Странная рыба в морях далёких планет

      Пери было максимально неловко! Она, насколько бы это не звучало прозаично, была готова провалится под землю. Но так-как земли на Луже не было, гораздо логичнее казалось броситься в океан. Но даже решись она на это, защитный купол над городом не дал бы ей этого сделать: Пери бы просто стукнулась об него носом и упала обратно, на мокрый от дождя пол (кому-то показалось хорошей идей создать под куполом "естественную" погоду, которая, что довершает абсурдность, почти всегда совпадала с оной за его пределами: проливной дождь), раскрасневшая от ушиба и стыда.       А Ляпис словно бы и не замечала стенаний девушки. Может, не подавала виду, из вежливости? Она была спокойна, весела и расслаблена: на её лице ползала маска романтичной радости, иногда только расплываясь в мазахистичную тоску и карательный гнев, что, в целом, означало хорошее состояние духа. На губах играла дружелюбная, хоть и отчужденная улыбка... "Может, она смеётся надо мной?".       Пери всю прямо трясло, и, хотя она искренне старалась это скрыть, не показывать виду, получалось откровенно плохо: она путалась, она запиналась и заикалась, чего с ней не было с раннего детства. И это не говоря уже о пунцовых щеках, спасибо Ляпис, что она на неё не пялилась, а если и поворачивалась в сторону Пери, которая тут же принималась прятать лицо в воротник пальто или отворачиваться, будто разглядывает улицу — не замечала такой невежливости.       "Я олух, олух, нет, я дура!" —стонала в голове девушка, непроизвольно сжимая все семь пальцах на руках. "Я все неправильно поняла, я все перекрутила и вывернула наизнанку и-и-и...", —заикалась она даже мысленно, "и вообще... c чего у меня все это? Сотрудница, лучший исполнитель по работе с гидравликой, так-то, ранг почти мой, пригласила меня на дружеский поздний обед (или как это назвать? Ничего не понятно, когда в сутках не 16 часов!), что тут вообще может быть такого? Просто небольшое сближение, про которое нам постоянно твердила омогу на коллективных собраниях... Ну, на всех, где я была", бурлилось в мозгу.       За этим потоком мыслей она совсем не замечала окружающей действительности. Ещё ни разу её не доводилось отходить так далеко от станции (не то, чтобы она вообще отходила дальше близлежащего космодрома), но она не видела этого, она не видела совершенно ничего, хотя и заменила свои глаза на два сверхточные компьютера: её взор был обращён только на черно-розовые и черно-зеленные от гуалиновых и девентиевых испарений разводы луж, что хлюпали под ногами. Все, что было дальше её собственного носа, закрыло гудение роя в голове.       Вот в чем дело: первое, на что обратила внимание Пери, когда стремглав откупорила свою комнатушку для пришедшей за ней Ляпис, было то, что она почти никак не сменила своего наряда с повседневного, только накинула плащ (Пери задумалась, насколько тяжело подбирать одежду под плавник — он должен чудовищно мешать). В обычных условиях в этом не было бы ничего такого, и по первой, Пери тоже не сильно смутилась. Но невинное: "ты выглядишь... необычно. Но это круто, хотя и слишком... пышно, как для места. Очень круто. Ты красивая", заставила девушку мысленно взвыть, все переосмыслить и осознать себя как клинического кретина.       Ляпис шла в знакомое ей место, туда, куда она ходит постоянно, где, вероятно, всех давно знает и чувствует себя как своя. Она не особо прихорашивалась, она не разоделась как на парад, в то время как Пери... Пери ощущала себя не в той тарелке, ощущала себя чужой и лишней, даже не успей ещё они прийти.       А Ляпис, хоть и не подавала виду, чувствовала, что что-то не так.       —Ты здесь была? —Пери одёрнуло от неожиданного вопроса. Расслышать и понять интонацию она не успела.       —Нет, —она первый раз огляделась. "Нет" — правильный ответ, —нет, не бывала.       Они зашли куда-то в глубь города, и, по всей видимости, "здесь" — было довольно далеко от выхолощенного центра, рассчитанного на то, чтобы создать хорошее впечатление на приезжих учённых и рабочих. Хорошее — и единственное, так-как они просто не будут выходить со своих станций (как это и делала Пери). Нет, здесь было не так. Здесь люди жили, а не создавали картинку жизни.       Дома походили на сложенные из голых шлакоблоков детьми-гигантами башенки, в которых натыкали дождевых труб, кондиционеров и проводов. Все они тулились и расталкивали друг друга, нагромождались и перестраивались уже сильно после заселения, прямо над ржавой черепицей доделывали целые новые этажи. Каждый хотел ухватить себе побольше пространства, даже если изначально жильё не было под это предназначено. От того, улица выглядела гораздо уже, чем была когда-то (или была на самом деле), а под пристройками со вторых, третьих и четвертых этажей (пять было абсолютным потолком, но только потому, что небольшие пристройки на крышах за этаж посчитать было сложно), можно было спрятаться от дождя. К тому же, многие были облеплены утеплителями или неравномерно покрашены. На большинстве окон стояло затемнение или "счастливая семья".       Пери сначала показалось, что это гетто. Она даже немного напряглась, отчего руки почти автоматически перешли в боевой режим (довольно специфический бонус к аксессуару, который Пери, в общем-то, совсем не требовался, но отказывать было как-то неудобно), но немного внимания, анализа торчащих из домов штук, и эффект рассеялся: нет, это было не пристанище низших слоёв общества. Окружение выглядело грязно, неухожено, бедно, но не убого — люди тянулись к уюту, даже если таким образом нарушали все законы логики градостроения. Все торчало абсолютно случайным образом, но не выглядело бесцельным, не выглядело украденным: с помощью своих глаз Пери даже распознала, что большая часть антенн или косметики было лицензировано. А разве нищие будут покупать себе красивую фальшь на окно? Даже Пери бы пожалела на такое своих денег, а у неё-то их было вполне достаточно.       Нет, тут было кое-что другое. Тут был менталитет. "Зачем убирать, зачем прихорашивать?", похоже, эти люди ждут апокалипсиса.       Молчавшая из-за высшей степени смущенности Пери теперь молчала будучи зачарованной таким необычным, но чем-то близким пейзажем. Нет, на её родном мире было не так. Не так было и в большинстве других миров, где она была ранее: только пару раз ей попадались подобные сталкивания лоб в лоб тупого наплевательство с заботой о собственном комфорте и презентабельности. Но тогда это вызывало что-то на подобии презрения, да чего уж на подобии: Пери хмыкала, она ощущала себя выше. Но сейчас было не так. Сейчас, она увидела в этом что-то наивно-очаровательное, даже если включить чуточку здорового цинизма, бившего у Пери через край.       Что поменялось? Может, компания?       Более, это не общество бизнесменов, интеллигентов или учёных, которые позвали Пери, чтобы поглазеть на их главного механика: кто же это такой маленький, но дорогостоящий винтик в механизме их машины по производству денег? А нет, вы не угадали! Никакого пропитого Бороки, который благодаря каким-то старым связям, давно уже смытых из головы спиртом, пробрался на верхушку, никакой забитой железной девы. Вот вам Пери, уверенная в себе и состоявшаяся как "элита общества", не только высшего профессионализма рабочий, своими собственными аугментированными руками готовая рыться в сложнейших шестернях, но и образованный, интеллигентный человек. По крайней мере, она могла себя так показать. Но все эти богемные собрания, где одевались, как павлины, а вели себя, как петухи, так сильно надоели... Ну и конечно, бесконечное количество претензионных залов, широких, что кружится голова, с золотыми статуями, мраморными колонами, экзотичными растениями и кучей обслуги, готовой тебя прямо здесь отлизать лишь ты дай им чаевых. Красиво, спору нет, но...       А здесь была жизнь. Даже смотря в окно, за котором счастливая семья уже приступила за радостный ужин чавокой, откровенно фальшивая сцена, чувствовалась такая чуждая тому обществу искренность, детская наивность. Кто поверит этому сериалу, когда весь блок дома приобрел почти зелёный цвет от многочисленных разводов? Только ребенок.       —Эй. —Пери услышала почти злобный окрик, буквально на треть секунды в самом конце ставший радушным. Она поняла: Ляпис попала не в ту "волну" настроения, а не желала показаться грубой. В подтверждение, Пери почувствовала, что её руку ласково взяли и мягко потянули в бок. —Нам поворачивать.       —Да-да... —уже успокоившаяся Пери снова покраснела и укуталась в пальто, осознав, насколько далеко она все это время витала. —Поворот, ну конечно поворот.       —И потом ещё один. —подхватила Ляпис. —А дальше совсем немного. Потом сама ходить сможешь.       "Я не запомнила дороги", —подумала Пери, но сказала:       —Да, буду ходить. —но, заметив, как фальшиво и глупо это звучала, добавила: —есть планктон.       Ляпис рассмеялась своим волнистым смехом, на этот раз, граничащим почти пьяный угар с глубокой меланхолией.       Они прошли ещё один поворот.       —Если он тебе понравится, конечно. —все это время Ляпис не отпускала её руки, а теперь ещё и прижалась поближе. —Планктон.