Мой (истинный) лучший друг

После первой течки Феликса пришли выпускные экзамены. И вот уже они выебали Хёнджина по полной. Экзамен по истории, английскому, географии, биологии. У Хвана голова кругом шла от бесконечных формул и дат. А Феликс, с рождения обладая хорошей памятью, справлялся с заданиями на раз-два, особо и не напрягаясь. Хёнджин же жил по расписанию «проснулся — заебался — уснул» вплоть до самого последнего экзамена. Времени не хватало даже на нормальный сон и банальное подрочить. А ещё Хёнджина буквально разрывало. Его настроение колебалось от депрессивного «блять, я выебал своего лучшего друга» с привкусом ненависти к себе, до веселого «бля, да я тебя выебал». Второе пыталось вырваться изо рта Хвана каждый первый раз, когда Феликс стебал его за очередную проваленную контрольную. — Я только что понял, что всегда мечтал стать кассиром на ночной заправке! — с фальшивым энтузиазмом заявил Хван, шумно захлопывая учебник по английскому. — А я думал, что ты всегда мечтал быть выебанным на экзамене и пойти на пересдачу, — весело передразнил его Феликс. Он лежал на кровати Хвана, закинув ноги вверх, и бросал шарик о стену, тем самым раздражая пытающегося начать учиться в конце года Хёнджина. Сам же Ли экзамен сдал одним из первых и теперь с чистой совестью зависал у друга круглые сутки. — А я думал, что ты всегда мечтал потерять девственность не с лучшим другом, — передразнил его Хван, раздражённый донельзя своей пересдачей и стуком мячика о стену. — Боже, заткнись, — засмеялся Феликс, бросая мячик прямо в затылок Хёнджину, — тебя вообще трахнул семидесятилетний старик, на глазах у половины нашего класса. — Да откуда я знал, что Рим находится в Италии, а не в чёртовой Испании! А Феликс же в ответ только громко расхохотался, словно слышал этот глупый ответ в первый раз. — Рим… и в Испании! — захлебываясь своим хохотом, повторял Ликс, из последних сил отмахиваясь от напавшего на него Хвана. Их отношения остались прежними. Такими, словно та ночь, течка Феликса и их недолгая близость была просто сном. А Ликс продолжал вести себя так, будто они не лишились девственности друг с другом, а посмотрели очередную комедию вместе. Хёнджин же подумал, что раз Ли не парится об этом, то и он не будет. — С кем пойдёшь на выпускной? — спросил Феликс, когда последний экзамен был сдан. — С Мики, он сам позвал, — без особого энтузиазма ответил Хван, — письмо всучил своё дурацкое и вообще… я не успел отказаться. — Так тебе признались в любви? — удивленно переспросил Феликс. — Типа того, да, — выдохнул Хёнджин, словно признание было кипой тяжелых папок, которые ему поручили донести до учительской, — а ты с кем? — Да я… — начал было Ликс, но учитель не дал ему закончить, позвав к себе. А Хёнджин так и не узнал, с кем Феликс пошел на выпускной. Весь его вечер был занят Мики и двумя пивными бутылками, которые омега притащил с собой. Целоваться с Мики было не то чтобы очень приятно, но в целом прикольно. Омега пах чем-то слишком сладким, его губы были слишком липкими, а руки неумело гладили Хвана между ног через джинсы, причиняя скорее дискомфорт, чем удовольствие. Неловко, непривычно, но прикольно. Если бы не вопрос в конце вечера. — Так мы теперь встречаемся? Хван никогда не думал, что от одной фразы у него по спине польётся холодный пот, желудок противно скрутит, а только что выпитое пиво попросится обратно. — Извини, мне уже кое-кто нравится, — ляпнул он первое, что пришло в голову. Мики же усмехнулся ядовито, а его лицо некрасиво скривилось. — Эта сука Феликс? — А? — только и смог выдавить из себя Хван, вмиг чувствуя себя абсолютно трезвым. Помада у Мики была размазана по губам, а лицо искажала противная ухмылка. — На нем держался твой запах несколько дней. Неудивительно, что его никто не позвал. Никто не хочет иметь дело с пользованной омегой с грязным лицом. Хёнджин почувствовал, как к горлу стал подкатывать ядовитый ком. Ему захотелось вытереть губы ладонью. А ещё лучше — прополоскать рот с ополаскивателем. От запаха Мики стало подташнивать, и Хвану хотелось скорее выйти на свежий воздух. — Знаешь, детка, — сказал Хёнджин, наклоняясь над омегой, — я только сейчас понял, какая же ты, блять, мерзкая мегера. И я лучше задохнусь от твоего невыносимого запаха, чем буду встречаться с тобой.

***

— Ты сказал Мики ЧТО, — уже в десятый раз переспрашивал Феликс наутро после выпускного, забираясь в одежде в постель только что проснувшегося Хвана. Голова болела. Горло щипало из-за выпитой бутылки ментолового ополаскивателя для рта. Живот сводило от него же. — То и сказал, — потирая глаза, пробубнил Хёнджин. Спать хотелось сильнее, чем жить. Желательно весь день. А то и всё лето. До самой осени. — Какая сука, — не унимался Ликс, пиная подушку, — да он сам трепался, как каждую неделю спит с новым парнем и как охуенно делает горловой. На слове «горловой» сон как рукой сняло. — Он умеет делать горловой! А я его отшил! — схватился за голову Хван, словно пропустил что-то важное в своей жизни. — Не переживай, Джинни. Ты ещё найдёшь себе того самого омегу своей мечты, который умеет делать горловой, — подбодрил его Феликс, похлопав по плечу, а потом добавил, — или не найдёшь. И Мики был твоей последней надеждой на горловое счастье, — и засмеялся. Хван закрыл лицо руками и глухо замычал. Состояние было ниже хуевого, все вокруг раздражало. Кроме одного. — Не двигайся, — сказал Хёнджин, пододвигаясь к Феликсу ближе. Ли вздохнул, когда его шеи коснулся холодный нос друга. — Что ты делаешь? — Твой запах почему-то меня успокаивает, — пробубнил Хван, закрывая глаза и наваливаясь на Ли всем весом. — А меня ты наоборот раздражаешь, — фыркнул Ли и безуспешно попытался оттолкнуть друга от себя. — Не ври, ты меня обожаешь. — Не вли ти меня абажаесь, — передразнил его Феликс, отстраняя от себя Хвана за плечи. И почему-то замолчал. А на его лице угасла улыбка. — Почему ты так рано? Мы куда-то идём? — спросил его Хван. В стекло стучали редкие капли дождя, а за окном было пасмурно и серо. — Нет, — помотал головой Феликс, — вообще-то я пришёл попрощаться. — Не понял. — Я уезжаю на всё лето в деревню, — сказал он так тихо, что Хёнджину сначала показалось, словно фраза ему просто послышалась. — А как же наши планы? — Прости, — негромко, на выдохе произнёс Ли. Он поник, а его плечи ссутулились ещё больше. И Хёнджину почему-то захотелось обнять его. Стиснуть за плечи, сильно прижать и наполнить лёгкие чужим запахом. Но тело застыло, руки словно налились свинцом и чувствовались тяжелыми. Хван просто смотрел перед собой и уговаривал себя поскорее проснуться. Потому что лето без Феликса — настоящий кошмар. — Я буду скучать по тебе, Джинни, — сказал Ли не своим голосом, словно у него в горле образовался ком. — И я по тебе, — повторил Хван, закусывая щеку изнутри. Глаза предательски защипало, но он не мог себе позволить расплакаться перед своим другом. — Обещай, что мы будем созваниваться каждый день. — Обещаю. Они были уверены, что даже расстояние не разделит их, но мобильный оператор и единственная телефонная вышка в посёлке решили по-другому. Интернета у Феликса не было от слова совсем. Днём, какие бы танцы с бубном Ликс не исполнял, телефон попросту не ловил. Но ближе к ночи, когда уже все ложились спать и отключали свои телефоны, на пятой кривой сосне от домика его дедушки появлялась заветная одна из четырёх палочек связи. И тогда на его телефон обращалась тонна входящих сообщений. Несколько стандартных от родителей и целая куча от Хёнджина. Так много, что телефон становился горячим и жутко зависал. Феликс, читая короткие сообщения от друга, улыбался как дурак и строчил ответ на каждое в обязательном порядке, подробно рассказывая, сколько мерзких странных жуков было на кустике картошки. Но в целом лето проходило на твёрдую тройку с плюсом. У Хёнджина были и другие приятели помимо Феликса, но ни с одним из них не было так охуенно, как с Ли. Никто другой не мог понять тех-самых-тупых-шуток, мало кому было интересно разговаривать про «Властелина колец» больше одной минуты. Да и на бокс одному стало ходить скучно. Поэтому у Хёнджина из развлечений осталось только одно. Омеги. И чем длиннее становились волосы Хвана, тем больше вокруг него появлялось омег. Вначале было даже классно. Он переспал с многими из них. Но каждый раз что-то было не так. Слишком сладкий запах, слишком громкие стоны, чересчур притворный скулёж. Один слишком мокрый, другой слишком сухой, а у третьего оказалась настолько разработанная дырка, что Хван даже на несколько дней словил депрессию из-за параметров Хвана младшего. — Это было унизительно! Он сказал, что ничего не почувствовал, — сокрушался в трубку Хёнджин, уже третий по счету день жалуясь Феликсу. Ликс же, балансируя на ветке с телефоном в руках, только смеялся в ответ тихо, смиренно выслушивал все жалобы и обязательно добавлял: — У тебя отличные размеры, друг. Уж я-то знаю. А потом непременно смеялся в голос, словно это было какой-то шуткой. Лето тянулось безумно долго и скучно. Из альф Хёнджин близких друзей не имел, а омеги наскучили ему ещё в первый месяц лета. Он безумно скучал по своему другу. По его улыбке, дурацким шуткам, громкому смеху и тонкому запаху сирени. Хван одичал настолько, что, наврав родителям Ликса о забытой в его комнате библиотечной книжке, проник в спальню друга и просто лежал на его кровати добрые пять минут, пока мистер Ли не стал стучаться в дверь. Это было похоже на пытку. Феликс все реже выходил на связь, ссылаясь на плохой интернет, и все чаще говорил про какого-то парня, которого встретил в деревне. И однажды, когда Ликс не появлялся в сети уже целую неделю, он пришёл Хёнджину во сне. Хван почти выл. Ведь не мог же он, подобно сентиментальным омегам, после первого секса так глупо запасть на своего друга детства. Август Хёнджин встретил с маленьким календариком в руках, в котором карандашиком он вычёркивал день за днём, ожидая возвращения Феликса. Он представлял их встречу в красках: как Ликс побежал бы на него, а Хёнджин бы непременно подхватил на руки и рассказал, как сильно он скучал все эти месяцы. Жизнь же, как обычно, внесла свои коррективы. Феликс вернулся на два дня раньше, а о его приезде Хван узнал от своего отца. — А ты чего друга не встречаешь? Его уже отец минут пятнадцать назад привёз. Хёнджин сорвался с места так быстро, что выбежал на улицу в домашних тапках и светлых шортах с пятном на штанине. Он ударился бедром о перила, почти снес старушку на входе в подъезд и открыл дверь всем своим телом. И не узнал Феликса от слова совсем. Тот уезжал от него сантиметров на десять ниже, с щеками, усыпанными веснушками, и чёрными непослушными волосами. А приехал с острыми скулами, осветлёнными волосами и с каким-то придурком на своих губах. Тот парень держал его за талию крепко, прижимал к своему боку и целовал, блять, у всех на виду. Хёнджин почувствовал, как у него задергался глаз. Волоски на загривке встали дыбом, а кулаки непроизвольно сжались. Он всё лето не ходил на бокс, чувствуя там лишь скуку, но почему-то теперь ему очень сильно захотелось подраться. Незнакомец целовал ЕГО друга, которого Хёнджин не видел уже чёртову вечность. Который снился Хвану последние несколько недель. И который больше не выглядел как соседский бета с круглым личиком и вечным беспорядком на голове. Ли Феликс вернулся в город ебаной омегой мечты.