***
— О-товсь, пацаны! Шестьдесят отборных всадников на пауках выстроились нестройным рядом меж могучих дубов на самом краю леса. Те, что находились сзади, взяли наизготовку луки с просмоленными или смазанными ядом стрелами, а передние бойцы сжимали копья. За всадниками мельтешили пехотинцы. Этих больше трёх сотен, если не полтысячи, но даже с таким воинством нельзя разбить гарнизон Грюнберга лобовой атакой. Траутак на своём Хоре гарцевал впереди всех, осматривая зеленокожее войско. — Сомнём их! — рыкнул он, едва открывая пасть. Ответом ему стали кивки и бряцанье оружием. — Раскрошим кости и высосем костный мозг! — восторженное, но не слишком громкое, «Да, да!» пробежало по рядам наездников. — Цыц! Тиха! Мы выдвигаемси. Лукари — взад, рубаки — за мной! Лукарям открыть пальбу как тока 'юдишки засуетятся или когда я подам сигнал. Ясно? Лучники, в том числе и пешие, закивали. — Кто выстрелит раньше времени — того привращу в крысу и скармлю филинам. Ясна? Лучники дружно закивали усердней. Траутак Облезлый, вожак племени Костяного Паука, обвёл взглядом отряд «рубак» и выбросил руку с топором в сторону частокола. Гоблины двинулись вперёд под прикрытьем тьмы. Патрули на стенах внимательно следили за обстановкой в черте леса. Ничто крупнее мыши не проскользнуло бы к стенам незамеченным. Жаровни на гребне стен и факела в руках стражников освещали местность перед частоколом, охватывая и ощетинившийся острыми кольями ров. На каждые тридцать зубцов стены приходились двое дозорных, неустанно следивших за лесом. Прошлая атака захлебнулась как раз из-за этого: группу всадников заметили гораздо раньше, чем те успели проникнуть в город. На этот раз Траутак не намерен повторять старых ошибок. Он разделил группу надвое и направил к стене разомкнутым и предельно разорванным строем с двух сторон. Вожак умён и знал людей почти так же, как гоблинов. Потому повел свою ораву к тому месту, которое неохотнее всего просматривалось дозорными. Грациозно и бесшумно пауки пересекли ров и добрались до стены. Их преодоление для них равносильно прогулке по городской улице. Подгоняемые ударами пяток гоблинов, вцепившихся в своих ездовых животных, они взбирались наверх. — Лей, что ты там про мамашу свою говорил?.. — не успел дозорный договорить и как следует зевнуть, как слева от него раздалось влажное хлюпанье. Прервав зевок, он развернулся на звук. — Лей?! — он отшатнулся и мигом перевёл взгляд с ухнувшего за стену с вспоротой глоткой товарища на гоблина, улыбающегося во все двадцать жёлтых зубов. Рука дозорного инстинктивно легла на рукоять меча. — Тр… — захлебнулась попытка поднять шум. Топор вождя, обрушившийся сзади, разрубил неудачливому часовому голову от маковки до шеи. — Цыц, 'юдишка! — прошептал Траутак и пинком ноги отправил изуродованное тело в недолгий полёт прямиком в ров. Жестом приказано двигаться дальше. Вождь и гоблин, с которым они вместе влезли на стену, прошмыгнули в город и растворились в темноте подальше от патрульных огней, не привлекая к себе лишнего внимания тушением огня в жаровнях и позволив паукам вылакать кровь с досок. Переждав, пока пройдет патруль, на стену потянулись и остальные всадники. Всё оказалось выполнено до того бесшумно и быстро, что сверлящие взглядом лес дозорные в другой части стены и не подозревали о том, что творится всего лишь в тридцати зубцах от них. Выдать гоблинов мог лишь тихий звук раскалываемого черепа, но мало ли, что могло звучать таким образом? Власти города поступили опрометчиво, не позаботившись как следует о патрулях под частоколом у жилых домов. Не прошло и получаса, как все рубаки оказались внутри Грюнберга, растворившись в лабиринте улиц. К двум бедолагам, зарубленным на стене, вскоре присоединились ещё пятеро бойцов городской стражи. Первых двух, бредущих по безлюдной улице, сняли из луков, а остальных выхватили и зарезали прямо под носом солдат гарнизона. Траутак недооценил свои собственные силы и переоценил бдительность патрулей. Раскаивался в этом. Если бы они оставляли ещё меньше следов своего пребывания здесь, то могли прогулять по городу до самого рассвета, но сейчас у лесных гоблинов совсем другая задача. Сложив руки рупором, Траутак издал звук, похожий на уханье совы. Лучники верхом на пауках выдвинулись из леса и приблизились к стенам; за ними выступила и стрелковая пехота, а следом за ней — несущие деревянные мостики из связанных между собой досок и осадные лестницы гоблины Рубаки рассеялись по городу, творя в нём бесчинства и отмечая наиболее лёгкие цели для похищения, и общались между собой именно такими звуками. — Скока, гаваришь, раз ты сюда лазил? — спросил Траутак у гоблина, вместе с которым он рассматривал частокол из тёмного переулка. — Ну-у-у-э-э… Раз многа, о да, — ответил тот. — А ты хитрый или сильный? — Э-э-э… О да, босс! — Маладчина, — удовлетворённо хмыкнул вожак. — А сможишь как-то убрать вон энту стену? — он указал на частокол. Гоблин призадумался, нахмурил брови, огляделся и мелко закивал. — О да, босс! Проще пареной репы, босс! Босс лесных гоблинов отпустил его резким жестом. В этот момент пропажу дозорных обнаружили. Патрульные сначала звали солдат поимённо, но, не добившись ничего, пошли докладывать об этом начальству. Траутак улыбнулся — он неплохо разбирал речь на рейкшпиле и понял то, о чём они говорят. Вернутся и поднимут бучу они нескоро, а додумаются заглянуть в ров с трупами соратников и того позже. Кровавый Нос, прирождённый разведчик, подъехал к пороховому складу, оставил скакуна сбоку каменного здания и моментально разделался с охраняющими его пехотинцами, распоров обоим глотки тесаком. Кровь полилась ручейком по булыжникам. Трупы, лежащие прямо перед частоколом, скоро обнаружат. Но это не имело значения. У Носа оставалось около пяти минут, а он способен на намного более изощрённую диверсию и за меньшее время. Он ловко снял ключи с тела охранника и открыл дверь, забежав внутрь. Ему доводилось бывать здесь в более раннем возрасте. Убранство склада крепко засело в памяти. Он представлял собой одну большую комнату с пороховыми бочками и бочонками. Прихватив самый маленький из них, он проделал в нём отверстие наконечником копья, достал моток волос, обмакнул его в вязкой жидкости из бурдюка и протолкнул внутрь бочки на манер фитиля. Храня молчание и давя истерический смех, он зажал тесак зубами и, поставив возле двери бочку, выхватил и наложил на тетиву стрелу — за дверью слышались крики. Резко распахнув ее, он, наскоро прицелившись, выстрелил в подбежавшего человека. Стрела с кривым наконечником вонзилась тому меж рёбер. Со вторым разделался почуявший кровь ездовой паук, бросившийся на обескураженного стражника. Жвала играючи прокусили нагрудник и плоть под ним, заглушая истошный вопль хрустом и шлепками рвущихся мышц. Мушкетёра, опоздавшего на битву всего лишь на долю секунды, лесной гоблин также убил из лука. С такого расстояния кираса едва ли могла спасти солдата. Он упал на середине перезарядки с торчащим из живота древком стрелы. Не дав потухнуть уроненному первым стражником факелу, гоблин схватил его, забрал бочонок с порохом и побежал прямо к стене. Над головой просвистела пуля и несколько арбалетных болтов, но диверсанту эпохально везло. Прежде чем забили тревогу, над Грюнбергом взмыло облако зажжённых стрел, обрушившееся на крыши домов и частокол. Вымоченное осенними дождями дерево не желало поддаваться огню, но когда зеленокожим удалось поразить несколько бедных домов — пожар разгорелся, перекидываясь на дома с черепичной крышей. Со стен посыпались стражники, убитые или раненные ядовитыми стрелами под ор и улюлюканье наступавшей гоблинской пехоты. Кровавый Нос исполнил свою миссию сполна: бросив бочонок под стену, он ткнул в отверстие с фитилём факелом, и подорвался, не успев отбежать далеко, разметав зелёно-красные ошмётки вокруг ещё раньше, чем его застрелил раненный мушкетёр. Вырвавшееся из бочки пламя и волна горячего воздуха взмыла ввысь, лизнув стражников на стенах и разломав частокол, рухнувший на ров с кольями. Грюнбергские бойцы, горя и крича, рухнули вслед за частоколом, оказавшись меж бревнами и раздавленные ими, либо павшие прямо в вырытый для зеленокожих ров и пронзённые деревянными шипами. А лишь слегка тронутые пущенными защитниками пулями и арбалетными болтами гоблины, ликуя, ускорили шаг.***
Алиссу, на которую только-только снизошёл сон, поднял с кровати грохот пушечного выстрела. Юлиана, совсем недавно умостившаяся поудобнее, чуть не сверзилась на пол. — Что там случилось? — девчонка слезла с грубой, но тёплой постели и подбежала к стоявшей у окна магистру. Из дул пушек на орудийных башнях шёл черноватый дым. Скоро дали залп в сторону леса и остальные башни, но крики и вопли, издаваемые явно не людьми, не прекратились. За окном на улице кипел бой, хотя на бой это мало похоже. Резня. Несколько гоблинов на пауках той породы, которую Алисса ещё ни разу не встречала, но о которой наслышана, мелькали то на крышах домов, то в переулках, посыпая спешащих к стенам стражников стрелами из луков. Они редко вступали в ближний бой, нанося быстрые, смертоносные удары и снова исчезая во тьме, избегая и алебард стражи и пуль с болтами. Не в силах оторвать взгляда от этого зрелища, Алисса наблюдала, как двое стражников, обрушив алебарды на не успевшего уйти из-под удара паучьего наездника, лишили насекомое лапы и разрубили ему голову. Объятого ужасом гоблина распяли на остриях копий и алебард. Но это единственный из нападавших, а на мостовой уже собиралась багровая лужа, питаемая кровью из посеченных трупов солдат гарнизона. Пожары и мелкие стычки вспыхивали по всему городу. Многие дома оказались охвачены пламенем и их тщетно пытались тушить горожане с вёдрами воды. Многих из них хватали и тащили в пробоину в частоколе. Там толпилась зелёная волна, которую отчаянно пытался остановить и отбросить ровный строй копейщиков и алебардистов. Алисса понимала, что отсидеться не получится. Придётся так или иначе вступить в бой, пусть и судьба убитой гоблинской стрелой её не привлекала. Повсюду загорались огоньки и поднимались клубы дыма, трещали выстрелы и свистела тетива. Юлиана молчала, испуганно глядя на улицу. — Госпожа, что случилось? — Ничего, — вздохнула магистр, затыкая пистоль за пояс. — Тебя это не касается. Оставайся здесь и жди меня. Помощница опустила голову, когда Алисса с мечом в одной руке и посохом в другой выбежала из комнаты и спустилась в почти пустой зал таверны. Тем временем зеленокожие разбойники, которых вот-вот взяли бы в тиски основные городские силы, прорвали оборону, обернув дюжину выживших солдат в бегство, и хлынули в переулки, ко дворам зажиточных мещан и на другие улицы. Тут-то началась настоящая бойня. Посох в руке Алиссы вспыхнул, когда она вылетела на улицу. Серебряные черепки под клеткой-жаровней защёлкали сверкающими зубками в такт её сердцебиению. Колдовским взором она заметила красный дым, вздымающийся над городом подобно языкам пламени, и алый, потрескивающий и ревущий ветер магии Акши, упивающийся творимой в городе резнёй. Под крики сержантов алебардисты и мечники распределились в боевые порядки по всей улице, чтобы сдерживать натиск зеленокожих с запада и из переулков. Зелёная волна хлынула на строй щитов и пик. Десяток в слепой ярости напоролись на острый металл, ещё столько же приняты на щиты и изрублены, но гоблины полились с фланга из подворотни, оттеснили имперцев ценой больших потерь, с которыми они не считались, и прорвались на улицу. Один гоблин со ржавым железным кольцом в носу и том месте груди, где у людей и представителей Старших Рас находятся соски, побежал на магистра Огненного ордена, замахнувшись тяжёлой дубинкой. Ударом посоха отклонив удар от себя, Алисса воспользовалась своим преимуществом в длине оружия и пронзила грудь гоблина, сорвав с неё железное кольцо. Зловонная кровь брызнула на лезвие. Зеленокожий попятился, соскользнул с клинка и распластался на земле. Герман Формхель, отец Алиссы, был ветераном ополчения. Именно он обучил её владению клинком. Она всегда надеялась, что эти знания ей не пригодятся, потому считала это скучным и неинтересным. Сейчас она с досадой ругала себя за беспечность. Вожак Траутак покрепче сжал кулак с посохом и волосами заплаканной крестьянки, намотанными на древко. Сама девушка волочилась за варбоссом по мостовой, царапая колени и плача. Рубаха и юбка превратились в жалкие лохмотья. Хилый горожанин с вилами гнался за ним, минуя мелкие стычки. Когда Хорь остановился, внезапно наткнувшись на труп торговца со стрелой в шее, юноше наконец удалось догнать и ударить вожака, направив удар вилами в бок. Зарычав, Траутак ударил топором между зубцами вил. Человек, на секунду просияв, попробовал выкрутить их, тем самым обезоружив гоблина. Девушка в ужасе застыла, вцепившись ноготками в руку вождя племени и пытаясь освободиться, вслух молясь Зигмару, чтобы тот принёс незнакомцу победу. Варбосс быстро освободил свой топор и Хорь, почувствовав удар всадника пяткой, развернулся, застав юношу врасплох и сделав выпад, позволивший своему наезднику раскроить парню череп. Траутак плюнул на труп и продолжил кровавое шествие вперёд по улице, таща за собой селянку. Со своего насекомого вождь видел, как его пацаны давили разрозненные силы рейкландцев. Однако Грюнберг не законченная деревня на отшибе цивилизации, а вполне защищённый город, так что продолжаться так долго не могло. Уже достаточно пленников утащено в лес под прикрытьем боя. Штурм надо заканчивать. Он наблюдал, как сержанты и лейтенанты отлаживают порядок в войсках, отступают, собирают разрозненные отряды и сметают зеленокожих с улиц, метко контратакуя. Ещё полчаса, и гоблины дрогнут. Облезлый хотел объявлять отступление, как заметил рыжеволосого человечьего чудилу с гладким лицом и более тонкой фигурой, чем у остальных людишек. Такие особи играли в общинах людей роль грибниц, долго вынашивающих скудное и дряблое потомство, не то, чтоб неспособное к драке в первые минуты жизни, но даже не могущее держать в руках что-то тяжелее мухи! Это объясняло, почему людей так мало и почему они дохнут быстрее, чем те самые мухи, — так думал Траутак. Вожак узрел, как Алисса выхватила с навершия посоха комок огня и метнула в гоблина-охотника в волчьей шкуре. Тот не сразу понял, что стряслось, когда загорелась кожа и плоть, а после запоздало запаниковал, пытаясь сбросить с себя огонь. У Траутака потекли слюнки. Он имел в своём распоряжении одного чудилу, а тут представился случай разжиться ещё одним. Один такой человечишка стоил десятерых других. Бог-Паук будет доволен. Алисса словила одного гоблина с пеной на уголках рта на клинок. Тот схватился за лезвие обоими руками, разрезая их в кровь, швырнув свою заточку из человеческой кости в сторону. Покрепче сжав в левой руке посох, Алисса ткнула навершием в лицо гоблина. Тот зарычал, когда пламя выжгло ему глаз и отпустил меч, позволив магистру снова завладеть оружием. Краем глаза она заметила едущего к ней на гигантском пауке, каких она видела разве что в Драквальде, громадного гоблина, в правой руке держащего топор, а в левой — посох и волосы волочившейся за ним девушки. По всему его телу змеились белые татуировки, а перья развевались на голове, образовывая подобие венка. Он остановился, вглядываясь в неё, и ухмыльнулся, но улыбка сползла с его лица, когда он вспомнил о своей пленнице и посмотрел на неё как на неприятную неожиданность. Гоблин, не церемонясь, поднял её на паука и одним точным ударом разрубил ей шею, словно сухую ветку. Тело сползло на мостовую, волосы отрубленной головы он зажал зубами и бросился вперёд, подгоняя своего паука, оскалившего острые жвала. — Быстра! — подстрекал Траутак своего скакуна бормотанием сквозь зубы, занятые волосами простолюдинки, сопровождая слова ударами пяток по бокам и обухом топора по его панцирю. — Быстра! Быстра! Быстра-быстра-быстра-быстра-быстра, быстра! Сквозь заплывшие зелёной энергией Вааагх! глаза он видел, как человечья женщина приняла боевую стойку, готовясь стойко встретить мчащегося на неё врага, но от него не ускользнуло выражение волнения на её лице. Она вскинула руку и прикрыла глаза, сконцентрировавшись. Траутаку это не понравилось. Горящие здания трещали и обрушиваясь, погребая под обугленными досками и брёвнами живших там горожан и гоблинов, которые, шипя и бессвязно бормоча, тащили из домов через окна всё и каждого, кого только могли унести. Зеленокожих теснили всё ближе и ближе к бреши в частоколе, боевой дух защитников поднимался всё выше и выше. Многие паучьи наездники погибли в битвах за особняки знати, где хозяева забаррикадировались в окружении своих наёмников и стражников. Вождь сжал челюсти ещё плотнее когда почувствовал, как вокруг человечьей колдуньи скапливаются потоки чуждой ему энергии. Он перекусил волосы на голове крестьянки и та упала на землю. Человечиха плела всё более замудреные узоры руками, а в её волосах, вставших дыбом, появились искорки огня. Когтистой лапой, в которой он сжимал посох, Траутак потянулся к тягучей и необузданной энергии Вааагх! , которая струилась от его войска. Ухватив двумя пальцами поток, он перехватил его навершием посоха. В глазах скелета заплясал зелёный огонь. В этот момент Алисса покончила с заклинанием и швырнула в гоблинского вожака сгусток красного пламени. В ответ лесной гоблин направил на неё посох. Огненный шар рассекло надвое щёлкающим зелёным хлыстом. Первая часть магического пламени потухла, соприкоснувшись с мостовой, но вторая достигла морды зеленокожего воеводы, обожгла перья на его лысой голове и заставила лопнуть бородавки на носу. Существо зажмурилось, как будто не до конца поняв, что с ним случилось. А после выпучило глаза и понеслось на пиромантку с удвоенной скоростью. Формхель приготовилась сразиться с ним в ближнем бою, хотя не очень желала этого. Она понимала: если попробует ретироваться, скакун противника всё равно догонит и убьёт в спину без какого-либо шанса блокировать удар или увернуться. На секунду она подумала о том, чтобы как можно быстрее добежать до узкого переулка между домами, но отмела эту мысль, когда вспомнила о двери в таверну, находившейся на порядок ближе. Не медля, она отступила назад, когда паук с визгом подскочил и занёс передние лапы, собираясь проткнуть, как игольницу. Ударила, полоснув мечом по слою хитина, защищающему лапы чудовища. Оружие высекло искры. Когда она отошла ещё на шаг, не заметив того, как прошла мимо двери, гоблин попытался подловить её, наклонившись вперёд и ударив посохом; Алисса отпрянула назад и упёрлась правым плечом в стену таверны, тем самым дав наезднику прижать её к стене. В мгновение ока Траутак, вмазав Хорю по голове, бросился на нём вперёд. Если бы Алисса не отскочила в сторону, то была бы убита острыми, как пики, лапами. Тут вождь обрушил на неё шквал ударов, когда его противница оказалась сбоку от него, и ударами пяток стал поворачивать паука вбок. Магистр парировала его удары мечом и посохом, но она — далеко не профессиональный мечник, а потому понимала, что в этой борьбе ей не выстоять. Одной лишь рукой зеленокожий орудовал тяжёлым топором, как простой палкой, прямо на середине удара меняя его направление и хитромудрыми обманными движениями оттесняя Алиссу от себя. Однако, каким бы сильным и искусным бойцом не был Траутак, на стороне Алиссы скорость и длина оружия, в то время как Хорь был тупым и неповоротливым, что позволило вляпавшейся в неприятности магистру обойти врага и шмыгнуть за дверь таверны и опустить засов прежде, чем гоблин дотянулся бы до ручки, чтобы её открыть. Деревянная дверь затряслась и треснула, когда Траутак ударил в неё топором, но выдержала. Его обступали со всех сторон пехотинцы, расправившиеся с последними кучками окружённых гоблинов. Все остальные, или, по крайней мере, большая часть уже покинула Грюнберг. Подгоняя Хоря руганью, вожак лесных гоблинов бросился к стене дома. Преградившего ему дорогу копейщика распотрошил паук, а сам он, быстрым движением выбив зубы ударом обухом и тем самым развернув ополченца, вогнал лезвие топора глубоко в спину. Прежде, чем копейщик, упавший на колени, успел рухнуть на землю, Траутак вскарабкался по белёной стене дома и направился в сторону леса по крышам домов, выкрикивая людям обещания, что он когда-нибудь вернётся.