indestructible

Neffex — RIP

      Чонгук смотрит широко распахнутыми глазами, как высоко в воздухе висит огромный столб дыма. Словно бы черный туман опускается на нижние этажи разрушённого здания. Ползет вниз по стенам и вываливается из оконных рам. Кажется, даже через экран телевизора можно почувствовать этот тяжёлый запах строительной пыли вперемешку с гарью. Окна все лопнули и вывалились на землю, а осколки слабо сияют в пасмурном небе, отражая серые тучи. Где-то на стенах видны широкие кляксы черной сажи после кинувшегося на здание огня. Все поблизости в развалинах, осколках, грязи и разрушенном бетоне. Когда кадры переходят в более крупный план, можно заметить, что на полуобвалившихся этажах без передних стен разбросаны остатки чего-то рабочего места: столы, стулья и прочая административная мебель. Будто бы ещё пару часов назад люди торопились на работу, сесть за эти самые столы и бездумно выполнять свои обязанности, чтобы как-то отвлечься, а уже сейчас вся мебель хранит лишь далёкие воспоминания о тех днях. Чону кажется, что он смотрит какой-то документальный фильм о Чернобыле или Хиросиме, когда люди вынуждены были бежать, а все вокруг застыло в разрушенном состоянии на долгие годы. Ему и не верится, что это произошло сегодня утром, потому что все выглядит так, словно пыль на земле оседала несколько лет. А между тем в небо все так же поднимается дым.       "....утром в шесть утра на восточной границе страны прогремела сеть нескольких масштабных взрывов по Манджурскому аэропорту. Полностью уничтожена восточная часть здания и взлетные площадки. Сорок шесть раненных и четверо погибших. Детали уточняются...„       Старший моргает несколько раз, что кажется за это время забыл как дышать. Тело просто остолбенело от накатывающего ужаса, а мозг все ещё пытается как-то спасти положение и ссылается, что это просто кадры из какого-то фильма, а не жестокая реальность. Стоящий рядом Юнги нервно сжимает пульт руках, смотря на экран. Поджимает губы, но не выдерживает и выключает телевизор, после чего резко кидает пульт в ближайшую стену. Пластик разлетается в разные стороны по всему кабинету, а Мин громко кричит и ругается, ударяя по дверце шкафа кулаком. Чон невольно вздрагивает, обеспокоено смотря на омегу, который на боль даже никак не реагирует.       — Твари... — зло шипит младший, но постепенно приходит в себя. — Пусть подгонят машину. Поехали туда, — Мин без раздумий выходит из кабинета, не закрывая двери, и быстрыми шагами покидает этаж.       Тяжёлый вздох срывается с губ, а тело постепенно перестает неметь. Чон идёт следом за младшим, только тот уже с виду пропал. Альфа и не удивится, что когда он только выйдет из здания Юнги уже будет стоять перед обломками аэропорта. Чонгук спешно пробегает ступеньки, чуть не поскальзываясь на кафеле, и попутно старается засунуть руку в куртку. Выбегает на улицу и наблюдает за стоящим рядом Мином, а через несколько метров из-за стен базы выдвигается колонна боевых машин. Какие-то с накрытыми кузовами, какие-то бронированные и все они ровной линейкой выезжают на главную дорогу. На их боках выгравирован золотой эскарбункул, обозначающий государственную армию. Чонгук изгибает бровь, после чего перед ними плавно останавливается обычная БМВ. Мин садится на переднее сиденье, а Чона отправляют на заднее, что тот недовольно хмурится. Обиженно садится у окна, скрестив руки на груди.       Автомобиль аккуратно внедряется по середине колонны военных машин и они все движутся по направлению к восточному аэропорту. Всю дорогу они едут в полной тишине, но старший замечает, как омега нервно дёргает ногой. За все время войны, конечно страдали и государственные структуры, и административные, но до этого никто не решался нападать на такое место, как аэропорт. Учитывая, что он был самым крупным в стране. Естественно, вся деятельность аэропорта временно прекратилась из-за неспокойного воздушного пространства, но там все ещё оставались штатные рабочие. Чон может сейчас понять Юнги, да и сам от шока отходит не меньше его. Мин отвечает практически за все внутреннее государственные органы, в том числе и авиацию в рамках территории страны. А повреждённый аэропорт мигом лишает многих функций, как оборона территории с помощью авиации, вывоз людей из окупированных городов и прочее транспортные функции. Конечно, это не убьет полностью авиацию, поля какие-никакие, но есть. Но вот крупно ее ограничит, не говоря уже о том, скольких самолётов в ангарах они лишились за утро всего из-за нескольких взрывов.       Но здание и техника это не так страшно, не так пугающе. Все это быстро отстроиться, забудется и будет стоять ещё лучше, чем было. Как говорится, хотя бы теперь будет мотивация наконец ремонт сделать. Но вот на людских жизнях ремонт сделать не получится. У раненных испуг и ненависть на всю жизнь, такой шок просто так не забыть. Тех убитых не вернуть, а их родственникам бесполезные сочувствия не помогут. У них теперь навсегда аэропорт это место трагедии и смерти. И почему-то Чонгуку кажется, что даже если отстроят этажи, построят новый бетонный пол с кафелем, а на потолке будет висеть огромная люстра — для них это кладбище родных кладбищем и останется, и никакая люстра эту тьму не расеет. Они будут видеть призраки кровавых луж и на новом покрытии. Каким бы красивым не был пол на отстроенных этажах, но цветы на нем раз в год обязательно будут класть в память о погибших.       Самое ужасное в разрушении аэропортов, банков и прочих промышленных сооружений не то, что это рушит государственной строй или усложняет работу. Самое ужасное, что в таких зданиях всегда есть люди: сторожа и дежурные, а следовательно всегда есть раненные и погибшие.       Чонгук аккуратно выглядывает в окно, когда они постепенно подъезжают к территории аэропорта. Рядом уже стоят несколько машин скорой помощи, теробороны и пожарные. Он старается всеми силами игнорировать лежащие черные пакеты, что выглядывают из-за приоткрытых дверок скорой. Мин без лишних слов выходит на улицу и Чон следует за ним, а в нос сразу бьёт тяжёлый запах пыли, гари и обвалившейся штукатурки как на стройке. Если закрыть глаза, то можно было подумать, что они встали около какой-то заброшки, но в отличие от них в этом здании ещё не поселился липкий аромат сырости. Вблизи это выглядит ещё более жутко, ещё более пугающе реально. Под ногами лежат камни, осколки и стоит поднять голову, как вверху ещё держатся обломки этажей. Словно пополам перерубили, что видны половины опустошенных залов. Чонгук морщится, ещё кажется, что по этим залам все ещё ходят люди и ждут посадки на рейс. Что кто-то радостно уезжает на долгожданный отпуск, кто-то наоборот возвращается домой к семье, а кто-то стоит с плакатом и ждёт прилетевшего на пару недель друга. Все эти призраки прошлого до сих пор стоят в тех же залах.       Однако, если повернуть голову, то стоящее с другой стороны крыло все ещё цело, если не считать выбитых окон. По аэропорту осторожно ходят люди, как внутри, так и на территории снаружи. Проверяют на наличие обвалов, трупов и прочих вещей. Чонгук переводит взгляд на Юнги, который равнодушным взглядом бегает по округе. И не скажешь, что полчаса назад с истерики пульт сломал. Видимо, Мин всё-таки умеет держать лицо перед подчинёнными.       — Господин Мин, — к ним подходит рослый альфа в военном снаряжении и с гербом на рукаве, — мин не обнаружено. Видимо, это всё-таки только воздушное нападение.       — Хорошо, постарайтесь убрать тут всё более-менее, и документы какие найдете вывезти, — Юнги вздыхает, а Чонгук от слова «документы» невольно вздрагивает. Всего пару дней работы, а у него уже триггер.       — Так точно, господин Мин, — мужчина отдает честь и уходит.              — Был тут до войны? — омега кивает на здание и смотрит на Чонгука.       — Нет, — качает головой старший. — Я не летал никуда, да и вообще страну не покидал никогда. Папа на работе постоянно, я в школе, а отпуск на даче, — старший улыбается и опускает голову, вспоминая былые мирные дни.       — Значит проведу тебе экскурсию, — Мин приподнимает уголок губ и чуть тыкается тому в плечо своим, пусть из-за разницы в росте попадает тому лишь по предплечью. — Не отставай, огородник, — улыбается младший и шагает вперёд, кинув тонкий подкол насчёт детства на даче.       Закатив глаза, Чонгук следует за омегой. Тот входит через уцелевшие двери в помещение. Внутри все так же в пыли и через проемы вместо окон падает серый свет, а в нем так ярко отражаются летающие пылинки. Воздух ещё тяжелее, чем снаружи. Пол сделан из темного подобия мрамора, посередине холла стоит круглая скамья, а в внутри неё словно зелёная лужайка, пусть Чон и знает, что это только ковер. Справа висит огромное табло, на котором когда-то светилось расписание, и несколько окошек кассы. Слева стоит лифт и проходы в западное крыло. А напротив Чонгука три лестницы, две из которых по бокам идут на нижние этажи для взлетных площадок и одна в центре, ведущая на верхние этажи. Он может только представлять, каким невероятно красивым был раньше этот аэропорт, где весь холл был забит людьми.       Мин неторопливо поднимается по лестнице, оставляя на мраморе слабо заметные следы от подошвы ботинок на белой пыли. Чонгук идёт следом, а под ногами хрустит обвалившаяся побелка и стекла. Они выходят на второй этаж и заворачивают в западное крыло, которое тоже пострадало, но стены хотя бы на месте. Юнги осматривается, но без особого энтузиазма. Скользит оценивающим взглядом по коридору, а Чон напротив удивлённо все ловит глазами.       — А ты был тут до войны? — спрашивает старший, рассматривая упавшие от ударной волны стулья в комнатах ожидания.       — Да, — кивает омега. — Часто с родителями и братом летали на море, — Чон молча слушает и всё-таки догадка, что Мин Юнги сидит на таком высоком посту благодаря родителям кажется приобретает вес. Но кто же тогда его родители?       — Тогда когда закончится война и этот аэропорт вновь загорится огнями, я обещаю слетать с тобой на море, — храбрится Чонгук и по-ребячески приподнимает подбородок.       — Ты хоть на мине ближайшей не подорвись, турист, — смеётся Юнги, неторопливо разгуливая по зданию.       В отличие от альфы, Мин тут был очень много раз. В его детских воспоминаниях эти залы горят огнями светильников и люстр, а сейчас они трагически лопнули и осели осколками на пол. В его воспоминаниях по этим залам бегают дети и ждут вылета, а сейчас на холодном бетоне лишь следы крови от раненных осколками. В его воспоминаниях здесь всегда царил тихий гомон ожидающих и объявления по громкой связи, а сейчас здесь тишина. Такая пугающая, что словно с собой куда-то тихим дымом из окон уносит чужой звонкий смех. Кажется, что раньше Юнги не замечал всей этой архитектурной красоты. Не замечал и то, насколько живым было место. Не замечал до тех пор, пока это живое не превратилось в мертвое.       Раньше для него это был просто аэропорт. Просто пункт временной пересадки из одной точки в другую, ничего особенного. Это не что-то такое близкое как дом, школа или кафе, в которое ходишь каждый вечер пятницы. Это просто аэропорт. Но что-то это «просто» совершенно точно непросто. Потому что даже сама мысль, что это было чем-то твоим, чем-то родным, чем-то знакомым, что ты мог находиться там — и все тут же сложно. Поэтому смотреть на это место сейчас намного больнее, что даже в груди щемит. Возможно старший это понимает и включает свой режим альфа-самца, чтобы развеять обстановку. Получается у него конечно, с натяжкой, но омега всё-таки замечает улыбку у себя на губах.       — А то есть ты не веришь, что я смогу отвезти тебя на море? — обиженно хмурит брови Чон.       — Не-а, — честно отвечает младший, из-под тишка любуясь чужим выражением лица. — Ты же даже, скорее всего, не успел выучится и потом только дорога на завод или стройку? — подначивает его младший, чувствуя как внутренняя боль постепенно стихает от таких дурацких, но нужных разговоров.       — Вообще-то, я хотел стать бизнесменом.       — Шиномонтажку открыть это не бизнес.       — Вот буду я зарабатывать миллионы, а ты будешь кусать локти, что отшил меня.       — А ты арабским шейхом заделался?       — Если кинешь мне фотки своих пяток, то я подумаю.       — Разве что отпечатаю подошву своих ботинок у тебя на лице.       — А лучше бы зад... — Чон осекается на половине слова под чуть удивленный взгляд младшего, — ....ание. Обычное такое военное задание, да.       — Обычное? — Юнги изгибает брови и едва заметно выпячивает губы, из-за чего старший слегка зависает.       — Ну... необычное, очень даже особенное... красивое такое задание.       — Извращенец, — фыркает младший, быстро придавая лицу прежний строгий вид. После чего слабо толкает старшего в плечо и идёт дальше.       Омега идёт впереди и сам для себя понять не может, почему он все ещё не выгнал Чон Чонгука куда подальше от себя? Почему не отстранил от дел и не отправил воевать, ведь определенно точно нарушает все правила дисциплины не только в военной части, но и в принципе, в рабочей? Не то чтобы Юнги не получал внимания на работе. С учётом того факта, что омег в их части чертовски мало. Но мало кто решался так смело и открыто проявлять внимание, зная суровый характер Мин Юнги. А если и решался, то следовало довольно четкое и ясное предупреждение, после которого мало кто заходил дальше. Мин никогда не боялся грубо очерчивать свою личные границы. Иногда это было проще, ведь у него по званию больше власти. Иногда приставал кто-то из вашего руководства, но Юнги громко заявлял о своей неприкосновенности, зная, что его просто не смогут заменить и не уволят шантажом. Тогда почему он так без сожаления губил чужие сердца и не давал даже посмотреть в свою сторону кому-то с работы, но с Чон Чонгуком разрешает себе флирт? Простое и лёгкое общение всё-таки как-то снимает груз с плеч. Конечно, ничего серьезного это не предвещает. Обычный дружеский флирт и не более. Чисто чтобы обстановку разрядить.       Чонгук идёт следом за младшим, отставая от него на несколько метров. Флиртовать с Мин Юнги кажется чем-то забавным и одновременно экстремальным. Как по миному полю ходить — один не верный шаг и будет большой «бум». Он далеко уже не девственник, далеко не в первый раз проявляет знаки внимания к омегам и сам их получает нередко. Особенно с учётом активной волонтерской помощи Чона, которого так все хотят отблагодарить. Но Юнги это что-то другое. Что-то непостижимое, но такое манящее.       Старший собирается наконец нагнать омегу, но непонятный звук его останавливает. По телу будто странный тревожный разряд тока проходит, что альфа стоит на месте и осматривается. Звук повторяется снова. На этот раз Чон может его различить и он похож на... скулеж? Чонгук осматривается и замечает, что колонна на этаже закрывала собой обзор на небольшую комнату с закрытой дверью, которую он не увидел. Чон незамедлительно зовёт Юнги, пока сам быстро направляется к двери. Дёргает за ручку, но та не подаётся, а за ней слышится тихое «помогите». Мин обеспокоенно смотрит на старшего и подходит ближе.       — Что такое? — омега становится рядом.       — Там кто-то есть, но дверь заперта, — Чонгук морщится и сильнее дёргается ручку.       — Сейчас я позову спасателей, — Мин достает из кармана складную рацию, чтобы связаться с отрядом военных на территории аэропорта. Чон же зло хмурится из-за препятствия, после чего отходит на несколько шагов и с разбегу наваливается плечом на дверь. — Что ты дела... — под недосказанное слово дверь слетает с петель, громко треская и падая на пол, а Чонгук вваливается в комнату.       Юнги слегка шокировано хлопает глазами и проходит в открывшуюся комнату. Прямо на двери у порога лежит альфа, шипя от боли в плече. А напротив него у стены под шкафом лежит омега. Нижняя часть туловища с поясницы закрыта шкафом и тот из последних сил скулит, лежит у себя на вытянутой руке и со страхом смотрит на происходящее. Чон быстро поднимается и подходит к придавленному омеге.       — Вам сильно плохо? Вы чувствуете ноги? — Чонгук озадаченно бегает по бледному лицу напротив глазами.       — Слабо чувствую... кровь не приливает, — парень шевелит бледными губами и хмурится, видимо стараясь в это время дёрнуть ногой.              Альфа поворачивается к Мину и получает одобрительный кивок. Чонгук привстает на ноги, а младший подходит ближе и садится на корточки напротив раненного юноши. Старший изо всех сил приподнимает край шкафа, отрывая его от земли под тихое шипение из-за тяжести. Юнги быстро, но осторожно обхватывает омегу за переднюю часть туловища и вытягивает из-под шкафа под звук падающих книг. Когда тот оказывается далеко от зоны риска, Чон опускает шкаф и тот громко падает, ударяясь о пол. Мин аккуратно укладывает парня на полу, чтобы не задеть ноги и лишний раз их не трогать из-за возможности сильного ушиба или дробления костей.       — Что с вами случилось? — спрашивает Чонгук и снова подходит ближе.       — Я пришел забрать некоторые документы из кабинета, но случайно захлопнул дверь, — юноша говорит медленно и негромко из-за слабости и испуга. — Думал позвонить сторожу, у него ключи есть же. Как раз подошёл к шкафу забрать с полки телефон, а потом... — тот останавливается, стараясь успокоится и подобрать слова. — Потом был громкий взрыв, что стены задрожали. Этот шкаф и так еле ровно стоял, а от ударной волны он пошатнулся, упал на меня и придавил, что я не смог выбраться.       — Как вас зовут?       — Пак Чимин.       Юнги кивает головой, поднимается на ноги и выходит из комнаты, оставив тех наедине. Достает рацию и сообщает парням во дворе аэропорта про ещё одного раненного. Тяжёлый вздох срывается с губ. Мин выглядывает в комнату и смотрит, как Чонгук шутит и старается поддержать омегу. Младший выходит в зал и указывает спасателям направление комнаты, а сам спускается обратно на улицу. Юнги ненавидит выезжать на места недавних горячих точек. От них всегда кровью за километр пахнет. Казалось, он привык к такому: к разрухе, к дыму, к следам крови на асфальте. Но не привык. Невозможно. Смотреть фотографии, сидя в кабинете одно, но стоять там, где лужа крови слишком живо блестит на свету, где запах грубо забивается в ноздри, вызывает тошноту, где можно ещё услышать чей-то плачь — это чертовски разное другое.       Мин стоит на улице, стараясь сосредоточиться на свежем воздухе. С каждым днём ненависть к собственной работе растет слишком быстро и от этого тошно. Он поворачивает голову, когда Чимина выносит на носилках бригада скорой помощи. Омега заботливо укрыт курткой Чонгука от осеннего холода. А Юнги всё-таки радуется про себя, что хотя бы ещё одного найденного человека загрузят в скорую на кушетку, а не в другую машину к черным пакетам.