Мой (истинный) лучший друг

Родителям была объявлена холодная война. Феликс, будучи полной копией своего отца-альфы, по возвращении домой навыебывался (батя навыебывался в ответ), хлопнул дверью и смертно обиделся. Было принято решение объявить ещё и голодовку. Но было одно НО. Так как подобное мероприятие Ликс проворачивал впервые и накануне вечером он ни крошки в рот не брал (а про то, что брал, не вспоминаем!), продлилась эта голодовка не долго, а ровно до ужина, на котором омега перебрасывался с батей грозными взглядами, а его отец-омега только тяжело вздыхал и тихо бесился. Но вы спросите, что может быть хуже ссоры с родителями и очередной вынужденной разлуки с лучшим другом? Правильно, когда на всё это накладывается подготовка к четырём, сука, пересдачам. Четыре потенциально проёбанных экзамена висели над Феликсом как дамоклов меч. Ебучие конспекты по пропущенным темам казались китайской грамотой, а вопросы к билетам, которые будут на пересдаче, чистым издевательством! Ведь не может же, право, обычный студент, держать в голове так много информации одновременно. Тем более что на подготовку от пересдачи к пересдаче отводилось всего несколько дней, за которые студент должен был заучить и усвоить весь материал за прошедший семестр. Заучить двадцать билетов к первой пересдаче было настоящей проблемой. Информация никак не хотела откладываться в голове у Феликса, ведь все мысли омеги занимал Хёнджин. Ликс старался сосредоточиться на своём конспекте, но мысли всё равно уходили не в то русло. «Я тебя люблю». Три слова, десять букв. И все они были сказаны после отсоса. Считается ли это нормальным признанием? Или это, скорее, оценка качества, как в такси? Вроде как «я тебя люблю» – пять баллов, а «давай останемся друзьями» – ниже тройки. Или же Хван и правда... Феликс быстро-быстро помотал головой. За окном уже была ночь – самое время для подобных мыслей. До первой пересдачи оставалось всего несколько дней, а у омеги в голове был один Хёнджин, который уже вроде как был не просто другом (или просто?) и по которому Ликс тосковал пиздецки сильно. Следы от засосов каждый день становились всё светлее, а некоторые и вовсе уже пропали с кожи. Ликс грустно смотрел на свою шею, трогал стык плеча и шеи, где омегам ставили метку, и крепко обнимал себя руками. Без Хёнджина было хуево. Хуже всего в этом наказании было не иметь возможности хоть как-то связаться с альфой. Телефон батя у Феликса отобрал (бой был неравный, но Ликс не сдавался до последнего), ноут конфисковали тем же способом, но уже без боя, а выходить на улицу Ликсу было запрещено. Отец-альфа, взяв на работе десять дней за свой счёт, сторожил сына денно и нощно. Возможности хоть как-то связаться с Хваном не было. И поэтому Феликсу только и оставалось, что грустно смотреть в окно гостиной и томно вздыхать, думая о нём, как какому-то сопливому омеге из средневековых романов. Почему из гостиной? Всё просто – вслед за телефоном и ноутом у Ликса конфисковали и его комнату, вынудив сына перебраться в зал. А всё потому, что кто-то в сердцах бросил, что будет лазить к своему альфе через балкон, если ему захочется. Ведь он же не маленький, и может делать всё, что ему вздумается! И с кем вздумается! Теперь этот кто-то живёт в зале, под полным присмотром, аки принцесса, заточенная в башне с драконом. Конец сказки. Первая пересдача прошла ужасно. И хуже всего в ней было то, что на экзамен его сопровождал батя. Все пялились на них, а Ликсу больше всего хотелось провалиться сквозь землю. Экзамен прошёл как в тумане. Отсюда и результат – честная тройка в зачётке. Феликс, моментально слетев со стипендии, не почувствовал ничего, кроме усталости. С отцом они ругались долго и громко – в машине. Дома же оба разбрелись по своим углам и даже не смотрели друг на друга. Ужинать в тот день Ликс не пошёл. Было принято решение продлить голодовку. Вторая пересдача прошла чуть лучше. Отец держался поодаль, а в зачётку улетела четвёрка. Неплохо, но стипендии уже всё равно не видать. Шёл пятый день без Хёнджина. Следы с кожи пропали, и Феликс не мог точно сказать, были ли они там или он всё это себе придумал. День седьмой. Без Хёнджина всё ещё хуево. Дракон бдел принцессу. Шансов на скорое освобождение – ноль. День восьмой. Очередная пересдача. Уже похуй так сильно, что Ликс даже не посмотрел, что ему поставили в зачётку. Еда стала терять свой вкус, и будто что-то внутри стискивало его грудную клетку, мешая нормально дышать. Всё ещё хуево без Хёнджина. День девятый. Конспекты для подготовки к последнему экзамену были заброшены. Стало официально похуй на учёбу и университет. Феликс уже перестал огрызаться на отца. Цвет лица стал приобретать какой-то серо-белый оттенок. Омега чувствовал постоянную слабость и сонливость, но уснуть не получалось от слова совсем. Теперь, без лекарств и вне стен больницы, Феликс мог во всей красе прочувствовать болезнь привязанности. И если в больничке под капельницей единственным его симптомом была апатия, то теперь ему открылся весь спектр ощущений. Был всего лишь девятый день, а омега уже понимал, что долго так он не продержится. Без Хёнджина было хуёво, как никогда. День десятый. Последняя пересдача. За всю ночь Ликс не сомкнул глаз ни на секунду. Последний день заточения. Завтра он наконец-то увидит Хёнджина! – Завтра ты никуда не пойдёшь, – оборвал его мечтания прямо за завтраком Чанбин, – у тебя по двум пересдачам тройки. Ты еле-еле прошёл и чудом не вылетел с бюджета. Посидишь до начала семестра – подумаешь над своим поведением. Заодно и предметы подтянешь. У Феликса ожидаемо закончились все цензурные выражения. Он только хватал ртом воздух и чувствовал, как к горлу подкатывал рвотный ком. Ещё неделя без Хёнджина – это буквально пиздец. Он не сможет. Точно не выдержит. – Чанбин!.. – на выдохе произнёс отец-омега, но альфа остановил его жестом и ответил: – Я всё сказал. Глаза стало щипать. Феликс больно закусил губу изнутри, чтобы не разрыдаться. Отец-альфа был непреклонен. Впереди омегу ждала ещё одна неделя заточения, которую он хуй переживёт. – Я всё равно буду встречаться с альфами, – процедил Феликс, не поднимая глаз на отца. Лицо горело, и он был буквально в шаге от того, чтобы разрыдаться. – Конечно, будешь, но не с Хёнджином, – ровным тоном ответил альфа, отпивая из кружки чай и не отрывая взгляда от телевизора. – Мы с самого детства с ним вместе, так почему теперь?.. – едва сдерживая себя, произнёс Феликс. – Потому что он мне не нравится. Он переспал с половиной омег района, пока ты был на летних каникулах. А ты мой единственный сын-омега. Ещё вопросы остались? – ответил Чанбин и перевёл взгляд на сына. В его глазах не было ни намёка на веселье. Он был уверен в своих словах и не собирался отступать. – Хёнджин не такой!.. – выдохнул Ликс. – Такой, – перебил его отец, – он же альфа. – Я буду встречаться, с кем захочу. И с Хёнджином тоже. – Хватит, перестаньте! – крикнул старший омега, рывком поднимаясь из-за стола. – Как же вы мне оба надоели за эту неделю, когда это уже закончится?! – Когда он перестанет контролировать меня!.. – Когда он перестанет водиться с этим щенком!.. – Перестань называть его так, он мой альфа! – Половина района считала его своим альфой! – Прекрати! Зачем ты повторяешь это каждый раз? – Потому что я не хочу, чтобы мой сын встречался, а потом залетел от какого-то отсталого и бросил универ. – Ты мне не запретишь встречаться с Хёнджином! – не сдерживаясь, выкрикнул Феликс. – Считай, что уже запретил. Ты должен учиться, а не мечтать о том, как покувыркаться с соседским мальчишкой. Что-то острое впилось Феликсу прямо в сердце. – Вы, оба, заткнитесь! – крикнул папа-омега и бросил вилку, которую он всё это время сжимал в руке, на стол. – Феликс, собирайся, вы уже опаздываете на пересдачу. Поедешь с отцом. – Я не хочу с ним!.. – Я сказал, ты поедешь с отцом! – повысив голос, повторил старший омега. Он почти никогда не общался на повышенных тонах и часто помогал сглаживать острые углы в повседневной жизни между Чанбином и Феликсом. Но за последнюю неделю он стал словно тенью прошлого себя, совсем не улыбался и выглядел уставшим, измученным и обозлённым. Это десятидневная холодная война задела и его тоже. Феликс посмотрел на своих родителей и вдруг почувствовал себя очень одиноким. Без поддержки от родных, без друга, с которым он уже, скорее всего, никогда больше не заговорит, и без своего альфы, встречаться с которым теперь было запрещено. – Как же я всё это ненавижу, – едва сдерживаясь, выплюнул Феликс. Его папа-омега вмиг побледнел. Ликс отвернулся от родителей и выскочил из-за стола быстрее, чем ему прилетел ответ. В машине они с Чанбином не разговаривали. Это стало привычным за неделю, но отчего-то в этот раз молчание ощущалось особенно неприятным. Феликсу казалось, будто на его плечах лежит что-то тяжёлое. Язык словно горел из-за брошенных слов. Омегу тошнило и клонило в сон. Живот болезненно скучивало. Сил по ощущениям не осталось ни на что. Отец остановился у ворот и в этот раз сам остался в машине. – У тебя час, – холодно бросил он, даже не посмотрев на сына. Феликс стиснул зубы и от души хлопнул дверью. На этот акт мести ушли все силы, и перед глазами у омеги стало мутновато. Голова кружилась уже несколько дней кряду. Последняя пересдача почти не отличалась от трёх предыдущих. Разве что преподаватель мучил вопросами не так сильно и поставил оценку в зачётку почти сразу. Может быть, его впечатлил серый цвет лица Феликса. Или он и сам хотел свинтить с пересдачи побыстрее. В любом случае от отведённого часа осталась ровно половина. В машину к отцу возвращаться не хотелось. Не сейчас, а вообще. Феликс часто спорил с ним по мелочам. До хрипоты, с криками, но всегда с одним концом – они быстро мирились, и всё вставало на круги своя. Но прошло уже десять дней с начала конфликта, а всё по ощущениям становилось только хуже. Противоречия росли, а о каком-то конструктивном диалоге уже и речи не шло. Феликс не мог и попросту не хотел отказываться от своего лучшего друга Хёнджина, без которого ему предстоит продержаться ещё целую неделю, пока занятия не начнутся. Феликс ненавидел запах сигарет, но отчего-то ноги сами понесли его в курилку. От Хёнджина всегда пахло чем-то крепким и древесным. А ещё сигаретами. Ликс накинул на плечи куртку и, не застёгиваясь, вышел на задний двор. Морозный ветер моментально принял его в свои колючие объятия. В «курилке» (закутке за универом, где вокруг одной урны, переполненной бычками, собирались все с табачной зависимостью) было всего несколько студентов, а пахло так, словно совсем рядом был табачный цех. Во всём теле ощущалась слабость. Такая, будто Феликс сидел на диете из воды и воздуха уже несколько дней подряд. Омега облокотился о стену плечом и прикрыл глаза. Сердце в груди билось слишком быстро, а в ушах зазвенело. Первые признаки предобморочного состояния были налицо. Он вдыхал такой ненавистный ему, но теперь отчего-то родной, запах сигарет, и становилось вроде как легче. – Поделитесь сигареткой, работяги, у меня троечка, – прозвучал родной, уставший голос. Древесный аромат мгновенно заполнил лёгкие омеги. Ликс жадно вдохнул его полной грудью, чувствуя, как в момент стало легче дышать. А затем прозвучало негромкое брошенное на выдохе «бля, Фел», и Феликс почувствовал, как сильные руки подняли его над землёй. Омега открыл глаза. Перед ним было до боли знакомое и любимое лицо, только с впалыми щеками и синяками под глазами. Омега успел лишь выдохнуть, как его губ коснулись чужие, холодные и шершавые, а языка – чужой язык. Воздух из лёгких выбило вмиг, будто одним ударом. Сильные руки на талии и родной запах, от которого приятно заныло внизу живота, словно заключили его в кокон, в котором стало безмерно тепло и правильно. Феликс обнял альфу за плечи и приоткрыл рот, пуская чужой язык с горьким привкусом табака внутрь. А когда воздуха совсем не осталось, Хван мягко укусил омегу за нижнюю губу, поставил его обратно на землю и уткнулся холодным носом ему в шею, вдыхая запах. – Блядь, я... – ...так сильно... – ...скучал... – …по тебе... – …что пиздец.... – …я думал, что сдохну без тебя, Фел, – закончил за двоих альфа и коснулся своим лбом чужого. – Ты тут как?.. – на выдохе спросил Феликс, чувствуя, как сердце тарабанит о грудную клетку, словно заведённое. – Пересдача, – коротко ответил альфа и нежно боднул кончиком носа шею Ликса. – Завалил? – Не пришёл. К тебе тогда попёрся, у подъезда ждать. – Дурак, – мягко усмехнулся Феликс. Хван оторвался от его шеи и выпрямился, улыбнувшись в ответ. – Из-за тебя, знаешь? – произнёс он негромко, прищурив глаза и облизав омегу ласковым взглядом. – Молчи, а, – цокнул языком Ликс и тихо засмеялся. После ужасной недели он наконец-то чувствовал себя каким-то безмерно счастливым. – А ты чего покраснел? Из-за меня? – расплылся в улыбке Хван, прижимая омегу за талию ближе к себе. – Из-за мороза, придурок, – выдохнул Феликс. Его взгляд остановился на пухлых губах альфы. Он шумно сглотнул и закусил свою нижнюю. Губы после поцелуя легко покалывало, словно хотелось ещё. – У меня, знаешь, отец сегодня в ночную уходит... – начал Ликс. – Приглашаешь меня к себе, омега? – мягко хмыкнул Хёнджин и вновь наклонился к губам Феликса. – Ага, – легко выдохнул Ли, приоткрывая рот для поцелуя. За больше чем неделю разлуки он так сильно заебался быть без Хёнджина, что теперь хотелось всего и побыстрее. А раздумывать об этом он будет потом. А может, и не будет. – Я через балкон приду, – прошептал Хван куда-то в губы, – я, блядь, на тебе живого места не оставлю, ты же понимаешь? У Феликса по плечам и спине пробежала приятная дрожь. Что-то горячее осело внизу живота и растеклось по всему телу. – Кто ещё у кого живого места не оставит, Хван Хёнджин, – выдохнул Феликс и мягко прихватил зубами нижнюю губу альфы. Он почувствовал, как хватка на его талии усилилась. Ли поднял взгляд и столкнулся с уже хорошо знакомыми, абсолютно чёрными и полными желания глазами. – Эй, Хван, – чужой голос вернул Ликса в реальность, – ты когда с парнем своим обжиматься закончишь, отдай мне свои конспекты. – Я не его... – начал было Феликс на автомате, но вовремя остановился и как-то удивлённо посмотрел на альфу. – А по-моему очень даже мой, – сказал Хёнджин, разрушая дурацкое слово из шести букв, которое начинается на «друзь» и заканчивается на «я».