Мой (истинный) лучший друг

Ожидание – самое отвратное времяпрепровождение в мире. Особенно, когда в телефоне резко заканчивается всё интересное, минутная стрелка на часах начинает ползти до жути лениво и неспешно, а время тянулось долго и нудно. Настолько нудно, что Джисон стал на физическом уровне испытывать отвращение к часам. В декабре быстро темнеет. Так быстро, что спать хочется по восемнадцать часов в сутки, как кошки. Утром встаешь – темно. В обед – серо и пасмурно, уже ближе к пяти-шести вечера – снова темень. Создавалось отвратное впечатление, что Джисон ожидает какую-то пошлую ночную встречу с медбратом, не меньше. Джи в тысячный раз бросил полный негодования и презрения взгляд на настенные часы, словно те были виновны во всех грехах. «18:05». Целых пять минут без трех часов ранее Джисон ждал чёртового альфу, словно какой-то недалёкий омега с ритуальной маской из макияжа на лице и готовым на всё, лишь бы на него обратили внимание. «18:15». С каждой минутой стрелки на часах двигались всё медленнее и медленнее, а терпение у Хана всё не кончалось да не кончалось. В «18:20» у Джисона стали зудеть пятки, и сидеть на одном месте уже не представлялось возможным. Он стал мерить дедушкин изученный вдоль и поперек кабинет шагами. В его фантазии развернулась настоящая словесная баталия, где Джи самоотверженно и остроумно ставил на место зазнайку-медбрата, а тот извинялся и выкладывал всю необходимую Джисону информацию. Омега довольно ухмылялся и кивал в особенно удачных, по его мнению, местах уничтожающего чужое достоинство монолога, что происходил исключительно в его голове. Когда минутная стрелка остановилась на тридцати минутах, стало не до внутренних дебатов. Внезапно и очень сильно приспичило слинять. И желательно побыстрее. Что там с Хёнджином Джисон и сам узнать может. Просто подойдёт и спросит сам, а если не ответит – то и шут с ним. Меньше проблем. А про таблетки ябеда-медбрат ничего не докажет. Джисон использованные упаковки уничтожал, закрытые прятал, да и следы замести не забывал: под камерами ходил исключительно в кепке и маске, а ручек касался в перчатках. Для «вечно пребывающего в карантине» омежьего отделения такой вид был вполне обычным. Считай, костюм химзащиты не заставили носить и на том спасибо. В «18:45» взыграла совесть и проснулась честность и порядочность. Джисон справедливо рассудил, что для такого другана, как Феликс, можно и три минутки с мудилой-медбратом потерпеть. Так, стиснув зубы, конечно, но перетерпеть. Тем более дедушку волновать лишний раз не хотелось, тот и без того из больницы не вылезал неделями и ночевал в кабинете. Да и от разговоров простых ещё никто не помирал (Джисон не проверял, но хотел в это верить), и он не развалится. В «18:55» всё казалось просто дурацким разводом. Телефон почти разрядился, глаза от скуки закрывались сами по себе, а щелканье секундной стрелки настенных часов сводило с ума. Ситуация была из разряда клоунской. Ждать хуй пойми кого ради хуй пойми чего Джисону не улыбалось. Но где-то в глубине души он понимал, что за таблосы влететь могло, и неплохо так. Не только ему, но и дедушке, а последнего хотелось в последнюю очередь. В «19:00» злость на медбрата сменилась легкой тревогой. Коленки стали подрагивать, а ладони мерзнуть от волнения. «19:10». Джисон сверлил входную идеально белую дверь взглядом. «19:15». Ручка двери дернулась. Сердце провалилось куда-то вниз. Какой-то придурок в мятом халате заглянул, быстро извинился и так же быстро скрылся, как и появился. В «19:20» пришло осознание, что его просто развели. Злость вернулась и заиграла в груди новыми красками. Дверь снова открылась. – Не думал, что ты так долго продержишься, – веселый тон с нотками надменности. Джисон вскочил с дивана (быстрее и резче, чем хотелось бы) и, указав пальцем в сторону Минхо, почти прокричал: – Ты сказал, в шесть! – Я сказал «после» шести. Семь – это после шести, – снисходительно улыбнулся медбрат и вальяжно прошёл в кабинет, предварительно прикрыв за собой дверь. Джисон мог поклясться, что слышал, как замок приглушенно щелкнул. Хан не верил в приметы, но закрытая на замок дверь по ощущениям ничего хорошего не сулила. Джисон проглотил колючий ком и сжал кулаки посильнее – нужно было успокоиться. Меньше пиздежа – больше дела. Чем раньше закончишь – тем быстрее пойдешь домой. Меньше смотришь на уебана – дольше живешь и не помираешь от стресса в тридцать. Всё просто. – Так что тебе от меня нужно? – сказал Джисон, собрав в кулак всё возможное дружелюбие. Минхо усмехнулся. Он окинул омегу нечитаемым взглядом с ног до головы и вернул на лицо улыбку. – О нет, по-моему, это тебе от меня кое-что нужно. А я попрошу кое-что взамен. Услуга за услугу. Джисон не любил «услуга за услугу». За такое хуй расплатишься, а если попробуешь – заебут до смерти и последние соки выжмут. – А если откажусь? – спросил Джи. – Настучишь деду? Альфа задумался. Он сложил руки на груди и улыбнулся. Словно специально тянул время. Яркие, расписанные татуировками пальцы сильно выделялись на фоне идеально белого халата. – Узнаешь, – хмыкнул Минхо. Он достал из кармана жвачку и закинул одну пластинку в рот. – Но я бы не советовал проверять. А с другом вообще лучше не тянуть, но дело твоё. – Ну и что ты хочешь? – Поцелуй, – слетело с губ Минхо так легко, словно это было обыденностью. «Услуга за услугу» ещё никогда не была настолько хуёвой. – А хуй тебе не пососать? На лице у альфы не дрогнул ни единый мускул. – Можно, но в качестве дополнения, – сказал он и вальяжно плюхнулся на диван, по-хозяйски закинул ногу на ногу, словно это был его кабинет, и продолжил, – целовать меня всё равно придётся. Говорят, если ситуация пиздец, то нужно просто поменять к ней отношение. Джисон посмотрел на альфу. Тот неспешно жевал жвачку (свежее дыхание, все дела, джентльмен, блядь), сидел в расслабленной позе и всем своим видом демонстрировал, что над омегой он просто потешается. Джисон всю жизнь ходил в дураках (почти привык, только красного носа не хватало для законченного образа) и так часто попадал во всякие дурацкие ситуации, что это стало практически обыденностью. Но никто из ныне живущих альф даже ради шутки не предлагал ему поцеловаться по собственной воле. Чёртов альфа в халате же либо имел очень хуевый вкус, либо очень хуевое чувство юмора. Джисон не исключал, что и то, и другое. Как ни крути, отношение к ситуации меняться не хотело. Лицо отчего-то начало гореть, а ноги наоборот – словно в лёд. Джисону вдруг стало очень жарко. По спине пробежала легкая дрожь, а следом несколько капель пота. Дыхание сбито к чертям. В голове — бардак полный. Да быть такого не могло, чтобы какой-то там альфа мог смутить Хана, мать его, Джисона. Джисона, у которого опыта во всякой хуйне не меньше, чем у деревенских пацанов, и который целовался на спор раз сто (с омегами и бетами, но не суть!). Джи закусил щеку изнутри. Решимость бурным пламенем расползалась по его телу. — А давай поцелуемся! — усмехнулся он и склонил голову в сторону, отвечая на веселый и задиристый взгляд медбрата своим — с вызовом и без стеснения, словно ему было всё равно и он такие обмены чуть ли не каждый день проворачивал еще с детского сада. В ситуациях, когда берут на понт и съехать с ситуации не получается, нужно держать хорошую мину при плохой игре, если не хочешь прослыть чмошником и трусихой. Джисону не хотелось. — Тогда не будем тянуть, — расплылся в улыбке Минхо и убрал ногу с ноги, — идём, — и похлопал ладонью по своим ебучим коленям. У Джисона девиз по жизни – «если позоришься, то иди в этом до конца». Всего-то один поцелуй на коленях у самого раздражающего альфы в мире, ни больше ни меньше. Отключить голову, перекинуть через него ногу, проигнорировать ироничный смешок, проглотить нервный ком в горле, коснуться чужих губ своими, подождать одну бесконечно долгую секунду – и дело сделано! План надежный, что пиздец. За несколькими исключениями – чужие руки на талии и требовательный язык во рту, которые в сделку, вроде как, не входили. Чёртово тело среагировало предательски быстро – по коже побежала приятная дрожь, а чужие ладони на талии ощущались так охуенно правильно, что убирать их вроде как и не хотелось. Джисон для вида уперся ладонями в чужие плечи, а в ответ получил только мягкий смешок и кучу новых мурашек по телу. Минхо неспешно, но настойчиво ласкал его губы своими, сминал их и слегка прикусывал. У Джисона всё тело млело от прикосновений, особенно когда Минхо, уже не встречая сопротивления, расслабился и опустил ладони омеге на задницу. Сердце в груди бешено трепыхалось. Джи казалось, что ещё секунда – он задохнётся. От поцелуя со вкусом мяты буквально сносило голову, хотя не должно было. Джисон регулярно, в течение нескольких лет сидел на подавителях, почти не чувствовал запахов и не испытывал возбуждения. Он даже не помнил, когда последний раз касался себя или когда была течка. А от чёртового альфы с глазами цвета шоколада все ощущения и эмоции словно взбунтовались. Это было невозможно. Неправильно. Джисон оторвался от чужих губ, когда низ живота стало пробивать неприятными спазмами. Омежья сущность, которую он годами подавлял в себе таблетками, пыталась выкарабкаться наружу. Джи облизал губы и шумно сглотнул. Задавать вопрос первым он не решался – боялся, что голос выдаст его с потрохами. Смотреть на медбрата тоже не хотелось – в глазах были все ответы и даже больше. Он бросил быстрый взгляд на часы. «20:01». Уже официально чёртово пошлое свиданьице с влажными поцелуями на диване. Минхо откинулся на спинку дивана. Его руки с задницы скользнули по бедрам и остановились на них, словно там им самое место. На его влажных, чуть покрасневших после поцелуев губах играла всё та же ебанная ухмылка. А в глазах черти и решимость играть до конца. – Могу помочь тебе только с одним: информацией про твоего друга или закрыть глаза на кражу таблеток. Что выбираешь? «Услуга за услугу» всегда пиздец какая хуйня, без исключений.