед за санитарами. Она чувствовала себя очень странно. С одной стороны она была рада, что смогла добиться хороших результатов, сместив расписание субъектов. Её теория насчет влияния симпатии и привязанности на мозговую деятельность в экстренных ситуациях подтвердилась блестящим завершением. Она сожалела лишь о смерти специалиста Хенвелла. — Ну так и о чём вы хотели со мной поговорить? — ввернул Дженсон, когда за Терезой закрылись двустворчатые матовые двери. Пейдж указала ему на стул рядом со столом и заняла своё место в кресле. — Присаживайтесь, пожалуйста. Дженсон послушно сел, думая да гадая, что на этот раз подготовила для него эта старая чертовка. Несмотря на возраст, она смогла сохранить стройность фигуры, но вот смотреть на ей лицо, изуродованное подтяжками и ботоксными инъекциями, Дженсон без содрогания научился не сразу. — Не буду зря тратить ваше время и скажу сразу, что хочу переместить субъекты А2 и А7 в лабораторный центр Новакова к другим имуннам, — заявила Пейдж. — На юг? Вы уверены, что это безопасно? — обеспокоено спросил Дженсон. И Кэрри, и Минхо были отличными источниками индима, потерять такие ресурсы было бы непростительно. — Думать о безопасности – не моя работа, — едко заметила Пейдж. «Стерва, знает, как осадить!» — мысленно прошипел Дженсон. — Да, вы безусловно правы, — вслух смиренно согласился он, но всё же решил не сдаваться. — Но что натолкнуло вас на решение переместить субъекты? Пейдж вздохнула, встала с кресла и подошла к окну, устремив взгляд куда-то за стены мегаполиса. — Мыслительные процессы, стремительно развивающиеся в мозгу субъекта А2, то есть Кэрри, по истине удивительны и прямо таки совершенны. Это не то замшелое мышление, тонущее в разъедающем болоте эмоций, которое просматривается у большинства. Телепатические способности с каждым днём приобретают более чёткие и реальные особенности. И это не временная способность к телепатии, которая настигает имуннов после испытательных тестов. Это нечто уникальное. Это привлекло меня в ней, когда я впервые увидела её анализы. — Её привлекательные анализы никак не влияют на поведение, — сказал Дженсон. — В прошлый раз она помогла вашему ненаглядному Томасу провести сюда Правую руку, они увели большую часть детей, а также нескольких людей из обслуживающего персонала. — Насколько я знаю, благодаря стараниям ваших программистов, мы усовершенствовали систему защиты. К тому же здесь она одна, без Томаса не справиться, даже если захочет снова устроить мятеж, ей в этом никто не поможет, — ответила Ава. — Не забывайте про субъекта А7. Он опаснее Томаса, и, судя по всему, с дамой в более близких отношениях. Им ничего не мешает создать новый заговор. — Тогда вы должны сделать всё, чтобы держать их на виду друг у друга, и в то же время не позволять им думать о чем-то кроме своей боли, — жестче промолвила Пейдж. — Не лучше ли будет изучить их здесь, где вы сможете лично проконтролировать ситуацию в любой момент, — настаивал Дженсон. — Я не могу вечно сидеть рядом с ними и следить за всем, — невозмутимо ответила Пейдж. — Прикажите это сделать мисс Терезе, — предложил Дженсон. — Она умна, но недостаточно опытна. Нет, я уже решила, что этим займутся группы специалистов в лаборатории Новакова. Говорили же они, что у нас всех мозг работает всего на два процента. Нельзя загубить Кэрри в её эволюционном порыве превзойти гениев старых поколений, она должна сполна развить свой потенциал и помочь Минхо занять заслуженное место рядом с собой. — Если у вас мозг работает только на два процента, то у серых масс насколько? На ноль целых двадцать пять десятых? — не без усмешки поинтересовался Дженсон, а потом посерьезнел и сказал: — Для успешной и безопасной доставки иммунов, с вашего позволения, я использую новый Берг. — Разумеется. Будет досадно, если имунны разобьються насмерть, не долетев до места встречи с новыми удивительными тестами.***
Перед отправкой в лаборатории Новакова имуннов повели на полный медицинский осмотр, чтобы избежать проблем при перелете. Кэрри стерпела всё, от МРТ до гинеколога. В последний день её направили в стоматологический кабинет, где она опять встретила Джо Фитхэлда, но не узнала его. Он похудел, был серьезен и мрачен, не шутил, как в прошлый раз, даже не разговаривал с ней. Кэрри стойко держалась на прошлых тестах, уколах и анализах, но почему-то такое обращение со стороны человека, вызывавшего симпатию, огорчало больше всего. «Не спеши проклинать» — услышала она рваный отрезок фразы, сидя на кресле с широко открытым ртом. Голос был его, Джо Фитхэлда. Кэрри изумленно посмотрела на его глаза в обрамлении черных длинных ресниц, на брови, что не сростались в одно целое только благодаря стараниям пинцета. Его лицо наполовину скрывала маска, но даже из под неё было видно, что щетину дантист не сбривал больше трех дней. Поразительно. На него не похоже. Сегодня за ними наблюдали две санитарки и двое военных. Кэрри нельзя было оставлять без присмотра даже в такой момент. Особенно в такой момент. «Ты обладаешь телепатией?» — послала ему четкий вопрос Кэрри. «Слегка» — приплыл ей туманный ответ. «Что ты хочешь мне сказать?» «Правая рука исчезла». Кэрри почувствовала острую боль в сердце. «Откуда ты это знаешь?» — спросила она. «Я поддерживаю контакты с людьми за стенами, раньше они знали Правую руку, но после их последней стычки с ПОРОК'ом, от них ни слуху, ни духу. Все базы опустели, люди пропали с радаров, но здесь, в окрестностях Города назревает бунт похлеще тех налетов, что устраивала Рука». Кэрри боялась пропустить в этот мысленный диалог какое-то своё размышление, поэтому сосредоточилась на его глазах. Тёмных, они словно отражали текст, что высвечивался в её голове. Он говорил с ней, он хотел передать ей важную информацию. Джо Фитхэлд, искусный стоматолог-генералист, тоже был предателем ПОРОК'а. «Поэтому нас отсылают отсюда подальше?» — интересовалась Кэрри. «И да, и нет» — ответил Джо. «От вас им надо одно: мозги. Ваши тела и личности только неудобные контейнеры, в которых те самые "мозги" имеют неудовольствие перемещаться. Вас планируют запереть в подземных лабораториях до конца ваших жизней. Если не поменяются планы, разумеется. Тебя и Минхо, вас двоих будут теперь тестировать вместе, они верят в особую связь между вами, зарожденную на глубоком уровне, возможно в самом гипоталамусе. Эта связь имеет влияние на счастливый исход дела всей их жизни, поэтому они не отступят, не сомневайтесь». «Что ты мне посоветуешь, Джо?» — спросила Кэрри. «Выжить. И не сойти с ума». Он закончил чистку камней, Кэрри ощутила на зубах привкус сладкой мяты и крови, от задетых десен. Теперь слюна спокойно проходила между зубов, а они сами стали гладкими и блестящими. Кэрри оглянулась на Джо в последний раз, когда её уводили под конвоем. Он увлеченно чистил свои инструменты, и Кэрри вдруг осознала, что не испытывает к нему ненависти, как ко всем остальным. Интересно, почему? Из-за того, что он отличный стоматолог, после приема у которого она всегда чувствует себя лучше? Из-за того, что он уже однажды прикрыл их всех, когда они сидели в кладовой, как заговорщики, коими и являлись? Из-за того, что Джо был одним из тех, кто по-настоящему правильно расставлял приоритеты? Точно сказать было сложно. Да и неважно. Следующим утром её в предрассветной темноте загрузили в новейший Берг.***
Кэрри никогда раньше не видела такой огромный летательный аппарат. Берг с номером 780NF на раздвоенном хвосте и надписью «ПОРОК ИНДАСТРИЗ» на боку встречал своих первых пассажиров. Кэрри вели последней. Так, по крайней мере, она решила, поскольку не увидела никого вокруг из тех, кто внешне сошел бы за имуннов и поскольку её подозрения подтвердил в мыслях один из сопровождающих докторов. Все остальные имунны на борту. Она последняя. Надо торопиться. Её завезли внутрь по трапу, прокатили по внутренностям Берга, а затем переложили с перевозной тележки на какую-то продолговатую плоскость и сказали приготовиться. К чему, сказать забыли. Кэрри вытянула руки по швам, зажмурилась, ожидая чего-то страшного, неопознанного, но вместо этого произошло следующее. Плоскость быстро задвинулась внутрь специального отсека, за которым герметично закрылась дверца и Кэрри осознала, что её заперли в невероятно узком пространстве. Тёмном и давящем. Она несмело подняла руки, они уперлись в потолок, даже не разогнавшись в локтях. Дышать становилось труднее, Кэрри была в дюйме от приступа клаустрофобии, как вдруг воздух вокруг зашипел, включились приглушенные лампочки и маленькая капсула осветилась приятным для глаз светом. Кэрри с удовольствием вдохнула полной грудью, смакую кислород. Паника отступила, но не совсем. Несмотря на отсутствие одеяла лежать было удобно и тепло. Кэрри всё равно ощущала давление замкнутого пространства и старалась не думать о нём, сфокусировавшись на комфортных условиях. Матрац под ней принимал форму изгиба позвоночника, ортопедическая подушка укладывала голову в приятное положение. Звуки полета изнутри доносились приглушенно, но Кэрри всё равно слышала как огромные лопасти рассекают воздух, поднимая внушительную махину в небо. Утро было ранним, Кэрри клонило в сон. Она повернулась на бок, обхватила себя руками и попробовала уснуть, уперевшись спиной в стенку капсулы. Кислород поступал порционно, с каждым её вдохом, словно подстраиваясь под индивидуальные факторы. Техника мерно гудела. Кэрри провалилась в сон.***
Ей приснилась более расширенная версия той капсулы, в которой она заснула. Эта отличалась от своего реального прототипа помимо размеров ещё тем, что была не заперта. Кэрри осторожно села на матрасе, её голова даже не уперлась в потолок, и сползла вниз, осторожно спрыгнув на пол. Только это был не пол Берга. Белые мокасины коснулись земли, мягкой, покрытой насыщенно-зеленой травой. Из груди вырвался вздох. — Добро пожаловать, — окликнул её знакомый голос. Кэрри повернула голову и увидела Ариса. Он стоял, слегка сгорбившись, в такой же белой рубашке и широких штанах, которые надевали на всех имуннов. Его рука, тонкая, покрытая оливковой кожей, поднялась в приветственном жесте. — Как дела? Вопрос был задан до того непринужденно, что Кэрри фыркнула от смеха. — Волшебно! Объяснишь, что происходит? — Я подключился к твоему сну. — О, — протянула Кэрри, как будто слова Ариса действительно много что объясняли. — А как дела у тебя? — Да вот, пытаюсь скоротать время и создаю локацию для будущей беседы. Позвал тебя раньше необходимого, не злись. Просто считаю, что раз у нас состоится диалог, определиться с местом его прохождения надо двоим. — В нашем мире мало кто считался с моим комфортом, так что спасибо, — сказала Кэрри и осмотрелась. — Мне кажется тут мрачновато. — А я думаю, что спокойно, — пожал плечами Арис. Они стояли на расстоянии пяти футов, посреди пустынной поляны, насквозь пропитанной туманом. Белый и зеленый цвета, смешавшись в холодной гамме образовывали такой альянс, который вводил в замешательство и одновременно заставлял чувствовать необъяснимое умиротворение. Кэрри поняла, что это место её вполне устраивает. — Давай остановимся здесь, — сказала она. — Поддерживаю. Они сели прямо на траву, немного влажную, но в целом мягкую и приятную. Диалог надо было с чего-то начать. Они не виделись очень долго, сказать предстояло много, но вот начало загвоздка любой беседы. — Как там Соня? — полюбопытствовала Кэрри, чтобы разговорить Ариса и разговориться самой. — Я её усыпил, в надежде, что на этот раз ей присниться не кошмар, — ответил Арис. — Ты умеешь усыплять? — Только Соню. Не знаю, как так получается, но мне хочется облегчить ей страдания. Сон – лучшее успокоение. Жаль, в последнее время её начали мучить плохие сны. — Счастливица, меня не прекращали, — криво улыбнулась Кэрри. — Что же её пугает больше всего? — Не знаю, но всё, что она вспоминает после пробуждения – это парень. — Парень? — Не совсем парень, я бы сказал мальчик. Может лет двенадцать, не более. У меня есть предположение, что это её брат, которого она забыла, когда ей стерли память. — Удивительная теория, — сказала Кэрри. — Как там Минхо? — спросил Арис. — У меня никогда не получается подключиться к нему, он слишком плотно блокируется от всех вокруг. Я знаю, что он сегодня с нами в Берге, летит к Новакову, чувствую его присутствие, но не могу уловить четкость мыслей. Все мысли, будто размыленное изображение. С ним слишком сложно. — Да в гробу я его видала, — ответила Кэрри. — Правда? — Рядом лежал. — Очень мило. Они помолчали какое-то время. — Ты разговаривал с Фитхэлдом? — спросила Кэрри, заполняя тишину. — С Джо? У нас вчера был милый телепатический тет-а-тет в окружении бравых солдат ПОРОК'а. Он сказал, что ничем не может нам помочь. Со дня на день его самого засекут, он сказал, что собирается убегать в трущобы и прятаться там. Понятия не имею, как он будет выживать, но верю, что у него получится адаптироваться и в обществе за стенами. — О, да, он сможет. Но я хочу услышать твою версию, почему нас отправляют туда? — Внутри тебя, в твоей голове есть нечто, что даёт тебе силу развивать чужие способности. Ты можешь проникать в сознание другого человека, тебе подвластна его центральная нервная система, как будто ты и есть вирус, понимаешь? Кэрри понимала, но то, чтó она понимала не вызывало у неё восторга. — Я размышлял об этом долгое время и пришел к выводу, что ответ спрятан в пережитом тобою опыте до Лабиринта. Это «что-то» кроется в стертой памяти. Тогда я задался вопросом, почему ПОРОК'у просто не вернуть тебе память и не выяснить, что же там такое, проанализировав все поминутно. Но мне кажется, я нашёл ответ. Память это наше главное оружие, и его у нас отобрали. Вернув его тебе, они обрели бы силу. И ты тоже. И ты, как обладательница, смогла бы добраться до отгадки быстрее их, а затем обратить её против них. Наверное, однажды ты уже сделала так и теперь они бояться повторить свои ошибки. Иногда (почти всегда) Кэрри казалось, что другие люди думают о ней больше её самой. — Ты говоришь чересчур странные вещи, скоро доведешь меня. Я начну пугаться своего отражения в зеркале, — сказала она, кинув на Ариса быстрый взгляд. Он продолжал, не обращая внимания на её слова. — Телепатия у поколения Альфа, то есть у всех детей, рожденных после солнечной агрессии, само по себе явление не то, чтобы посредственное, но и не уникальное. У большинства она проявляется так тихо и ненавязчиво, что они даже не осознают её присутствие в своих головах. «О, Боже, кажется, я ненарочно подслушал его мысль! С кем не бывает, простое совпадение!». Но ты не такая. Твой вид ещё не исследован, поэтому тебя не хотят использовать как доброкачественный источник индима, коим ты являешься благодаря пройденному Лабиринту. С их стороны такое неразумное расходование ресурса, то есть тебя, было бы равносильно браконьерскому убийству огромного мамонта ради жалкой пары бивней. — Что же со мной не так? — не выдержала Кэрри. — С тобой всё так. Если ты отличаешься от нас, это ещё не значит, что с тобой какой-то непорядок. Мы все в особенностях разные, мы жертвы стечения разных обстоятельств и факторов, никто из нас не может быть точной копией себе подобного, поскольку даже одинаковый опыт имеет способность по разному влиять на индивидуальность каждой отдельной личности. Твоя сила в возможности давать стимул развития других. Я сильный ТП, но без содействия твоего сознания никогда бы не создал это. Он пространным взглядом указал на окружающую их среду, воплощенную благодаря его воображению. — С Минхо тоже самое, — продолжал Арис. — Он самый сильный из нас, таких, как он, ещё не рождалось на этой земле, но он всего лишь человек. А ты его вечный двигатель. Ты даешь ему нечто такое, что заставляет его каждый раз перешагивать через самого себя и уверенно идти навстречу прогрессу. Тому прогрессу, которого желает ПОРОК и в который вкладывает все наши силы. Он задумчиво посмотрел в белую даль. — Минхо это последняя надежда человечества, но он не вечен. Ты поддерживаешь в нём силы. Не знаю, каким образом и за счёт чего ты на него влияешь, но это работает. — Я не такая умная как вы все, я не могу понять, что такого происходит в моем мозгу и как оно потом принимать форму для лечения вируса, — скривилась Кэрри. — Я просто хочу спокойной жизни, тихой, без страстей и чувств. Желательно однообразной, неспешной. Я так устала, если бы ты знал, как я устала. Каждый день я просыпаюсь и не могу понять, зачем? Зачем я открыла глаза? Зачем просто не умерла во сне? Я вообще не люблю ныть и жаловаться, но раз у меня сейчас появилась такая возможность, упускать её я не собираюсь. — Ладно, — уголки губ Ариса дрогнули в улыбке. — Можешь жаловаться, но только не плачь. Терпеть не могу когда плачут. — С такой поддержкой как у тебя даже жаловаться перехотелось, — прицокнула языком Кэрри, устало закатывая глаза. — Так к чему ты вёл? — Мы все словно разбросанные элементы одной идеальной (смертельной для нас) формулы. Думаешь, почему они так желают вернуть Томаса? Хочешь сказать, им нужен его уникальный разум в новых разработках? Нет, он последний элемент. У них есть четыре мощных имунна на руках, для создания рабочей вакцины им не хватает пятого. Томас должен вступить в взаимодействие с тобой, мной, Соней и Минхо по отдельности, а затем наши сознания предположительно сольют в один поток. В ту ночь, перед тем, как нас забрали от Правой руки, ты кричала, что им не найти лекарства, но я с тобой не согласен. Они его найдут. Использовав и убив нас, они добьются своей цели. — Откуда ты всё это знаешь? — спросила Кэрри. — Ну, я же был одним из Создателей. Мы, в смысле, я, Тереза, Рейчел и Томас не имели какой-то огромной влиятельности, нами просто пользовались. Как вами, только в другом смысле. У субъектов они отнимали тела, а у нас сознания. Промывали нам мозг удобной для них пропагандой и настраивали на должный лад для генерации идей в испытании Лабиринтом. Мы были детьми, без родителей или других взрослых, что могли бы стать стеной между нами и пороковцами. У нас, как и у вас, не было защитников, мы стали оружием в руках остатков правительства Старого мира, до последнего этого не сознавая. Я каждый раз умиляюсь, просматривая логическую цепочку и приходя к выводу, что меня, по факту, бросили в ту ловушку, которую я сам проектировал на протяжении долгого времени. Рейчел, работающая вместе со мной, эту ловушку пережить не смогла. Её убила Бет, когда мы уже нашли выход. Но я не виню Бет, понимаю, что она тоже была всего лишь марионеткой, слепо шагающей по дорожке, обозначенной ПОРОК'ом. Не виню ещё и потому что был таким же. — Был? — вскинула брови Кэрри. — Ава приходила ко мне несколько раз, — кивнул Арис. — Сама, лично. Предлагала снова работать вместе. Потом уговаривала. Потом угрожала. Затем снова выставляла выгодные, якобы для меня, условия, а затем снова разочаровывалась и угрожала. Я не согласился, и теперь отправляюсь к черту на куличики, где с меня по-любому сдерут шкуру заживо, лишь увидеть, как на такие милые изменения отреагирует мой мозг. — Ты думаешь, там будет настолько плохо? — Молюсь, чтобы не было в сто крат хуже. К слову, ты что-то слышала про роли, уготованные для каждого субъекта, проходящего испытания Лабиринтом? — Да, Томас мне рассказывал. — И ты, наверное, в курсе насчет своей роли? Кэрри посмотрела на него долгим взглядом, а затем промолвила. — Убийца. Истребитель группы А. — Верно, так должно было быть, если бы вместо тебя субъектом А2 стал Томас, — кивнул Арис. — Томас? — Он самый. Ты не входила в планы, ты должна была стать независимым экспериментом, что только после трёх этапов скрестился бы с остальными имуннами, но что-то пошло не так. Память моя не полная, я не могу сказать тебе точно, что произошло, но Ава утвердила все изменения, связанные с твоим появлением в группе А. Она разрешила расформировать план, четкий план, что выстраивался годами только из-за тебя. Ты – риск, но ты также и шанс на прорыв. Долгожданный прорыв. Кэрри выглядела пораженной. — Сейчас быстро набросаю макет развития событий если бы тебя, предположительно, вовсе не существовало. Первое и основоположительное – вместо тебя в Лабиринт тем месяцем отправили бы Томаса. Он занял позицию киллера. Через месяц после него в ваш Глэйд прибыла бы Тереза. Она исполнила роль предательницы, сыграла на чувствах Томаса и вернулась на своё место в ПОРОК'е. После Лабиринта и глэйдеры, и айсерки должны были бы параллельно пройти продолжительные две фазы испытания, по окончании которых самым старшим исполнилось по двадцать пять лет. Планы Пейдж и её сотрудников обрушились из-за внешней ситуации, так что даже испытание Лабиринтом пришлось сократить с пять лет до трех. Им срочно понадобились имунны, и вот мы все здесь. — Почти все, — Кэрри исправила его с непривычной для себя дотошностью. — Верно. Что в очередной раз подтверждает – стоит ПОРОК'у захотеть и он получит это. Но твоё появление разрушило систему, ты вышла из подчинения, и не убила меня, хотя должна была. — Очаровательный сюжетный поворот, но с возложенной на меня задачей лучше всех справился бы Минхо. И почему ты отказался работать на Аву? — Думаю, что на меня повлияли смерти подруг, созерцания мучений Сони и сотни других детей. Я просто не смог бы продолжать делать то, что делал раньше со спокойной совестью. После ликвидации память у меня изменилось мышление, поскольку впервые появилась возможность думать своей головой. Сначала это было непривычно, я не мог понять, как правильно мне поступить, искал истину в других, ведь привык. И так было удобнее. Если истина давала трещину, виновником становился человек, открывший её для меня. Всегда можно найти крайнего и выйти сухим из воды. Но Рейчел дала мне понять, кто я такой на самом деле, и я сознательно, подобно искупителю, три раза сказал Аве «нет». — Боже, как поэтично, — усмехнулась Кэрри. — А ты не думал, что отказавшись играть в судьбах имуннов активную роль, ты просто избрал пассивную, что является лишь иным ответвлением того же плана. — Думал, — кивнула Арис. — Если это правда так, то в избранном мною варианте присутствует хотя бы щепотка моей доброй воли. Минхо признался, что любит тебя? Кэрри поражалась тому, как быстро её собеседник умел перескакивать с темы на тему. Лампочки в его голове переключались и мигали с головокружительной скоростью. В здоровом состоянии Кэрри ещё могла уследить за этими алгоритмами, но будучи до смерти уставшей делать этого не могла. — Кому? — поинтересовалась она, недоуменно мигая. — Себе, конечно. У него подскочили показатели из-за того, что он бы застан врасплох, увидев тебя. Они рассчитывали, что «случайная» встреча станет неожиданностью для вас обоих. Им нужна искренность, настоящие эмоции, которые могут влиять на мозговые процессы мощными вбросами гормонов. — Он не признался, потому что не любит, — спокойно ответила Кэрри. — Он переволновался просто потому что мы давно не виделись. Наши отношения даже дружескими назвать нельзя. — Правда, что ли? — Арис совсем не иронично нарисовал на своём лице гримасу изумления. — А то я как-то не уловил суть ваших отношений пока мы переходили через Жаровню. И когда вы спали рядом каждую ночь, не уловил. И когда он нес тебя на спине, хотя сам изнывал от усталости, тоже к уловил. Похоже, у меня вообще плохо с улавливанием. Особенно когда ты бросилась ему на помощь за пару минут до того, как тебе самой понадобилась эта помощь. Тогда моё улавливание прямо на нет сошло. — Меня не приплетай, ладно, — мрачно буркнула Кэрри, скрещивая руки на груди. — То, что чувствую я к этому самовлюбленному засранцу не имеет никакого отношения к тому, что никогда не испытывал он ко мне. — Ты в этом уверена? А, впрочем, ладно. Брыкайся в своей нейтральности к нему сколько хочешь, показатели на АДИ скажут сами за себя, когда ты увидишь, как его пытают. — Заткнись. — Поступки это лучший переводчик мыслей, не забывай об этом. Кэрри растянулась на траве. Как славно будет, если по окончании этого сна пороковцы найдут её мертвой. Тот отсек и без того напоминает кейсы в морге, а что за ящик без трупа внутри, правда? — Как глупы люди, если считают, что наша раса может существовать вечно, — сказал Арис. — Разве много надо, чтобы уничтожить нас? Всего одна эпидемия, два поколения уже полегли и тянут за собой на дно третье. А третье не железное. Мы из плоти и крови, мы тоже болеем, и умираем. Назревает вопрос. Кто останется после нас? Большинство из нас чисто по физиологическим соображениям не смогут зачать детей, а выносить и родить? Кому это вообще под силу? Женщинам, которых мужчины подвергали мучениям на протяжении всей человеческой истории? Нет. Был бы я женщиной, то организовал бы какую-то операцию по вырезанию матки, чтобы никто не смел оплодотворить меня и превратить в живой инкубатор. — Хорошая идея, — искренне отреагировала Кэрри, приподнимаясь на локтях. — И месячных бы тогда не было. — С телом начнут происходить гормональные перестройки – менструации действительно пропадут, а если в ходе операции будут удалены яичники, наступит резкая менопауза. Симптомы придется подавлять с помощью гормональных препаратов, но в остальном это вполне осуществимое действо. — Арис, ты меня вдохновил. Я озвучу свои пожелания пороковцам, надеюсь матка никак не влияет на ход их исследования и они помогут мне от неё избавиться. Сделают хоть что-то хорошее для меня. На этой чудесной ноте им пришлось попрощаться, потому что Берг качнулся и они оба проснулись. По коридору с внешней стороны спального отсека ширенгой пробежали солдаты. Имунны прибыли в лаборатории Новакова.***
Первый день прошел по стандартной программе и закончился быстро. После низкокаллорийного ужина в одиночестве Кэрри уложили спать. В одиночной комнате, что мало отличалась от той где она спала восемь месяцев до этого. Кэрри долго прислушивалась к голосам и мыслям, но вокруг было удивительно тихо. Даже спокойно. Можно поспать. Утро началось по расписанию, её разбудили, измеряли давление и температуру бесконтактым термометром. Все показания вернулись в норму. В обед вместо полноценного приема пищи ей дали выпить воды из трубочки. Она была какого-то странного, не свойственного для воды зеленого цвета и имела соленый привкус. Но Кэрри насторожил не цвет воды, а сам факт того, что ей её дали. Значит, не хотят, чтобы она сблевала. Значит, готовят организм к чему-то страшному. Страшное наступило вечером. Её повели в темную комнату, где стояло всего одно кресло и оставили там одну. Она неверяще осмотрелась. Что происходят? Они покинули помещение, потому что сейчас станут подвергать её каким-то смертельным излучениям и не хотят попасть под них сами? Или ещё не всё готово для эксперимента и они готовяться вернуться в любую минуту, чтобы застать её врасплох. Наказать за непослушание. Она ведь позволила себе крутить головой по сторонам. Невиданная дерзость. Её руки лежали на подлокотниках, ноги стояли на полу. Кэрри даже предположить не могла что будет дальше. Вдруг вместо темной стены перед глазами вспыхнул экран, озаряя её лицо белым ослепительным светом. Кэрри зажмурилась, но не смогла прикрыть глаза руками, потому что их захватили в плен кожаные ремни, притянувшие запястья к подлокотникам. Кэрри попробовала дернуться, но это ничего не дало. Кресло оказалось ввинчено в пол огромными болтами. Подошвы мокасин приросли к плитке, шею притянуло таким же ремнем, как и на запястьях. Талия была обвита несколькими полосками плотной материи, что не позволяли шевелиться. Кэрри поняла, она абсолютно обездвижена. Всё, что ей остается — неотрывно смотреть в экран. Глаза немного привыкли к свету и теперь она могла без боли в роговицах смотреть на трансляцию. Трансляция шла из Глэйда.***
Лифт. Солнце. Трава. Лето. Стены. Всё это мелькало у неё перед глазами в жутком гипнотическом калейдоскопе. Кэрри начинала забывать, где находиться. Она больше не чувствовала давления ремней. Теперь ей босые ступни щекотали полевые цветы, вокруг летали мотыльки и пчелы, собирая пыльцу с самых ярких цветов. Кэрри вдохнула воздух, теплый и душистый. От нахлынувших воспоминаний захотелось плакать. Потом её забросило в Лабиринт, ночью. Кэрри отчаянно брыкалась и кричала, но кадры неумолимо возвращали её в ночь, когда она запросто могла отправиться к праотцам. Затем кадры повторялись. Глэйд, Лабиринт, смерть Бена, ночь, когда гриверы напали на них. Кэрри так громко кричала, что сорвала голос. Она не знала, сколько это всё продолжалось. Ей показалось, что она основательно сходит с ума. Возможно, так и было. Перед тем, как трансляция прервалась, Кэрри увидела, что экран был прозрачным. По ту сторон от неё, в точно таком же кресле сидел Минхо.***
Когда сеанс закончился, в комнату запустили основной свет. Кэрри нашли с головой, низко опущенной на грудь и бормочущей вполголоса: — Беги... Беги... Беги... Беги... Временное помутнение рассудка. Пройдет после шоковой терапии. Её отстегнули, положили на носилки, увезли в изолятор. Доктор Новакова лично следила за ходом эксперимента, желая задействовать в нём два ума. Девочка, субъект А2, отлично шла на контакт, была восприимчивой и проживала показанные ей кадры, словно вв первый раз. Её эмоции были настоящими, она вела себя понятно, её можно было прочесть, словно открытую книгу. А мальчик был скуп на проявление чувств, весь эксперимент он просидел с недрогнувшим лицом. Триггер с воспоминаниями на него не сработал. Как и говорила Агнес. С этих пор Новакова будет испытывать его только в паре с девочкой. Она хочет сама убедиться, в правду ли только девчонка принуждает парня сбрасывать с себя маску незаинтересованности и по-настоящему сострадать. Может в этом ключ к замку разгадки? Если это правда, то почему бы не убить её на его глазах и не проверить его реакцию по всем параметрам? Через минуту у неё созвон с Авой Пейдж. Новакова поправила волосы и села за стол, ожидая входящего включения. — Приветствую вас, дорогая коллега, — поздоровалась Пейдж, появившись на экране. — Добрый вечер, госпожа канцлер. Рада видеть вас в добром здравии. — Благодарю за заботу, — сухо ответила Пейдж. — Прошу вас озвучить доклад о состоянии прибывших к вам вчера имуннов и ещё раз рассказать о планах дальнеших экспериментов. — Конечно, — Новакова выдавила из себя улыбку. — Все субъекты доставленные в лаборатории для подробных исследований чувствуют себя в пределах медицинской нормы. Благодаря новым технологиям перемещения, они практически не почувствовали влияния перелета через континент. Переходя к планам экспериментов хочу поделиться с вами новой идеей. Новакова ввела в звонок презентацию видеозаписей с сегодняшнего эксперимента. Ава изучала их с задумчивым видом. — Телевидение всегда имело потенциал оказывать гипнотическое воздействие на зрителей. Первый аспект это, разумеется, визуальная стимуляция. Телевидение предлагало огромное количество визуальной информации через яркие изображения, быстрые смены кадров, спецэффекты и рекламу. Это может привлекать внимание и заставлять зрителя сосредоточиться на экране. В этом эксперименте мы больше полагаемся на эмоциональное воздействие. Программы и реклама на телевидении часто использовали эмоциональные приемы, чтобы вызвать определенные чувства у зрителей. Это может быть радость, страх, сопереживание или любопытство, что может усилить вовлеченность зрителя. Мы же сыграем на их воспоминаниях, возможно сможем вызвать ностальгию. — Звучит весьма неплохо, я надеюсь, что у вашей идеи будут результаты, а не просто красивая концепция, — сказала Пейдж. — На этом вынуждена закончить нашу беседу, если у вас появяться какие-то вопросы по поводу уходу за отдельными субъектами, пишите непосредственно мисс Агнес. Ах, да, чуть не забыла. Если вы уморите хоть одного из них в ходе своих экспериментов, будете отвечать своей головой. Я передала вам живых детей, назад планирую получить их такими же здоровыми. — Здесь вам не оздоровительный центр, это лаборатория! — вскипела Новакова. — Я думаю, мы прекрасно друг друга поняли. Всего доброго. Берегите моих имуннов и не забывайте про ценность своей головы. Новакова подождала две минуты наверняка, чтобы убедиться — Пейдж отключилась полностью, — а затем грохнула массивным кулаком по рабочему столу. Хрустальная статуэтка ДНК пошатнулась, риску свалиться на пол и разлететься на тысячи осколков. Эти лаборатории были основаны её отцом, пока тот не умер от Вспышки восемь лет назад. Названы они были тоже в его честь. И, несмотря на всю свою любовь к нему, Шерил считала, что он был чересчур мягок. Отступал, когда был в шаге от победы. Жалел всех вокруг, когда надо было сцепить зубы, проявить хладнокровие и двигаться вперед. Эти повадки она замечала и в Аве Пейдж. Они выводили её из себя посмертным напоминанием о почившем отце и его остолопой человечности. Будь её воля, она не церемонилась бы с ними, удушила бы этих маленьких засранцев голыми руками, но теперь на этих руках висели кандалы приказа. Шерил Новакова дала себе обещание удержаться от жестокого убийства всех непригодных и продолжительных пыток пригодных. О возвращении святой инквизиции, убивавшей во имя Христа Спасителя, пришлось позабыть. У власти дежурили чертовы моралисты.***
Через неделю ежедневных вечерних "кинопоказов" Кэрри научилась блокировать навязчивое влияние. Теперь они с Минхо сидели по одну сторону экрана и смотрели безумно смонтированны фильм. Каждый день одинаковый. Одинаковый, как каждый последующий день. Они вдвоем так упрямо отталкивали навязанные образы, что синхронизировали потоки телепатической энергии и Кэрри даже не заметила, как переместилась в пространстве. Здесь, в этом измерении она стояла на чем-то молочно-твердом, как увеличенная в геометрической прогрессии кость. Позже, взглянув впереди себя, Кэрри убедилась, что это правда была кость. Вернее хребет. Громадный, тянущийся насколько хватало глаз, человеческий хребет. Кэрри стояла в области десяти пар смыкающихся ребер, что образуют плотное кольцо для органов грудной клетки, которых там не было. Просто скелет, освещенный оранжево-красным светом. Словно в утробе матери, подумала Кэрри, задирая голову. Пространство было ограничено каким-то кожаным мешком, сквозь который просвечивались паутина капиляров. В некоторых местах мешок кровоточил и там по стенам стекали бордовые водопады, распространяя в воздухе отвратительный соленый запах метала. Кэрри сразу увидела его. Он сидел на краю широкой центральной кости, по которой можно было ходить без опаски упасть в пропасть. Его взгляд был обращен внутрь себя самого. Казалось, он специально забрался в это странное место, чтобы побыть одному и подумать в тишине своего сознания, подальше от всех гипнотических фильмов и ублюдков в белых халатах. — Минхо, — позвала Кэрри. Он моментально вынырнул из своих мыслей, обернулся, увидел её. Кэрри стояла не слишком далеко. Глаза измученные, бледные руки выглядывают из широких рукавов больничной рубашки, а лицо не знает какое принять выражение, чтобы быть уместным. В данной ситуации вообще не нашлось бы ничего уместного. Минхо проворно встал, подошел к ней. Его контрастно смуглые ладони обхватили её бледное лицо, не ощутив знакомой мягкости. Вместо розовых щек, покрытых веснушками, белые западины. Угол молодости, который никогда раньше особо не выделялся, теперь был таким острым, что можно было порезаться. Глаза, в обрамлении снежно-белых ресниц были такими уставшими, что сложно было вообразить. Минхо вздохнул. — Черт тебя побери, эльф, как ты меня тут достала? — изумился он. — Захочу, и из под земли достану, — с слабой улыбкой ответила Кэрри. — Не то что внутренностей твоей головы. Как два пальца об асфальт. Он притянул её к себе со словами «иди сюда», и она с готовностью прильнула к нему, обхватывая его руками. Под широкой рубашкой чувствовалось ещё то сильное тело, которое всегда вызывало у неё восхищение. Минхо наклонился к ней, прижался щекой к макушке и крепче стиснул руки вокруг её плеч и спины. — Но фантазия у тебя правда больная, — с тихим смехом промолвила Кэрри. Её слова теплом отдались на ткани его рубашки где-то на уровне ключицы. — Не берусь отрицать, сам едва ли верещу от восторга при виде этого очаровательного местечка. — Оно и не мудрено, — Кэрри отстранилась от него. Они молча уселись на то место, где до появления Кэрри рассуждал Минхо. — Сколько раз ты блюешь за день? — поинтересовалась Кэрри. — Обычно три раза по расписанию сразу после приема пищи, и ещё несколько, если меня бьют током, — вдумчиво ответил Минхо. — Мой желудок и мышцы вокруг него уже побили все человеческие рекорды по количеству рвотных спазмов в денном отрезке времени. — Та же ситуация, — кивнула Кэрри. — Мы скоро умрем. — Они этого и добиваются, — пожал плечами Минхо. — Да, — протянула Кэрри. — Тот эксперимент с видео-трансляцией заставил меня задуматься кое о чем. Минхо, если они пользуются нашими воспоминаниями, не означает ли это, что мы были счастливы в Глэйде? — Лишь в том случае, если незнание означает счастье, — усмехнулся Минхо. — Глэйд травмировал нас всех в разной степени, но одинаково неисправимо. Не могу говорить за других, но Ньют, как и я, всегда чувствовал безысходность. Знаешь почему он хромал в тот месяц, когда ты прибыла в Глэйд? Он попытался совершить самоубийство. Он залез на самую высокую стену и прыгнул оттуда, чтобы разбиться насмерть. Как итог, запутался в плюще. Когда я случайно наткнулся на него, он просто висел там и не мог пошевелиться, так устал от брыканий. Кэрри смотрела на Минхо широко раскрытыми словами. Ньют хотел покончить собой. Несмотря на свою ангельскую подобу он оставался человеком, он был слабым и хотел сознательно закончить жизнь. Ньют, который всегда помогал Кэрри подавить жажду смерти в себе самой, желал порвать со всем как можно быстрее. Но смерть не приняла его, когда он добровольно падал в её объятия. Оставалось надеяться, что она не настигнет его, когда он, взвесив все «за» и «против» будет бежать от неё без оглядки. — Он ничего мне не сказал, я и без того всё понял. Я перерезал ветви плюща и высвободил его, дотащил до Глэйда и там сказал, что никто кроме меня об этом не узнает. Можно считать, что я солгал ему, потому что говорю об этом тебе, но, надеюсь, мне можно сделать скидку с морали, если учесть, что я сам на пороге смерти. — Одно радует, что я стою на этом пороге вместе с тобой, — улыбнулась Кэрри. — По одиночке было бы не так весело. — Твоя правда, — согласился Минхо. — Я никогда не был счастлив там, но у меня была цель. До определенного момента я знал ради чего мне просыпаться, все мои мысли были направлены в сторону этой цели. Тогда я даже представить не мог, насколько легче мне жилось в режиме постоянного выживания, нежели в том потребительском, за счёт которого я существую теперь. Кэрри, не отрываясь, смотрела на его ровный профиль. — У меня был смысл жизни, я боролся за него даже когда все надежды были потеряны, — проговорил Минхо. — Ради чего мне бороться сейчас? — Я не знаю, — горько усмехнулась Кэрри. — Меня тоже не научили жить нормальной жизнью. — А где Тереза? — Арис сказал, она осталась в Городе. — Арис? — вскинулся Минхо, услышав ненавистное имя. — Ты общалась с этим доходягой? — Мы с ним отлично поболтали на множество заумных тем, пока летели в эти чудные лаборатории, — с раздражающей улыбкой ответила Кэрри. — Если перестанешь так глухо блокировать свой разум в следующий раз тоже сможешь поучавствовать в нашей бесед. — Ну уж нет, благодарю покорно! Лучше продолжу закрываться от всех. Тем более, что убедился, для тебя всё равно нет преград. Если я закрою своё сознание на все двери, ты выбьешь каждую с ноги. — Твоя правда, — отозвалась Кэрри. — Только мысли твои для меня всегда скрыты. — Не знаю, каких богов благодарить за эту милость. Иначе ты была бы непобедима в бою со мной. Наперед знала бы мои мысли, тактику, стратегию. «И всё, что я на самом деле хочу сказать, когда вижу тебя». Она снова поднялась на ноги. Он последовал её примеру. — Всё, что делают пороковцы сейчас в конце концов сведется к нашим смертям, — сказала она, глядя на него снизу вверх. — А как быстро они наступят – вопрос времени. Поэтому пообещай мне прямо сейчас, что если я вдруг погибну раньше, ты убьешь как можно больше этих тварей за меня. Я клянусь сделать тоже ради тебя. — Даю слово, — серьезно пообещал Минхо. Они сцепили правые руки, как бойцы по армрестлингу. — Умрем и заберем с собой как можно больше паразитов, — решительно кивнула Кэрри. — А дальше будь, что будет. Мы всё равно уже будем мертвы. — Мы всё равно будем уже мертвы, — с тем же запалом промолвил Минхо, крепче сжимая её ладонь. «Мы всё равно будем уже мертвы» – звучало как заклинание. До встречи в аду. Там нам самое место. — Перед тем, как я уйду, ответь мне на вопрос, — сказала Кэрри, вспомнив о чем-то важном. — Задавай, — кивнул Минхо. — Я для тебя всё ещё «меньше чем просто подруга» или ты успел изменить своё мнение? Минхо не сдержался от смеха. — Черт, я знал, что ты злопамятная, но не думал, что настолько, — сказал он, успокоившись. — Конечно, в тот вечер я перегнул палку, каюсь. Ты пожертвовала ради меня стольким, ты бежала за мной в Лабиринт и даже давала мне двойную порцию еды на ужин. Ты достойна быть моей лучшей подругой. — Пошел в задницу, утырок кланкорожий! — махнула рукой Кэрри, исчезая из его реальности. Минхо даже не успел поймать её руку, она испарилась прямо на глазах. И вот они снова вместе, в одной комнате, смотрят фильм, что сводит их с ума.***
В последующие кино сеансы Кэрри много раз встречалась с Минхо во снах. Их было так много, что память начинала потихоньку отсеивать некоторые моменты, освобождая место для других воспоминаний. Самым впечатляющим для Кэрри оставался сон про Лабиринт. Её вбросило туда так, словно она была игрушкой в руках громадного младенца. Кэрри ударилась спиной о стену, почувствовала холодную влагу на лопатках, ощутила прикосновение жестких листьев плюща. Слишком реальный сон. Она ненавидела такие сны, они стирали границы между реальностью и её больной головой, делая мир безумным, кричащим и наполняя его болью. Болью где-то в центре лба. После пробуждения Кэрри ещё долго не могла определиться в какой из размытых реальностей очутилась. Она оглянулась, вокруг сырость, темнота. На неё налетает Минхо, вена на его лбу вздулась, глаза безумные. — Нужно уходить к Обрыву, давай! — он хватает её за руку, тянет за собой. Перед коридором ведущем к пропасти, они замирают на месте. Их руки сцеплены, сердца бьються в унисон. Они посмотрели друг на друга. Они были готовы поставить на своей жизни точку. Минхо и Кэрри начали бежать, набирая скорость. Гриверы не отставали от них. Преследовали, почти наступали на пятки, но глэйдеры бежали стремительно, они знали свою цель. Они спрыгнули с Обрыва, почувствовав эффект свободного падения, от которого замерло сердце. Сон был таким реалистичным, Кэрри подумала, что умерла в дествительности, но её тело оставалось закованным в ремни, а глаза слепо смотрели на экран. Глэйд глазами тех сраных жуков-стукачей каждый раз возвращал её к одному и тому же кошмару, и он длился вечно, забирая у неё рассудок.***
Кэрри лежала на койке. Шла только вторая неделя её пребывания в новой лаборатории, а она уже чувствовала на себе дыхание смерти. Она сознательно ввела себя в сомнамбулическое состояние, часто наблюдаемое у алкоголиков, которые научились измерять свою меру. Её проблема заключалась в физической и эмоциональной пустоте, которая была подобна полному, медленно уничтожаемому растворению в бушующей песчаной буре. Святые вседержители! Её голова раскалывается. Такого безумия не случалось с ней наверно с самого рождения. Это ощущение — всё равно, что держать в руках оголённый провод, пронизанный не электричеством, а наполненный кричащими голосами мертвых и умирающих. Одно дело говорить кому-то, будто понимаешь, когда тебе рассказывают о голосах в голове. Но совсем другое дело слышать их. Они доводили Кэрри до исступления, до открытого безумия, и в конце концов так измотали её, что она даже не услышала, как отворилась дверь. За ней снова пришли, чтобы отвести, на этот раз, для принятия душа. У неё хватило сил ровно настолько, чтобы проделать ряд чисто механических движений. Встать, пройти за санитаром, потом взять у него полотенце и комплект нижнего белья. На протяжении всего этого рутинного ритуала на её лице не отразилась ни одна эмоция. Когда за Кэрри закрылась дверь, предоставляя ей пронизанное камерами наблюдения личное пространство, она подошла к зеркалу, освещенному плоскими лампами по периметру и со страхом посмотрела на себя. Лицо – похудевшее, с огромными темными кругами вокруг глаз. Волосы – просто ужас, такие обвисшие, утратившие привлекательный блеск, словно неживые. Кэрри с острахом шагнула ближе, прикасаясь пальцами к своим щекам, чтобы убедиться в достоверности того отражения, которое сейчас предстало её взору. Она провела тыльной стороной ладони скулам и с ужасом заметила, что её жуткий двойник в зеркале сделал тоже самое. Если бы её в тот момент спросили как выглядят мертвецы, которых не поразила Вспышка, её воображение нарисовало бы примерно такую картину. «Ты не выживешь. Не выживешь. Идиотка, ты слабее, чем можешь себе представить». Она попыталась выбросить эту мысль из головы и сосредоточиться на рукомойнике, но у неё не получилось. Ибо сознание сотряс неимоверной силы удар, словно её хватили обухом по голове. Кэрри шарахнулась, хватаясь за голову и отказываясь понимать, что этот сокрушающий безумный импульс пошёл изнутри её черепной коробки. Тело била крупная дрожь. Организм давал сбой по всем параметрам и прекращал работать на её пользу. Боль ударила в сердце заточенным клинком. Но тут! Один щелчок! Всего один. Его хватило, чтобы перебросить Кэрри в то место, куда она всегда сбегала когда было плохо. Сбегала не в физическом смысле, в ментальном. Это место в какой-то незапамятный момент её жизни стало эпицентром и олицетворением её душевного равновесия, но сейчас и оно запустило стремительный процесс самоуничтожения. Кэрри стояла на океанском берегу, но он имел такой неаприглядный вид, что она растерянно оглядывалась по сторонам и пыталась найти достойное объяснение всему сейчас наблюдаемому. Воды не было. Было огромное, бескрайнее серое дно по которому то тут, то там можно было рассмотреть разлагающиеся трупы рыб. Кэрри, приложив руку к саднящему от боли сердцу, аккуратно шагала далее по мёртвому серому песку и не могла поверить, что её убежище превратилось в мусорную свалку. «Это ты сама! Это твоя вина! Это ты сама сделала так, что рай стал местом мучений. Ты настолько увлеклась своей местью, что даже позабыла о самой себе» — твердила ей та непреклонная часть разума, которая всегда оказывалась права. «Но... Как?» — спрашивала другая, у которой немного лучше была налажена связь с основным органом чувств. «Твой оазис требовал постоянного внимания и заботы, но ты забросила его. Тебя терзали сомнения и страхи, но ты не разу прибегнула к его отрадной, животворящей помощи. Повторяю, ты настолько увлеклась своей ненавистью и местью, что даже не заметила в какой момент она начала разъедать тебя изнутри. И вот он, результат твоих стараний!» Практически в унисон с последними словами позади, где-то вдалеке грянул такой оглушительный раскат грома, что затряслась земля под ногами. Вскрикнув, Кэрри зажала уши ладонями и, обернувшись на звук, обомлела от ужаса. Всю линию горизонта, которую открывали прибрежные скалы, образующие уютную бухту, теперь заполонила волна. Она поднималась на сотни футов в высоту и собиралась у самого входа в бухту так, будто там стояла невидимая плотина. С замиранием сердца, Кэрри глядела на эти кубокилометры воды, что плескались, медленно подбираясь к краю, чтобы в один момент выплеснуться и уничтожить её. Над головой уже собирались сине-лиловые тучи, внутри которых с грохотом перекатывались мощнейшие электрические разряды. Ей до последнего не хотелось верить в то, что всё это по-настоящему. Даже когда в лицо ударили порывы безумно сильного ветра, что взметнули её волосы, даже когда она почувствовала на лице холодное прикосновений капель разъяренного океана, даже когда от очередного раската земля задрожала под ногами. Это место создано ей, она его хозяйка! Она его и уничтожила. Настал момент истины. Грянул гром, сверкнули в множестве своём молнии и огромная, сметающая всё на пути волна захлестнула бухту. Кэрри резко повернулась, наивно полагая, что сумеет убежать от своей смерти. Не могло быть и речи о том, чтобы попробовать выплыть. Кэрри не научилась плавать как следует пока была возможность в Глэйде. И это стало её роковой ошибкой. Сокрушительный поток воды подхватил её на гребень волны и прежде чем навсегда окунуть в свои глубины, вознёс к сумасшедшей высоте. От этого полёта у Кэрри захватило дух, но не успела она опомниться или хотя бы закрыть рот, как оказалась на глубине. Воздух вышел из легких под сильным натиском воды и Кэрри увидела как он, образовавшись в крупные пузыри, всплывает к бушующей поверхности. Намокшая одежда стесняла движения. Подводные течения, объединив усилия, заключили её в смертельный круговорот, и она только и могла, что бессмысленно махать руками и дёргаться из стороны в сторону, надеясь помочь себе спастись. Но вдруг, в умирающий, захлебывающийся мозг пришло шокирующее осознание. «Сама ты не справишься! Зови на помощь. Зови на помощь того, кто был всегда рядом с тобой на подстраховке. Того, кому ты доверяла. Того, кто имеет доступ к твоему сознанию, хоть и не догадывается об этом. Того, ради которого пошла на смерть, не зная, сделает ли он тоже самое. Но он сделает, ты только позови!» Кэрри закричала, но не тем голосом, что вырывается из горла, а тем, что всегда говорит правду, тем, который идёт из сердца. На кого она могла рассчитывать сейчас, умирая, замкнутая в собственном разрушающемся мирке? Только на него и ни на кого другого! Спасший однажды, спасёт дважды.***
В лаборатории исследования, вернее добывание индима у иммунов шли полным ходом. Действующий доктор подошел к субъекту А7 с маленьким фонариком. Доктор был доволен результатами. Субъект был высоким широкоплечим парнем, представителем восточно-азиатской рассы. И глядя на его мышцы, в которых даже в моменты бездействия угадывалась сила, доктор искренне радовался, что субъекту А7 никогда не представиться возможность отомстить ему. Да и за что мстить? Доктор ведь выполняет свой священный долг перед человечеством. Ему так много об этом твердили, что он и сам научился в это верить. Лицо субъекта было сморщено в неестественной судороге сосредоточенности. За опущенными веками быстро вращались глазные яблоки. Вдруг показатели на дисплее резко подскочили, пульс ускорился, но доктор продолжил спокойно наблюдать. Ситуация не выходила из под его контроля. Минхо хотел застонать от беспомощности перед надвигающейся тьмой. Клацнул миниатюрный фонарик доктора и маленький луч света проник в мозг Минхо, поглощая мысли, наполняя его пугающими, жуткими образами: истощённые тела, огромные налитые кровью глаза, пораненные руки, пытающиеся прорвать колючую проволоку. Всё его представления о бедствии, постигшем человечество, вывернулись наизнанку. Он будто своими глазами увидел реальную картину. Всё. Всё. Всё поражено этой проклятой чумой. Нет надежды на спасение. А потом давление снизилось, ярко-красная кровь спокойно потекла по трубкам в нужный аппарат и к Минхо пришли успокоительные воспоминания, стирая и эту ярко освещенную комнату, и даже ненавистное опухшее лицо доктора. Он снова очутился в Глэйде, во втором году их выживания, и там был яркий костёр, был Фрай, был Ньют, был Алби. Помнится, они говорили о девушках?... В любом случае, в конце концов разговор завернул именно к этой теме. Хотя, если быть точнее, они втроём, собравшись после отбоя, как бы между прочим обсуждали свои романтические идеалы. Это было смешно, глупо и в тоже время волнительно, поэтому тему не спешили менять. — Да вряд ли меня вообще такого полюбят, — нарочито улыбался Алби, хотя в его глазах слишком явно виднелась неподдельная горечь. — Не говори глупостей, — одернул его Ньют. Вечный и неисправимый голос разума и совести в их компании. — Мы все тут по сути разные. — Да-а, — протянул Минхо. — Особенно если судить по цвету кожи. — Но ведь это не проблема, — вступил в разговор Фрай. — Нас можно сравнить с хлебом на разных этапах выпекания. Вот Ньют это хлеб, который только-только поставили в печку. Он бледный. — А я? — с усмешкой поинтересовался Минхо. — Ну ты у нас хлебец безупречной поджаристости! — с улыбкой воскликнул Фрай. — А как иначе, — пожал плечами Минхо, отпивая из жестяной кружки дурманящий мятный чай. — Я сама идеальность! — И скромность, в одном лице, — беззлобно рассмеялся Ньют, хлопая Минхо по плечу. — Ну так давайте вернёмся к хлебу, — напомнил Фрай. — Кстати, да, остались только мы с тобой Фрай, — подбросил Алби. — А что тут можно сказать? — спросил Минхо, заразившись от Ньют его смехом. — Вы оба немного подгорели. — Ты вот можешь проявить уважение к собеседнику и дать ему досказать?! — вскричал Алби с наигранной агрессией, а потом сорвался с места, желая влепить Минхо смачную затрещину. — Я бы не был собой, если бы позволил ему это сделать, — со смехом отвечал Минхо, бегая по поляне взад вперёд и уклоняясь от ударов Алби. — Ну что за люди? — вздохнул Ньют, поворачиваясь к огню. — Любой мирный разговор готовы превратить в побоище. — Они стоят друг друга, — улыбнулся Фрай. Его ослепительно-белые зубы блеснули в искрах огня. Они с Ньютом отлично понимали друг друга, и отличие между ними заключалось хотя бы и в том, что Фрай не боялся выставлять на показ свои эмоции, а Ньют хранил их под гнетом странных, ничем не объяснимых страхов и тревог. Алби и Минхо вдоволь набегавшись, вернулись, усевшись обратно на свои места. Все четверо сидели кружочком на брёвнах и их всех разделяло жаркое пламя костра, окрашивающее щеки в яркий румянец. — А если серьёзно, каким человеком будет по вашему мнению тот, кого вы полюбите? — спросил Фрай и добавил. — Серьёзно полюбите. Так чтобы раз и на всю жизнь. — Можно я не буду отвечать на этот вопрос? — с улыбкой полюбопытствовал Алби. Фрай кивнул и с надеждой обратился к Ньюту и Минхо. Хоть они-то должны разделить его непреодолимую тягу к мечтаниям. Алби оробел, но они-то должны рассказать. — Я думаю, — серьёзно начал Ньют, продумывая каждое слово, — что человека любят не за его отдельные качества или внешность, а за общую картину и ощущения. То есть, я хочу сказать, что чтобы полюбить, нужно чтобы тебе понравились те ощущения, которые ты испытываешь рядом с предметом твоего внимания. И наверное тут сыграет важную роль понимание. Я думаю, что взаимное понимание и поддержка – вот основа всех отношений. И дружеских, и романтических. А что до того, кого я полюблю... Как я могу знать, что это будет за человек? Я ведь не ясновидящий. Но одно, конечно, я вижу точно. Если я полюблю человека всем сердцем своим, и всей душой своей, то я не задумываясь пойду ради него на любой риск. Последние слова получились достаточно пылкими, поэтому Ньют невольно приковал к себе все взгляды. Он сконфузился, и замялся, уставившись в чашку, но Алби одобрительно проговорил: — Это были отличные слова, Ньют. А Минхо усмехнулся, наклонив голову. Тот Минхо не подозревал, что вечным предметом его обожания навсегда станет миниатюрная беловолосая девушка с глазами, что меняют цвет. Она будет коварным и в то же время миловидным существом, на эльфийское происхождение которого указывают заострённые кончики ушей. Её волосы – сверкающие на солнце, подобно платине и пахнущие как самый свежий майский мёд станут его наваждением. А звенящий в ночи голос будет провожать в самые прекрасные и сокровенные сны. Это вполне земное и настоящее создание принесёт волшебство не только во весь Глэйд, но и в горячее юношеское сердце куратора бегунов. Подожди ещё годик, Минхо, ты встретишь свой стимул выжить в бешеной гонке за счастьем. Сбор крови на сегодня завершился. Минхо отключили от аппарата, что выкачивал из него кровь и одновременно поддерживал в ней нужную концентрацию снотворного. Он приоткрыл глаза, в ушах раздавался неприятный звон. Сегодня без Кэрри. Он надеялся, что ей дали день отдыха. О худшем он думат не хотел. Минхо ещё не успел прийти как следует в себя, как его уже повели в душевую. Он знал, что они это сделают, ибо этот ритуал он изучил «от» и «до» за все последние семь месяцев пребывания в ПОРОК'е. Минхо не могло не радовать, что его оставят в покое. Пусть только на двадцать минут. Пусть под прицелом камер. Чертовы извращенцы, они бы ещё в толчок камеры засунули. В его руках все необходимое для принятия водных процедур. Он делает шаг вперёд, переступает порог душевой и дверь за ним закрывается на замок. Замки. Замки. Вечные, нерушимые замки. Он прошёл внутрь душевой и остановился, повернув голову к своему отражению. С другой стороны этой стены висит точно такое же зеркало, в котором девушки, запертые здесь как он, видят свои измученные лица. Иногда он слышит там приглушенный шум воды, но сегодня из-за стены не доносится ни звука. Гребанная гробовая тишина. Минхо отворил дверцу душевой кабины и забросил на неё полотенце. Его следующим движением должно было стать снятие с себя мокрой от пота одежды, но его внутренности взбунтовались с такой силой, словно кишки совершили отчаянное фантастическое сальто-мортале. У него едва хватило времени закрыть рот ладонью. Рвота страшная, до судорог. Он рванул к углу, где была уборная, упал на колени, впился пальцами в ободок унитаза. Он не в силах вымолвить ни слова. По прошествии пяти минут его рвало желчью. Немаловажно также и то, что после приступа дурноты, как всегда произошло некое прояснение в сознании и Минхо вдруг почувствовал, что тишина не вокруг, а внутри его головы. Он встал, и нетвердой ходой пошёл к умывальнику, чтобы смыть следы рвоты с лица. Но дойти он не успел. Ноги вдруг перестали держать его и прежде чем тёмно-синий кафель наклонился ему навстречу, серое перед глазами сменилось черным. Минхо очнулся и сразу понял, что место, где он очутился, совсем не связано с привычной материальной реальностью. Всё вокруг было размыто, и чёткость зрения сохранилась только на страной двери, будто акцентируя на ней необходимое внимание. Минхо понимал, до чего абсурдно выглядит эта дверь в бесконечном смягченном пространстве, но какое-то шестое чувство подсказывало ему, что именно она – его цель. Вдруг заострённый слух чуть не порвало от превышения децибел. Руки Минхо взметнулись к ушам, лицо скривилось, он старался справиться с этой неудержимой острой болью. Крик прекратился так же резко, как и начался, но затем повторился вновь. Минхо понял, что слышит знакомый, родной голос. Он зовёт его громко, пронзительно, так, будто та, кому он принадлежит, безвозвратно тонет в пучине отчаяния. Минхо стал продираться сквозь резко загустевший, словно кисель, воздух. Его ноги поднимались медленно, как в подводном балете или в сломанной замедленной съёмке. А её плач, этот душераздирающий, до невозможности громкий и неимоверный плач продолжал бить по вискам. Рука всё тянулась и тянулась к дверной ручке, пока, наконец не ухватилась за неё и не рванула на себя. К великому удивлению Минхо, когда он открыл эту чёртову дверь, его захлестнул поток холодной солёной воды.***
Легкие Кэрри хорошо усвоили урок, который она преподала им, расширяя на досуге их объем, поэтому сейчас они до последнего старались держать её в сознании, но сердце продолжало биться о грудную клетку, будто в предсмертных конвульсиях, пока тело девушки утаскивали на глубокое дно безжалостные водовороты. Она понимала, что если потеряет сознание и захлебнётся, конец станет окончательным и бесповоротным. Она не могла допустить этого никакой ценой. Жажда жизни уже давно превозмогла жажду мести и теперь Кэрри всеми силами пыталась помочь самой себе. Помоги мне, помоги! Её рука, безмолвный крик о помощи, взметнулась вверх, туда, где в бесконечной небесной выси сверкали молнии и... её перехватила другая рука. История повторилась. Что в Лабиринте, что здесь, она устремлялась вниз и всё тот же человек удерживал её, не позволяя исчезнуть в смертельной пропасти. Её рука снова в крепком захвате его руки. Он побореться за неё, он отвоюет её у смерти и сделает это столько раз, сколько понадобиться. Минхо подтягивает Кэрри ближе, перебрасывает слабую руку через своё плечо, обхватывает талию и резкими толчками выплывает к поверхности. Течения сильные, они уносят его, заставляют терять координацию, но он точно знает, в чем сейчас заключается суть его миссии. Нужно на поверхность. Кэрри должна дышать. Она должна вновь вдохнуть, а иначе наступит конец и её поглотит бездна, против которой он бессилен. Минхо прижимает к себе тело Кэрри, и делает отчаянные усилия для того, чтобы достигнуть поверхности до того как из-за кислородного голодания помутится его собственный рассудок. Ему тяжело, он сам немощен и болен. Кэрри висит на нём мертвым грузом. Её голова уже опустилась на грудь и только волосы расплавленным белесым металом плавно колышутся в такт его движений. Одежда неприятно обволакивала и тоже будто тянула вниз, но Минхо понимал, что это лишь мелочи, смысл которых, раздражать его и уводить от сути. Ещё секунда борьбы с течением и вот они уже на поверхности. Минхо приподнимает голову Кэрри над водой, бережно обнимает её. — Ты меня слышишь, Кэрри? — кричал он. Его заглушали громовые раскаты. Хвала богам. Ничего более абсурдного в это ситуации Минхо сказать не мог. Они раскачивались на гребне волны, то поднимаясь, то опускаясь так низко, что за непроницаемым щитом воды не было видно неба. Одна волна накрыла их обоих, но Минхо упрямо продолжал держаться на поверхности. Его ладони успевают охватить ощущение её проступающих рёбер под тонкой белой рубашкой, а тело сотрясается от лихорадки после экстремального "купания" в чересчур холодной воде. Но он очнулся. Вокруг сухо, а на нем самом только капли воды около рта от умывания. Минхо медленно опирается сначала на колени, а потом выравнивается во весь рост, хватаясь за раковину, чтобы удержать равновесие. За дверью происходит какая-то возня. В его голове всё так же звенит тишина, будто кто-то похитил все его мысли, и те, что были, и те, что ещё не родились. Тогда-то он и уразумевает понятие — абсолютная пустота. Минхо смотрит в зеркало и замечает кровоподтёк, что засвидетельствовал встречу кафеля и его лба. Он открывает воду и пытается смыть тёмную горячую кровь, которая медленно стекает по его виску, но возня за дверью превращается в самый настоящий шум. По-прежнему шатаясь и держась за умывальники, Минхо направляется к двери и, вспоминая, что она закрыта, стучит в неё. Снаружи доносится механический голос поджидающего его санитара: — Вы закончили? И тут Минхо поразился. А почему, собственно стоящие снаружи не услышали грохота его падения? Проблем со слухом у них раньше не замечалось, разве что случилось что-то из рук вон выходящее, раз их внимание было поглощено этим событием. — Да, — так же механически ответил Минхо. И плевать, что он даже не начинал то, что имел в виду санитар. Для него сейчас главное выйти отсюда и самому увидеть, что происходит снаружи. А с его кровью на полу пусть разбираются сами. Если им сильно захочется, они могут даже собрать её в пробирку и переобразовать в индим. Он разрешает. Провернулся ключ в замке, и Минхо практически вывалился наружу как раз в тот момент, когда санитары выкатывали носилки с недвижимым телом из дверей душевой, что была отведена для девушек. Минхо как громом поразило. Он увидел лицо Кэрри, на которое была напялена нелепая маска искусственной вентиляции легких. Её рука, белая, словно мрамор, безжизненно свесилась с носилок, когда санитары устремились по коридору, повторяя: — Остановка сердца! Остановка сердца! В 19:39 произошла остановка сердца! — Куда её?! — В реанимацию, скорее! Хирург попробует её спасти! Её ещё можно спасти!