Забудь о зелёной «Волге»

Слава мычал себе под нос «Музыка нас связала» и выискивал по всей кухне Игоря подходящие стаканы: казалось, что в этой квартире не пьют ничего, кроме кофе, воды и вина. Хозяин же молчаливо выжидал. — Д-да… возьми уже обычные стаканы… Гость послушно достал из самого верхнего шкафчика прозрачные широкие стаканы и, обогнув Игоря, вернулся к оставленному в гостиной коньяку. Непосредственность — несвойственная, неуместная, напускная. Как ни старался Игорь, он не мог перестать ощущать угрозу: «Что он творит? Почему делает вид, будто ничего не произошло? А главное — зачем?». Если Слава хочет услышать какие-то ответы на какие-то вопросы, то он пришёл явно не по адресу. — У меня есть пистолет. Лучшая защита — нападение, ведь так? — А право выёбываться у тебя есть? Игорь недоверчиво смотрел на Славу, который продолжал совершенно спокойно хозяйничать у него в квартире. Мужчина старался каждое движение сопровождать осторожностью: если шаги — то небольшие, если слова — то негромкие, если дыхание — то беззвучное. Слава наконец-то справился с бутылкой и стаканами, что совершенно ему не понравились (даже в руке не хотели лежать так, как он привык), и уже разливал коньяк. Вид друга, походящего скорее на античную статую своей наготой, уже начинал его беспокоить — Слава вновь окинул взглядом фигуру Игоря. — Приодеться не хочешь? — Ты у меня, — мужчина сделал акцент на этом слове, — в квартире. Без предупреждения, причём. — Ну, извини, а я у себя никогда полуголым никого не встречал. Если ты ждал кого-то другого — прости, — он развёл руками, — я тебя разочаровал. Хотя, к кому ещё это слово более применимо. Игорь вздохнул: в каждом слове друга он слышал укор, насмешку, сарказм. И поделом. Через минуту он вышел в гостиную полностью одетый и сел на противоположный от Славы край углового дивана. Утро было нервозным и беспокойным, день — томительным и долгим, а вечер… вечер обещал быть непредсказуемым. Кто знает, чем кончится дело сегодня: может, они просто весело попьют коньяка и забудут все обиды, может, несколько часов будут молчать и разойдутся, ничего не выяснив, может, изольют друг другу душу, а может, подерутся и разругаются навсегда? — Хочу попросить у тебя прощения за то, что угрожал. Игорь удивлённо и непроизвольно присвистнул. Что ж, это было неожиданно — слышать от такого человека, как Слава, признание в неправоте. «Извини, мне не стоило так делать», — эти слова были редкостью, сравнимой только с серьёзным лицом Богдана. — Я ведь могу свои слова и обратно взять. Игорь взмахнул руками, покачал головой и закрыл рот ладонью, обещая больше не издавать ни звука. Он знал — если начинать выпендриваться — можно мало того, что не получить, но и лишиться чего-нибудь. Как любил иногда говорить Клим: «Не хошь кулеш — ничего не ешь». — Я всё делал правильно, просто выбрал не тот метод воздействия — первое, что в голову пришло. Но я на этом заканчиваю — тебя хочется послушать. — Слав… Мужчина пустил по столику к Игорю стакан и кивнул, приглашая к выпивке. Тот нехотя взял стакан и одним махом выпил коньяк, тихо и аккуратно ставя его на место. — Я… — слова совершенно не хотели выходить из его губ и застревали где-то в горле, — тебя обманывать не буду, и ты сам знаешь, что Катя всё это время мне нравилась, это и не секрет. Мне тяжело было поверить, когда ты попросил последить за ней какое-то время, думал, ты мне не доверился бы в этом плане, и у меня в мыслях не было как-то её тронуть. Мы поначалу даже не общались, по сути, она меня сторонилась, я пытался её разговорить, но все разговоры… Игорь опустил голову, скрывая щёки всё ещё влажными волосами, лежащими идеально-тёмными маленькими волнами. Слава выжидающе смотрел на него, держа взгляд свысока и поднимая выше уголок правой брови. — Сводились к тебе. Мужчина хмыкнул и самодовольно усмехнулся, будто эта Катиной верность даже в её словах протекала и дальше до самого конца, а не до вечера накануне её дня рождения. — Все до последнего: «Слава заставил «Тихий Дон» прочитать», «Можешь пить коньяк с горла, Слава не обидится». Расскажи, говорю, смешную историю, а она: «Вот так мы и познакомились со Славой», — губы Игоря обиженно улыбнулись уголками вниз. — В принципе, чего я ещё ожидал, если она меня чуралась всё это время? Она потихоньку ко мне привыкала, звала с собой в магазин, рассказывала уже о самой себе, а не о вас. У неё даже взгляд поменялся… Игорь поднял блестящие сладостью воспоминаний глаза. В его памяти всплыл день, когда они с Анжелой выбирали подарок Кате на день рождения, а потом неожиданно поехали за ней к дому, где живёт её отец. — А чего вы вместе катаетесь? Я помешала? — Катя довольно улыбалась на заднем сидении, забыв пристегнуться. — Да, помешала, мы только собирались в лес выезжать, — Анжела наблюдала за подругой в зеркало. — Труп прятать? — А сама как думаешь? — девушка кокетливо заиграла бровями. Именно тогда он впервые увидел её тот самый взгляд, растворивший в себе его сердце уже совсем без остатка: тот же тёмно-серый, содержащий в себе стеснение и… ревность. Дружеская шутка Анжелы, его смех, её ревность — случайная, настоящая, неподдельная. — А потом был тот день. Такой же, как и все другие, ничего не предвещало. Но я понял, что обязан сделать этот шаг, чего бы мне это ни стоило, что-то меня толкало вперёд, а у меня уже не осталось желания сопротивляться. И я думал, что мы с тобой же, по сути, оба хотим быть с ней рядом, да? — в ответ на это собеседник с согласием кивнул головой. — А люблю её по-настоящему только я. Слава остановил вдох на середине. — Что ты сказал? Игорь интуитивно отодвинулся ещё дальше — почти к самому краю дивана. — Что, — мужчина повторился, — ты сказал? — Это же правда, Слав… Я за все эти годы ни на одну девушку не посмотрел. А ты… Слава встал с дивана и, обойдя кофейный столик, оказался рядом с другом. В Игоре медленной волной просыпалась и разливалась смелость, разгорячённая и разбавленная коньяком, и он поднял уверенный ясный взгляд. — Что — я? — Слава с вызовом смотрел на него сверху вниз. Постепенно и заметно Игорь начинал раздражаться: всё напряжение выходило из его стиснутых зубов и вспышками тока пробивалось к побелевшим костяшкам кулаков. Сами собой его губы сложились в красивую ухмылку, и он поднялся на ноги, возвышаясь над гостем хотя бы физически. — А ты ей изменял. Долго, — каждое слово он произносил с тягучим удовольствием, — часто. Сам мне говорил, что надоело, что устал, но всё равно приезжал. * * * Игорь спал как убитый. Он, в принципе, по-другому и не умел: в детстве постоянно просыпался от ругани родителей, в армии, конечно же, для сна времени и не предназначалось, так что, он сам для себя решил одно — спать так крепко и долго, как это будет только возможно. Вчера он очень сильно устал, казалось, что мокрый январский снег действительно склеивает ему ресницы, так и толкая в приветливую теплоту гостиничной кровати, готовой утопить в своих объятиях каждую клеточку его продрогшего тела. Мужчина с радостью продолжил бы спать и дальше, если бы не настойчивый стук в дверь номера, разбудивший его окончательно и бесповоротно. Утро наступило — возражения не принимаются. — Ну что ещё… Накинув на себя нагретый от батареи халат, Игорь подошёл (скорее, подполз на двух ногах) к двери и дёрнул ручкой. Чуть только тихое гудение коридора коснулось его слуха, в номер суетливо влетел Слава, резко и громко закрывая за собой дверь. — Доброе… — Игорь широко зевнул. — У меня огромные проблемы, — Слава развернулся к нему с бешено распахнутыми прозрачными глазами. — Я переспал с какой-то девушкой. — Утро… Игорь за мимолётное мгновение пришёл в себя. Сказать честно, причина достаточно веская, чтобы бесстыдно разбудить его. — Что? — Я не знаю… — Слава опустился на кровать и провёл руками по всему лицу, останавливая их на шее. — Вышел из бара, выронил паспорт — девушка увидела и отдала. Потом я её в номер позвал, шампанское открыл, и… Игорь завязал пояс халата и остановился напротив кровати, опираясь руками на высокий стол сзади. Слова, что он слышал, совершенно не хотели обрабатываться его мозгом. — А самое, блять, интересное, — Слава покачал головой, ставшей такой тяжёлой, что хотелось упасть на пол и пробить этажи до самого подвала, — что я практически трезвый был, когда мы пришли. Господи, Игорь, скажи уже хоть что-нибудь! — Я… — Хотя, знаешь, — он подскочил и нервным шагом подошёл к другу, в чей номер так ворвался, — ничего не говори. Никому и никогда вообще. Понял? * * * — И я никому и никогда не говорил. Богдан тебя не сдал, потому что ему банально всё равно, а мне… — он улыбнулся одними губами и немного поднял брови. — Никогда не было всё равно, ни-ког-да. Подумай, Слав: если бы я до ужаса хотел увести Катю, стал бы я молчать? — Я тебя долго слушал, теперь я хочу сказать. Слава терпеливо выжидал время, когда друг закончит, и он сможет увеличить расстояние, которое он сам так сильно сократил от излишней самоуверенности, между ними. — Не это я хотел услышать. Ты осудил Катю за то, что она упоминала меня слишком, для тебя, часто, но сам рассказал всё через призму её действий. Она и сама в состоянии рассказать о своих чувствах, решениях, о том, что между вами было; ей я даже больше доверяю, потому что ты симпатию к ней взрастил за 3 года, а она — едва-едва. Это меня, если честно, мало интересует, я пришёл к тебе за другим. Игорь сохранял своё спокойствие: тёплое, мягкое, лёгкое как пёрышко. — Двадцать лет… Двадцать лет мы были лучшими друзьями, даже дольше. И даже больше. Слова Славы сами подобрали антонимы, и чувство внутри стало другим: обжигающе-холодным, тянущим вниз, вылитым из свинца. — Я на всё мог бы закрыть глаза, всё мог бы пережить, любого мог бы представить: Богдана, Олега, Кирилла — кого угодно. Но не тебя. Только, — лёд в его глазах растаял от боли, — не тебя. Отношения можно прервать и выстроить заново, их можно спокойно закончить, можно начать, простить, забыть, но ты… Трясся передо мной зайцем, думая, что я ничего не пойму, обманывал меня, а я был только рад обмануться. Я не хотел слушать о том, как ты впервые понял, что нравишься Кате, потому что это… «Будь искренним хотя бы передо мной», — думал Игорь. «Будь искренним хотя бы перед собой», — думал Слава. — Больно. Это больно, Игорь. Знать, твой лучший друг на протяжении почти всей жизни, что твоя лучшая половина, твой самый близкий человек при первой же твоей попытке перестать контролировать всё на свете целует твою девушку в твоей квартире. Можешь себе представить, ты ранил меня гораздо сильнее, чем Катя, — он закружил по комнате, поднимая с дивана куртку и забирая со стола телефон. — Ты и наша дружба всегда были гораздо ценнее моих отношений. Игорь пристыженно опустил голову. Увидев, что друг уже собирается уходить, он попытался его догнать и застал его уже открывающего дверь в подъезд. — Были, Игорь, — Слава болезненно блеснул глазами. — А отношения остались. Дверь тихо закрылась.