Мой (истинный) лучший друг

– То есть мы с тобой... – нерешительно начал Ли.   – Мы с тобой что? – ответил ему Хёнджин и протиснул свои пальцы между пальцами Ликса и крепко сжал его руку.   – То самое? – чуть тише добавил он, словно это «то самое» было чем-то таким, о чём в приличном обществе громко не разговаривают.   – А ты бы хотел? – мягко усмехнулся Хван и ласково погладил Феликса пальцами по щеке.   – А ты? – ответил вопросом на вопрос Ли. У омеги во взгляде было так много всего: от любопытства и смущения до растерянности и неуверенности, что ситуацию он понял правильно.   – А я первый спросил, – хмыкнул Хван.   – А мне папа запретил, – как-то растерянно, невпопад сказал Ликс, почувствовав, как кончики ушей стали гореть от смущения, – ну... встречаться. С тобой,  – наконец произнёс он то самое слово, которое они всё это время избегали.   Когда наваждение сошло и голова очистилась, омеге вдруг стало стыдно из-за поцелуя при других людях и вообще...   – Ну почему ты такой? – выдохнул Хёнджин и склонил голову вбок, лаская омегу взглядом.   – Какой?   – Невыносимо милый, знаешь. Каждый раз, когда я вижу твоё лицо, мне хочется тебя поцеловать, – сказал альфа и наклонился за ещё одним поцелуем, но чужие холодные пальцы легли ему на губы, а на лице омеги появилось недовольное выражение.   – Хватит, тут же другие люди, ты совсем стыд потерял? – пробубнил он и спрятал лицо в складках шарфа альфы. У Феликса в груди разгорелся самый настоящий пожар. Кончики ушей и щеки горели от смущения. Запах альфы будоражил в голове самые разные мысли от «хочу никогда не отпускать его руку» до... чего-то совсем неприличного, что Феликс старательно гнал у себя из головы.   – Эй, омега, ты только что говорил, что живого места на мне не оставишь, а теперь смущаешься? – хмыкнул Хван и накрыл затылок Ликса ладонью. – Ты вообще почему без шапки ходишь, а?   – С тебя пример беру. А ты почему курить продолжаешь, а?   – Хочешь, я брошу? Ради тебя.   – Хочу, – на выдохе произнёс Ликс. Это «ради тебя» попало прямо сердце, и оно на секунду замерло и пропустило удар. – Мой папа не любит, когда курят, – зачем-то добавил Ли совсем негромко.   – Не парься из-за отца, – сказал Хёнджин ровным тоном, будто у него уже всё было схвачено, – что-нибудь придумаем.   – Или он убьёт нас, – оптимистичным тоном добавил Феликс и кивнул для верности.   – Зато мы умрём в один день. Меня устраивает, – улыбнулся Хван и мягко потрепал омегу по волосам, – а пока мы ещё живы, возьми вот это, – добавил он и стянул со своей шеи шарф, – тебе проще будет. Из-за запаха. А вечером мы уже вновь встретимся, – ласково прошептал он омеге и аккуратно повязал шарф вокруг его шеи.   – Болезнь привязанности отстой, – выдохнул Ликс и уткнулся носом в складки шарфа, пропитанного запахом альфы. Хёнджин взял своего омегу за руку и спрятал их ладошки себе в карман.   Парни из курилки, что стояли поодаль, затушили свои сигареты и, коротко попрощавшись с Хваном, свинтили в закат. Оставшись в этом закутке вдвоём, Феликс положил голову своему альфе на плечо, прикрыл глаза и почувствовал, как его ладонь мягко сжали в кармане куртки. После целой недели одиночества просто стоять рядом со своим альфой было безгранично приятно. Ли ощущал Хёнджина как никогда родным, и уходить от него было как никогда тяжело.   – Меня отец у ворот ждёт в машине. Если не вернусь в отведённое мне время, он запрёт меня дома до конца моих дней, – грустно вздохнул Ликс и прижался к телу альфы сильнее.   – Может, он и меня до дома подкинет? – весело хмыкнул Хван, за что в ту же секунду получил локтем под бок.   – Очень смешно, – без лишнего энтузиазма ответил Феликс, который веселья Хёнджина не разделял, – ты последние мозги растерял, как от папы по лицу получил?   – Ага. Один раз получил, теперь уже не так страшно. Лучше иди сюда, пока время не закончилось, – ласково произнёс он и притянул омегу за подбородок, мягко касаясь своими губами чужих.   – Мы теперь всегда будем целоваться?.. – негромко прошептал Феликс, между незамысловатыми и лёгкими поцелуями.   – А тебе не нравится?   – Нравится, просто...   – Стесняешься или боишься, что отец узнает? – тихо усмехнулся Хван и каким-то абсолютно знакомым, но невероятно нежным движением пальцев погладил омегу по щеке, будто тот был самым ценным человеком в жизни альфы.   – Чтобы папа не узнал, – мгновенно соврал (зачёркнуто) выпалил Феликс.   Хёнджин как-то понимающе улыбнулся, а Ликс почувствовал, как кончики ушей вновь запылали.   – Я поговорю с ним, когда всё немного уляжется, – пообещал Хван и мягко коснулся губами холодного лба Феликса, – возвращайся к отцу, пока не замёрз.   – Не хочу опять расставаться с тобой, – вмиг погрустнел Феликс. Возвращение к отцу значило вновь погрузиться в ту ужасную атмосферу непонимания, отрешённости и холода, в которой он находился всю последнюю неделю. Ликс сильнее сжал ладонь альфы, словно под страхом смерти не хотел отпускать её.   – Только до вечера, – ответил ему Хёнджин, не разжимая пальцев.   – Обещаешь, что придёшь? – спросил Феликс и спиной сделал шаг назад. Теперь они стояли на расстоянии вытянутой руки и крепко держались друг за друга. Несколько минут вместе после больше недели разлуки – это слишком, чертовски мало для тех, кто почти не расставался с самого рождения.   – Обещаю, Ликс, – прошептал одними губами альфа, чувствуя, как дрожат пальцы омеги в его руке.   – Отпускай, – произнёс Феликс и сильно закусил нижнюю губу изнутри. Чёртовы ладони дрожали (от холода!), а глаза начинали слезиться (от мороза!).   – Не могу, – грустно улыбнулся Хван и, немного ослабив хватку, ласково погладил покрасневшие замёрзшие пальчики Ликса.   Феликс чувствовал, как у него начали дрожать губы. Все признаки плаксивой омеги были налицо, но, сука, возвращение в машину ощущалось как что-то самое несправедливое в этом мире. Он держал своего, блядь, альфу за руку, смотрел ему в глаза, чувствовал его запах и должен был по собственной воле отпустить его тёплую ладонь и вернуться в ебучую серую реальность.   Ликс вдохнул полной грудью и задержал дыхание. Ком подкатывал к горлу. Омега чувствовал, что вот-вот разрыдается. Хотелось обратно, в тёплые объятия к своему истинному, с которым так много нужно обсудить, но... Электронные часы у входа в курилку показывали, что времени у Феликса быть счастливым больше не осталось. И ровно за секунду до того, как перед глазами стало мутно, Ликс выдернул свою ладонь из плена пальцев самого родного человека на свете и со всех ног побежал к машине отца не оглядываясь.   Всё тело его хотело обратно к Хёнджину. Руки тряслись, а щёки обжигали горячие дорожки слёз. Омега быстро заскочил на заднее сиденье и пристегнулся, чтобы не передумать. А когда машина тронулась с места, Феликс закрыл лицо руками и разрыдался. Его разрывало изнутри из-за несправедливости и обиды на отца. Омега кусал щёки изнутри, чтобы не проронить ни единого слова, а язык и гортань обжигало от невысказанных фраз. Ликса накрыло настоящей тихой истерикой, конца и края которой не было видно. В голове было много «люблю» и «ненавижу», а действующими лицами были два главных альфы в его жизни.   Отец молчал и только сильно сжимал руль пальцами, до побледневших костяшек. Он слышал, как на заднем сидении плакал его единственный сын, и лучшее, что он мог сделать в этой ситуации – это ничего не говорить. Быть родителем тяжело, а в какие-то моменты – даже слишком. Особенно, когда твой сын влюбляется в самого неподходящего человека в радиусе ста километров.   Но худшее было только впереди – потому что этим вечером Феликсу так и не получится остаться с Хёнджином наедине. Зато удастся это сделать отцу омеги. Чанбину.