Девочка, которой снился океан

Дженсон отпер дверь ключом и вошёл в спальню, которая была слишком узкой и тесной, несмотря на то, что внутри было расположено четыре спальных места. На одном из них расположился Минхо, парень, который, в отличие от многих своих собратьев по несчастью, успешно перенёс второе путешествие и вернулся в Последний город на поезде. Этот город субъекты, сообщающиеся между собой традиционным способом разговора окрестили Городом Смерти, ибо прекрасно понимали, что ожидает здесь большинства из них. В лабораториях Новакова они были обезопасены от смерти приказом Авы Пейдж, что гарантировал их неприкосновенность в этом смысле, но вот если сама канцлер захочет их убить... Да поможет им Бог, если, конечно, он правда есть. Закрыв за собой дверь, Дженсон ещё раз осмотрел ничем не примечательную комнатушку, что больше походила на подсобку для клининга. Сделал он это не из любопытства, а чтобы ещё раз спланировать в голове предстоящий диалог. Обычно Дженсон таким не занимался, но в присутствии кого-то из тех, кто пережил испытание Лабиринтом ему всегда становилось не по себе. Дженсон никогда бы ни смог объяснить это чувство толково, но рядом с этими рано повзрослевшими детьми он чувствовал себя не уверенно. Было в подростках что-то, что раздражало его и пугало одновременно. И это «‎что-то» всегда выражалось в их глазах, оно всегда читалось во взгляде, поэтому Дженсон старался избегать прямого зрительного контакта с ними. И неважно, к какой из основных групп принадлежали субъекты. Главное – не встречаться с ними глазами. Присев на койку напротив той, где пытался приподняться на локтях парень, Дженсон начал с банального вопроса, который теперь преследовал Минхо ежедневно. — Как твоё самочувствие? — вопрос был задан деланно заинтересованным тоном. Безусловно, жалко было наблюдать за тем, как этот крепкий и сильный парень даже сидеть ровно не может. В этот момент Минхо напоминал Дженсону раненного животного. Однозначно хищника, с лапой, угодившей в капкан. — О чём ты говоришь, черт возьми? — рявкнул Минхо. — Подобную грубость можно оправдать лишь твоим неважным расположением духа, ну а поскольку у меня сегодня оно чудесное, то я склонен игнорировать такие слова. — С каких это пор вы, мистер Дженсон, стали настолько щепетильным, что вас теперь колышет как я выражаюсь? — зло бросил Минхо, тщетно пытаясь совладать с сумасшедшим головокружением, которое бывает у всякого, кто двое суток напролёт лежал не вставая. Дженсон больше не хотел тратить своё время на разговоры, уводящие его от основной сути данного диалога. — Я говорю о некой особе по имени Кэрри, которая никак не может быть тебе безызвестной, — решительно заявил Дженсон и был доволен произведённым эффектом сказанных слов. Глаза Минхо распахнулись на всю возможную ширину, он вскинул голову с таким видом, будто готов тотчас ринуться в бой. — Мне крайне прискорбно это сообщать, — продолжал давление Дженсон, — ведь мне известно, как вы были близки и всё в этом роде. Минхо был достаточно умён, чтобы понять, что над ним издеваются. Будь он в состоянии эмоционального равновесия, то несомненно, у него было получилось игнорировать все попытки вывести его из себя. Но сейчас, находясь на пределе нервного срыва, он поневоле начинал поддаваться Дженсону. — Что с ней? — спросил он. — У неё было слишком слабое сердце, хотя, ты и без меня это знаешь, — Дженсон напустил на своё лицо все грустные эмоции, на которые был способен, и закончил. — Она не выдержала последнего переезда. Она умерла в дороге от вторичной остановки сердца. Взрыва эмоций не последовало. Минхо смерил его презрительным, почти насмешливым взглядом и хмыкнул: — Но ведь это не возможно. И в то же мгновение его мозг породил мысль. «А почему, собственно говоря, ты так уверен, что это невозможно? Не ты ли спасал её тогда, когда она чуть не утонула в океане?» «Это был всего лишь сон» — слабо возражала вторая мысль. «Сном была и остановка сердца, которая шла нога в ногу с тем, как она тонула. Посуди сам, то, что чувствовала она, захлебываясь в океане, чувствует и человек, у которого случился сердечный приступ. Удушье, паралич, и в конце концов, боль в груди!» «Но...» «Никаких "но"! Пойми же ты наконец, тогда, в ту ночь ты спасал саму Кэрри, пока её бессознательное тело лежало на холодном кафеле. Это была её настоящая личность. Можно сказать душа. Это была та часть Кэрри, которая нуждалась в тебе больше всего. Нуждалась настолько, что смогла пробить все грани твоего понимания, сделав невозможное – возможным. Иначе как ты объяснишь своё невообразимое попадание в её собственный кошмар?» «Я шёл на её голос, и слышал его я не ушами. Он звучал внутри моей головы». «Именно. Она звала тебя, это был крик о помощи, на который, опять же, ты смог прийти только благодаря ней». «Однако, то как она искусно оперировала моим сознанием, было словно из разряда...» «... сверхъестественного? Да, возможно. Но почему-то мне кажется, что сверхъестественная сила тут совершенно не при чём. Это всё сделала она, полагаясь на собственные способности. Она уникальна и твои чувства, что по своей губительной природе склонны к приукрашиванию здесь не играют ни малейшей роли. Кэрри...» «... не может умереть вот так просто, правда?» — продолжала надеяться вторая мысль, — «Может у неё действительно есть проблемы с сердцем и из-за этого ей тяжело бегать, но умереть только из-за переезда она не может! Это же невозможно до смеха!» «По-моему ты начинаешь забывать о девяти месяцах заточения, которые она провела вместе с тобой ПОРОК'е. Из-за тебя в ПОРОК'е. Неужели ты думаешь, что всех здешних мучений было недостаточно, чтобы ослабить её? Она очень сильная и обладает удивительными способностями, но не стоит упускать тот факт, что она всего лишь семнадцатилетний подросток!» Минхо вспомнилось, какой он видел Кэрри два дня назад, в то холодное туманное утро перед самим переездом. Она стояла понурив голову в соседней колонне иммуннов, которых грузили в оббитый металлом бронированный вагон. Её тело, возмущённое совершаемым над ним актом медицинского насилия, было не просто худым, а чудовищно изможденным. Из неё будто разом испарились все жизненные соки. Черные тени, опускающиеся на щеки скрывали глаза и придавали Кэрри внешнее сходство с ходячим мертвецом. Шагала она медленно, с опущенной головой, тяжело поднимая ноги. Руки, скованные в запястьях наручниками, болтались, будто у тряпичной куклы. Её вид выдавал полное погружение в пустоту собственного разрушающегося мира. Минхо невозможно было смириться с мыслью, что эта безжизненная оболочка всё, что осталось от той Кэрри, которую он знал. Ему нужно было заглянуть в её глаза. Ему надо было убедиться в том, что всё это несерьёзно. Минхо знал, что глаза не соврут. Тело может быть изможденно, но глаза точно выдадут настоящую Кэрри. Они выдадут её присутствие в этой иссохшей оболочке. Это было так важно знать, что Минхо, улучив минутку, когда надзор немного ослаб, вырвался из своей колонны и бросился прямиком к девушке, стараясь не упасть из-за наручников. Вот уж будет он героем, если грохнется лицом в гравий, так и не добежав до Кэрри. Его хватились тогда, когда он был уже подле Кэрри. Наклонившись к девушке, он заглянул ей в лицо и до боли сжал запястья. Эта чисто механическая боль пробудила в теле Кэрри проблеск сознания. Она вскинула на него удивлённые глаза. Её слух уловил крики со стороны и громкий стук шагов по гравию. Это идут за Минхо и от этого он сильнее сдавливает её запястья. Но чего он хочет? Чего добивается? Она слишком слаба и устала, чтобы понять суть его затеи. Но когда грубые руки схватили Минхо и отволокли подальше от неё, он вдруг крикнул: — Помни об обещании! Помни о нашем обещании! И Минхо увидел, что она нашла ответ на свой немой вопрос. Вот что оказывается он хотел ей донести. Всего лишь подбодрить словами, которые отныне утратили всякий смысл и перестали иметь отголосок в сердце. О чем они договаривались? Убить кого-то из пороковцев? Какая нелепость. Короткая вспышка энергии в ней истощилась и взгляд снова обрёл матовую пустоту. Минхо тогда ещё понял, что всякие подбадривания тут бессмысленны, но в глубине души он продолжал верить и надеяться в то, что Кэрри каким-то образом найдёт в себе силы бороться дальше. Но, как оказалось, всё тщетно и бесполезно. Кэрри умерла. Он выжил. И как теперь уместить на одну полочку в голове эти два совершенно несочетаемых факта? Всё это время пока Минхо думал, анализировал, вспоминал, Дженсон продолжал сидеть на койке напротив него и молча наблюдать за тем, как проносятся самые разнообразные эмоции на его лице. Очевидно, Минхо пытался понять, правду ему говорят или нет. Но сканирование информации свернуло в сторону благоприятную для Дженсона. С глухим стоном Минхо упал на подушку. Его лицо было скрыто, но вот рука... Рука, сжатая в кулак яростно впечатывалась в матрас, будто именно он был виновником всех бед. Интуиция подсказала Дженсону, что если он помедлит ещё немного, то на месте матраса окажется его лицо. Он поспешил покинуть комнату Минхо, оставляя того наедине с безутешностью, которая была природной реакцией на смерть близкого человека, но не успел сделать и шагу. Минхо вскочил со своей койки, его руки вцепились в воротник Дженсона, а затем, что было силы, ударили головой об угол соседней койки. Из глаз Дженсона посыпались искры, он слабо захрипел, пытаясь позвать на помощь. Минхо привалил его спиной к двери, блокируя вход солдатам. — Слушай сюда, крысиный ублюдок, — шипел он, одной рукой не давай Дженсону пошевельнуться, а другой сжимая его шею. — Тебе лучше бы поместить меня в изолятор и пустить по стенам напряжение. При других условиях я найду способ, тобы покончить с тобой, ясно? Передай стервятнице, если смерть Кэрри её рук дело, то за ней я тоже приду. Как только убью тебя. Рука Минхо с вздувшимися от злобы венами продолжала душить Дженсона, его острые глаза впивались в глазные яблоки жертвы, что начинали вываливаться из глазниц. За дверью шло сопротивление. Скоро военные проломят ей, Минхо видел их лица в узком зарешетченном стеклянном проеме. С Крысуном нужно было заканчивать быстрее. Минхо был выше его и имел огромное преимущество, именуемое физическим превосходством, но у Дженсона на перевес были солдаты. Много солдат. Они ворвались в комнату, когда Минхо в восьмой раз ударил Дженсона о угол двух ярусной койке, на котором уже проступила кровь. Несколько ударов электродубинкой заставили Минхо выпустить Дженсона и повалиться на пол рядом с ним. Но Минхо не мог знать, что на самом деле Кэрри не умерла, и вся эта сцена целиком и полностью – не считая избиения Дженсона – план Авы Пейдж. Она ещё давно установила, что чем больше человек страдает в чувствительной сфере, тем больше продукта вырабатывает его мозг и тем качественнее он есть по сравнению с другими. Когда она узнала, что Кэрри исчезла, ей тут же стало известно, что вернуть её у них не получится. Значит нужно выкачать из тех имуннов, что остались, всё возможное количество индима.

***

На самом деле Кэрри не думала умирать, хотя была близка к такой развязке. В мрачном свете раннего утра яркими белыми пятнами выделялись одежды имуннов. Было начало марта, поэтому воздух с утра совсем не прогрелся. Иммуннов вели длинной колонной по долине, что была окутана белой мглой тумана. Эта колонна растянулась на длинные полкилометра, но нигде не было слышно ни единого звука. Только шуршание мокасин и протяжные вздохи нарушали идиллию этого утра. Дети и подростки понятия не имели куда их ведёт полк вооружённых солдат, которых прислали сопровождать их. Они просто шли, глядя себе под ноги и видя там лишь сухую, истресканную землю. Когда вдруг из тумана перед ними возник целый состав из двадцати вагонов, в который им предстояло загрузится, они лишь связали в голове логическую цепочку. Какое-то врем все стояли, уставившись на темно-синие вагоны с обозначением "ПОРОК ЕКСПРЕСС". Им страшно было представлять, какая участь ожидает их на конечной станции, куда прибудет этот поезд. Солдаты в масках быстро распределили имуннов на двадцать колонн соответственно вагонам поезда и стали ожидать приказа к отправлению. Воспользовавшись этим относительно спокойным промежутком времени, все начали оглядываться по сторонам, в надежде увидеть кого-то из знакомых. Именно в этот момент Минхо совершил вылазку к Кэрри, и тем самым привлек к себе внимание общественности, среди которой присутствовал тот, кому вспыльчивость бывшего куратора бегунов была хорошо знакома. Это был Арис. Он стоял рядов на десять позади Кэрри, и поэтому сначала не понял, какого черта Минхо рванул к его колонне. Лишь увидев, как тот наклонился, Арис всё понял. К кому, как не к своей «‎просто подруге» мог наклоняться парень с самооценкой, пробившей небеса. Про себя Арис печально улыбнулся, подумав, что у него самого вряд ли бы хватило духу совершить такой же подвиг. Да и не было в этом надобности, ведь его опора и поддержка стояла совсем рядом, держа его под руку и точно также робея перед лицом неизвестности. Арис взглянул поверх светло-русой головы Сони, а уголки его губ дрогнули и приподнялись в улыбке. За все эти бесконечно долгие девять месяцев они с Соней разлучались лишь на время опытов, приёмов пищи и походов в душ. То ли по счастливой случайности, то ли ещё Бог знает по какой причине Соню и Ариса разместили в одной спальне, и только это обстоятельство спасло их обоих от смерти, что постигла пугающее большинство имуннов. В той спальне, где они проводили свободное от опытов время, в конечном итоге освободились все койки кроме тех, на которых спали Соня и Арис. Грустно было наблюдать как изо дня в день санитары выносят и выносят комплекты постельного белья, чтобы потом сжечь их. Причины смерти у всех были самые разнообразные. Одна девушка, с которой они познакомились, умерла в следствии подкачавшего иммунитета. У другой произошел инфаркт, ставший огромной неожиданностью для всех. Ей было всего шестнадцать. У ещё одного парня, который не мог больше терпеть ежедневную муку добывания индима, получилось украсть скальпель и он вскрыл себе вены в душе. Арис до сих пор помнил то жуткое впечатление, когда вышел из своей кабинки, а по полу уже разбегались кровавые узоры. Тому парню настолько отчаянно хотелось умереть, что он резал по венам несколько десятков раз, а когда понял, что уже достаточно, то просто сел на под, под шумящие струи воды и, откинув голову, стал ожидать своего конца. Арис жалел всех погибших ради ничего и даже восхищался их смелостью, но сам продолжал молча, терпеливо сносить все тяготы этой жизни. Жизни, что подобная самому страшному тюремному заключению. Ему с каждым часом становилось всё хуже, но он молчал, потому что рядом был человек, у которого нельзя было отнимать надежду. Он героически молчал, когда в пору было разрыдаться. У тех, кто оборачивался назад, чтобы посмотреть на Соню и Ариса, складывалось ложное впечатление, будто девушка всецело поддерживала парня, но это было отнюдь не так, потому что те люди не могли даже вообразить, как судорожно Соня сжимала руку своего друга, как подгибались её колени и стучали зубы. Арис продолжал держаться стойко, заглушая рвущиеся из груди рыдания. Всё для Сони и ради неё одной. Так было и будет вовек. Ему суждено разделить тяжелую ношу её креста. Но если во внешнем виде Кэрри присутствовало некое сходство с ходячими мертвецами, то Арис выглядел точь-в-точь как те индивидуумы, что картинно лежат в гробу с цветочками на груди. Его тонкие застывшие черты лица были подобны мраморному изваянию, и только Соня подозревала... нет, знала, что скрывается под этой маской.

***

Когда солдатам объявили, что отправка поезда через пятнадцать минут, они принялись заталкивать имуннов в вагоны. У Кэрри не получалось взобраться внутрь вагона по высоким ступеням, поэтому два солдата подхватили за обе руки и затащили без её содействия. Вагон делился на ряд парных сидений и ряд одиночных. Кэрри повели в самый конец и усадили на предпоследнее сидение в одиночном ряду. Когда она села её крепко-накрепко пристегнули ремнями, а правую руку прицепили наручниками к цепям, свисающим с потолка. Кэрри не проявила ни малейшего интереса к собственному расположению. Смертельная усталость взяла над ней верх, и больше она ничего не замечала. Солнце, что высоко взлетело на небосклон, растопило белое одеяло тумана и оно бриллиантовыми каплями росы упало на землю. Поезд, не сбавляя скорости, мчался по ржавым рельсам старой железной дороги. Она была резервной, не основной, и давно нуждалась в реставрации. Единственным слабым источником света в тёмном вагоне было вентиляционное отверстие в потолке. Сквозь него внутрь попадали яркие, практически ослепляющие солнечные лучи, прошедшие сквозь рамку вентиляционной решетки. Едущие имунны изредка поднимали к этим лучам взгляды, но потом тут же отводили их в сторону, жмурясь от солнечных бликов, прыгающих перед глазами. Затекшие от наручников руки ныли в запястьях. У многих из-за того, что поезд дико раскачивался на старых рельсах, случилось несколько приступов страшной рвоты. Все эти приступы так или иначе заканчивались сухим каркающим кашлем, блевать было нечем. Последний раз иммуннов кормили за девятнадцать часов до выезда. За это время скудные концентраты уже давно успели перевариться и полностью усвоиться. Именно поэтому, когда стук колес стихал на пару секунд, можно было услышать как бурчит живот соседа. В любое другое время ребята бы посмеялись, но сейчас им всем дружно хотелось упасть на колени и расплакаться, потому что страх пробирал всех до костей сильнее вибрации вагона. И вот, когда солнце поднялось достаточно высоко для того, чтобы светить в вагон прямыми лучами, а не под углом, снаружи что-то изменилось. Сначала ребятам показалось, что где-то сбоку ряда одиночных сидений донесся звук рычащего двигателя и они поповорачивали головы, будто там были окна, сквозь которые они могли что-то увидеть. Потом с той же стороны явственно послышался звук быстро вращающихся лопастей Берга, но спустя полминуты этот звук словно отдалился, а после и вовсе сошёл на нет. Все эти обыденные и одновременно странные звуки подростки могли определять только полагаясь на общий слух, потому что не может же всем в одно мгновение показаться одно и то же. — Вы слышали это? — отважился спросить Арис, чтобы убедиться в том, что у него ещё не началось слуховые галлюцинации. — Да, — протянул парень, сидящий позади него. — Будто автомобиль промчался. — А разве это был не вертолёт? — несмело полюбопытствовала девушка с переднего сидения. — Не знаю, — ретировался парень. — Я слышал звук автомобильного двигателя и всё тут. — Ты ручаешься, что слышал именно автомобиль? — уточнил Арис, обрадованный тем, что его поддержали в идее разговора. — Готов Богом поклясться, что это так! — уверенно кивнул тот и для убедительности добавил. — Я раньше работал с машинами, мой отец механик. — Но откуда тут может быть автомобиль? — послышался вопрос откуда-то с конца вагона. После этого вопроса будто лопнула пружина. Вагон загудел, зашумел, весь славно обратился в пчелиный улей. Подростки активно перешептывались, некоторые говорили в голос, некоторые почти кричали. Всем будто в голову ударила манящая идея глобальных изменений, и они почувствовали потребность излить эту идею, превратив её в назойливый гомон. Шум внутри вагона стал настолько силён, что находящиеся там даже не заметили как над вентиляционной решеткой промелькнули две фигуры. Возбуждение достигло своего предела и перешагнуло через него, когда снаружи началась отчаянная перестрелка, апофеозом которой можно считать мощный взрыв. В последствии этого взрыва вагон отсоединился от состава и остался стоять на рельсах. К нему было прицеплено ещё четырнадцать вагонов с иммуннами, которые, как и пассажиры первого из отцепленных, понятия не имели, что происходит. Когда произошел взрыв снаружи, пассажиров первого вагона слегка стряхнуло. Причём так, что почти все врезались лбами в спинки сидений напротив, а парочка даже умудрилась встретиться физиономиями с железными стенками вагона. Ещё несколько минут в ушах пассажиров отдавался невыносимый звон, и они жмурились от боли. Но никто не заплакал, не закричал и даже не застонал. Во время всей поездки, в смысле от начала до её переломного момента, Кэрри провела в состоянии дремы. Она настолько устала, что могла уснуть в любой позе. В её случае это было крайне неудобное положение сидя. Кэрри это не смущало, и тем более не останавливало. Пока все сходили с ума от молчаливой паники, она спасалась тем, что спала и не видела никаких снов. С той самой ночи, когда Минхо вытащил её из океана, Кэрри не приснился ни один сон. Абсолютно. Не было телепатических контактов, не было даже абстрактных аномалий без всякой связи, из разряда тех, что видят во снах каждую ночь нормальные люди. Возможно, это было обосновано тем, что она стояла на пороге смерти как раз в тот момент, когда видела сон, и теперь мозг панически отторгает любое сновидение, боясь, что оно окажется фатальным. Но так или иначе, Кэрри очнулась от своей дрёмы и окончательно проснуться ей помогла боль в центре лба. Посидев секунду с мутным и блуждающим взглядом, Кэрри почувствовала, как на переносицу стекает что-то жидкое и тёплое. Натянув рукав на свободную от современных кандалов руку, Кэрри вытерла эту мешающую струйку. Опустив руку, она взглянула на белоснежную ткань и с какой-то тихой грустью посмотрела на ярко-красные пятна. Так и знала. Опять кровь. Везде кровь. И руки её по локти в крови. И стоит она в океане крови убитых ею людей, и кровь подступает в горлу. Внезапно со стороны стенки вагона, возле которой она сидела, раздался громкий стук. Он повторился вновь и вновь, всё приближаясь к Кэрри. Со звоном дрогнули цепи, прикованные к правой руке, девушка стремительно вскинула голову, и тотчас услышала громкий крик. — МИНХО! КЭРРИ! МИНХО! ВЫ ТУТ? ВЫ ЗДЕСЬ? И словно камень с её души упал. Она подалась вперёд и, прежде чем кто-либо в вагоне сообразил, что нужно делать, Кэрри закричала так громко, что жилы на шее натянулись до отказа. — Я ЗДЕСЬ! ТОМАС, Я ЗДЕСЬ! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ? Я ЗДЕСЬ! — кричала она. — Кэрри! — с чувством и на выдохе повторил Томас, а потом ударил в стенку ещё раз и обратился к подруге. — МЫ ВЫТАЩИМ ТЕБЯ ОТСЮДА, МЫ ОСВОБОДИМ ВАС ВСЕХ! Кэрри почувствовала, как лёд, который сковал её сердце, тает и течёт по раскрасневшимся щекам бороздками кристально чистых слёз. В горле застрял ком невысказанных эмоций, и она ничего не смогла ответить Томасу. Наклонив голову так низко, что лоб соприкасался с цепями на правой руке, Кэрри плакала, улыбаясь сквозь слёзы. Всё её существо трепетало и оживало, будто она прошла желанный этап реинкарнации. Кэрри громко всхлипывала, повторяя то и дело: — Спасибо. Спасибо. Никто не сумел расслышать её слов, словно она говорила, оказавшись в вакууме. Весь вагон слышал слова Томаса и все они дружно начали тарахтеть цепями, кричать, что было мочи, чтобы активнее изъявить своё желание вырваться на свободу. Соня, счастливая, но ничего не понимающая взглянула на Ариса. — Это наши, правда? — спросила она. — А кто же ещё? — искренне улыбнулся Арис и повернулся назад, — Эй, Кэрри, слышишь меня?! И, о чудо, она действительно услышала! Потому что подняла голову, отыскала его глазами в толпе и кивнула ему, делая знак, что прекрасно слышит. — Держись крепче, мы отправляемся домой! — ещё ярче улыбнулся Арис, перекрикивая звон цепей. Её глаза были полны влаги, свободной от цепи рукой она смахнула слёзы с ресниц и закивала. Это всё, что могла Кэрри в этот момент, потому что от переизбытка резко нахлынувших чувств ей даже показалось, будто она забыла, как говорить. Вокруг стоял жуткий гам. Кэрри плакала навзрыд. Её тело бил мелкий озноб. Но несмотря на это она была счастлива, как никогда раньше. И кто бы мог подумать, что оживить её способен один лишь голос, но зато какой голос. Родной, бесконечно близкий голос самого дорогого друга сотворил с ней настоящее чудо, заставил её внутреннее "я" подняться с колен, и высоко задрав в голову без страха смотреть в будущее. Ведь словно по волшебному щелчку исчезла тьма, что окутала её душу, подобно плотному черному дыму. Кэрри запрокинула голову, чувствуя, что теперь может дышать свободно и, улыбнувшись, произнесла: — Только попробуй подойти ко мне, когда я тебя увижу. На радостях шею сверну.

***

Через несколько минут, что были насыщены разнообразным шумом и перестрелками снаружи, принудительные пассажиры вагона почувствовали лёгкое покачивание и только тогда, нарушая резко возникшую тишину, Арис объявил: — Похоже, нас подняли в воздух. — Но это же невозможно! — возразила Соня. — Разве? — невозмутимо отпарировал Арис, — Ты думаешь, что для этих засранцев существует что-то невозможное? Они же напрочь лишены всяких рамок в мозгу, поэтому в их исполнении каждый, даже самый невыполнимый план становится успешно завершенным! У тебя есть все основания сомневаться, но поверь мне, я провел с ними целых десять дней в пустыне и за эти десять дней я полностью пересмотрел своё мнение о людях. Пассажиры затихли и слушали Ариса, не перебивая. Надо сказать, что они заткнулись почти после первой пули, что поцарапала вагон. Многие посползали на пол, ведь им почему-то казалось, что так будет намного безопаснее. Только их руки с замками на запястьях выглядели достаточно нелепо, потому как были закреплены в достаточно неудобном положении. — Ну так... Что нам теперь делать? — поинтересовался парень, сидящий через проход напротив Ариса. — Ждать приземления, — пожал плечами тот. Все до единого уловили в его словах резон, поэтому, устроившись поудобнее стали ждать начала следующего акта в их удивительной жизни. Да, она правда была удивительной и необъяснимой, потому что никто не мог предположить по воле какого доброго волшебника явились эти странные люди, которые, судя по соответствующим звукам, отбили их у ПОРОК'а. Бывшие субъекты для исследований были ни в чем не уверены, но во всяком случае день, который начинался достаточно паршиво, неожиданно принёс замечательный подарок и они не могут быть ему не рады. Мягко раскачиваясь взад вперёд, вагон летел в неизведанную даль. На его крыше расположились несколько людей, их тени часто мелькали в вентиляционном оконце, поэтому запертые внутри ребята могли спокойно наблюдать за всеми передвижениями своих спасителей. В самом начале, когда вагон только приподнялся над землей, парни наверху громко смеялись от радости, было слышно, как они торжествуют, потому что в очередной раз добились своего. И слушая их веселые голоса, сидящие внутри тоже заражались непроизвольной искренней улыбкой и чувством, что отныне всё по-настоящему будет хорошо. Они приземлились спустя много часов, когда солнце приближалось к закату. В вагоне воцарилась тишина, все думали, что же будет дальше. Снаружи послышалось множество звонких молодых голосов и какое-то странное шипение. — Это сварка, — пояснил неизвестный парень. — Они хотят выпустить нас. Когда дверь в вагон отворилась, первым внутрь ворвался Томас, за ним устремился Ньют. Не задержавшись взглядом на съежившихся в клубок Арисе и Соне, они направились в самый конец, туда, где была Кэрри. С секунду оба парня стояли, пытаясь вообразить, что превратило сильную здоровую девушку в тощее исхудавшее существо. Видя, что Томас и Ньют боятся подходить к ней, Кэрри начала подозревать самое ужасное. Её трясло от неудержимого плача, она протянула дрожащую руку навстречу друзьям, но те по очереди проигнорировали её и, упав на колени, заключили девушку в объятия. Но теперь они обнимали Кэрри осторожно, будто ощутив всю хрупкость её измученного тела. Только тронь, только на немного превысь силу и она сломается. Томас гладил её по спине с явственно выступающим от худобы позвоночником, приговаривая: — Всё в порядке. Мы с тобой, всё будет хорошо, — он правда не знал, что ещё стоит сказать в подобной ситуации. Вздрагивая от каждого всхлипа, Кэрри приклонила голову на плечо Ньюта и тот лишь ласково погладил девушку. Для него важен был язык прикосновений, а не слов, и в этом он был профессионалом.