Власть любой ценой

      Первые лучи занимавшегося за окном рассвета, неприлично яркие для лета Инфернума, резковато скользили по бледному, измождённому лицу Шарлотты, хлестали по стеклянным, абсолютно мёртвым глазам, в которых уже даже не скрывалась смертельная усталость. Она не спала всю ночь, ведь не было ей покоя даже здесь, в лазарете, под присмотром немалого количества людей, искренне волнующихся по поводу её болезненного состояния. Даже в прошлые ночи забыться удавалось с трудом, и то лишь потому, что того требовал хрупкий организм, поддерживаемый одной лишь бурлящей в жилах магией, малоэффективной сейчас. Но в этот раз Чарли и не сомкнула глаз, тёмные круги под которыми обрисовались ещё чётче.       Если в первый день после её пробуждения принцессе казалось, что её переполняет чистая и светлая надежда, что в ней преобладает сила воли, то теперь всё, что не давало ей сломаться, практически бесследно испарилось. А тот небольшой огонёк, что остался, таился так глубоко в израненной душе, что не имел никакой над ней власти, не был способен хоть как-то выправить ситуацию. Да и опасливо подрагивал под напором свирепого ветра, и грозился вот-вот потухнуть.       Наверное, всё лицо, а в особенности глаза Чарли в точности отображали всё то, что она тогда чувствовала, все страдания из-за того, что приходилось ей испытывать, ибо все вглядывались в него с нескрываемой жалостью, и заговаривать не решался никто, даже решительная по своей природе Изабель. И волновались все. Ведь на что они, даже все вместе, будут годны, когда их лидер на краю потери рассудка?       Глазные яблоки неприятно кололи и слезились, делая всё перед собой размытым. Весь обзор застилал сплошной ярко-жёлтый свет, но в основном Чарли было всё равно. Боль её больше не беспокоила и не пугала, ибо над ней нависало нечто куда более страшное, неотвратимое. Может, боль даже когда-нибудь отрезвит её, заставит чувствовать хоть что-то, кроме бескрайнего отчаяния, но вряд ли скоро. А нет, всё-таки кое-что она уже чувствовала – лёгкую тошноту, вызванную плачевным состоянием. Но и её было непросто различить, ведь она, подобно всем остальным физическим ощущениям, сливалась с ними в одну незначительную серую массу.       Менялся, наверное, лишь мир за окном – буйство утренних красок утихало, солнечные лучи бледнели. Лениво за этим наблюдая, Шарлотта с каждой минутой ощущала, что от внешнего мира её что-то мягко, ненавязчиво уносит, словно небольшой морской волной. Все наружные звуки доносились откуда-то издалека, да и улавливались слухом, наверное, далеко не все. Но Чарли буквально подпрыгнула от неожиданности и всепоглощающего ужаса, когда за её спиной отчётливо прозвучал тихий, низкий голос, мало чем проходящий на человеческий: — Корчим из себя страдалицу?       Чарли рывком обернулась с выпученными, полными гнева и страха одновременно глазами, даже не обращая внимания на то, как от резкой перемены в них потемнело, а в ушах зазвенело, как тогда, после сильного удара головой об стену.       К великому облегчению принцессы и некоторому усмирению её бушевавших эмоций, Раймонд явилась в обличии бесплотного духа, пространство вокруг которого было окутано тёмно-серой дымкой. Но даже не будучи гигантом с непропорциональными конечностями, она всё ещё возвышалась над Шарлоттой, словно массивная скала, которой ничего не стоит раздавить её на прямо здесь, возле этого самого пресловутого окна. — Ты… Зачем ты… – пролепетала Чарли и инстинктивно попятилась назад от нависшей угрозы — но почти сразу упёрлась спиной в холодную, грубую стену. Вжавшись в неё всем тельцем, она силилась подобрать подходящие слова, или же выдавить хоть что-то, но не получалось. Тело окутывало знакомое мёртвое оцепенение, поднимаясь от пят и до самой макушки. Она абсолютно беспомощна, и Раймонд ничего не стоит, чтобы исправить это дурацкое недоразумение – существование своей внучки.       Тварь склонила голову на бок, не отрывая от неё леденящего кровь взгляда пустых чёрных глазниц, и широко улыбнулась, открыв обзор на такие же чёрные, гнилые дёсны. Словно хищник, загнавший в угол слабую, маленькую и притягательную добычу, явственно ощущая собственное, пьянящее разум превосходство над ней. — Рада, что ты наконец поняла, что твоя жизнь целиком и полностью в моих руках, – прохрипела Раймонд, делая шаг вперёд. — Захочу – отниму, а захочу – продлю ещё, на жалких двадцать с лишним лет… — Что ты от меня хочешь? — дрожащим от страха, тихим голосом, но всё же выдавила из себя Чарли, сползая по стенке вниз, на пол. На гордость ей было уже всё равно. Она была истощена и лишена сил, хоть как-то защитить собственную шкуру не представлялось возможным.       Раймонд молча прожигала её взглядом, и понять, что она выкинет в следующий миг, было нельзя. Сердце Чарли пропускало удар при малейшем движении её тела, часто и неосознанно сглатывала засевший в горле липкий, неприятный ком.       Вот и то, кем она являлась и является на самом деле. Всего лишь ранимая соплячка, даже не пытающаяся сопротивляться тому, кто заведомо сильнее. Но на редкость упёртая, всё не желающая признавать, что проиграла ещё тогда, когда связалась с Раймонд.       Но тварь наклонилась к ней, правда одной лишь верхней частью тела, вырывая из своей жертвы судорожный вздох. Её мертвенно-серое, покрытое трупными пятнами и язвами лицо оказалось совсем близко, вынуждая потонуть в непроглядной тьме глазниц. — Ну-ну, — неожиданно тепло, однако с явно проступающим в тоне голоса притворством проговорила Раймонд, немного выпрямившими и протянув Шарлотте длинную когтистую руку. — Негоже будущей королеве валяться на полу, сжимаясь от страха, пусть он и льстит мне. Вставай.       Чарли вновь сглотнула, но не спешила делать ни малейшего движения – она могла лишь смотреть на протянутую ей руку сомнительной помощи глазами, в которых не мог родиться и зачаток доверия. — Я и сама могу, — едва слышно пробормотала она, но именно в тот самый ответственный момент ощутила, что ноги словно одеревенели и совершенно не подчиняются приказам мозга. Она едва не зашипела от досады, но по-прежнему не могла переступить через себя и принять помощь врага, уже за столь короткий срок ставшего злейшим. — Не стоит отказывать лишь из чувства гордости, — прошелестела Раймонд, и, не выдержав, сама схватила руку Шарлотты на уровне локтя и потянула. Её движения вовсе не было резкими и быстрыми, но в них была заложена такая сила, что тело той безропотно поддалось. Затем, придержав за плечи, тварь таки заставила её стоять на ногах.       Только тогда Чарли поняла смысл этого жеста. И ощутила, что её со страшной силой захлёстывает чистейший, праведный гнев, требующий того, чтобы его немедленно выплеснули. Всё остальное важным более не представлялось. — Ты ещё смеешь предлагать мне помощь! — выплюнула она, попутно ощутив, как её ногти непроизвольно впились в кожу, оставляя отметины в виде полумесяцев. — После того, что ты сделала! Ты, мразь, едва меня не убила! Правильно твой брат сделал, что прикончил тебя, иначе ты бы продолжила вершить зло! Но сейчас хочешь вершить его с моей руки! Но я не допущу этого, слышишь?! Ни за что, чего бы мне это не стоило!       Она упорно не заглядывала Раймонд в глаза, по окончании своей гневной и отчаянной тирады и вовсе опустила взгляд в пол, пытаясь совладать с дыханием – грудь ходила ходуном от переполнявших эмоций, что ещё не были излиты до конца, и вряд ли смогут простыми истеричными выкриками. К тому же, Чарли всё ещё ощущала, как откуда-то из глубин души медленно, но верно поднимается первобытный страх – в любой момент, казалось ей, чаша терпения Раймонд переполнится, и тогда принцессе несдобровать. А ещё страх того, что может повторится та ужасающая ночь, восстановление после которой требовало, наверное, не одного года.       Но никуда не отступил гнев. И, смешиваясь со страхом, порождал безумие. Чарли уже не могла утихомирить себя и просто промолчать – будь что будет, но своё эта тварь ни за что не получит.       Раймонд и не дрогнула, лишь сделала шаг назад, словно давая Шарлотте больше простора для выговора. Тогда принцесса, резко осмелев, вскинула голову, посмотрев на неё тяжёлым, полным вызова взглядом. И больше не опустила её, даже с учётом того, что шея начала ощутимо затекать, вызывая дискомфорт. — Но ты ведь не хочешь, чтобы это повторилось вновь? — вкрадчиво поинтересовалась Раймонд, ухмыльнувшись и обнажив кривые, крупные клыки, коих в её огромной пасти было точно больше, чем у человека. — А я достану тебя везде, где бы ты не спряталась. И убью каждого, кто помогает тебе стать тем, что скрывается глубоко внутри тебя, и готово рвать и метать. У тебя нет выбора, и совсем скоро твоё согласие уже не будет меня заботить. Даю тебе последний шанс — дай сюда свою руку и… — Нет! — взвизгнула Чарли, обнажив белоснежные клыки, просто крохотные по сравнению с клыками Раймонд. — Ты не можешь, тебя давно нет, ты всего лишь убийца, отправившая на тот свет множество жизней! Но я не позволю тебе отравить мою! Ни за что, никогда!       Собственные неестественно высокие, истеричные и безумные ноты неприятно резали слух. Но Шарлотта, словно пытаясь что-то доказать, пробудить в себе былую решимость, этим и делая множество ошибок, повторила, только уже низким и грозным рычанием: — Ни за что!…       Образ Раймонд, неизменно и коварно улыбающейся, стал словно рассеиваться в собственной дымке прямо на глазах. А в следующий миг перед ними поплыло, как и в ту самую злосчастную ночь, вызвав у Чарли резкий, ледяной ужас. Всё повторяется, даже не выждав достаточно времени.       Чарли рьяно помотала головой, дабы не потерять связь с реальностью, не провалиться в тот позорный обморок. До боли сдавливая костяшками пальцев виски, она прошептала: — Нет… — Чарли! — раздался где-то рядом испуганный женский вскрик, и именно в этот момент всё закончилось.       Наваждение резко отступило, всё тело словно отпустило то, что не позволяло ощутить происходящее вокруг, вырваться из плена Раймонд. Всё вокруг, до этого представляющееся расплывчатым и тусклым, вмиг обрело прежние краски и очертания вновь. И не намёка на присутствие Раймонд, что маячила перед глазами буквально секунду. Словно та реальность, что представала перед глазами минутами раннее, на деле была другой и искажённой.       В следующий миг ноги Шарлотты задрожали, медленно подкосились, и она, не успев опомниться или хотя бы взвизгнуть, упала. Но успела рефлекторно упереться в пол трясущимися руками, и замерла в такой позе, глядя перед собой затуманившимся и слезящимся взором. Всё тело время от времени накрывала судорога, а на лбу отчётливо выступила испарина.       Наверное, Чарли ещё долго бы приходила в себя, если бы к ней не подлетела ужаснувшаяся увиденным Изабель с белым, словно бумага лицом. Опустившись на колени рядом, она с силой встряхнула Чарли за плечи, настойчиво приводя в себя.       А та медленно, словно совсем окоченев, приподняла голову, демонстрируя Изабель глаза, полные боли и страдания. — Изабель, я… — сорвалось с обескровленных, дрожащих, словно она вот-вот заплачет, губ Чарли, но женщина не дала ей договорить. Она быстро нашлась и, вставая и утягивая Чарли за собой, бережно опустила её на белые, порядком смятые простыни койки. Села рядом и, призывая на помощь всю потаённую заботу, которой удостаивала лишь брата в далёком детстве, обратилась к ней: — Я слышала, как ты кричала. Что произо-…       И, даже не успев закончить мысль, Изабель осознала, кто за этим стоит. Конечно, было глупо не догадаться сразу, едва узрев заплаканное, ставшее пепельно-серым лицо Шарлотты. Выражение её лица вмиг изменилось, взгляд отяжелел и помрачнел. — Раймонд? — сглотнув, негромко спросила Изабель.       Чарли, тихо всхлипнув, заметно кивнула. Сильно сгорбившись, явно стараясь таким образом себя уберечь, она сидела на краю койки, и уже не длинные волосы не могли сокрыть от Изабель её лица, с его заметно обострившимися чертами, синяками под глазами, мокрыми от слёз длинными ресницами.       Изабель тяжко вздохнула, теперь уже всерьёз раздумывая, как быть, но как назло в голову ничего толкового не приходило. Да и разве могут простые смертные как-то воспрепятствовать восставшему мертвецу с неупокоенной душою?       Но разве можно просто смотреть, как та, что так ей дорога, мучается от тяжелейшего груза, свалившегося на её хрупкие, совсем ещё детские плечи?       Комнату прорезал отчаянный, болезненный вопль, словно принадлежавший раненому зверю. Всё то, что было скрыто внутри под маской усталости и безучастности выплеснулась наружу, вылилось в бурную истерику. Самообладание дало сокрушительную трещину. Шарлотту сотрясали неконтролируемые рыдания, когтями она, словно находясь в неком припадке, так и норовила сожрать кожу рук в кровь, пытаясь заглушить моральную боль телесной.       На крики, как бы Изабель не пыталась спасти положение, сбежались все обитатели особняка. Увиденное, а именно принцесса, едва ли не катающаяся по полу и воющая, словно одержимая, потрясло их, и никто не был в силах её успокоить, пока буря кое-как не утихла сама. А за нею последовал непродолжительный по времени обморок, окончательно пошатнувший веру союзников во вменяемость их предводительницы.

***

      Уже меньше чем через час в лазарете вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь устало-печальными вздохами Арии и изредка звуками того, как она копошится в шкафу, переставляет склянки с разнообразными отварами, шуршит бумагой. Кое-как ей удалось разогнать почти всех обеспокоенных состоянием тонкой фигурки, сжавшейся комочком на койке без единого движения и звука, даже не вздрагивая и не всхлипывая. Лишь Изабель осталась подле, и сейчас сидела рядом, неотрывно и с горечью глядя на больную, иногда поглаживая её, на что та абсолютно не обращала внимания.       Кто-то мог предположить, что Шарлотта натерпелась достаточно и теперь мирно спит. И, пожалуй, было бы лучше, если бы это было действительно так. Но Изабель видела, что глаза принцессы распахнуты, и сейчас бессмысленно глядят в одну точку на белой голой стене. При этом, вопреки возникшим бы у многих опасениям, она дышала — тихонько, редко и практически бесшумно, но дышала. В основном же Чарли, всего неделю назад живая и уверенная, готовая идти к своей цели, не подавала никаких признаков того, что в её теле по-прежнему теплится жизнь. А в глазах чуть заметно, словно драгоценные камни, поблёскивают на солнечном свету слезинки, не спешащие всё-таки скатиться по похолодевшей, словно у мертвеца, щеке.       Жуткое зрелище. Изабель и предположить не могла, что Чарли сейчас чувствует. Наверное, уже ничего – лишь всепоглощающую бездонную пустоту, возникшую в результате первого в её жизни мощного нервного срыва,       — Чарли, — почти умоляюще, с надеждой на отклик позвала Изабель, продвинувшись ближе и склонившись к ней. — Расскажи. Я смогу тебе помочь. Конечно, смогу.       Никакой реакции. Лицо Чарли оставалось бесстрастным, словно его изобразили на картине, которая никогда не оживёт и не двинется. Принцесса будто не видела и не слышала никого и ничего, впала в прострацию, отгородилась от внешнего мира.       — Она не ответит, — покачав головой, вздохнула Ария. Она даже не бросила на кузину взгляд, лишь продолжила заниматься своими делами, пусть внутренний зов и уговаривал обернуться. Ведьма предпочитала вести себя так, словно ничего не происходит. Словно судьба всего, над чем они работали, не решается прямо сейчас.       Так прошло ещё минут десять, в течении которых Изабель упорно не сводила с Чарли взгляда слезящихся от внутренней боли, ощущавшейся почти что физически, глаз, пыталась уловить хоть малейшее изменение, хоть единый дрогнувший мускул на её лице, пусть и понимала, что все её попытки обречены на провал. Но более она не могла выдерживать такую пытку. Отчего, дрожащим голосом попрощавшись с Чарли, встала и быстрым, размашистым шагом двинулась на двери. Затем Изабель едва ли не упала в объятия Аделфуса, как нельзя кстати стоявшего прямо за дверью, уткнулась ему в плечо, дабы он не увидел, как по щекам всё же потекли слёзы, пусть и совершенно беззвучно.