11 сентября 2001
Утро для Гермионы всегда было тихим и довольно размеренным временем. По традиции она выделяла час перед работой и занималась своими любимыми делами. Утренняя рутина, заполненная приятными хобби, так сказать.
— Ветер поёт старую песню свою… — вспоминая слова песни из любимого мультика Джеймса, девушка вышла на балкон.
Осенний ветер, любящий играть с уже пожелтевшими листьями, то кружил, то подбрасывал их. И наблюдая за этим хороводом, Гермиона подумала, что пора бы переставить чайный сад с уголочка балкона в какой-нибудь закуток кухни.
— Он принесёт то, что хотел ты сказать... — заедающая в голове песня.
Сентябрьская погода, к сожалению, не особо располагала к чашке чая на балконе, поэтому, почувствовав мурашками на коже осеннюю прохладу, девушка спустилась в лавку.
На часах было девять утра, что объявляло об открытии, и, блаженно потянувшись, она предвкушала новый рабочий день.
Грейнджер заканчивала поливать цветы на подоконнике, когда, заметив чёрного кота у магазина напротив, она невольно вспомнила, что, похоже, забыла выполнить свой долг и покормить Живоглота, который будет недоволен такой оплошностью хозяйки. Улица казалась полупустой, и, поразмыслив, что за пару минут ее отсутствия не случится ничего страшного, девушка побежала на второй этаж.
Гермиона задумалась о своих немногочисленных посетителях и гадала, кого же сегодня занесёт к ней.
В лавку заглядывало не так много людей. Самое большее, что было, — семь человек за день. Кого-то интересовали каллиграфические открытки, которые она любила писать людям в подарок или на память. Кого-то редкие книги, хранившиеся на её полках, или успокаивающие травяные чаи, реже — старинный антиквариат, с которого она ежедневно смахивала пылинки.
Девушка поправила лямки любимого джинсового комбинезона и взволновалась, услышав хлопок внизу. Будто что-то упало. Или взорвалось. Сбежав вниз и забыв про приоткрытую дверь в квартиру, волшебница уже из-за книжных полок заметила устроенный кавардак.
Гарри вскочил со сломанного кресла, на которое, видимо, внезапно аппарировал и побежал к сыну, с восхищением рассматривающему фортепиано, но, тут же опомнившись, принялся чинить любимую мебель подруги, боясь её гнева. Гермиона мысленно отметила, что с такими успехами в ассоциативности её друг мог приземлиться не на плетёное кресло, а на стеклянный столик. И в отместку ему за такую вольность девушка решила понаблюдать за пытками молодого отца ещё парочку минут.
Из-за полок она наблюдала, как нервный Гарри пытался уговорить Джеймса не трогать фортепиано. У него получалось это так же безуспешно, как и у сына добраться до клавиш. Но когда Джеймс всё же дотянулся, по лавке разлились бессвязные чистые ноты. Волшебник на минуту отвлёкся от починки кресла и удивленно взглянул на сына, который с весельем продолжал стучать по клавишам.
Выйдя из своего укрытия, Грейнджер медленным шагом направилась к прилавку. Наступила такая тишина, что можно было услышать телефонный разговор проходящего рядом человека.
Покрутив металлический кружочек под двумя пристальными
взглядами, Гермиона вслушалась. Третья соната Скрябина стала играть громче из
радио.
— Итак, нарушители спокойствия, — медленно проговорила она, поворачиваясь к своим гостям.
Гарри с виноватым видом взял на руки весёлого Джеймса, словно проказник кидая осторожные взгляды на восстановленное им кресло. Долгая тишина и напускное спокойствие всегда были признаками наступающей тирады.
— Тетя Герми. Тетя Герми!
Джеймс радостно потянулся к крёстной в надежде растопить ее нарастающий гнев, хотя Гермиона не верила, что трёхлетний мальчик был настолько смышлён для таких манипуляций. Но, на удивление, это сработало отлично: девушка с нежной улыбкой взяла мальчика на руки.
Поцеловав того в щёчку, она поставила малыша на пол, принявшись собирать свои каштановые волосы, растрепанные от бега, в высокий хвост. Джеймс под её одобрительный кивок снова вернулся к фортепиано.
— Я не буду снова повторяться, — проведя ладонью по волосам, проговорила она, возвращая внимание к Гарри.
— Прости, я помню, — мужчина с виноватым видом взглянул на часы, и словно школьник на пересдаче процитировал уже до корки заученную фразу: — Никакой магии в лавке.
Как и в школе соблюдение правил, похоже, не было его сильной чертой.
— Ладно, — в очередной раз она закрыла на это глаза, понимая, что такая беспечность когда-нибудь приведет к беде, — беги давай на работу.
Хоть она и не умела играть на фортепиано, но всё же внезапно появился настрой пошалить вместе с Джеймсом. Перспектива постучать по черно-белым клавишам звучала интересно.
Стоило шагнуть в сторону крестника, ее взволнованно окликнули.
— Гермиона!
Это была одна из тех виноватых
Гермион, которые он произносил каждый раз перед плохими новостями. Она выдохнула, прекрасно понимая, что сделать вид, что не услышала его, не получится. Ведь догадки у неё были уже давно. Они продолжали висеть в воздухе между ними.
— Вот. Держи.
Волшебница взяла у него из рук конверт, отлевитировав его в
дальний угол прилавка, впервые нарушая свои же правила. Зная с точной
вероятностью, что там было написано, у неё не было никакого желания его даже
открывать.
— Я забыл его отдать тебе в субботу.
Пфф, забыл. Сделаем вид, что она поверила: не забыл, а специально не отдал.
— Девятнадцатого декабря. Он будет ждать тебя, — промямлил друг, получая в ответ одну из её горьких улыбок. Словно дольку лимона съела. — Ведь свадьба — это…
— Ждал бы — пригласил бы лично, — отмахнулась Грейнджер.
Всё, что ей было известно раньше, не выходило за рамки сплетен и слухов. Но когда приглашение уже покоится на рабочем столе, невольно прекращаешь убеждать себя в том, что это всего лишь неподтверждённый слух.
Она видела по лицу Гарри, что он желал оспорить её утверждение, когда внезапно уже второй раз за это утро раздался грохот.
Гермиона замерла в немом шоке, когда поняла, что на руках у
Джеймса был Живоглот. Дверь. Видимо, он выбежал через дверь, которую она не
захлопнула.
Гарри, усмехнувшись от этой картины, чуть упростил напряжение.
Напряжение, что всегда присутствовало в их разговорах о Рональде Уизли. Девушка
вздохнула, решая оставить всё это на потом, и с улыбкой подошла к двум играющим
детям. Хотя живоглот и был уже достаточно взрослым котом, он оставался для неё
ребёнком.
— Ну, что, — погладив кота по голове, она заговорщики прошептала малышу: — пойдем кормить Глотика? А то он совсем голодный.
Забрав на руки Живоглота, Гермиона наблюдала, как Джеймс с нетерпением побежал на второй этаж искать корм.
Она зажмурилась от солнца, когда наблюдала, как, попрощавшись, Гарри стремительно убежал в Министерство.
Голодное урчание кота этим утром не прекращалось вплоть до того момента, пока они с Джеймсом не насыпали ему в большую миску его любимого корма.
Гермиона несомненно любила проводить день с Джеймсом. Время летело несравненно быстро, когда они читали её любимые сказки, танцевали под музыку из радио или рисовали детские открытки. Она любила находить каждый раз новые занятия, особенно когда это нравилось трёхлетнему Джеймсу.
Она верила, что ребёнок подобен чистому листу. Его окружающие строят его мировоззрение и умения, и как крестная она хотела бы преподнести ему многие свои знания.
Гермиона закусила нижнюю губу, наблюдая, как мальчик рисует мелками на пергаменте. Время близилось уже к вечеру, и оранжевый свет через окно врывался в лавку, взывая к ностальгии.
Её родители были похожи в своей прагматичности, но их методы в воспитания ребёнка абсолютно разнились. Если её отец был сторонником приучить маленькую девочку к защите себя силой и навыками самообороны, то её мать внушала, что всё можно решить словами и что в любой ситуации — даже самой патовой — есть вариант найти компромисс.
Поэтому с самого детства она занималась спортом с отцом и проигрывала маме в шахматы.
Если её неловкость и бесконечные проигрыши и разочаровывали родителей, то они об этом никогда не говорили, продолжая поддерживать дочь в любых начинаниях. Особенно когда она получила письмо в Хогвартс.
Гермиона покачала головой, помогая крестнику дорисовать домик.
— Гарри! — окликнула девушка, повернув голову после звона колокольчиков, ожидая увидеть в дверях друга.
Там стоял незнакомец, подозрительно рассматривающий помещение. И когда он перевёл взгляд на неё, Грейнджер подумала, что она, видимо, испачкалась в красках или на её лице как минимум написано, что она ведьма. Второй гость за день, который, по-видимому, посетил её лавку впервые, вызывал смешанные чувства.
Джеймс, увлёкшись и ничего не замечая, продолжал мазюкать по рисунку, когда она, встав с корточек, подошла к прилавку.
— Извините, я ждала друга, — кивнула Гермиона гостю, сделав радио потише. — Могу чем Вам помочь?
— Я хотел бы приобрести открытку, — кратко сказал мужчина, давая понять, что не фанат длинных разговоров или хотя бы банального приветствия.
— Да, конечно, выбирайте, — девушка достала перо и чернильницу, показывая на стенд с открытками. — Как подписать?
Мужчина протянул ей первую попавшуюся ему под руку бумажку на стенде, даже не выбирая, — что показалось странным — и процедил сквозь зубы:
— Поздравляю Вас с сокрушительной победой.
Гермиона макнула перо в чернила и, нахмурившись, начала вырисовывать каждую буковку, уверенная, что в этой фразе присутствует скрытый подтекст. Странно. Видеть в каждом незнакомом человеке врага — самая нелепая привычка, которую она обрела после войны. Но стоит отметить, что та не раз спасала ей жизнь.
Выводя красивую закорючку над буквой «й», девушка осторожно хмыкнула, подув на открытку. Она чувствовала пристальный взгляд гостя, невольно сравнивая того с дементором. Слишком мрачные мысли для такого хорошего дня. Не хватало ещё гостя, внешность которого она вряд ли запомнит, назвать Волан-де-Мортом — тьфу! — во плоти.
— Тётя, — к ней подбежал уже дорисовавший свой рисунок Джеймс. Он остановился рядом с прилавком, по-детски нахмурившись. Грейнджер отложив перо и взяла его на руки. — Страшый дя-дя.
У девушки открытка чуть не выпала из рук от слов ребёнка. Когда гость взял покупку, положив монеты на прилавок, Гермиона извиняюще кивнула. Мужчина вышел из лавки, больше и слова не сказав.
— Страшный, — повторил Джеймс, смотря на закрывшуюся дверь.
— Так нельзя говорить, милый, это невежливо, — пожурила Грейнджер, мысленно с ним согласившись.
***
13 сентября 2001.
Обрезав стебли редких пионовидных роз, она с особой аккуратностью расставляла их по стеклянным вазочкам.
Цвет к цвету. Розовые. Красные. Золотые.
Она мелодично напевала себе под нос ту самую песенку:
— У-у у-у у-у, — ласково вторят ему. — Ветер поёт…
Уже как полгода каждый четверг без исключения Гермиона проводила в цветочной лавке, ухаживая за цветами и собирая букеты.
Когда-то давно, в конце пятого курса, она приехала к родителям на лето, они тогда хотели отойти от дел в качестве дантистов и обсуждали возможность создания собственного бизнеса.
Отец, сколько она его помнила, любил музыкальные пластинки.
Маленькой девочкой Гермиона пробиралась в кабинет отца, когда тот слушал джаз. Тихо, стараясь не мешать, она аккуратно садилась в кресло и завороженно наблюдала за иглой, строя в голове бесконечные теории, откуда в этом устройстве появлялась мелодия. Мистер Грейнджер был переполнен желанием превратить свое хобби в прибыльное дело. Несколько тех счастливых летних месяцев он за их совместными ужинами рассказывал о музыкальном магазине с проигрывателями. Мама же упрямо продолжала настаивать на цветочном магазине, каждый раз напоминая об этом. И в такие моменты Гермиона видела, что со стопроцентной вероятностью её упорность было следствием генетики.
Когда одним августовским вечером ей надоели их бесконечные споры, она, допивая свой липовый чай, спросила, почему бы их идеи не совместить. Тогда уже родители убедились, что точно их гены передались дочери. Она тогда пошутила, что в мире магии нет понятия «Генетика» и…
— Гермиона, я принесла тебе липового чая.
От неожиданности она задела указательным пальцем шип цветка. Красные капельки резко появлялись на белоснежной коже.
— Вы меня немного напугали, миссис Грейнджер, — вздохнув, она улыбнулась женщине, стоящей у входной двери.
Всегда собранная хозяйка магазина сегодня пришла немного растрепанная в бежевом пальто с термосом в руках.
— Какая твоя любимая пластинка? — поставив термос на стол, женщина направилась к деревянному шкафу.
Прижав указательный палец к подборку и пробежав взглядом по пластинкам, она вопросительно повернулась к Гермионе. Заметив пристальный взгляд девушки на самую верхнюю полку, Джин переспросила.
— «Жизель», — протараторила она, добавив: — Адольф Адан.
Хозяин этих пластинок не разрешал трогать своей работнице именно верхнюю полку, где и находился Адан. Прекрасно зная это, его жена достала для Гермионы балет.
В шкафу было четыре полки. Гермиона, любящая логичность, сразу же смогла запомнить систему, выстроенную мистером Грейнджером. Верхняя полка — его коллекция антиквариата, которую никто не мог трогать. Кроме его жены, естественно. Вторая полка — это пластинки, привезённые из Австралии, где пара жила долгое время, и из других стран. Третья и четвертая полки были для продажи и постоянного прослушивания.
Она сглотнула, наклеивая пластырь на палец. Оказавшись в проигрывателе с помощью ловких рук миссис Грейнджер, пластинка заиграла.
— Мой муж слишком бережёт их, — цокнула женщина, поправляя иглу на
проигрывателе, — забывая об их предназначении.
— Разве это плохо? — удивилась Гермиона, ставя многочисленные вазы в холодильник. До неё доносились отголоски мелодии из проигрывателя.
Сумасшествие Жизель. Она покачала головой, поправляя розу. — Вот мой отец всегда говорил, что хрупкие вещи нужно беречь.
С должным успехом расставив вазы в нужном порядке и захлопнув холодильник, она вошла в помещение, почувствовав явный контраст температур.
— Джордж порой говорит что-то подобное Майклу.
Она смотрела, как Джин Грейнждер в хорошем настроение сидела у цветочного прилавка и с улыбкой протягивала ей липовый чай, как когда-то раньше.
Как в прошлой жизни.
Чувство дежавю застучало колоколом по ушам, стоило Гермионе сделать глоток знакомого горячего чая. По помещению разносилась тихая мелодия, по которой женщина, подыгрывая пальцем, изображала закорючки в воздухе. После прохлады холодильной камеры согревающий чай — самое то.
— Гермиона,— хозяйка неловко улыбнулась, осторожно подливая ей чай и словно задумавшись, стоит ли говорить следующие слова, знакомо нахмурилась. — Кстати, ты никогда не рассказывала прежде о своих родителях.
Если это утверждение и вызвало в ней чувства, то Гермиона постаралась тщательно их скрыть за улыбкой. Хоть и грустной, но всё же.
— Они умерли.
Девушка, поставив термос на деревянный столик, принялась убирать обрезки цветов, чувствуя сожалеющий взгляд матери на себе. Хоть это и была полуправда, она все же окончательно закрыла тему о своих родителях.
Стоило ей сказать, что они уехали? Продолжился бы этот разговор тогда?
Гермиона запрещала себе ставить слова «Миссис Грейнджер» и «Мама» в одном предложении.
Слишком опасно. Подобно хождению по лезвию.
Но каждый четверг она исправно приходила подрабатывать в цветочную лавку родителей, не забывая о своей ответственности перед ними ни на секунду.
Когда-нибудь она сможет оставить их. В их новом мире с двухлетним сыном Майклом и с собственным магазинчиком.
Когда-нибудь она оставит их в мире, где для неё больше нет места.
***
Гермиона никогда не драматизировала.
Никогда, даже в самые худшие времена, она не уповала на случай или удачу, как это могли делать Гарри или Рон. Таких понятий просто не существовало в её довольно обширном словаре. Но справедливости ради стоило отметить, что понятия «Хогвартс» и «грязнокровка» до одиннадцати лет в него тоже не входили.
И если с течением времени многие взгляды в жизни ей пришлось пересмотреть, то значение слова «драматизация» стояло не на последнем месте в этом списке.
Волшебница могла отчётливо чувствовать смятение и раздражённость в моменты, когда планы рушились, как хрупкий карточный домик. Многочисленные переменные хаотично разлетались по ветру. Ведь стоило упасть одной единственной связующей плана, как за ним устремлялся и остальной домик.
На этой неделе карты смешивались чаще, чем обычно.
Госпожа Удача, так восхваляемая её друзьями, покинула девушку, жестоко оставив одну в пучине повседневной рутины. Хотя это вроде и называется драматизацией. Да. Так и есть.
Допустим, во вторник она случайно потеряла своё любимое перо. Это вполне можно было списать на маленького Джеймса или Живоглота. Но, несмотря на планы, пришлось после подработки в цветочном магазине зайти за новым. Теперь, стоя у входной двери, она нервно рылась в сумочке, теряя каждую драгоценную минуту своего вечернего времени.
Гермиона негодовала, ища ключи от двери. Если она задержится ещё хоть на минуту, то придётся до поздней ночи сидеть с тем артефактом, что принёс ей Гарри в ту субботу.
— Акцио ключи, — раздражённо прошептала Гермиона, и когда искомая оказались в её руках, девушка расслабилась, поняв, что не придётся возвращаться в магазин.
Наконец войдя в лавку, все её надежды на спокойный вечер испарились, когда она почувствовала постороннее присутствие.
Три. Пять. Нет, десять человек находилось в помещении.
Грейнджер медленно потянулась к включателю света и, нажав на него, включила освещение.
Заманчиво.
У неё нет настроения принимать сегодня гостей, которые показались перед ней во всей красе. Было бы глупо не узнать в них авроров.
Что ещё нужно Министерству?
Повернув голову влево, где Грейнджер почувствовала саму опасность, она наткнулась взглядом на Малфоя.
Нахально облокотившись на прилавок он закатил глаза.
Положив ключи на журнальный столик она мысленно представляла, какими заклинаниями их можно было обезоружить. Под пристальные взгляды Гермиона вальяжно присела в любимое кресло, сложив руки в замок.
Гости продолжали стоять. Как под Петрификусом . Ждали указаний? От кого же?
— Вы, я так понимаю, господа, ко мне не на чай?
Она подняла бровь, прощупывая почву. Встретившись взглядом с Малфоем, волшебница заметила его усмешку, вызванную, вероятно, её сарказмом.
Целых девять человек и один Малфой. Почему же ещё целую армию не притащили?
— Гермиона Грейнджер, Вы являетесь подозреваемой в убийстве мистера Оливандера, — голос Малфоя разрезал тишину. — У вас есть право хранить молчание.
Воздух застрял в лёгких.
Не отрывая взгляда от донельзя серьёзных серых глаз, Грейнджер искала подвох. Намеки. Шутку. Абсурдность слов. Что угодно, лишь бы не поверить сказанному.
Но все, что можно было увидеть это, кристально чистый лёд.
Её карточный домик разрушился вмиг, как и наивность рассеялась в прах под внимательным взглядом Драко Малфоя.
