8 сентября 2001.
Героиня войны и самая выдающаяся волшебница столетия не была любительницей кичиться своими достижениями. По крайней мере, сейчас, в свои почти двадцать два, девушка старательно избегала любых напоминаний о себе в подобном ключе. Это действительно било по нервам каждый раз подобно раскату грома среди ясного неба.
Её маленький тайный мир был спрятан довольно глубоко, так тщательно и скрупулёзно. Просто и с любовью. В далёком уголке Лондона, где не было никакой магии — лишь довольно непримечательный двухэтажный дом с кирпичной кладкой почти песочного цвета. Именно там было её небо.
Гермиона любила наблюдать за мирно плывущими облаками через окно с чашкой чая в руке или пока ухаживала за своими растениями на балконе. Каждый раз она искала потаённый смысл, заложенный в объёмных фигурах водяного пара на своём неизменном холсте.
Девушка мельком взглянула на проплывающие за окном тучи, ставя перед гостем кружку с чаем. Серые бездонные просторы были разбавлены слабыми лучами солнца. Казалось, свет не прекращал воевать за своё место на небе. И те редкие лучи, дарившие надежду на солнечный день, были крайне слабы, что чувствовались обжигающей безнадёгой на стеленной поверхности журнального столика.
Гость, проведя кончиками пальцев по нагревшемуся стеклу, взял со столика чашку своего любимого фруктового чая. Он был напряжён и насторожен.
— Почему у тебя всегда такое избирательное радио? — сделав глоток, он кивнул на прилавок у двери, где стояло антикварное радио.
Подавив смешок от осознания причины его раздражённости, она поняла, что до этого не замечала музыку.
— Вряд ли тебе будет интересно обсуждать со мной восьмой струнный квартет, Гарри, — мужчина напротив знакомо закатил глаза, посмеиваясь. Гермиона прислушалась к мелодии. Музыка, игравшая здесь, всегда была априори связана с лавкой и её гостями и стала чем-то самим собой разумеющимся. — Ты прав, моё радио слишком избирательно.
«В том смысле, в котором ты имел в виду», — хотелось добавить ей.
Она приближалась к прилавку, пока уверенная скрипка, разносившаяся по помещению, продолжала придавать этому утру весьма драматичное настроение. Хотя… Всё же это было одно из её любимых произведений.
— Именно поэтому, когда я прихожу, оно всегда включает скрипку?
Она нажала пару кнопок, и раздавшийся щелчок переключил музыку на незамысловатый лофт, что-то незримо меняя в помещении.
Атмосфера — хрупка и невзрачна, но безумно важна.
Антикварная лавка была не просто обычным помещением с кучей «хлама», как любил говорить Рон. Гермиона Грейнджер никогда не могла найти подходящего слова, чтобы описать свою привязанность к этому месту. Это был её дом во всех смыслах этого слова. Лестница, вид на которую преграждали книжные шкафы, вела в её квартиру этажом выше. Небольшую, но вполне уютную. В которой она за год уже успела обжиться и сделать маленький ремонт. Можно подумать, что, закрыв глаза, Гермиона могла ощутить каждый укромный уголок этого дома, каждую вещь и каждое растение на балконе, которое она выращивала.
И от осознания всего этого становилось легче. Место, куда можно было вернуться и где героиня войны чувствовала бы себя собой впервые за столько лет, было явно больше, чем просто
домом. И она бы никому и никогда не позволила забрать те чувства, что приносит ей это потрясающе родное место.
Однажды Гарри напомнил ей, что дом там, где находятся люди, которые любят тебя и которых любишь ты.
Её же слова.
Он сказал то, что когда-то во время войны она поведала ему. И хоть это сильно разнилось с её нынешнем мышлением, крупицу истины в его словах отрицать было бы глупо.
— Спасибо. Ещё пару минут, и я бы не выдержал, — буркнул парень.
Грейнджер усмехнулась, присаживаясь обратно на плетёное кресло. Нелюбимый музыкальный инструмент Гарри был самой меньшей из всех проблем, что им приходилось преодолевать раньше.
— Ты выспалась? — зажмурившись от разыгравшихся в помещении солнечных лучей, поинтересовался Гарри. — Выглядишь бледной.
— Плохой сон. Мелочи.
Гарри испытывающе на неё посмотрел, протирая свои очки и до сих пор жмурясь.
Гермиона отлично знает это его выражение лица: как будто глава Аврората на очередном допросе пытается расколоть преступника. Но тут должна быть оговорка. Она не одна из тех глупцов. И допрос для неё — как семечки. Если Гермионе Грейнджер и есть что скрывать от Гарри Поттера, то этот его взгляд точно не поможет ему расколоть её.
— Всё хорошо, Гарри, — пытается заверить она, невинно улыбаясь. — Ничего такого, о чём тебе стоит волноваться. Я уже сделала себе травяной сбор для хорошего сна.
Заметив, как он немного расслабился, Гермиона с ухмылкой добавила, указывая на его помятый вид:
— Могу, кстати, и тебя угостить.
— Ладно, — выдохнул так обречённо, будто она не дала ему право отказаться. — Я и правда очень устал. Дел, знаешь ли, много.
Знает, конечно. Поэтому лишь кивнула.
Если бы Гермиона не была наслышана о причинах его беспокойства от Джинни, то решила бы, что Гарри снова переживает войну.
Буквально три дня назад, когда она заходила на обед к подруге, та поведала ей, что герою войны на голову свалился кто-то похуже трёхлетнего сорванца Джеймса Поттера. Джинни специально не стала уточнять, кто этот новый коллега, но Грейнджер по опыту знала, что трудно найти того, кто переплюнет её крестника в промывании мозгов. Мысленно она уже окрестила того «беспокойством».
Кем бы ни был этот смертник, нужно будет с него потом спросить за нервные клетки Гарри и потраченные ею травы.
— Ты ко мне по делу? — поднеся чашку к губам, аккуратно уточнила она, сделав глоток.
Он потянулся к своей сумке, и в каждом его движении читалась необъятная усталость, которую не сравнить с громоздким грузом его ответственности. Прищурившись, Гермиона моргнула, пытаясь длинными ресницами
ухватиться за мелькнувшую мысль.
Перед кем был
ответственен её друг?
Перед министерством, которое поёт ему оды, или перед обычными волшебниками, видящими в нём надежду волшебного мира? А может, перед женой и ребёнком, которых он не видит неделями?
Ответ на этот вопрос висит в воздухе тяжёлой пылью. Преследует.
И эта пыль изредка спускается, оставляя свой груз на его плечах.
Кто-то однажды сказал в фильме интересную фразу: «Большая сила — большая ответственность». Гермиона была абсолютно уверена, что в неё забыли добавить часть о том, что с каждой победой эта самая
ответственность прогрессивно возрастает. Она терзает тебя, поглощая в свои пучины.
Кому, как не Гермионе Джин Грейнджер, знать, как больно за твои поступки это слово может резать. Каждый её поступок сопровождался лезвием по вене. Один. Второй. Пятый. Двадцать пятый.
И в какой-то момент она предпочла укрыться в своей антикварной лавке от лезвий.
У неё тогда был выбор. Её другу этого выбора не дали.
Во рту ощущался вкус эвкалипта, пока Гермиона наблюдала за тем, как Гарри молча и даже как-то понуро потянулся к своей сумке, доставая из неё свёрток. На солнце тот переливался бежевым, прежде чем нашёл своё место на резном подоконнике, как было всегда.
— Джинни меня убьёт, если я не спрошу тебя, — задумчиво начал было Гарри, положив свёрток, и резко дёрнулся. Обернувшись туда, где послышался резкий щелчок. Почтовый ящик. Только лишь. Потерев шею, он облегченно вздохнул на её вопросительный взгляд. — Во вторник с утра? — неуверенно, будто бы боялся её отказа.
Но она никогда не могла отказать другу в такой услуге, пусть он об этом и не знает.
— Хорошо, — Гермиона подавила смешок. — Я буду рада видеть Джеймса у себя. Как и всегда.
Обычно, когда её просили посидеть с трёхлетним Джеймсом Поттером, —а было это частенько — Грейнджер могла придираться для вида, но позже всегда соглашалась. Ведь ещё в свои двадцать Гермиона усвоила урок: люди имеют свойство пользоваться добротой и безотказностью. Раньше из-за этих черт и своей всепоглощающей сострадательности сердце её разрывалось от того, что ей приходилось делать то, чего она не хочет.
Даже сейчас она была слишком горда, чтобы признаться самой себе, что эта глупая сострадательность всегда была не на её стороне.
Девушка была серьёзно настроена освободить домовых эльфов пару лет назад. Которым, как оказалось, это было не нужно. Глупое сердце разрывалось от воспоминаний дрожащего голоса Добби, когда на лице появлялась горькая улыбка от того, что где-то там на шкафу в её комнате лежат спицы и несколько пар разноцветных носков.
Она прислушивалась к плавной мелодии, пытаясь отвлечься от мыслей, что приводили её в своё время к паническим атакам.
Они должны были поговорить с Гарри ещё о чём-то. О чём-то безумно важном, что ускользало от неё.
— Отлично, спасибо, — мельком взглянув на часы, Гарри вскочил. — Мне уже пора. Работа — не волк…
— Она ещё хуже, — саркастически продолжила Гермиона его любимую фразу.
Она подняла свою чашку и безразлично сделала глоток, когда Гарри в благодарность чмокнул её в щёку.
Шлейф недосказанности висел над ней.
Зазвенели колокольчики на входной двери, и прохладный ветер коснулся её лица. Дверь за её другом стремительно закрылась, когда девушка, смотря за ним в окно, тихо выдохнула:
— До вторника.
Спустя пару минут чашка почти беззвучно коснулась своего блюдца на столе. Прихватив свёрток с подоконника, Гермиона направилась к волшебному почтовому ящику.
Чернила на старом выцветшем пергаменте, что она там
обнаружила, гласили:
«Праздный ум — песочница дьявола».
***
Гермиону окутал запах роз.
Переступив порог кабинета, её внутренности сковало ощущение
запаха смерти. Хотелось поскорее убраться отсюда. Но другого аромата она здесь и не могла представить. Ведь именно бордовые гордые цветы, стоявшие всегда на столике, ужасно подходили хозяйке этого кабинета.
В редакции волшебного журнала «AFG» суббота была самым суетливым рабочим днём. За стеклянными стенами кабинета главного редактора можно было наблюдать мельтешение сотрудников с кипами бумаг и парящими колдографиями. Волшебные самолётики беспрерывно летали от стола к столу. И если бы не звукоизоляция, то можно было бы услышать активные перекрикивания между кабинетами.
Во всём этом общем хаосе в стенах кабинета главного редактора стояла мёртвая тишина, прерываемая лишь стуками по клавиатуре. Гермиона прошествовала к окну и, приоткрыв его, присела на диван. Она делала это каждый раз, потому что так у неё была хоть маленькая надежда избавиться от проклятого запаха. Свежий воздух немного ослаблял натиск и давал свободу лёгким, в то время, как хозяйка кабинета, замёрзнув, мгновенно прекращала печатать и, накинув на себя чёрный пиджак, вставала из-за стола.
— Прошлая твоя статья была лучше, — словно эксперт продекламировала Пэнси Паркинсон, вальяжно присаживаясь к ней на диван.
Слово «словно» было здесь явно лишним. Никто и не сомневался в том, что Паркинсон была несомненным экспертом в этой области.
Два года назад, получив малую часть наследства и разорвав все отношения со своими родителями после войны, она сделала, как всегда повторяет,
правильное вложение. С поддержкой своих друзей ей удалось раскрутить свой модный журнал и прослыть человеком деятельным. Другими словами, никто не смел сомневаться в её компетентности и тем более репутации.
Маленькая девушка с чёрным изящным каре и грубыми, но несомненно привлекательными чертами лица могла в свои двадцать один поставить человека на место одной фразой.
Они не были друзьями. Но было
что-то.
— То, что я выполняю просьбу Полумны и помогаю тебе со статьями про магические ювелирные украшения, — медленно отчеканивала Грейнджер под пристальным взглядом слизеринки, нервно пытаясь поправить серёжку, что запуталась в её длинных волосах, — не значит, что я соглашаюсь с твоей критикой.
Пэнси раздражённо цокнула.
А она соглашалась.
И сама это зная, лишь цокнула. Вообще, гриффиндорка тоже считала, что статья про проклятые кулоны из волшебной меди вышла чуть слабее предыдущих. Но это всё ненужные детали.
— И вообще, те темы, что ты даёшь, достаточно скучны и... — Гермиона нервно заправила за ухо выбившуюся прядь, поправляя свой серый кардиган и открыла рот с намерением продолжить тираду.
— Ладно-ладно. Следующую тему выбирай сама, Леди Джин, — Грейнджер заметно дёрнулась от своего псевдонима, слетевшего с уст Пэнси. И не успела опомниться, как Паркинсон уже стояла у двери, застегивая свою дизайнерскую мантию. — Возьми уже на столе конверт, и пойдём обедать. Я сейчас умру от голода.
— Я, кстати, не буду против, — проворчала Гермиона, забыв про серёжку и зацепив со стола конверт с её именем, где был расчёт за статью, подошла к двери.
— Вставай в очередь. Ты не первая, кто хочет станцевать ламбаду на моих костях, — ухмыльнувшись, девушка нанесла свою любимую красную помаду на губы.
— Пошли уже обедать, — наблюдая за прихорашиванием Пэнси, с
ноткой нетерпения цокнула Грейнджер. Запах роз, смешавшись с парфюмом девушки, назойливо приедался. Живот начало скручивать. — Я тоже, кстати, голодна.
Они вышли из тихого кабинета прямиков в кипиш редакции.
— Милли, — пока её длинные ноготки с французским маникюром продолжали поправлять пуговичку на мантии, Паркинсон окликнула секретаршу. — Если вдруг Драко придёт раньше двух, скажи, что я отошла на обед.
— Я слышала, Малфой живёт во Франции? — сама не зная почему, спросила Гермиона, стоило им выйти из здания.
Свежий воздух помогал думать. Она сама не поняла, почему вдруг заинтересовалась человеком, о котором уже долгое время не вспоминала, поэтому просто списала это на ностальгию по школьным временам.
Грязнокровка.
Поганое слово выплыло из её сознание, сказанное точь-в-точь его голосом.
— Он вернулся две недели назад, — в спешке ответила Пэнси, быстрым шагом направляясь в сторону любимого кафе.
Закатив глаза, Гермиона поспешила за ней.
Горький запах роз выветривался из лёгких, сменяясь предвкушением сырости осеннего дождя.
***
Улицы, которые она покинула, напоминали ей о войне. Это были те улицы, куда она позволяла себе возвращаться раз в месяц. Чтобы не забыть то, кем она является для всего магического мира.
Героиней. Это слово горчило на её языке. Но она непременно гордилась собой и своими достижениями, не забывая об ответственности, которую несла. Не было ли это тщеславием во всём его проявлении? В голове всегда находилась тысяча мыслей и противоречий для одного только этого слова.
Изредка, совсем как сегодня после обеда с Пэнси, Гермиона Грейнджер позволяла себе прогуливаться по Косой Аллее. Она шла медленно, внимательно всматриваясь в здания, восстановленные после войны, непрерывно чувствуя на себе нежеланное внимание, которого не могла избежать.
Редкие капли наступающего дождя касались её кожи.
С каждым новым шажком по мощёной дорожке погружаясь в воспоминания, что подкидывали ей улицы. Она, гордо подняв голову, прошла мимо «Дырявого котла», впитывая в себя насквозь пошлые взгляды мужчин.
Было время, когда она в предвкушении приходила сюда каждый год. Приходила, не боясь чужих взглядов и голосов. И то чувство, прораставшее в ней, не было страхом или отвращением, это было что-то сложнее. Сердце внезапно пропустило удар из-за плохого предчувствия.
Гермиона, закусив нижнюю губу, вырвалась из тисков самобичевания, когда заметила идущего ей навстречу Малфоя. Высокий, статный мужчина, ауру которого невозможно было не узнать, направлялся в сторону офиса Пэнси. Она вспомнила их последнюю встречу на суде ещё до его отъезда во Францию.
Он сильно изменился с тех пор. И она сомневается, что признала бы его среди толпы, если бы не знакомый платиновый оттенок волос.
Мурашки неожиданно прошлись по коже от его еле коснувшегося взгляда, и она могла только гадать, узнал ли он её. Сама девушка, поправляя свои вьющиеся волосы делая вид, что ей очень интересна новая кирпичная кладка ближайшего бутика.
Они разминулись молча. Едва ли не задевая друг друга плечами.
Ледяная капля коснулась её щеки. Дождь усиливался.
Голос в голове назвал её трусихой, но была ли вина Гермионы в том, что она не хочет с кем-либо вести диалог? Ведь всё всегда сводилось к одним и тем же вопросам, которые били по сердцу.
Куда пропала героиня войны? Почему ушла из министерства с таким скандалом? Чем сейчас занимается самая умнейшая ведьма?
А зная Малфоя, вполне можно было иметь опасение получить приличную долю сарказма. Хотя он мог и повзрослеть за это время. Они же больше не четырнадцатилетние подростки.
Поганое слово опять само собой возникло в голове.
Прикусив нижнюю губу, девушка осторожно оглянулась, но вместо спины своего давнего врага заметила на долю секунды движение его головы. Будто бы он тоже оборачивался.
Гермионе скорее всего показалось.
Обведя взглядом оживлённую улицу за минуту до нахлынувшего дождя, волшебница двинулась в сторону лавки Оливандера.
Открывая деревянную дверь, девушка взволнованно вздохнула. Это место было незабываемо.
— Вы весьма старательная, юная мисс, — одиннадцатилетняя девочка приняла в руки волшебную палочку, внимая словам старика. — Продолжайте в том же духе, и вас ждут великие свершения.
