Мой (истинный) лучший друг

Хёнджина всё раздражало. Солнце за окном было слишком ярким. Люди вокруг улыбались слишком широко. Ебучие птицы по утрам пели слишком жизнерадостно. Хвану хотелось запереться у себя в комнате, отключить телефон, зашторить окна и засесть в приставку на несколько дней. Или просто разбить кому-нибудь ебало. А если точнее, то одному конкретному человеку. Хан, мать его, Джисону. От одного упоминания «нового друга» Феликса Хёнджина передёргивало. Джисон был воплощением слова «раздражающий». Он постоянно смеялся, громко говорил, размахивал руками, обнимал его Феликса, отпускал идиотские пошлые шутки и (что сильнее всего выводило Хвана из себя) заканчивал за Феликсом предложения, словно те были знакомы целую ебаную тысячу лет. А хуже всего то, что, даже когда этого клоуна не было рядом, он постоянно писал Феликсу сообщения. И теперь Хёнджина стали раздражать звонкие звуки ебучих уведомлений из телефона друга. У Хвана рычание зарождалось где-то в горле. Волосы на загривке стояли дыбом. А кулаки сжимались от злобы и словно чесались. Из-за всего этого последние две недели лета, которые с возвращением Феликса должны были быть самыми охуенными за год, превратились в настоящую пытку. И с каждым днём настроение Хёнджина становилось всё хуже и хуже. Настолько, что однажды он чуть не подрался с отцом-альфой за неосторожный комментарий насчёт обеда и кулинарных навыков отца-омеги.   Из хорошего было одно: дед-омега на старости лет нашёл себе молодого альфу — «Ему всего 55, внучок!» — и укатил с ним на море «пить водку и не вылезать из постели». Хёнджина от подробностей из уст деда слегка передёргивало, но свободная хата все волнения покрывала с лихвой. Ведь должен был кто-то заботиться о фиалках на подоконнике в зале.   О них, кстати, Хёнджин не вспоминал уже дня два. Получив от отца-альфы взбучку, он собрал самое необходимое и съехал на недельку в пустующую хату деда. Чтобы ненароком не нарваться на что посерьёзнее. — Ты ЧТО сказал Мистеру Хвану? — задыхаясь от возмущения, спрашивал Феликс.   Фел же, прознав, что у Хёнджина есть свободные апартаменты, заявился к другу на следующий день без приглашения. — Что суп был пересолен, — неохотно отвечал успевший отхватить от отца подзатыльник Хёнджин, — а ещё, что котлеты не дожарены. — Да ты самоубийца, твой па готовит лучше всех, — изумлённо шептал Ликс, пихая Хвана в бок, — ты ещё легко отделался, придурок. — Да знаю я, — огрызнулся Хёнджин, отбиваясь от руки друга. Телефон Феликса звонко запищал. Экран загорелся, и на нём высветилось «Новое сообщение от Ханни». — От Ханни, — ядовито передразнил Хёнджин, кусая щеку изнутри. Раздражение закипало где-то в районе солнечного сплетения. — Ты опять, — устало выдохнул Феликс, закатив глаза и откладывая телефон в сторону, — Джисон классный, вы бы с ним легко подружились, если бы ты не вёл себя как задница. У Хёнджина на языке крутились слова в стиле «тупой», «раздражающий», «еблан», но он сглотнул их и только дёрнул щекой, сильнее стискивая зубы, чтобы не проронить ни слова больше. — Что с тобой такое? — серьёзно сказал Феликс, — ты продолжаешь злиться на меня за то, что я уехал? — Нет. — Тогда что? Уже три дня прошло, как я вернулся, а твоё настроение с каждым днём становится всё хуже. — А с Джисоном тебе веселее? — процедил Хван, сжимая кулаки. Что-то ядовитое растекалось внутри, обжигая плоть. Хёнджин раздражённо дёргал ногой и скрипел зубами, готовый в любой момент броситься. — А может, ты перестанешь вести себя как придурок, и нам тоже станет весело? — огрызнулся в ответ Феликс. — Может, да, — сказал Хёнджин и натянул на лицо холодную улыбку, — а может, и нет. А может, я просто свалю и не буду портить тебе веселье. Внутри колотилась злость. Хотелось во что-нибудь впечатать кулак. Во что-нибудь определённое. В кого-нибудь определённого. Хёнджин впервые за лето пожалел, что перестал ходить на бокс. Подраться хотелось как никогда прежде. — Да что с тобой? — раздражённо бросил Феликс. Его такое общение не устраивало от слова «совсем». И желание начистить Хёнджину рожу за свинское поведение с каждой секундой приближалось к критической точке, — ведёшь себя как истеричка.    — А ты ведёшь себя как… — начал Хёнджин, но резко остановился, сильно прикусывая губу изнутри. Его зрачки были расширены, а дыхание было неровным и сбитым. Он шумно и жадно вдыхал воздух, а каждую фразу заканчивал тихим рычанием.    — Как кто, блядь, — опасно улыбнулся Феликс. Хёнджин хорошо знал эту улыбку. В лучшем случае после неё можно было получить какой-нибудь лёгкий вывих, а в худшем — разбитый нос или что посерьёзнее.    — Я не дерусь с омегами, — хмыкнул Хёнджин и уже было хотел уйти на балкон, чтобы освежиться и покурить, но Феликс, возмущённый таким отношением, толкнул его в сторону кровати. Хван, не ожидая от друга такой прыти, на ногах ожидаемо не устоял. Ликс заминкой со стороны альфы воспользовался и повалил Хёнджина на кровать всем своим весом. Он залез на друга сверху и принялся лупить того по плечам и бокам, вымещая на нём всю свою обиду за три дня игнора.    — С каких пор я для тебя омега, — прошипел Хёнджину в лицо Феликс, а затем резко остановился и замер, — блядь, Хван.   Ли крепко обхватил подбородок друга ладонью и пальцами приподнял верхнюю губу. Два клыка слегка выпирали из челюсти. Пульс у Хёнджина был под двести. Глаза из-за близости омеги и вовсе стали чёрными.    — У тебя, блядь, гон, Хван, — уже мягче прошептал Феликс. Он вмиг сменил гнев на милость и с волнением в голосе спросил, — что-нибудь болит? Я могу помочь?    — Уйди, пока я ещё контролирую себя, — сдавленно произнёс Хван. Он старался не дышать лишний раз. С каждой минутой становилось всё тяжелее и тяжелее. Что-то животное внутри брало над ним контроль. Он чувствовал жар и лёгкий зуд по всему телу.    — Хрена с два я уйду и брошу тебя в таком состоянии, — уверенно отказался Феликс.    — Ты вообще знаешь, что делают альфы с омегами в гон? — шумно сглатывая слюну, сказал Хёнджин. — Я не смогу контролировать себя. Я не хочу навредить тебе. Пожалуйста, уходи, — добавил он тише. Всё его естество протестовало против этих слов. Стало жарко. Из-за одежды, близости омеги и нежного аромата сирени, что пробирался в самые лёгкие и дурманил разум. Было хуёвой идеей вообще подпускать Феликса к себе.    — Думаешь, я не смогу справиться с таким придурком, как ты? — выпалил Ли. — Я всё выдержу. Ты же знаешь, я не как другие омеги.    — Феликс, блядь, — отчаянно выдохнул Хёнджин, — это не будет как в тот раз.    — Я знаю, — перебил его Ликс, — и я уже не такой, как в тот раз, Джинни. Я помогу тебе.   У Хёнджина в груди что-то всколыхнулось.    — Время зря в деревне не терял, да?    — Альфы не только в городе обитают, знаешь, — улыбнулся ему Феликс совсем другой улыбкой. — Выпусти зверя, Хван, — произнёс он тихо, наклонившись к уху Хёнджина.   Интимный шёпот, сводящий с ума запах сирени и мысли о том, что его друг проводил время с другими, побуждали саму сущность альфы выйти наружу.   Член болезненно стоял, низ живота скручивало чем-то горячим, а Феликса хотелось завалить и выебать, чтобы все слова кончились и остались только глухие стоны. Он желал оставить на нём свой запах, заполнить спермой, пометить.    — Ты рычишь, — взволнованно прошептал Феликс. Хёнджин же сжимал кулаки и жмурился, пытаясь отвлечься от таких мыслей. С Ликсом хотелось потрахаться и подраться одновременно. Зверь внутри бесновался. Все эти чувства для Хёнджина, у которого эмоциональный диапазон был как у улитки, казались странными и немного пугающими. Слюна скапливалась во рту от одного взгляда на покрытую веснушками шею Ликса.    — Сейчас будет легче, — обещал ему Феликс, бесцеремонно забираясь под резинку шорт рукой и накрывая ноющий член холодной ладонью. Через тело Хёнджина будто прошёл разряд тока. Прикосновение чувствовалось так ярко. Как никогда прежде. Словно у него не было всех этих двух месяцев, несколько десятков омег и секса 3 раза в неделю.   Чужие прикосновения ощущались иначе. Они были плавными, но хват сильным. Идеальным. Таким, как нужно. Феликс двигался по всему стволу и гладил пальцами головку, размазывая по ней выступающую смазку.    — Если кончишь мне в рот, я убью тебя, Хван Хёнджин, — серьёзно предупредил его Ликс, а потом одним движением стянул с друга шорты вместе с бельём и накрыл губами головку члена.   У Хёнджина весь воздух из легких пропал в одну секунду. Словно прикосновение ангела, удовольствие разлетелось по всему телу. Яйца сладко поджались, голова пошла кругом и больше всего на свете захотелось сделать то, что Ликс делать ему запретил.   Ли сосал как Господь. Он пускал слюну на головку, размазывал её по всей длине, заглатывал наполовину и спускался пальцами к узлу у основания, массируя его с нажимом. Будь на его месте другой омега, Хёнджин всерьёз задумался бы о женитьбе.    — Блядь, Ликс, — задыхаясь, прошептал Хван. Он опустил взгляд и задохнулся от увиденного. Феликс, плотно обхватив своими розовыми пухлыми губами ствол, ловко скользил по всей длине туда-сюда. У Хёнджина голова шла кругом от всего, что произошло с ними за последние три месяца. Какими бы охуенными друзьями они ни были, обмануть природу и сущность внутри было невозможно.   И Хёнджин желал Феликса, как альфа желает омегу.   Горячая волна прошлась по всему телу. Ликс массировал пальцами узел и двигался только до середины длины. А когда их взгляды встретились — в глазах у Феликса мелькнуло что-то нехорошее, и он медленно опустился ртом ещё ниже. Его губы сомкнулись у самого узла. Узкое горло плотно обхватило головку. И Хёнджин, кажется, закончился как человек.   Он одним движением подмял Феликса под себя, словно тот ничего не весил. Секунда — и футболка Ликса уже валялась на полу, другая — и джинсы вместе с бельём упали рядышком.    — Блядь, гандоны, — прошипел Хёнджин.    — Я на противозачаточных, — быстро сказал Феликс, — я не залечу, даже если ты кончишь в меня.    — Ох, детка, — произнёс Хёнджин, накрывая тело друга своим, — я ещё никогда не кончал в омегу без гандона.   Лицом к лицу. Глаза в глаза. Для Хёнджина всё это было словно калейдоскоп быстро сменяющихся картинок. Как щёки Феликса сначала становились красными. Как он закусывал губы и закатывал глаза. Как изо рта стали вырываться первые глухие стоны. Хван, закинув чужие ноги себе на плечи, двигался рвано, в своём ритме, с силой прихватывая за ягодицы и бёдра.   Запах сирени заполнил всю комнату. Феликс был мокрым и возбуждённым, а Хёнджин, словно одержимый, хотел оставить на нём свой запах.    — Хочу повязать тебя.    — Давай, — прошептал Феликс, прогибаясь в спине и расставляя ноги шире. Хван двигал бёдрами быстро, остервенело вбивая тело Ликса в кровать. А Феликса колбасило от толчков, запаха Хвана и инстинктов. Шея горела, хотелось скулить и умолять наполнить себя спермой.   Узел у основания стал набухать и становиться больше. Всё тело Ликса горело от возбуждения. Он двигал бёдрами навстречу и натурально скулил каждый раз, когда в его зад входил узел, растягивая стенки и чувствительный анус. Его член дёргался из-за глубоких толчков, а с головки скатывались первые вязкие капли.   Хёнджин покрывал его шею поцелуями. Феликс каждый раз сладко вздрагивал, когда их сменяли лёгкие укусы. Тело пробирало наслаждением, всё его естество выло. Он подставлял шею под поцелуи и кусал губы от запретной ласки и опасных игр с метками.    — Укуси ещё, — шептал Ли, — укуси меня ещё, Джинни.   Хван захлёбывался от своих желаний и позволял себе лишь легко царапать кожу на шее клыками, не прокусывая. Он знал, что метка не от истинного сойдёт через неделю, но даже такая отметина от не своего альфы была недопустима.   Он вылизывал шею Феликса языком, двигался в нём резко и быстро, до тех пор, пока наслаждение не накатило на него волной. Узел увеличился, крепко запечатывая. Феликс в его руках крупно задрожал, чувствуя, как его зад заполняет горячая сперма. Он сладко сжимался и скулил от ощущений. Каждая клеточка его тела горела. Он чувствовал усталость и бесконечное блаженство.   Хван навалился сверху, укладывая голову на грудь Феликса. Тот дышал быстро-быстро. Его тело было покрыто испариной, а сердце колотилось о грудную клетку.   Наваждение стало отпускать. Запах Феликса изменился. К сирени добавились нотки свежести и аромат свежеспиленной древесины. Хёнджин уткнулся носом в ключицы друга и вдохнул полной грудью. Лёгкие стали заполняться новым запахом. Он ощущал спокойствие и облегчение.    — А помнишь, как мы тайком подсматривали за старшими, когда они пили пиво за гаражами? — вдруг сказал Хёнджин. Уголки его губ против воли поползли вверх.    — Ты тогда ещё расплакался, что растёшь слишком медленно, — тихо засмеялся Феликс, устало выдыхая и с досадой добавляя, — а потом оказалось, что пиво на вкус как дерьмо, да и музыка у них была отстойная.    — Я не плакал! — запротестовал Хёнджин и легко ткнул Феликса в бок, — я никогда не плачу!    — Ты плакал в конце «Властелина Колец»!    — Ты тоже! — возмущённо перебил его Хёнджин.    — А вот и нет! — засмеялся в ответ Феликс и принялся осыпать его болючими тычками в бока, словно им снова по десять.    — А вот и да! — запротестовал Хёнджин, прикрываясь руками и ёрзая над Феликсом. — У меня всё плечо было мокрым от твоих слёз и соплей.    — Блядь, Хван! — негромко простонал Феликс, слегка покрасневший из–за ёрзаний Хёнджина. — Твой член всё ещё во мне, если ты не заметил.    — Я выиграл, слабак, — фыркнул Хван и устало опустил голову на грудь Феликса, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.    — Заткнись, — усмехнулся Ли. Бока легко ныли из-за нападок друга, задница саднила из-за узла внутри, живот был липким от собственной спермы, но на душе всё равно было спокойно как никогда.    — Я так сильно скучал по тебе, — негромко сказал Хван.    — Я тоже, Джинни, — ответил ему Феликс, — пиздец как скучал по тебе.    — Больше не уезжай, ладно? Я блядь без тебя загибаюсь.    — Не уеду.    — Обещаешь?    — Клянусь своим кольцом всевластия, Хван.