Похождения Селима, или Человек эпохи Возрождения

Прозрачная, влажная ночь опустилась на охотничий домик, словно набросила на него чистое, едва постиранное покрывало. Удивительная тишина, поглощающая все звуки, была единственной собеседницей Хюррем-султан. Госпожа сидела на маленьком балконе и с обречённой усталостью глядела вниз, на тёмный лес, манящий горьким дыханием хвои. Почти двадцать лет она шла по головам своих врагов, чтобы оказаться на этом месте — у трона Повелителя мира, среди роскоши, среди толп коленопреклоненных рабов, готовых исполнить любую её прихоть. И что же теперь? Она, с вершины собственного могущества, смотрит с завистью на черноту сосен, обещающую покой и свободу. Свободу слезам и горю, свободу бабьему плачу, который разрывает грудь великой султанши. Только ей не уйти: стражи стоят у дверей дома, у дверей её спальни, стоят за её спиной. Куда бы она ни пошла, чьи-то глаза всегда устремлены на неё. Вдруг тишину нарушил протяжный скрип тяжёлых кованых входных дверей, и на лужайку перед домом легла полоска нервного жёлтого света. Прямые, несгибаемые султанские стражники выстроились под балконом, словно шахматные фигуры. За ними мерным шагом, сложив руки за спиной, шествовал сам Повелитель. Госпожа невольно затаила дыхание, сердце пропустило удар. Сулейман остановился у фонтана. Хюррем не видела его лица, а только могучие плечи. Плечи, всегда отягощённые страшным грузом: грузом власти, грузом судьбоносных решений, грузом многих лет одиночества. Сейчас, впервые за долгие годы плечи эти были опущены, госпожа даже могла поклясться — они дрожали. — Сулейман, — позвала Хюррем шёпотом. Горькие слёзы заструились по лицу, но она улыбалась. «И ты хочешь вырваться отсюда, милый мой. Хочешь того же, что и я. Сердца наши всегда будут биться в такт друг другу, что бы ни случилось!». Вот правда, от которой невозможно сбежать. Сулейман и Хюррем. Они стали одним целым. Не могло быть между ними молчания, не могло быть ссор, обид. Решение падишаха принесло боль его госпоже. Но боль эта была общей. Если болело сердце Хюррем, страдал Сулейман. Если страдал Сулейман, Хюррем не могла стоять в стороне.

* * *

— Повелитель, Хасеки Хюррем-султан ждёт вашей аудиенции, — объявил стражник султанских покоев. Брови султана едва заметно изогнулись в знак удивления: — Госпожа ждёт внутри? Почему мне не сообщили?! — Повелитель, Хюррем-султан так пожелала. Сказала, что... — Не дослушав, Сулейман стремительно шагнул в распахнутые двери. Спальня тонула в мягком свете камина, блики играли на гладких стенах, покрытых зелёными узорчатыми изразцами. Хюррем, окутанная полумраком, сидела за письменным столом, опустив голову на сложенные руки. Падишах невольно загляделся на спящую жену: уже много дней она не показывалась ему. Она похудела и в чёрном платье выглядела совсем хрупкой. Водопад медных волос, никак не убранных, струился по плечам, делая её похожей на юную девочку. Сулейману вспомнились те далёкие вечера, когда она вот так же засыпала над прописями или книгами, стремясь как можно скорее освоить грамоту. Вспомнилось, как он учил её писать стихи, как они говорили ночи напролёт, как восхищал его живой огонь её изумрудных глаз, её заливистый, чистый, как звон горных ручьёв, смех. Повелитель половины мира отдал бы всё, что имеет, не задумываясь, чтобы снова услышать его. — Госпожа моя, — произнёс он, мягко положив руку на её голову. — Сулейман! — встрепенулась она, поднимаясь. — Прости меня, я задремала. Я пришла поговорить с тобой. — Проси, чего пожелаешь. Хоть жизни моей проси! — Сулейман и впрямь готов был вручить Хюррем меч и отдаться на её милость. Он был воином. По-другому просить прощения он просто не мог. Она слабо улыбнулась, прочитав в его взгляде то, что сказано не было: — Повелитель, что бы ни случилось, наши жизни связаны. Мне нет нужды просить того, что уже принадлежит мне. Я только благодарю Всевышнего, что он позволил нам снова соединиться. Я тосковала. Губы их слились в поцелуе, уносящем печаль, уносящем прошедшие годы. На краткий миг они превратились в нежных молодых влюблённых, какими когда-то были.