*反间计 - стратагема сеяния раздора; все планы, все способы, всевозможные тактические приёмы.
Булькающий звук кипящего супа на кухне продолжался, горячий пар заполнил комнату теплом, а на панорамных окнах образовалось большое запотевшее облако. Сидя на большом молочно-белом кожаном диване в гостиной, начальник Люй пристально смотрел из-за очков для чтения на красивого, но агрессивного молодого человека, стоявшего перед ним: – Да, действительно придется рисковать своей жизнью, но для тебя это лучший выход. Цзян Тин потер брови, засунул руки в карманы брюк и с улыбкой спросил: – ...Но почему я должен работать на полицию? – Потому что ты все еще жив, и тайну о твоем существовании уже знают не один-два человека. Если ты будешь работать на полицию, то, по крайней мере, есть шанс спасти твою жизнь. Что, если тебя поймает полиция? Более дюжины сотрудников полиции по борьбе с наркотиками погибли при взрыве на заводе по производству пластмасс, и твоих действий достаточно, чтобы приговорить тебя к смертной казни, верно? Глаза Цзян Тина мгновенно опустились. Вопреки заносчивому отношению, начальник Люй был подобен ватной стене, спокойно поглощающий и нейтрализующий все атаки, равнодушный к любой силе или убеждению, заставляющий людей обессилить. – Ты хочешь открыто появляться на людях? Или ты хочешь прожить весь остаток жизни как мертвец в сточной канаве? Цзян Тин, Янь Се сейчас нет в Цзяньнине; я просто сделаю звонок и ты даже не сможешь выбраться из этого жилого комплекса. – Подумай хорошенько, – начальник Люй тихо фыркнул и сказал: – Если полиция поймает тебя, я гарантирую, что независимо от того, сколько взрывов произведет Пиковый Король, он не сможет выкрасть тебя из следственного изолятора! В гостиной воцарилась тишина. Цзян Тин долго молчал, и патовая ситуация превратила каждый цунь воздуха в лед. Через несколько минут он, наконец, медленно открыл рот: – …Я не могу согласиться. Начальник Люй не ожидал, что он откажется, поэтому его лицо тут же скривилось. – Есть две причины. Во-первых, Пиковый Король знает, что я за человек, и никогда не поверит, что я готов ему сдаться… Что касается второй причины. Цзян Тин на мгновение замолчал, и яркий свет гостиной отразился в глубине его зрачков. Он просто смотрел на начальника Люя, и постепенно странная улыбка появилась в уголках его губ. – …А следующая? – заместитель начальника Вэй не удержался от вопроса? В палате воцарилась тишина. Заместитель начальника Вэй и Юй Чжу, казалось, предались волнению, и спустя долгое время начальник Люй тяжело вздохнул: – Если первая причина - всего лишь субъективный фактор, и от нее еще можно уклониться; то вторая причина заключалась в том, что я действительно не ожидал, да и никогда бы не подумал об этом. В тот момент, когда он сказал это, я понял, какое глупое решение принял, пытаясь настроить его против Пикового Короля. Он действительно не может сотрудничать с полицией, и он никогда не окажется в одном лагере с полицией. Юй Чжу невольно наклонилась вперед: – Тогда вторая причина… За воротами больницы, в машине, припаркованной на укромном углу улицы, человек, отвечающий за запись протокола, который только что появился в палате вместе с руководителями провинциального отдела, был в наушниках, а контрольное оборудование перед ним мигало голубым светом. Неизвестно, что сказал начальник Люй в наушнике, но он внезапно ахнул, его сердце сильно забилось, и он поспешно огляделся. Машины въезжали и выезжали на дорогу, вдалеке плечо к плечу шли пешеходы, и никто не заметил эту припаркованную невзрачную машину с затемненными окнами. Подслушивающий украдкой вынул наушники, нажал на педаль газа и направился прямо в противоположную от провинциального правительства сторону.…
В восьмидесяти километрах от уезда Туншань, в деревне Юнкан. После двухчасовой тряски по горной дороге, Ци Сыхао почувствовал, что не только его кости, но и даже рама машины вот-вот развалится на части. За окнами машины даже полуразрушенные деревенские кирпичные дома у обочины полей постепенно исчезали, сменяясь обширными участками пустырей и засохших деревьев. Зимой серо-белые склоны холмов казались бесконечными, а сухая трава была разбросана по неровной дороге. Солнце уже скрылось за горизонт, и Ци Сыхао был так голоден, что его желудок почти прилип к спине, но, увидев мрачное выражение лица Янь Се рядом с собой, он сглотнул и не осмелился ничего сказать. Как мог сын из богатой семьи лично отправиться в деревню, чтобы сделать пожертвование в помощь бедным? Где согласованный теплый прием и радушные приветствия со стороны уезда, поселка и деревни? Наконец, прежде чем Ци Сыхао успел упасть в голодный обморок, машина остановилась, и водитель, присланный начальником уезда, крикнул: – Приехали… Ци Сыхао посмотрел вверх, словно на спасителя. Железная дверь уже отцвела из-за ветра и солнца, и под шелест ветра на заросшей сорняками “детской площадке” резко выделялся серый двухэтажных бетонный дом. Скопище невиданных форм глиняных обезьян установленных на деревянных перилах на втором этаже, уставились прямо на машину. С такого расстояния невозможно было определить, человеческие ли это дети. Янь Се вышел из машины, задрал голову и прищурился из-за ветра с песком. У главного входа Учреждения социального обеспечения Хунжи* было пять ржавых символов, у каждого из которых не хватало черточек. Давно выцветший рисунок на железных воротах все еще был узнаваем: полукруг, выцветший до светло-красного цвета и разделенный горизонтальной линией с несколькими лучами, символизирующие солнце, и образуя довольно небрежную сцену восхода.*宏日 - Великолепное солнце.
…Рисунок, скрывающийся за костями Тэн Вэньянь, а также пожелтевшей окровавленной футболки Цзян Тина, когда он был ребенком, и в этот момент, путешествующие во времени и пространстве, они постепенно наложились друг на друга. Несколько мужчин и женщин в неповоротливых костюмах стояли за железной дверью и поспешили вперед с улыбками на лицах. “Теплый прием”, которого Ци Сыхао так долго ждал, наконец-то состоялся.…
– Да, уездное управление должно было уведомить вас. Это проект нашей компании по борьбе с бедностью в провинции S. Все средства с фонда и согласованные задачи будут реализованы в разных регионах. Конечно, я все осмотрю перед подписанием контракта… Янь Се шел по “игровой площадке” в окружении руководителей Учреждения социального обеспечения, а мимо пробегали дети с сопливыми носами и запыленными лицами. – Это нелегко! – Директор, которому было за 40 лет, потер руки, покачал головой и вздохнул: – Большинство из них - девочки, которых бросают сразу же после рождения. Нельзя винить родителей в жестокости, ведь государство штрафует семьи в которых много детей. И что делать, если нет сына? Уже можно считать, что они сделали доброе дело, просто выбросив их! Мальчиков можно пересчитать по пальцам одной руки, но у некоторых из них не очень хорошие руки и ноги. Все они слишком больны, поэтому родители оставили их в больнице, а больница отправила к нам… Вы ведь видите в какой среде они растут, нам действительно тяжело, да и с финансами государства худо!.. Ци Сыхао был так голоден, что действительно ничего не мог с собой поделать, поэтому последовал за персоналом, чтобы немного перекусить. Директор радушно пригласил Янь Се в кабинет, собственноручно подал ему чай и воду. Кабинет директора, пожалуй, был самым оформленным местом во всем приюте. По крайней мере, здесь был кафельный пол и кондиционер, что куда лучше, чем в похожем на пещеру общежитии. Янь Се посмотрел через стеклянное окно на пыльную пустошь и темные здания общежитий снаружи и, казалось, словно в трансе увидел другую сцену: Ветер развивает короткие черные волосы худенького ребенка, радостно бегущего в лучах летнего вечера. Он пересек равнину и поля, подобно проворному олененку, пробирающемуся через рисовые поля, и устремился к краю голубого неба под яркими вечерними звездами. "Не ходи туда", - прозвучал в голове Янь Се опустошенный и слабый голос, становившийся все отчетливей: "Не уходи, вернись…" Но никто его не услышал. Нежась в лучах дня и ночи, маленький мальчик радостно бежал навстречу своему единственному другу детства. – Господин Янь… Господин Янь? Янь Се пришел в себя и увидел, что директор потирает свои манжеты; его глаза сузились: – Пожертвование… Сделать это не трудно. До того, как приехать, Янь Се уже обдумал этот вопрос. Сначала он обратился к уездному управлению в рамках ежегодного финансированного проекта своей семьи по борьбе с бедностью. Все процедуры подписания были завершены быстро, и официальный документ отправлен ему в тот же день, так что не было никакого обманного спектакля. – Просто следуйте цифрам, утвержденными уездным собранием народных представителей, и я вернусь позже… – Янь Се сделал паузу, а затем добавил: – …Увеличьте на 50% и отремонтируйте общежитие до конца года, иначе будет слишком холодно. Директор был вне себя от радости. Янь Се сказал: – Я пошлю людей для проверки в конце года. Искренняя улыбка директора тут же погасла, а затем он заверил: – Конечно! Конечно! Янь Се очень хорошо разбирался в такого рода вещах, и у него не было нереалистичной идеи о том, что все деньги будут использованы для реализации цели. Уже будет хорошо, если хоть какая-то их часть сможет сыграть определенную роль. Директор не ожидал такого исхода, и на радостях сразу же достал такие документы, как устав управления и целевой план Учреждения социального обеспечения, чтобы предоставить их ему. Янь Се терпеливо слушал его около десяти минут, прежде чем выбрать подходящий момент прервать: – В таком приюте, как ваш, есть же записи, когда вы принимаете детей и когда они покидают стены приюта? Директор сказал: – Да, да, должны быть. До настоящего времени, мы единственный детский дом в этом уезде с 1980-х годов… – Вы можете мне показать? Директор не ожидал от него такой просьбы, поэтому опешил: – Показать вам что? – Фотоальбомы, официальные документы, детские досье и т.д. Мне нужны только те, которые относятся к периоду между 1980-м и 1990-м годам. – Янь Се улыбнулся в ответ на удивленный взгляд директора и беспечно сказал: – Честно говоря, когда моя жена была еще ребенком, то несколько лет жила в детском приюте в провинции S, а позже ее усыновили. Я запланировал эти пожертвования, потому что хотел посетить все детские дома, что работали в те годы, и попытаться найти информацию о биологических родителях из информации, а также исполнить заветное желание жены - узнать о своем происхождении. Директора внезапно осенило: – О-о-о… Судя по выражению лица, директор, вероятно, в одно мгновение воспроизвел у себя в голове от домашнего деревенского восьмичасового мелодраматического репертуара до популярных корейских дорам 1990-х годов. Янь Се не стал ничего объяснять, и равнодушно приподнял уголки рта, но тут же услышал восторженный голос директора: – Хорошо, без проблем, я все найду! Директор немедленно вышел, кому-то позвонил, а затем повел нескольких сотрудников в архивы. Очевидно, что руководство детскими домами в здешней деревенской местности относительно отсталое. Директору потребовалось много времени, чтобы вернуться, и со словами “эй”, он положил папки с документами на стол, пыть тут же разлетелась во все стороны и он облегченно вздохнул: – Всё здесь! В глубине души Янь Се немного удивился… Этих материалов более чем 20-летней давности оказалось намного больше, чем он думал. Но если вдуматься, в этом бедном месте никто не собирал макулатуру. До тех пор, пока не произойдет несчастного случая, такого как пожар и наводнение, бумажные материалы, вероятно, останутся свалены в кучу по углам, и ничего не будет потеряно. Файлы разложены в хронологическом порядке, и Янь Се четко указал нужный год, так что найти оказалось не так трудно. Отвечая на вопросы директора, который не мог скрыть своей любви к сплетням, он попутно рылся в документах за тот год, когда Цзян Тину исполнилось десять лет. Затем он внезапно наткнулся на желто-серый блокнот из коровьей кожи. Открыв блокнот, он увидел, что он был полон старых фотографий. Буквально через мгновение взгляд Янь Се оказался прикован к определенному уголку фотографии… На черно-белой групповой фотографии более дюжина серых детей стоят в ряд - от высоких до низких. На заднем плане было общежитие Учреждения социального обеспечения, которое тогда было совсем новым, а на двух железных воротах была отчетливо видна нарисованное восходящее солнце. Все дети выглядели безжизненными и неопрятными, в одинаковых футболках с круглым вырезом и короткими рукавами, и они были похожи на глиняных кукол, вылепленных по одной и той же форме, за исключением третьего слева маленького мальчика, который слегка изогнулся всем телом и широко раскрыл глаза. В тот момент камера зафиксировала его немного любопытную и застенчивую улыбку, а затем запечатала ее в уголке времени, и спустя более 20 лет разбилась на глазах Янь Се. – …Этот ребенок, – сказал Янь Се, указывая на фотографию, его голос странно дрожал: – В приюте был такой взрослый мальчик? – Ах, да, да, – директор наклонился, чтобы взглянуть и объяснил: – Возможно, у него было какое-то врожденное заболевание, поэтому никто не хотел его усыновлять, или его только что отправили сюда, поэтому его еще не успели усыновить. В то время условия жизни у всех были плохие, и детям постарше, у которых были воспоминания, было нелегко найти семью. Конечно же намного проще тем, кому было два, три, четыре и даже пять лет! У корня языка Янь Се появился слегка кисловатый привкус, и он с трудом сглотнул, подавляя жгучую боль в груди. – Значит, позже его усыновили? – Хэй, я приехал сюда всего семь или восемь лет назад, мне нужно проверить. – Директор закатал рукава и начал долго рылся в груде папок с документами. Наконец, он нашел трудовую книжку и похлопал себя по лбу: – Вот оно! Директор стряхнул пыль с документа: – Это регистрация усыновлений за тот год, но кое-чего не хватает. В то время ведение дел не было таким образцовым, как сейчас. Мы относимся к этим детям очень внимательно и проявляем большую заботу, а также решительно исполняем государственную политику по поддержке социального обеспечения детей… Во время беседы он, наблюдал за Янь Се, очевидно, очень заинтересованный этим необычным, молодым и богатым человеком. Янь Се прекратил перелистывать страницы. [18 сентября XX года, приемный ребенок, Цзян Тин.] Всего несколько строк, нацарапанных выцветшими символами, зафксировали самый решающий момент, который изменил судьбу Цзян Тина более 20 лет назад. Янь Се не стал тратить время на изучение информации, которую, казалось бы, на первый взгляд выдумал усыновитель. Его взгляд упал на фотографию, наклеенную на эту страницу. Мрачный, с маленькими глазами мужчина, примерно 40-50 лет, повернулся к камере боком, стоя перед черной машиной у ворот Учреждения социального обеспечения; по левую руку от него был Цзян Тин, худощавый и застенчивый, а по правую - еще один светлокожий и хорошо одетый маленький мальчик. Мальчик, очевидно, на год младше Цзян Тина, но он был значительно выше. Точно также, как и его отце, он осознанно избегал камеры, слегка повернув лицо и с улыбкой смотрел на Цзян Тина. На первый взгляд, это была чистая детская дружба, но темный и глубокий смысл, скрывающийся за этой улыбкой, будто игла, в одно мгновение пронзил сердце Янь Се… Он знал, что Цзян Тин видел Пикового короля более 20 лет назад. Но он сказал ему не всю правду.