Мой (истинный) лучший друг

После трех дней секса с Феликсом во время гона Хёнджин чувствовал блаженную усталость по всему телу и приятную пустоту в яйцах. В мыслях ничего не было, и хотелось просто лежать на кровати и курить прямо в комнате, стряхивая пепел в горшок с любимой дедовской фиалкой.   – Охуенно, – после очередной затяжки на выдохе расслабленно произнёс Хёнджин. На улице стояла жара. Его тело было влажным от пота, но даже это не могло испортить настроение.   – Ой, да заткнись ты, – вяло ответил ему полуживой Феликс, у которого от трехдневного марафона без еды и отдыха болело буквально всё. Поясницу он перестал чувствовать ещё на второй день, когда оказалось, что Хёнджина заводило то, как Феликс выставлял задницу и прогибался в спине. Вход саднил и ныл так, словно Ли родил ежа. Ноги не переставали дрожать, а тело отказывалось двигаться. Он проклинал себя за желание помочь другу. А ещё за брошенное в горячке «сожми меня за горло». Потому что шея напоминала о себе не слабее, чем другие части его тела.   Но хуже всего было то, что блядский Хёнджин улыбался так, словно у него ебанный день рождения и ему подарили дорогущую радиоуправляемую машинку. Тогда как у Феликса болело буквально всё тело и между ягодицами было липко от чужой спермы.   – Хватит лыбиться! – возмутился Ликс, слабо пихая друга в бок. – Ты из меня душу всю выебал.   – Выебал, – кивнув, с довольной рожей согласился Хван и сделал ещё одну затяжку, выдохнув дым в сторону Ли, – и что, мне теперь тебя на свидание позвать?   Феликс побледнел. Уголки его губ поползли вниз, а выражение лица стало таким, словно кто-то предложил съесть ему сырую рыбу.   – Меня сейчас вырвет, – мрачно констатировал Феликс, отвернувшись от друга и накрываясь простынёй с головой.   Хёнджин громко засмеялся и положил сигарету догорать в горшок с фиалками. Где-то в глубине души он понимал, что получит пизды от деда за такое отношение к его ненаглядным цветочкам. Но потом.   С Феликсом было хорошо. Словно одно его присутствие делало мир не таким уж и дерьмовым. А когда гон подошел к концу и инстинкты стали отходить на второй план, Хёнджин ощутил, как сильно скучал по своему другу. По совместным ночёвкам, дурацким фразам, которые ничего не значили, и шуткам, что были понятны только им двоим.   Альфа внутри жаждал ещё немного особой близости, но по лицу от Феликса получить не хотелось. Хван лёг позади него и обнял за плечо рукой, как делал это, когда они были ещё детьми и Ликсу снились кошмары. Ли, привыкший засыпать в объятиях друга, руки не оттолкнул. Хван уткнулся носом в основание его шеи и вдохнул запах омеги.   – Ты пахнешь мной, – довольно промурчал он, – мне нравится.   Феликс шумно сглотнул и ничего не ответил. В объятиях друга он всегда чувствовал себя в безопасности. Сон накрыл его с головой в считанные секунды. Засыпать рядом с Хваном было так привычно, словно они снова вернулись в детство, а природа не сыграла с ними злую шутку, сделав альфой и омегой.  

***

  – Хватит вести себя как собака, – недовольно бурчал Ли, выпутываясь из объятий друга, который вис на его плечах всё то время, пока омега пытался приготовить что-то поесть из скромных запасов холодильника деда Хёнджина.   – Я хочу есть, – жаловался Хван, гипнотизируя кастрюльку на плите, в которую Феликс поочередно забрасывал мелко порезанную картошку и морковь, – и ты слишком классно пахнешь, я не могу оторваться.   У Хёнджина был настоящий диссонанс. Феликс был его лучшим другом. Но во время гона Хван кончал в него, повязал несколько раз и даже оставил парочку неглубоких укусов на плечах (Феликс сам просил!). Ликс пах, как его омега: сиренью и древесиной. Альфа внутри выл и недоумевал, почему на шее Ли всё ещё не красуется настоящая метка, которая раз и навсегда поменяет его аромат. Хёнджин не мог перестать вдыхать изменившийся на время запах омеги. Что-то в груди сладко трепетало, когда лёгкие наполнялись сиренью и древесиной. Но Хван, имея эмоциональный диапазон как у зубочистки, списывал это на отголоски гона.   И так как Хёнджин думал только хуем, вопрос не заставил себя ждать.   – Детка, когда у тебя течка?   И если кто-то в мире сомневался, что после трехдневного сексуального забега у Феликса не хватило сил на крепкий удар в челюсть, то он очень сильно ошибался. Ведь реакция не заставила себя ждать, а ноющий подбородок и звездочки перед глазами Хёнджину напомнили, что Феликс не простой омега для ебли.   – Понял или мне повторить? – процедил разозлённый Ли, сжимая половник в пальцах.   – Понял, принял, – согласился Хван, а руки и мысли свои теперь держал при себе.   – Если хоть ещё раз назовешь меня деткой или, ещё хуже, попытаешься поцеловать, я откручу тебе башку, Хван.   – Боже, – скривился Хёнджин, – да и в мыслях не было целовать тебя. Мерзость.   – Как банка оливок?   – Ага, как целая тонна банок с оливками.   Но на подкат Феликс злился недолго. А если точнее, то пока не узнал, что Хвану за поступление на бюджет (с божьей помощью!) подарили шлем виртуальной реальности.   – Гонишь! – подскочил удивленный Феликс и почти сразу же пожалел об этом, с шипением опускаясь обратно на диван. Поясница ныла так сильно, что хотелось открутить Хёнджину голову. Но поиграть в приставку со шлемом хотелось чуть больше, поэтому проблемы с поясницей мгновенно отошли на задний план.   Последние летние дни пролетели, словно по щелчку пальцев. Они зависали у Хвана целыми днями, залипая до трех часов ночи в игры и засыпая только под утро, болтая обо всём на свете. Феликс ныл, что лето закончилось так скоро, а Хёнджин наоборот – хотел побыстрее окунуться в «университетскую романтику», потому что...   – Посвящение в студенты! Огромная вечеринка в первую неделю учебы для первокурсников, – воодушевленно шептал он, – и мы перестанем быть сопливыми школьниками и станем студентами инженерного факультета, – последнее Хван словно смаковал на языке и уже чувствовал себя старше.   Хёнджин ощущал себя самым счастливым на свете. Только вдвоём, и никаких сообщений от дурацкого друга из деревни.  

***

  Хёнджин, впервые за три месяца проснувшись по будильнику до полудня, чувствовал себя не таким воодушевленным как раньше. Впереди было четыре года учёбы в университете. Реальность настигла его слишком быстро. И оказалось, что кроме вечеринок и «взрослой жизни», были ещё сессии, зачёты и прочая ебля в жопу. Благо, что в одной группе с лучшим другом. Который, кстати, в первый же день не дождался Хвана и уехал в универ раньше друга.   Хёнджин, имея выдающийся низкий балл, поступил на факультет инженеров, где на пятнадцать альф в группе было всего три омеги. В противовес архитектурному факультету, для зачисления на который требовался превосходный балл по вступительным экзаменам. Архитекторы в основном состояли из омег. Поступившие туда альфы были настоящими счастливчиками и без внимания не оставались. Хёнджину же оставалось довольствоваться вниманием альф.   В первый день все собирались в небольшой аудитории на кафедре, где преподаватели выдавали пропуска и проводили вводный инструктаж. На который Хёнджин, прозевав свой автобус, ожидаемо опоздал. Феликса в аудитории не оказалось, поэтому Хван занял свободное место рядом с широкоплечим альфой, что на вид был года на два старше него.   Кристофер был образцовым альфой: с щетиной на подбородке, мощной спиной, крепкими руками и сильным запахом. Он, отслужив в армии после школы, наугад закрасил ответы во время вступительных экзаменов. Поэтому, как и Хван, Крис смог зачислиться только на инженерию, чему был безмерно счастлив.   Они сразу нашли общий язык. Бан тоже увлекался боксом, любил боевики со Шварценеггером и был гордым обладателем подержанного мотоцикла, который «хоть и старый, но ревёт как настоящий зверь».   Хёнджин сразу понял, что Крис клёвый парень, особенно после того, как тот на десятую минуту знакомства пообещал научить Хвана гонять на своём мотоцикле «прямо ща как закончим».   Хёнджин чувствовал на себе взгляды омег, которые в целом были ничего, но после гона интересовали мало. А вот отсутствие Феликса напрягало. Его не было в аудитории. Он не отвечал на звонки. Зато нашёлся в коридоре, у стойки с расписанием. В компании с самым-раздражающим-человеком-в-мире.   – Привет, дружище! – жизнерадостно замахал Хан, как только увидел Хёнджина. Второй почувствовал, как у него задергался глаз. Они встречались от силы три раза (третий из которых теперь). И когда Хван успел стать «дружище», он не знал. Хотелось демонстративно закатить глаза. Щека непроизвольно задергалась. Но Хёнджин сделал над собой усилие и улыбнулся самому-бесящему-парню-в-мире в ответ. Кулаки зачесались и непроизвольно сжались.   – Привет, – бросил Феликс и уставился на таблицу с расписанием.   – Тебя не было на вступительной лекции.   – Не было, – подтвердил Ли и замолчал, закусив губу изнутри и сильнее стиснув книги в руках. Повисла неловкая пауза.   Джисон посмотрел сначала на Феликса. Потом на Хёнджина. Шумно вздохнул, словно что-то понял, а затем выдал:   – Ты ему не сказал, – театрально разинув рот, произнёс Джисон.   У Хёнджина раздражение стало скапливаться где-то в районе солнечного сплетения. Феликс не смотрел ему в глаза, а его дружок-придурок Хан продолжал лыбиться.   – Не сказал что, Феликс? – намеренно игнорируя Джисона, сказал Хван.   Хана, впрочем, это совсем не коробило. Либо он попросту не замечал отношения Хёнджина к себе. Он, подобно местному самоубийце, положил альфе руку на плечо, словно они старые товарищи, и торжественно объявил:   – Феликс поступил на архитектурное!   У Хёнджина внутри всё огнём ошпарило. Он почувствовал, как кожа на лице стала гореть. Уголки губ поползли вверх. Хван из последних сил изобразил радостную улыбку.   – Правда? – сказал он, копируя веселый тон Джисона. – Поздравляю!   Когда-то в детстве, ещё до школы, отец рассказывал ему как прекрасно море. Какая там тёплая и соленая вода. А ещё медузы! Маленький Хёнджин рассматривал море в энциклопедиях, краем уха слушая, как родители обсуждали будущую поездку. А потом они уехали и оставили Хвана в деревне, где тот целый месяц помогал деду вытаскивать сорняки из клубники и смаковал вкус предательства на языке всё оставшееся лето.   Горечь во рту напомнила о былых деньках. Скулы неприятно сводило. Хотелось выкурить несколько сигарет подряд, чтобы унять дурацкий зуд в пальцах.   Снующие в разные стороны студенты спешили по своим делам. Они задевали остановившихся друзей (и Джисона) плечами, раздражая Хвана с каждым прикосновением и толчком всё сильнее и сильнее. Что-то в голове тикало, словно приближало Хёнджина к точке невозврата.   – Я хотел сказать, но, – начал Ли.   – Рот был занят, да? – ядовито хмыкнул Хёнджин. Ему стало почти стыдно за брошенную фразу, но обида душила его. Феликс смотрел куда-то в сторону, словно ничего не произошло. И казалось, что все вокруг знали, даже новый-лучший-друг Хан Джисон. И только Хёнджин, словно мальчишка с энциклопедией в руках, продолжал мечтать о синих волнах и медузах.   – Ага, – холодно ответил ему Ликс. А затем, толкнув Хвана плечом, пошёл вперед, смешавшись с толпой и так и не посмотрев Хёнджину в глаза.   Первое утро в университете началось не с кофе. А с какой-то ёбаной банки с оливками.