Мой (истинный) лучший друг

Хёнджин никогда раньше не замечал за собой наклонностей к мазохизму. Ему не нравилась боль, да и к ударам по своему лицу он был расположен критично. Но теперь, когда он сидел на земле, у ног отца истинного, что-то вдруг изменилось.   Страх ушёл. Лицо ему уже разбили. И оказалось, что больше бояться и нечего.   Чанбин опустился перед Хваном на корточки и как-то по-отечески похлопал его ладонью по щеке.   – Эх, значит, не понял, – сказал он без особой злобы в голосе, – ты головой ударился или по жизни такой дурак?   – По жизни, – ответил ему Хёнджин. Кровь из носа стекала у него по подбородку. Голова немного кружилась, и по-хорошему нужно было остановить этот водопад из носа.   – Сам отваливать от моего сына ты не собираешься? – почти дружелюбным тоном поинтересовался Чанбин.   – Не-а, – ответил ему Хван и улыбнулся. Быть может, и правда головой ударился, но Хёнджин вместо ощущения страха и опасности ощущал только какое-то подступающее чувство веселья.   – Значит, придётся тебе с этим помочь, – будто врач, сделал заключение Чанбин.   – А не получится, – широко улыбнулся Хёнджин. На лице у отца Феликса расцвела такая же зеркальная улыбка.   – А это ещё почему?   – Мы с ним истинные, – легко выдохнул Хван.   Улыбка с лица Чанбина исчезла так же быстро, как и появилась.   – Что ты сказал?   – Мы с вашим сыном истинные. Вот, – произнёс Хёнджин и закатал заляпанный кровью рукав толстовки, показав следы от почти заживших укусов. Альфа почувствовал, как у него стал заплетаться язык, – это после того, как мы не виделись с ним месяц. У него за эту неделю тоже началось что-то похожее, вы ведь заметили, правда?   Заметил ли Чанбин или нет, Хёнджин так и не узнал. Отец омеги поднялся с корточек и стал ходить взад-вперёд, лишь изредка останавливаясь, а потом вновь продолжая свои перебежки. У Хвана от этих перебежек голова стала кружиться ещё сильнее. Но был один плюс! Кажется, бить его больше не собирались. Как минимум сегодня точно. Хван приложил к лицу уже заляпанный рукав толстовки, через неё зажал нос пальцами и запрокинул голову.   – Эй, – через какое-то время позвал его Чанбин, – у тебя есть сигарета?   – Я больше не курю, – прогнусавил Хван, посмотрев одним глазом на старшего альфу. Тот уже не исследовал участок земли перебежками, а вновь выглядел каким-то злым и опасным. Чанбин взирал на него тяжёлым взглядом, а в воздухе вновь стало появляться то самое настроение. «Побей лежачего» называется.   – Ладно, осталась одна в пачке. Но я правда бросил, – зачем-то вновь добавил Хван, когда как сам хотел раскурить её, если с отцом Феликса решить ничего не получится. Он достал мятую пачку из кармана толстовки и отдал её Бину.   – Ага, я тоже не курю, – бросил Чанбин, нетерпеливо и спешно вытаскивая последнюю сигарету из пачки, что чудом осталась цела после всех тех раз, что Хван сжимал её у себя в кармане. Старший альфа быстрым, отработанным движением поджёг сигарету с помощью зажигалки и жадно прильнул губами к фильтру, затягиваясь.   – Вот же блядство, – через какое-то время на выдохе протянул Чанбин, устремив взгляд куда-то вдаль. Он делал неспешные долгие затяжки и медленно выдыхал дым. И молчал. Это молчание с каждой секундой напрягало Хвана всё сильнее и сильнее. Ему самому хотелось курить, но сигарета была и правда последняя, да и в присутствии отца Феликса делать этого он бы не стал.   Старший альфа с сигаретой в руке стал выглядеть поспокойнее. Кажется, добавки по лицу для Хвана на сегодня больше не планируется.   Хёнджин попытался подняться с земли. Не с первого раза, но получилось. Голова продолжала кружиться, но свежий воздух помогал парню держаться в сознании. И когда Хван уж было подумал, что буря миновала, Чанбин вновь заговорил.   – Ты знал, что Феликс плакал на выпускном? – сказал он абсолютно ровным и спокойным голосом.   Иногда слова бьют больнее, чем кулаки.   – Нет, – ответил ему Хёнджин. Он отнял ладонь от лица и уставился на свой пропитанный кровью рукав, будто это могло отвлечь его от дурных мыслей.   У Чанбина слегка подрагивали пальцы, которыми он держал сигарету. Он стиснул зубы и продолжил говорить уже тише, но с каждым его словом Хван чувствовал, что его сейчас вывернет.   – Ты, блядь, переспал с моим, нахуй, сыном. И пошёл на выпускной с другим омегой. А он за километр пах тобой. И ему пришлось идти одному, потому что альфа, с которым он провёл первую течку, оказался самым тупым хуесосом на районе, – он закончил и замолчал. Чанбин был так зол, что на его щеках заиграли желваки.   – Ты просто отброс, ты знаешь? – добавил Бин уже каким-то уставшим и грустным тоном. – Из всех людей на свете моему Феликсу достался ты.   Хёнджин знал, чувствовал и переваривал это в голове десятки раз. Самый хуевый альфа на районе для самого лучшего омеги в мире.   – Я тогда не знал, что он мой...   – Он нихуя не твой, – перебил его Чанбин. Его сигарета подходила к концу. Он сделал несколько быстрых затяжек и потушил её о рядом стоящую стену.   Хван закусил щеку изнутри. Нос болел, холодный ветер забирался под лёгкую толстовку, а в груди собиралось что-то тяжёлое.   – Он больше не твой дружбан, не твой кореш, не соседский пацан, с которым можно погонять в футбол и не доступный омега, которому можно присунуть, когда вздумается, – ровным тоном перечислил Чанбин, буквально подписывая Хёнджину приговор.   Дальнейшая жизнь без Феликса не складывалась. Даже в мыслях. Вообще. Без друга, парня, без этого человека ничего не складывалось. Это как вырвать из груди лёгкие и пробовать жить дальше. Невозможно.   Хёнджин сжал кулаки и уверенным тоном сказал:   – Я всё равно не откажусь от него. Даже если Вы каждую неделю будете «пытаться меня переубедить».   – Ты всё же дурак, – негромко хмыкнул Чанбин и развернулся на пятках, поворачиваясь спиной к Хвану. Разговор, изначально обречённый на неудачу, не принёс ничего нового. Кроме разбитого лица, конечно. Дед что-то упоминал про «не с первого раза», но вспомнилось это почему-то только сейчас.   – Возвращаемся, – бросил старший альфа и пошёл первым. Хёнджин пошёл за ним следом, спрятав руки в карманы. Хотя, что-то всё же изменилось. Пачки с последней сигаретой у него теперь больше нет. На то она и последняя, только планы на неё были другие. Как и на разговор с отцом своего истинного.   У Хёнджина перед глазами всё расплывалось. Знакомое состояние, так теперь к тому нужно будет привыкать на постоянной основе. Слова словами, но частые встречи с Феликсом теперь представлялись Хвану чем-то из разряда невозможного.   Ноги стали заплетаться. Много ли крови можно потерять через нос? По ощущениям так, достаточно. Для встречи с полом. Не давала состояться сей встрече (Хвана с жёстким напольным покрытием в виде бетона в подъезде) сильная рука, что ухватила младшего альфу за шкирняк, аки щенка или котёнка.   – Не помри тут, а то с меня ещё спросят, – раздался приглушённый голос Чанбина, будто откуда-то издалека. Хван почувствовал, как его веки стали тяжёлыми. Хотелось заснуть и никогда больше не просыпаться.   – Эй, эй! – раздалось басом прямо над ухом. – Не спать, подъём, – и два хлёстких, но не сильных хлопка, сначала по левой, потом по правой щеке. Хван быстро заморгал и нашёл себя висящим на плече у Чанбина. В прихожей. Квартиры Феликса.   На шум быстро из своей комнаты выбежал Ликс. И на его лице было так много всего, что Хёнджин сначала не понял, собирается тот смеяться, злиться или плакать.   – Боже, какого ху... – на выдохе начал Феликс. – Хёнджин! Отец!   – Обработай ему пятак и отправь домой. Я проверю, – без тени улыбки сказал старший альфа и опустил Хвана на стоящий в прихожей стул, – и без глупостей, – предупредил он омегу и ушёл в соседнюю комнату.   Из-за разбитого носа Хван не чувствовал запаха, но как только Феликс опустился перед ним на колени и коснулся его лица пальцами, стало будто бы в сто крат легче.   – Блядь, Хёнджин, блядь, – быстро зашептал он, осматривая повреждения на лице альфы: ссадина на переносице, кровяные подтёки у носа и губ и мертвецки белый цвет лица, – какого хуя произошло? Почему ты пришёл с ним?   – Просил у него разрешения встречаться с тобой, – ласково прошептал Хван, прижимаясь к тёплой ладони омеги щекой, – он, как ты видишь, не совсем согласен с моим предложением, но я что-нибудь придумаю, обещаю.   – Ты с ума сошёл, – поражённо выдохнул Феликс, мягко вытирая кровавые подтёки ваткой, смоченной перекисью.   – Может и сошёл, – согласился Хёнджин и улыбнулся. Нос болел, голова кружилась, но от прикосновений Феликса было так приятно, что уголки губ сами ползли вверх.   У омеги же пальцы слегка тряслись, а в глазах было так много тревоги и заботы, что Хёнджин был почти готов каждый раз получать по лицу, только чтобы Феликс мог обрабатывать его раны и быть рядом.   – Хочу, чтобы ты стал моим парнем, – произнёс Хёнджин на выдохе. Феликс застыл с окровавленной ваткой в руке. – Я обязательно спрошу у тебя по-нормальному, когда добьюсь от твоего отца разрешения, просто... – Хван сделал паузу, шумно сглотнул и коснулся ладони омеги пальцами, – я хотел, чтобы ты знал. И я бы очень хотел держать тебя за руку в качестве твоего парня.   – Хёнджин...   – Не говори сейчас ничего, ладно? – попросил альфа и улыбнулся. – Я хочу этого не потому, что мы истинные, а потому что ты мне правда нравишься. Уже давно, – добавил он совсем тихо.   Феликс мягко сжал чужие холодные пальцы своими и сильно закусил щёки изнутри. Хотелось улыбнуться и расплакаться одновременно. В груди растекалось что-то тёплое и безумно приятное.   – Я буду ждать, когда ты спросишь меня снова, – ответил ему омега.   Хёнджина хотелось обнять. Его запах и прикосновения были такими комфортными и правильными, что рядом с ним хотелось остаться примерно навсегда.   – Закончили? – прервал их отец, вернувшись из соседней комнаты.   – Да, я уже ухожу, – обессиленно ответил ему Хёнджин. Улыбка с лица альфы всё никак не сходила, потому что Феликс будет ждать. А лучшего окончания дня и не придумаешь.   Феликс перевёл взгляд с одного альфы на другого. И атмосфера сразу изменилась, а из нежного и заботливого при взгляде на отца он превратился в холодного и враждебно настроенного.   – Пока, Ликс, – прошептал одними губами Хван и мягко погладил пальцами чужую ладонь. На большее при Чанбине после случившегося он бы не решился – навряд ли его организм переживёт второй удар за день. Такое дозировать нужно.   – Пока, Джинни, – грустно выдохнул Феликс, у которого глаза уже второй раз за день были на мокром месте. Отпустить руку альфы теперь было почти в сто крат тяжелее. Без надежды на следующую встречу и каких-то радужных перспектив. Омега крепко сжал чужие пальцы своими и стиснул зубы. Его губы дрожали и перед глазами вновь становилось мутно.   Отец омеги, стоящий за их спинами и наблюдающий прощание своего сына с соседским придурком, тяжело и шумно выдохнул, привлекая к себе внимание. Всё то время, пока Феликс с Хёнджином думали, что они остались наедине, Чанбин был прямо за дверью, слышал каждое слово и несколько раз даже порывался выйти из укрытия.   – Да хватит уже. Или я сейчас сам расплачусь, – прервал двух влюблённых старший альфа, – эй, ты, красавчик, – кивнул он Хёнджину, – у тебя есть месяц. Считай, это испытательный срок. Если за месяц ты не переспишь с другими омегами и всё ещё захочешь быть с моим сыном, я обещаю подумать и вернуться к этому разговору ещё раз.   У Хёнджина загорелись глаза, и уголки губ вновь поползли вверх.   – Правда? – не веря своему счастью, выдохнул Хван.   – Я сказал ПОДУМАТЬ, – хмыкнул Чанбин и сложил руки на груди. Его взгляд был направлен на младшего альфу. Он намеренно избегал смотреть на сына, чтобы лишний раз не столкнуться с враждебностью со стороны омеги.   – За этот месяц единственное, что тебе позволено, – это дышать одним воздухом с моим сыном. Если я узнаю, что вы обжимаетесь – я разбиваю тебе ебало. Если я опять застаю тебя в его постели – я разбиваю тебе ебало. Если я, не дай бог, почувствую, что от него опять несёт тобой, то я...   – Разбиваете мне ебало, отец, – с оптимизмом закончил фразу Хёнджин.   Чанбин скривился. Он всем своим видом демонстрировал, что его сейчас вырвет.   – Из всех людей на свете... – выдохнул он и, не закончив фразу, покачал головой и замолчал.   – Значит, мы можем с Феликсом общаться весь этот месяц? Как друзья, пока что, – добавил Хёнджин.   – Да, – кивнул Чанбин.   – Значит, я могу приходить к вам? Как его друг, конечно же – с улыбкой на губах продолжил Хван.   – Можешь, – нахмурился старший альфа.   – И телефон Вы ему вернёте?..   – А тебе, мальчик, не пора домой? – прервал его Чанбин, у которого терпение уже висело на тонюсенькой ниточке.   – Конечно, – послушно кивнул Хёнджин, а потом наклонился к самому уху омеги и быстро зашептал:   – Через месяц ты обязательно станешь моим.   У Феликса от чужих слов лицо окрасилось в розоватый оттенок. Как и у его отца, которого такая близость нервировала.   – Эй, парень, тебе до двери помочь дойти? – окликнул Хвана Чанбин, уже знакомым движением потирая кулаки. – Только я сегодня неловкий, могу случайно об косяк тебя лбом приложить.   – Не надо, – в примирительном жесте вскинул руки перед собой Хёнджин, – я сам дойду. Пока, милый, – шёпотом добавил он и быстро выскочил за дверь, даже кара небесная в лице вышедшего из себя Чанбина не настигла его.