Maneskin — zitti e buoni
Witness — mindless self indulgence
Осень в этом году на удивление теплая. От нее все ещё веет летним воздухом, пропитанным травой и листвой с деревьев. Хотя многие из них уже пожелтели и начали постепенно опускаться на землю, обнажая корявые ветки. Все ещё мягко светит солнце и иногда даже припекает спину, румянит щеки, поэтому хочется подставить лицо под лучи и насладиться этим недолгим кусочком тепла. Чонгуку такая осень нравится. Она свежая, с намеком на ту самую глубокую тоску и хандру, но словно все ещё держится за летние жаркие воспоминания, все ещё тянется к тем самым спокойным и уютным дням. Несмотря на то, что сегодня нет дождя, но и солнца как такового тоже нет. Оно то появляется, окрашивая всю местность в цвета, то наоборот прячется за широкое пасмурные облака. А мир сразу краски теряет. Блеклым становится, неживым будто. Чонгук в этом что-то знакомое с самим собой чувствует. Он будто та земля — от солнца нещадно зависимый. Стоит только появится его солнцу, как на душе сразу буйство красок, сразу все цветет и оживает. Вот уже реки плавают по своему течению, птицы поют, даже ветер слабо покачивает макушки деревьев. Все забывается, все двигается дальше и верит в лучшее. Но стоит только солнцу скрыться за небосводом или тучами прикрыться, и все тут же с оглушительным грохотом падает на землю. Как на паузу поставили. Резко как под чёрно-белым фильтром стоит и даже птицы не поют, листва не шелестит, будто звуки исчезли. Один только Чонгук отрешённо бродит по улицам, как на всеми забытой съёмочной площадке ужастика старых годов. Ни души, ни эмоции. Такое громко вопиющее «ничего». Это «ничего» Чонгука и внутри преследует. Надежда где-то на осколки крошится, да в такую мелкую пыль, что заново будто и не собрать. Тягости резко четкими и огромными кажутся, а он таким приземлённым, что эти проблемы его вниз тянут подобно кандалам. Он не знает, когда стал таким зависимым от человека. Когда позволил себе что-то чувствовать в этом мире, где чувствовать очень опасно. Но Чон стоит около массивных ворот, наблюдает за тем,как строят колонны из техники, чтобы перевезти ее в другую базу и даже будто не моргает. У него снова на душе холод непонятный, а он надеялся, что на улице легче станет, светлее что ли. Однако оно все не легче. Лучше ему только тогда, когда рядом с ним маячит блондинистая макушка. Огрызается себе под нос, важничает и командует. Кажется, словно его солнце и есть Юнги, который излучает вместо солнечных лучей жаркие и палящие пассивно-агрессивные. Но от них ему тепло. У Мин Юнги есть забавная способность, о которой он даже не догадывается. Он с лёгкостью может прогнать тучи над головой Чонгука. Он будто отвлекает, специально заваливает бумагами, чтобы старший не думал о плохом и не накручивал себя. Рядом с ним ощущение, будто это не жизнь на паузу встала, а наоборот война за окном. Словно пули все замерли в нескольких сантиметрах от окон кабинета. На пару минут груз с плеч спадает и он безумно благодарен за такие короткие, но очень нужные перерывы от обстановки в мире. Это придает сил идти дальше и намекает на мысль, что жизнь все ещё идёт и в ней как-то можно жить, если хотеть и стараться. Что все можно вернуть, что можно бороться и построить новое, лучше старого в разы. Колонна с техникой тем временем движется вперёд, формируется и выезжает через ворота. Какая-то техника на других точках ломается и пропадает, поэтому все время нужно распределять запасы по другим базам, чтобы они не ослабли. Чонгук скучающе за этим наблюдает, изредка помогает скоординироваться и отслеживает четкий порядок в цепочке. Так что он не особо замечает, как к нему подходит Намджун, что стоящие рядом солдаты и сам Чонгук мигом отдают честь, выпрямляясь перед генералом. — Вольно, — без особых церемоний выдает мужчина и становится рядом с Чоном. Его темные глаза также направлены на технику. Сканируют, проверяют и считают единицы оружия. — Нет никах незапланированных потерь? Все машины исправны и готовы к бою? — Так точно, генерал Ким, — кивает Чонгук и позволяет себе слегка расслабиться в присутствии старшего по званию. — Не думал, что этим ты занимаешься, — повседневно выдает альфа, несмотря даже на Чона. — Юнги все тебя у себя прячет, не выпускает, бумагами закидывает. Или ты ему надоел уже? — будто бы без издёвки роняет Ким и приподнимает уголки губ. — Мне нетрудно выполнять какие-то мелкие поручения, которые смогут облегчить ему работу, — Чон чуть хмурит брови и косо смотрит на мужчину сбоку. — Очень надеюсь, что облегчаешь ты ему работу в рамках дозволенного, — Намджун словно не заинтересован в разговоре и также равнодушно рассматривает строй тяжёлой техники. — Людей у нас много, а территория небольшая. Каждый все слышит. Видит. — Пусть видят, пусть слышат, значит все органы замечательно работают и на поле боя им бояться нечего, — Чонгук после тонкого намека сразу все понимает, но отступать не намерен. Его припугнуть не получится, сколькими звёздочками на погонах не пугай. Ему эта земля без яркого солнца поперек горла стоит. Поэтому пусть хоть во все горячие точки закинут, обе армии против него встанут, но если все ещё будет тлеть внутри надежда на ясное небо, то оно и не страшно совсем. Зато Чонгук пытался. Если он целыми днями торчит за папками и компьютерном, это не значит что он также будет прятаться от ответственности и битв. Он каждую поочередно грудью примет. Каждую пулю за трофей считать будет. Он без солнца дальше жить вряд ли сможет. Поэтому сейчас выстоит, и будет стоять дальше, если понадобится. Быть чистым перед собственной совестью и душой, это смерть очередного демона где-то в закоулке собственного воспалённого сознания. Генерал в ответ на его слова, от которых звучит так по-юному уверенно, улыбается и качает головой. Его дело было предупредить, а как на это отреагируют уже не его проблема. — Глупость и отвага, — словно припичатывает собственные размышления Ким. — С таким, как он, отваги не помешает, — Намджун перестает наблюдать за тем, как закрываются массивные ворота ангаров, а все техника покидает пределы базы. Мужчина кивает на прощание и без лишних слов направляется дальше заниматься своими обязанностями, которых наверняка ещё больше, чем у Мина. Чонгук смотрит ему в след недолгую минуту и все раздумывает о сказанных в конце словах. С Юнги без смелости действительно никак, по-другому не будет даже слушать и воспринимать серьезно. Для того, чтобы разговаривать с ним наравне, эту привилегию нужно сначала заслужить. Если Чон относится ко всем с заранее приготовленными уважением и заботой, то Мин напротив, свою заботу под сотнями замков прячет. Только близким и показывает, бережет все для дорогих сердцу. Да и забота эта завуалирована под десятком упреков, закатыванием глаз и подколов. Старший радуется только тому, что в нем действительно этой самой глупости вперемешку со смелостью слишком много, чтобы не бояться поминутно тратить ее на попытки привлечь чужое внимание. Пусть попытки иногда неудачные, иногда смешные и стыдные, но чужая широкая улыбка служит наградой за все принесённые жертвы собственному покалеченному достоинству. На улице вновь засветило солнце, а туча поплыла дальше по просторному небу, укрывать чьи-то будни серыми пятнами. Альфа улыбается краем губ и решает, что ему тоже пора бы вернуться к своему солнцу. Поручение выполнено, да и Мин просил не задерживаться. Чонгук вновь чувствует прилив сил и энергии, поэтому стремительной походкой возвращается в кабинет, который теперь ему роднее дома. Юнги выдал ему личный ключ и разрешает ночевать на диване, так как у самого омеги есть квартира, куда он всё-таки старается возвращаться по возможности и высыпаться. Чонгук за такую своеобразную заботу благодарен, так как теперь тоже остаётся допоздна и не всегда есть желание возвращаться в ту маленькую комнатку, которую ещё и приходится делить с Тэхеном и Хосоком. Лучше уж тут, зато в тишине. Пусть иногда и хочется поговорить с друзьями, у которых тоже повышение по званию, новые знакомства и интересное времяпровождения. Признаться, он скучает за их старыми посиделками во дворе около костра. Не хватает той свободы и лёгкости. Однако Чон не жалуется, им платят приличные деньги за работу, так что он чаще переводит их папе на его хотелки и чувствует себя лучше и благороднее. Он после той ночи так с Хосоком и не поговорил. Не хотелось смущать, пусть и нужно было поддержать друга, да и самому выговориться не помешало бы. Возможно, если бы Чон чаще ночевал с ними, то мог бы разрядить обстановку, но ночные разговоры наедине тоже очень важны для сближения душ. Потому он мешать не хочет и лишь где-то там издалека морально поддерживает Хосока всей душой. Он почему-то в нем ни на секунду не сомневается. Старший поднимается к кабинету, а в просторном холле на полу лежат золотистые плиты из солнечного света, что проникает через оконные рамы. Какое-то странное детское желание идти только по этим плитам просыпается внутри. Чонгук ему даже улыбается, но решает, что это будет слишком странно в его возрасте, да и к психологу шанс попасть тогда точно невелик. Он открывает дверь кабинета и замирает на пороге. Прямо посередине стоит Чимин с ровной осанкой, держит руки за спиной и сияет своей очаровательной улыбкой. Напротив него Юнги опёрся поясницей о свой стол, со сложенными на груди руками и мрачнее тучи. Чон не особо понимает, что происходит, но атмосфера в кабинете напряжённая. Слегка даже удивляет присутствие Чимина в этом помещении несмотря на то, что его выписали день назад. — Что-то случилось? — альфа проходит в комнату и закрывает за собой дверь, чтобы не выпускать зря злую ауру Мин Юнги. — Случилось, — наигранно спокойно отвечает омега, да так, что у старшего мурашки по спине пробегают. — Я решил пойти в армию, — Чимин как ни в чем не бывало радостно выпаливает свое желание все с такой же яркой улыбкой, пока у Чона кажется воздух кончается. — Что? — растерянно переспрашивает альфа, хотя прекрасно услышал ответ в первый раз. — Ну... работы у меня все равно теперь нет, а здесь я смогу помогать людям и меня давно интересовало военное дело. Красивая форма, пистолеты, всё такое, — слишком мило и дружелюбно говорит Пак. Чонгук смотрит ошарашенно и может душу положить на то, что на строчке «Красивая форма, пистолеты, всё такое» у Юнги дернулся глаз. — Это ведь не шутки, это опасно, тебя могут убить! — Чонгук пытается достучаться хотя бы до остатков здравого смысла в голове этого взбалмошенного омеги. — Сколько Бог отмерил, столько и проживу, — пожимает плечами Чимин, а глаза старшего от шока все больше. Даже сказать на это нечего. Он видимо думает, что если в первый раз шкафом не убило, то во второй точно и пуля не попадёт. — Что ж, — хмыкает Юнги и выдыхает. На губах лёгкая улыбка, которая ничего хорошего не предвещает. — Кто мы такие, чтобы отказывать в желании юных героев, правда? — Юнги переводит взгляд на Чона. — Это ведь безумие, — не унимается старший, пытаясь донести хотя бы Юнги, что это отнюдь не самая лучшая идея. — Он пару дней как с больничной койки слез! — Кто слез? — Чонгук резко оборачивается, видя как в дверях стоит Намджун и с лёгким любопытством смотрит на всех присутствующих. Вот только его на голову Чона не хватало. — Я! — тут же отзывается Пак и мило машет альфе рукой. Чонгуку кажется, что он только что без своего согласия пришел на комедийный спектакль. — Не нервничайте, лейтенант Чон, не приди он ко мне, пришел бы к Сокджину или генералу Киму, — спокойно говорит Юнги и пожимает плечами. — Служба у нас добровольная, а он взрослый человек. Ты не его папа, чтобы решать за него. — Мне как раз в нац. гвардии не хватает людей. Работа там не очень опасная, просто следить за порядком, — Ким проходит к столу Юнги и встаёт рядом, с интересом рассматривая лежащие на столе бумаги. — Прошу, — Юнги вынимает из ящика в столе бланк заявления, ставит некоторые поправки в виде имени и даты подписания. После чего отдает Намджуну, который сразу ставит свою подпись. Передает ручку Чимину и тот расписывается напротив размашистой закорючки Кима. Мин отдает омеге небольшую папку с бумагами, которую тоже надо заполнить, подписать и ознакомиться. — Добро пожаловать в наши ряды. Надеюсь, служба пройдет легко и удачно. Если будут какие-то вопросы, обращайтесь, — Намджун жмёт омеге руку, а тот кивает и улыбается так беззаботно, что Чонгука сейчас стошнит. Чон наблюдает за ними и не понимает, как вообще все могло зайти так далеко. Слова возмущения где-то в горле теряются. Чимин слишком солнечный и добрый, он ещё ребенок и никак не годится для армии. Да Господи, его чуть шкафом не убило, какая армия?! Он не вынесет и запаха крови, что уже говорить о том, что могут начаться действительно жестокие бои? Он же не вынесет.... Да что там, Чонгук не вынесет. Служба в нац. гвардии тоже очень опасна и беспощадна, что бы там Юнги и Намджун не говорили и как бы не успокаивали. Чимин пару дней, как на ногах стоит, а уже кидается под новые неприятности. Чону кажется, что он сейчас начнет истерить и за сердце хвататься как его собственный папа. Потому что сознание то и дело подбрасывает картинки того, как в Пака летит град пуль, а Чонгук сейчас от собственного воображения упадет в обморок. Интересно, а папа тоже так переживал, когда о службе сына узнал? Тогда его реакция вполне понятна. Чонгук о Хосоке и Тэхене не переживал, потому что во-первых, они всегда вместе как две палочки твикс, а во-вторых, в них даже пули не попадут, с их-то тяжёлой аурой они где-то на пути заржавеют. Но ничего больше не происходит. Все идёт как и шло, Юнги так же в бумагах, генерал Ким стоит рядом и о чем-то спрашивает. Пак только аккуратно подходит ближе и старается подбодрить Чонгука милой улыбкой. Не получается. — Жаль, что мы не в одном подразделении, я бы очень хотел с тобой работать рядом, — Чимин слегка смущённо отводит взгляд и мнет в руках папку. — Тебе вообще не нужно было сюда соваться, — грубее, чем хотелось бы выпаливает Чон, но быстро приходит в себя и старается подбирать слова, чтобы не обидеть. — Если что, приходи, когда захочется поговорить или получить поддержку, — тяжело вздыхает старший и отводит Чимина к дивану. — Давай я помогу тебе заполнить. — Хорошо, — быстро кивает Чимин, открывает папку и под строгим контролем Чона заполняет оставшиеся личные данные и заявления. — Наша разведка получила информацию... — Мин обращается к Киму, шарится по ящикам и хмурит брови. — Чонгук, а где... а вот, — омега вынимает из последнего ящика небольшую папку без надписей и передаёт в руки Намджуну, встречаясь с ним глазами. — Мы получили информацию о том, что глава Сопротивления через пару месяцев собирается встретится со своими спонсорами. — Проще говоря теми, кто в этой войне заинтересован и активно вкладывает в нее деньги, — понимающие кивает альфа и хмыкает, забирая папку. — Да. Там время и место, так что уже сами решите, что вам с этой информацией делать, — Юнги встаёт из-за стола и отвлекается на телефонный звонок. Брови сразу сдвигаются к переносице, когда тот наблюдает за номером на экране мобильного. Он ещё несколько секунд смотрит на экран телефона. Хотел бы сбросить или не поднимать, но омега всё-таки отвечает на звонок. — Буду через несколько минут, — немного севшим голосом отвечает младший и скидывает. — Они? — Намджун слегка напрягается. — Они, — вздыхает Мин и спешно покидает кабинет. Чонгук заканчивают помогать Паку с бумагами, сам расписывается в нескольких местах как доверенное лицо и поднимает голову. Прослеживает взглядом, как закрываются дверь под негромкий хлопок. Альфа изгибает бровь, но решает, что сначала надо разобраться с Чимином и наконец отпустить его отдыхать и набираться сил перед работой. Омега все ещё улыбается, кивает на все слова Чона и советы по поводу службы. Чонгук желает ему удачи и обещает помогать во всем, забирает папку и улыбается на прощание. Пак без лишних слов благодарит и покидает комнату. Как только дверь закрывается, альфа встаёт на ноги и подходит к столу Мина, где все ещё стоял Намджун и читал некоторые бумаги. Чон громко кидает папку на стол и поднимает взгляд на мужчину. — Куда ушел Юнги? — Чонгук не собирается обмениваться приличиями и расспросами, но внезапный звонок даже его насторожил. Учитывая то, как быстро после него вышел Мин. — Уверен, что готов это увидеть? — Ким спокоен, но серьёзен. — Выдержишь ли? — Выдержу. — Последний ангар, тот, что ближе к лесу, — отвечает Намджун без промедления. Старший на прочие слова размениваться не собирается, поэтому быстро покидает комнату. Он быстро спускается по лестнице и выбегает на улицу, про себя вспоминая путь к той самой постройке. Насколько он помнит, именно она постоянно закрыта на огромное количество замков и именно там усиленная охрана. До этого момента он не задавался вопросом, что же там находится. Скорее всего очередная техника, склады с окружением и патронами, что же ещё там может быть? Ну может быть только более секретная и навороченная. Однако теперь, когда Чон увидел, как быстро и с каким лицом ушел омега, вопросов к этому объекту все больше и больше, а ответов никаких. Даже Намджун будто специально заманивает туда, но зачем? Что Чонгук может там увидеть? Солнце опять беспощадно зашло за облака. Земля потеряла краски и стала ещё холоднее. Время постепенно близится к ночи. Но кажется, словно никто кроме Чона этого не замечает, или же всем попросту все равно на такие мелочи. Все занимаются своими делами: кто-то стоит на посту, а кто-то направляется в душ или столовую после тяжёлого дня; кто-то уезжает за ворота на ночной патруль, а кто-то наоборот возвращается. Взгляд старшего все мрачнее, когда ангар становится ближе. Вокруг множество солдат с автоматами и стоят они около закрытой двери. На возмущенный взгляд альфы никто не расходится, не пропускает внутрь и дверь не открывает, будто и вовсе его не замечают, хотя прекрасно знают, что Чон не чужой. — У меня приказ от генерала Кима, — Чонгук вглядывается в чужие глаза несколько секунд, давит напором и всё-таки получает желаемое. Один из мужчин открывает дверь и Чон проходит внутрь. Дверь тут же бесшумно закрывается следом, а старший попадает в просторное помещение, кажется, будто никто не замечает его присутствие. Он словно тень проник сюда через щель и чувствует себя также незаметно. Вокруг по углам темно и только слишком яркий белый свет от ламп освещает середину помещения. Чонгук не сразу понимает, что происходит около него стоят ещё пара коренастых альф, а в середине на стуле сидит связанный мужчина, у которого с виска течет кровь, которая уже успела засохнуть. А прямо перед ним Юнги. Стоит спиной, поэтому он даже представить не может, какое выражение лица в данный момент носит младший. Однако почему-то кажется, что отнюдь не самое доброе. Чонгук не понимает, что происходит. Если точнее, правильные мысли подкрадываются, но он их старательно отвергает. Ему кажется, что над ним сейчас смеются. Будто все знают, что происходит и издеваются над ничего не понимающим лейтенантом. Но его все также никто не замечает и Мин все также не поворачивается к нему лицом, словно и не слышал чужого вхождения. А может специально делает вид, что не слышал. — Не подумал бы, что генеральская подстилка может быть так жестока, — хрипло усмехается мужчина на стуле. Взгляд Чонгука мигом мрачнеет, руки сами в кулаки сжимаются, но никто из присутствующих не двигается даже. — Папочка не трахнул с утра вот и бесишься? — не проходит и секунды, как Юнги замахивается кулаком и сильно бьёт альфу в челюсть, что того откидывает на край стула. Чонгук точно уверен, что слышал хруст. — Я повторять не буду, — голос Мина звучит ниже, чем обычно. Он упирается рукой о спинку стула, слегка наклоняется и вглядывается в чужие помутненные глаза. — Кому ты слил координаты перебывания наших войск? — Их и сливать не нужно было, они так прячутся, что каждый дурак их увидит. Убивай не хочу, — тот говорит медленно и хрипло, каждое слово болью отдает в челюсть, но тот замолкать не собирается. Омега не ждёт и во второй раз бьёт в живот, что мужчина скручивается пополам и харкает кровью прямо на руку младшему. — Из-за тебя погибли люди. Ты вшивая крыса, — выпаливает омега каждое четкое слово. — Они ничтожества, — хохочет альфа, что Чонгук может рассмотреть как кровь течет через его зубы на подбородок и сбегается с уголков губ. — Малыш, неужели ты так доверчив, что не видишь, как тебя водят за нос те, на кого ты бы никогда не подумал? Надо было тебе мужа найти и детей рожать, а не в армии члены сосать ради должности, — помещение разрывается противным смехом. Чонгуку кажется, что ещё секунда и он не сдержится. Ещё секунда и он собственными руками скрутит ему шею, хотя настолько лёгкой смерти он не увидит. Неожиданный порыв защитить дорогое для себя вырывается из него, грозится вырвать этому ублюдку язык. Только вот глаза ясно дают понять, что Юнги в защите не нуждается. Он только оборачивается на стоящих неподалеку военных. У них руки сложены на груди и наблюдает они со всем с улыбкой, будто очередное представление смотрят. А сам Чон не понимает, что тут может быть смешного и почему Юнги бьёт его самостоятельно, хотя рядом находятся подчинённые. Он же может вырваться и успеть пырнуть младшего ножом или выстрелить до того, как прибегут другие. Тревога и напряжённая атмосфера пожирают внутренности до неприятного скручивания, но Чонгук терпит. Приказа не было. — Они живут хорошо, едят дорого, у них двухэтажные дома, здоровые дети и красивые омеги, — продолжает тот, откинувшись на спинку стула. — А мы работаем днями и ночами, чтобы иметь возможность просто прокормить семью, просто одеть детей к школе, просто заплатить коммунальные услуги. И все это в одной и той же стране, просто в разных ее сторонах. Где ваша хваленая справедливость? Почему на нас она не распространяется? Почему мы не можем жить так же хорошо, как вы? — он откидывается на спинку стула и не читаемо смотрит в сторону младшего, но будто сквозь него. — Пусть заплатят. Пусть теперь они соскребают с земли остатки жизни. Генеральская шлюха не сделает мне ничего настолько ужасного, что делала эта проклятая власть все эти годы. — Знаешь, — Юнги усмехается краем губ и выпрямляется. К омеге тут же подходят те двое подчинённых, что ранее за всем наблюдали. Срезают верёвку на запястьях пленного и крепко держат за руки. Мин подходит к столу рядом с собой и достает из небольшой коробочки что-то небольшое и серое на... ниточке? Похоже на какую-то игрушку. Чонгук не понимает, пока младший не поворачивается боком и на лице Чона застывает удивление. Это не игрушка. Юнги держит за хвост дохлую крысу. — В древних легендах гласилось, что человек умирает и перерождается в то животные, на которое он был похож при жизни. Крыса тебе подойдёт. Мужчина не совсем понимает, что происходит, но один из альф хватает его за челюсть и грубо раскрывает ее в разные стороны. Младший с улыбкой одним толчком запихивает труп крысы ему в рот, пока тот вырывается и мычит. Челюсть тут же с силой закрывают обратно, что тот случайно откусывает животному хвост и он падает вниз. Радует то, что зверьку уже все равно. Чонгук морщится, но продолжает смотреть за нарастающим безумством. Юнги скотчем заклеивает рот мужчине в несколько слоев вокруг головы. Альфа вырывается, громко и истошно мычит. Дёргается, пока солдаты силой его удерживают. Чонгук чувствует резкий приступ тошноты, но силой его подавляет. Сглатывает ком в горле и глаза не отводит. Даже моргать не получается, потому что спустя мгновение солдаты ломают мужчине руки, выкручивая их в разные стороны. В ангаре эхом отдается звонкий хруст и приглушённый вопль. Чон морщится и застывает в неподдельном шоке после увиденного. Он от шока словно к полу прирастает. А Чонгук видел многое. Солдаты отпускают руки и те словно тряпки повисают с плеч. — Тебе было интересно, как живётся генеральской шлюхе? — Юнги не скрывает улыбки, наблюдая за страданиями мужчины. — А может было интересно, как чувствуют себя омеги, которых ты насиловал прикрываясь службой под флагом государства? Службой под моим командованием. Или ты думал, что я ничего не узнаю? — Мин берет альфу за скулы и грубо поднимает того лицом к себе. Смотрит глаза в глаза, а на губах улыбка, такая сладкая, что яда слаще. — Так вот, я, мразь, всё знаю. Я знаю где ты ссал, где ты жрал, где ты блять обёртку от своего постного сухпайка выкинул, — Юнги переходит на шепот и все так же смотрит в чужие наполненные ужасом глаза. Упивается сменой эмоций на дне зрачков. — Я знаю, и я приду за каждый ебанной мразотой, которая думает, что может творить здесь то, что захочет. Омега отпускает окровавленное лицо и отходит к столу, где лежал включенный и уже нагретый паяльник. Проводит указательным пальцем по резиновой ручке и берет в руку. Солдаты тем временем развязывают верёвку на ногах и кидают мужчину на пол лицом вниз. Он судорожно пытается отползти с помощью одних только ног, но один из альф грубо наступает тому на спину, припечатывая к бетонному полу, словно таракана. — Я настолько щедр, что перед смертью подарю тебе эту замечательную возможность узнать, как чувствовал себя каждый омега, которого ты спасал от гнета государственного правления своим членом, благородный ты наш освободитель. Юнги мрачнеет, улыбка спадает с губ и он передает паяльник одному из солдат. Другой же стягивает рывком с пленного штаны. Мин задерживаться больше не собирается, его ждёт ещё много работы с документами и очень хочется успеть домой помыться сегодня. Поэтому омега разворачивается и покидает ангар. Проходит мимо Чонгука, даже не посмотрев тому в лицо. Чон оборачивается, смотря как дверь за младшим закрывается, а в это время в помещении разносится громкий вопль и резкий запах жженого мяса. Из заднего прохода уже мертвого предателя торчит ручка паяльника.