Hold me — Обними меня

06.04.2003. Закаты в Токио всегда прекрасны. Алый свет отражается от панорамных окон небоскрёбов, окуная узкие переулочки, парки и проспекты дорог в свой кровавый бассейн. Ступеньки небольшой мотомастерской, намного меньше той, в которой работала Азуми, давно остыли и сидеть на них в шортах было крайне неприятно. Но она не шевелилась, дожидаясь пока ее крайне неторопливый друг наконец-то закончит свои дела. От холода чесались руки и ноги. Удивительно, как дневной зной лета сходит на нет, уступая место порывистому ветру и низким температурам. Дверь за ее спиной скрипнула, чудом не задев спину девушки. Плохо когда двери открываются наружу, а выходящий не смотрит, кто за ней стоит. — Я все! — Весело, задорно, с легкой полуулыбкой на лице. — Ты хуже улитки. — Девушка двигается чуть левее позволяя парню присесть рядом. — У вас с Такеоми это общее. До ушей доносится приглушенное хихиканье, и она все же поднимает глаза. Зеленые, пускай все и говорят, что они карие. Рядом с ней, под самым боком, тяжело облокотившись на ее собственное плечо, сидит молодой (в душе ему сорок) парень. Классический такой японец, с черными густыми волосами, чуть желтоватой, загоревшей кожей и черными, глубже Марианского дна, глазами. — Шини, курить вредно. — Она морщится от едкого запаха дыма и думает о том, что и сама бы не прочь выкурить пару сигарет. — Помрешь раньше времени. Сано Шиничиро усмехается, пожимает плечами, и со злобной улыбкой на лице выпускает ком дыма прямо в лицо подруги. Азуми морщится, чешет нос и глотает оскорбление, которое так и крутится на языке. Они друзья, хорошие друзья, у которых есть много общего, но вот такие выкидоны Шиничиро, когда он словно бы ставил себя на ступень выше нее раздражали. — А вдруг я завтра разобьюсь на байке и не выкурю свою последнюю сигарету? — Шиничиро любил провоцировать ее на мягкий удар в плечо или смешную колкость, которую могла придумать только эта взбалмошная девчонка. Эту шутки были у них в компании общепринятыми, но Азуми извечно злилась и ругалась на ребят. Нельзя говорить о смерти, иначе она заявится к тебе на порог, да, так она и говорила, но и сама извечно подшучивала над собой и своей безвременной кончиной. — Пошли домой. Коленки хрустят хуже грецких орехов и Азуми морщится. Ей всего семнадцать, а она уже разваливается на части. — Ты ждала меня чтобы я тебя проводил? — Шиничиро встает, отправляя бычок в ближайшую урну. — Или из-за этого? — Он кивает куда-то себе за спину и Азуми приходится встать на носочки, дабы разглядеть на что конкретно показывает парень. По тротуару, весело с кем-то споря, в припрыжку скачет мелковатый, даже для своего возраста, среднеклассник, со светлыми волосами (вы, главное, никому не говорите, но на свету они отливают бронзово-розовым) и широкой улыбкой на лице. Рядом широко шагает его друг: на две головы выше блондина, с выбритыми висками и татуировкой на них же. Как он сам однажды сказал Азуми — татуировкой дракона. — Я забыла, что они вечно за тобой приходят. — Азуми вздыхает, параллельно заправляя розовые пряди за ухо. Она не забыла. Признаться, ей нравилось находится в компании этой ребятни. Они веселые, шумные, такие, какой сама Азуми в детстве никогда не была. Шиничиро на эту реплику лишь усмехается. — Азуми! — Мелкий вскидывает руку вверх в знак приветствия, очевидно опасаясь, что его могут не заметить. Звонкий голос отбивается от стен пустого переулка у дороги, и у всех присутствующих звенит в ушах. Где-то наверху, в соседнем доме, зажегся свет и открыли форточку. — Манджиро, чуть тише. — Она шипит, но улыбка на лице все же появляется. — Я же просил называть меня Майки. — Он хмурится и надувается аки рыба шар и Азуми еле сдерживается от порыва растянуть тому щеки. Чтобы не выпендривался. — Вы сегодня поздно. — Шиничиро треплет светлые волосы брата и кивает его другу в знак приветствия. Дракен — парень с татуировкой — кажется, единственный друг Манджиро, которого он вообще приводит к магазину Шиничиро. Остальную его шайку он видел только у дома или мельком, где-то в каменных джунглях Токио. Вся эта веселая группка уже привыкла провожать Азуми к дому дяди. Та клялась, что как только поступит в институт обязательно съедет и они все смогут оставаться у нее на ночь, но пока что вся эта рыцарская свора из деда и детей, шествовали к центру Сибуи. Чаще ее, правда, провожали только Шиничиро и Вакаса — еще один друг Эито из их общей компании, но он, в последнее время, куда-то пропал. — А-зу-ми. — Манджиро тянет имя, словно дразня и девушка уже знает, что этот кусок неожиданности задумал какую-то пакость. — Беги. — Шиничиро скрипит это шепотом куда-то над ухом девушки, и она улыбается. — Да? — Воздух заполнен пылью дорог и от того чешется нос. Невероятно хотелось чихать. — Я приготовил тебе подарок. — Он улыбается, широко, одними губами, совсем по-кошачьему. Удивительно, но Манджиро часто дарил Азуми всякие непонятные, но ценные сердцу побрякушки. Он таскал ей прикольные камни, потому что однажды она, по глупости, сказала, что у ее отца была коллекция валунов и ей нравилось их рассматривать. На запястье Эито носила широкую резинку с плюшевым зайцем, потому что однажды Манджиро заметил, как она ругается на собственные волосы, что превращались в настоящее осиное гнездо от любого резкого порыва ветра. Дома, в деревянной шкатулочке ручной работы, стоящей как породистая лошадь, лежало маленькое пластмассовое кольцо, подаренное Сано-младшим просто потому что оно было такого же цвета, что и волосы Азуми. Однажды Манджиро приволок ей ветку магнолии и Азуми долго на него ругалась. Цветы в вазах она не любила, их жалко, они красивы только тогда, когда цветут на клумбах или в глубоком лесу, но никак не на подоконнике. Манджиро понял, кивнул, хмуря брови, а на следующий день выдернул ее с учебы и поволок в какой-то заброшенный парк, на окраинах которого, у подножья сточной реки, цвела целая поляна алых космей. — По какому поводу? — Азуми усмехается, видя, как Манджиро начинает копошиться в рюкзаке друга, смиренно дожидающегося, когда этот неугомонный комок энергии закончит. Манджиро мычит что-то невнятное, а после, с победных «Ес», выуживает из широкой сумки что-то круглое, серое, с красивым черным принтом птички-колибри, по стилю рисунок напоминал татуировку Дракена и можно было бы предположить, что художник у них один. — Это шлем! — Манджиро усмехается, протягивая трофей девушке. — М-мне? Пальцы предательски подрагивают. Шлем тяжелый, но хороший, с мягкой обивкой внутри, прочным стеклом. Шиничиро за спиной тихо присвистывает. — Да! Я буду тебя катать только в нем. — Горделиво вскидывая подбородок. Азуми крутит подарок в руках, желая разглядеть мельчайшие детали. Шлем не новый, но хорошо выкрашен, тюнингован и приведен в божеский вид немалыми усилиями. — Майки вышел на новый уровень. — Шиничиро перегибается через плечо с интересом рассматривая новинку. — Ты молодец. Эта похвала радует обоих парней, и они незаметно дают друг другу пять (не заметно только по их сугубо субъективному мнению). Следующую фразу Манджиро выкрикивает абсолютно неожиданно: — Мне нужен мотоцикл! — Взгляд парня был направлен точно на брата. — Как я буду катать Аз на мопеде? От такой вдохновенной реплики Азуми аж слюной подавилась. Вот это ничего себе признание. Всем конфеты да цветы дарят, а Эито вот двенадцатилетний пацан на мотике прокатить хочет. Приятно. Шиничиро, кажется, завис, иначе описать это каменное выражение лица не получается. С секунду он молчит, а после переводит свой ошалелый взгляд на не менее ошалелую Азуми. Майки повторяет его действия и вот она, абсолютно не желающая находится меж двух огней, под прицелом двух черноглазиков. Звучит как название животных из зоопарка и непонятно, как прогулка до дома и внезапный подарок Непобедимого перерос в этот сумбурный диалог. Видимо Манджиро долго вынашивал эту нехитрую стратегию. — Мы уже говорили на эту тему. — Шиничиро выдыхает и чешет затылок в попытке избавится от неловкости. — Тебе нужно научится заботится сначала о «Коне», а после уже мы с тобой это обсудим. Лгать у Шиничиро, как и скрывать правду, всегда выходило плохо. Ведь и он и Азуми сейчас, стоя бок обок к друг другу, прекрасно помнили о том, для кого Шиничиро, бесстрашный глава бывшего первого поколения «Черных Драконов», -суровой байк-группировки, — пару часов назад доводил до идеала мотоцикл «CB250T», кодовое имя которому: «Бабу». Азуми наблюдает, как Манджиро, весь такой уверенный в себе, сводит брови к переносице и взгляд ловит усталое лицо Дракена. А он с ним 24\7 находится. Ситуацию нужно как-то разруливать и на кого же падет эта доля, как не на хрупкие женские плечи? — Хорошо, я подожду, когда у тебя будет мотоцикл, — план кажется Азуми идеальным, — не сяду ни на чей другой. — Что? — Шиничиро эта новость, очевидно, не понравилась. — Серьезно?! — А вот Манджиро в восторге. — Конечно. Шиничиро выдыхает так устало, словно за спиной у него целая телега с камнями, которую приходится таскать с собой по пятам. — Мы через два дня едем на пляж с палатками, ты пешим собираешься туда добираться? Так уж вышло, что их скромная компания из пяти человек, должна была поехать отдохнуть на пляж. Едут ребята, хотелось бы сказать налегке, но нет. В арсенале у них все необходимое для палаточного лагеря, два мотоцикла и машина с хламом. Азуми в этом проблемы не видела. — Поеду с Такеоми в машине, а Вакаса с тобой. Азуми отлично бы поместилась между надувным кругом и тремя палатками. — К слову, вы уже решили кто будет слушать мой храп? — Отдельной палатки ей никто не предоставит. Они слишком долго стояли на месте, поэтому Азуми решила двинуть всю эту кавалерию к дому, а то на них уже стали странно посматривать проходящие мимо люди. — Я доверяю только Шиничиро. — Майки бы никогда не упустил вставить свое слово в любой спор. — Надеюсь это будет Такеоми. — Азуми усмехается, замечая строгий взгляд лучшего друга. — И не нужно так на меня смотреть, Шин. Я вообще готова лечь под открытое небо лишь бы не слышать ваш старческий бубнеж. — Губ касается легкая улыбка. Вакаса вообще во сне говорит, и Азуми еще не планировала отращивать седые, от страха, волосы. — Вариант спать в машине не кажется мне таким уж и глупым. 08.02.2005 Я просто ненавижу сессию. Меня, вы только послушайте, оставили за дверью прямо во время экзамена. Да, я опоздала на десять минут, да, меня предупреждали, что опаздывать нельзя, что принимающий у нас экзамен лектор просто зверь, но я ведь не виновата, что мне пришлось идти за кормом для уличного кота в магазин на другом конце дороги, а потом следить за тем, чтобы местные собаки, не забрали у этого самого кота его еду! Хорошо, возможно я бы могла просто проигнорировать голодное животное, но знаете, что? А если он с голоду умирал? Чья-то жизнь важнее моего образования. Я всегда могу взять академ-отпуск и попробовать через год, а вот у котика этого лишнего годика может и не быть. В общем, стою я перед кабинетом деканата и пишу заявление на пересдачу пропущенного экзамена. А я ведь почти покончила с этой сессией, мне оставалось всего три письменных зачета, но нет, жизнь, в очередной раз, плюнула мне в лицо. — Знаешь, экзамен был легким. — Сора, это ты мне так соль на рану сыпешь или поддерживаешь? — Жаль, что ты будешь пересдавать его с ним один на один. — Все-таки ты выбрал соль. Спасибо за поддержку, друг, не подавись своим соком. — Я буду не одна. — Блин, а как моя кафедра то называется? — Не думаю, что я одна такая прогульщица. — Напиши «Психологии» и буду молится. — Ага, — Какое задумчивое «ага», — Слушай, — Ой нет, с этой фразы ничего хорошего никогда не начинается. — Вон та твоя подруга, как ее там, — Ты так хорошо играешь амнезию, я готова наблюдать за этим скривившимся лицом, пытающимся что-то вспомнить, вечность, — Иноэ Эль, вроде? Так, сейчас я листик отдам секретарю и обязательно спрошу тебя о том, что тебе нужно от моей подруги, кусок ты змеиного яда. Наш бедный, бледный Секретарь Нофу. Что же у вас лицо-то такое кислое, умер кто-то? Заявление я кладу на высоченную стопку с каракулями таких же прогульщиков, как и я, а после обращаю все свое внимание, на вяло кивнувшего парня. Я бы промолчала, не стала бы лезть не в свое дело, будь я немного посдержаннее и похолоднее к людям, но нет, я отвратительный эмпат и мне необходимо знать, какие кошки нагадили в душу другому. Поэтому, и только поэтому, я сейчас лезу к человеку, явно ненастроенного на диалог. — Нофу-сан, у вас что-то случилось? — И взгляд он на меня поднимает такой усталый, что мне захотелось купить ему кофе. — Это не секрет? Нофу выдыхает, разминает затекшую шею и берет в руки мое заявление для проверки. — Ничего серьезного, просто один из студентов нашего первого курса ввязался в неприятности, и полиция прицепилась к нашему университету с вопросами. — Ого, да уж «ничего серьёзного», сейчас такие слухи поползут, институт в жизни не отмоется. — Волокиты бумажной прибавилось. — Отсюда и мешки под глазами? Что же, возможно я пожалею о сказанном, но мне слишком жаль беднягу «Плюшку». — Я могу чем-то помочь? — Например пересортировать всю эту туалетную бумагу на вашем столе по цветам. Кто додумался распечатать реферат на розовых листах? Нофу улыбается, снисходительно так, мягко и я чувствую себя полнейшей дурочкой. — Сессию закрой и не вылети, вот твоя помощь. — Ауч. А вот это уже больно было. Улыбка лезет на лицо сама собой, и я, резко кивнув (настолько, что в глазах потемнело), поплелась к выходу. Наки стоит у дверей, пародируя верного Хатико, качая воздух из пустой пачки сока туда и обратно, от чего по коридору проносится громкий звук смятой бумаги. Баночку из зубов я у него предусмотрительно выдергиваю. А теперь быстро к выходу, а то орать начнет. — Что тебе нужно от Эль? — Точно, кто-то там усиленно делал вид, что не помнит имени из двух иероглифов, мне действительно любопытно. Наки морщит нос, чешет затылок и выдыхает слишком резко, да так, что пальцы мои вздрагивают и я роняю несчастную баночку из-под сока на лестницу. И укатилась эта баночка в далекие жаркие страны… — Дай ее номер. — Ты маленький гаденыш, ничего я тебе не дам. — Тц, Сора, нам голову оторвут за мусор. — Орет мне тут, на ухо дышит, а бумажки по паркету я собираю. Бегу-бегу, догнать хочу. Лестницы у нас непозволительно длинные и кривые, бегать по ним неудобно и рискованно, я так один раз ногу подвернула, а потом вечность ходила скулила, как сильно у меня разбухла лодыжка, бедному Соре приходилось таскать мою сумку, а в первые недели учебы в институте, я таскала сюда абсолютно все, от книг по дополнительным дисциплинам, до ватмана с абсолютно серьезной фразой «Вдруг пригодится?» — не пригодился. Вскоре весь мой энтузиазм касаемый учебы сошел на нет, и я превратилась в ту самую сонную муху, извечно жующую жвачку на задней парте. Бедную упаковку из-под апельсинового сока загнало прямо к чьим-то длинным и стройным ногам. Взгляд я подняла на автомате. — Финик? — Вот это сюрприз. Передо мной в действительности стоял тот самый тихий механик-стажер Фуюки Финаи, только вот, в отличии от зашуганного и чрезвычайно робкого Финика мало что осталось. Стоял, гордо выпятив грудь, самый настоящий герой седзе-манги, с внимательным взглядом и легкой улыбкой. Наверное, стоять тут раком и пялиться на кого-то с уровня пола не очень культурно, да? Что же, я хотя бы поймала упаковку. — Азуми-сан, здравствуйте. — И голос у него здесь чуть более уверенный и, не знаю, как описать, твердый, что ли, нежели в мастерской. — Ты как тут оказался? — Я учусь здесь на социолога. — Улыбается, кивая подошедшему Соре. Знакомы? Нет, Наки такую морду скривил, вряд ли. Так. Это же наша «товарищеская» группа, что-то я его не помню там. Удивительно, но на потоковые лекции я тоже хожу и эту морду я бы, наверное, запомнила (я даже отражение собственное не всегда узнаю, очнись). — А чего ты не сказал мне? — Мы два дня под одной крышей пророботали, можно было и намекнуть. — Ждал подходящий случай. — Взгляд его скользит мне за спину, и я поклясться готова, что натыкается он на суровое лицо Наки, наверняка прожигающего его глазами. — Мне нужно идти, увидимся на работе? — А-ага. — Вот это поворот, так вот что означает выражение «не судите по первому взгляду»? Финик поднимается по лестнице не спеша, и на последок, прежде чем скрыться за углом, оборачивается к нам и машет рукой, в знак прощания. — Он мне не нравится. — Сора шипит аки кобра и спешит к выходу. Видимо парфюм Финика, достаточно резкий, к слову, слишком бьет по голове. — Тебе все не нравятся. — Я усмехаюсь. — Кроме, разве что, Эль. — Не могу его не позлить этим своим открытием. — Заткнись. Ты дашь мне ее номер или нет? — Какие мы нетерпеливые. Свежий вечерний воздух. Как же на улице хорошо, как же я люблю Токио, в котором запах пыльных автострад мешается с зеленой травой. — О. За тобой притопали. — Кивок направлен к воротам института. Там, у каменного забора стояла невысокая светловолосая фигура, да крутила в руках что-то круглое и серое. — Я спрошу у Эль по поводу номера и скину тебе. — Сейчас пойду лохматить идеальную прическу одного школьника. — Не говори только, что это я просил. — Я даже не знаю романтично это или жутко, но Соре я доверяю, так что. — Ладно. — Все, пока, махну тебе ладошкой на прощание, и пошла. Чем ближе я подходила к выходу, тем отчетливее видела задумчивое лицо Манджиро. Иногда он выглядит совсем по-взрослому, и временами приходится забывать, что ему всего пятнадцать. Слишком уж он много берет на себя для своих лет, слишком старательно играет роль неприступной крепости, сильного, непоколебимого лидера, но иногда эта маска дает трещину. — Ты чего тут? — У Манджиро мягкие волосы и он извечно ругает меня за то, что я их лохмачу, прямо, как и сейчас. — Отдать хотел. — Он выдыхает, протягивая мне серый шлем. Тот самый, что он подарил мне два года назад, я отдавала его Дракену, для полировки, а то рисунок потихоньку стирался, да и стекло нужно было заменить. — Спасибо. — Пальцы скользят по принту колибри, и я ненароком вспоминаю тот самый день, когда этот взбалмошный дурачок подарил мне столь ценную для моего мягкого сердца вещь. Манджиро стоит молча и смотрит на меня, или на шлем, не особо видно, боковым-то зрением, но я всегда знаю — он наблюдает. Иногда этого не видно, а иногда он вовсе не шифруются, ползая глазами по моему лицу в попытке поймать взгляд. И от чего-то мне кажется, что игры эти с каждым разом, заходят все дальше. Манджиро искренний если доверяет. Мне он доверял, и от того абсолютно честно заявлял мне о своих чувствах. Что пару лет назад, что сейчас. А я… Я стараюсь об этом не думать. Это мешает, и мне бы не хотелось ничего портить. Не готова я отказаться от общения с этим человеком. Не сейчас и вряд ли когда-либо. — Я помирился с Кен-чиком. — Ого, от такой новости я даже глаза на морду твою кошачью подниму. — Наконец-то. — А то мне уже надоело играть в почтового голубя по телефону: «передай ему то», «А ты ему это», «Что он сказал? Скажи ему…», просто какой-то ад, находится меж двух огней. — Я очень рада. Это правда, этим двоим нельзя ссориться, они словно дополняют друг друга, а еще Дракен стал той самой поддержкой Майки, когда Шиничиро, ну, не стало. Он тогда действительно помог Манджиро не упасть в пропасть, и я ему за это ужасно благодарна. — Я отвезу тебя домой. — О, так ты на колесах, как же хорошо, а то я машину на подработке оставила. — Манджиро, — он никогда не перестанет дергать плечами, когда я его зову по имени, — ты же идешь завтра на фестиваль? — А то я хотела попросить стащить для меня оттуда пару яблок в карамели. — Нет. — Как категорично, ты бы хоть лицом ко мне повернулся, ладно, попрошу у Дракена. На «Бабу» я уже могу залазить не глядя. Слишком уж часто каталась на нем, тут, позади Манджиро, и вид его спины перед собой стал для меня привычным. Как и бьющий в нос запах бензина с карамелью. … ощущение крепких мышц под ладонями. Все это стало почти родным, тем, от чего невероятно сложно отказаться.