***
— Доволен, что на море смотался? — Богдан вертел в руке баночку мёда: в нём переливались орехи и цукаты. — Да, если б ещё не пришлось ради этого полгода уведомлять начальство, — Кирилл тихонько улыбнулся, — было бы идеально. Как будто в городе нет ответственных страховщиков, кроме меня. Он на неделю уезжал в Геленджик и вернулся похожим на чак-чак (по признанию Игоря, встретившего того на вокзале): золотисто-загорелый, ещё более светловолосый. Расстроился ли он тому, что поехать пришлось без девушки? Не особо; отдых в одиночку никогда не расстраивал его: это было сладкое напоминание о временах, когда в семье он был один, и когда отец был жив. И пусть младших он любил до боли в сердце, но находиться наедине с самим собой некоторое время ему нравилось. Игорь скоро пришёл в офис, и Слава посмотрел на него исподлобья: опоздал, снова опоздал. Неосознанно для самого Славы, Игорь начинал его раздражать и даже бесить. Он был слишком весёлым, слишком счастливым, слишком беззаботным. Конечно же, такой взгляд на собственного лучшего друга Славе не нравился, но контролировать это он не мог, к собственному сожалению. — Как вечер вчера провели? — Игорь потянулся. — Нормально, — отрезал Слава, даже не глядя на друга. — Ты как? — Богдан, проснувшийся явно не с той же ноги, что угрюмый Слава, кивнул Игорю. — Да всё хорошо, были вчера с Катей у её отца: поужинали, познакомились… — Мы долго тебя ждать будем? — Слава постучал по наручным часам. — Ты время выстраивай грамотно, как никак, уже не в минуте ходьбы живёшь. — Слав, если у тебя плохое настроение, не обязательно вести себя как мудак. Глаза Славы распахнулись и вытянулись одновременно, и он усмехнулся: «Вот, значит, как? Ну, хорошо». Он медленно подошёл к Игорю и с вызовом посмотрел на него. — Это я мудак? — ему хотелось просверлить дырку между его глаз. — Да, — Игорь не стушевался. Слава прошёл мимо и только мельком ответил: «Пизда». Тягаться с ним — глупо, Катя за 3 года научила ругаться и препираться, а Игорю это искусство ещё постигать и постигать. Выйдя на улицу, мужчины, по традиции, остановились покурить; предвосхищая сигаретный дым, Кирилл быстро уехал: его работа выполнена, все сувениры и гостинцы подарены. Слава закрыл за собой двери и уже собирался усаживаться в машину, но телефон Игоря громко затрезвонил и отвлёк всех троих. — Алло? — мужчина улыбнулся. — Да, Пётр Петрович, здравствуйте, конечно! Да нет, без кнопки были. Слава с тяжёлым сердцем смотрел на него: подумать только, Пётр Петрович звонит, чтобы узнать, какие сигареты тот курит. Да чёрт с ними, с сигаретами — он звонит Игорю. Славу же он изо всех сил игнорировал и избегал. Какая же это была зависть, какая обида… Мысленно Слава уже чертил вокруг головы Игоря нимб и думал, как же это так: три года против пары месяцев, «шило на мыло», как говорил Пётр Петрович, но это мыло всё ж таки оказалось куда милее шила. — Ему что, реально её отец звонит? — Богдан зашуршал плёнкой с упаковки новых кофейных стиков. Не отвечая на вопрос, Слава сел в машину и включил негромко радио.***
— Ба, какие люди! Богдан опустил тонированное стекло и высунулся в окно. У приоткрытых дверей, перекрывая спиной тёмную глубину казино «Mad cat», стоял с сигаретой в пальцах очень хорошо знакомый им мужчина: он выжидающе смотрел на припарковавшуюся машину с вызовом, приподняв подбородок. Мужчина снял с носа чёрные очки и опустил их в карман красного пиджака, позволяя серым глазам насмешливо и одновременно прищуриться. — Смотри, стеклоподъёмник не задень, — он кивнул Богдану, выглядывающему на улицу. — С машиной твоя работа, Костарев? — Игорь громко хлопнул дверью и почти вплотную подошёл к мужчине. — Ну, ну, куда, — тот вскинул руки, — ни здрасьте, ни чего ещё. — Здрасьте, — Слава неприятно и фальшиво улыбнулся. — Зови своего опричника. — А с чего вы, — выпущенный из носа сигаретный дым разбился о грудь стоящего напротив Игоря, — решили, что я вам что-то должен? И что за обвинения на ровном месте? Богдан чуть не в половину тела высовывался из окна и взглядом стрелял и в него, и в двери рядом; конечно, только из-за него он сейчас становится всё дальше от любимого «мерседеса», сомнений в этом и быть не может. — Зови, блять, — процедил он сквозь зубы. Костарев выбросил окурок и, закатив глаза, громко крикнул в глубину казино: «Димас». Почти сразу же в двери вышел высокий крупный мужчина с коротко остриженными чёрными волосами. Увидев всех стоящих на тротуаре, он тяжело вздохнул и достал из-за уха сигарету. — Озвучивайте, — Костарев размял шею и посмотрел на Славу. — «е003тс», — Слава уже выжег эти номера в мозгу, — 31 регион — твои? — Ну мои. Только проблемка есть, — Дмитрий с удовольствием цыкнул языком, — в угоне. — Да ну? — по лицу Богдана расплылась по-детски счастливая улыбка. — Давно? Думаешь, по базам никто не пробил, что ни в каком угоне машина не была? — Давайте пошустрее, — Костарев, не моргнув и глазом, схватил Игоря за запястье и поднял его руку, глядя на часы. — Если вы по пятидневке работаете — замечательно, только у некоторых и выходных нет. Меня люди ждут, фишки заветриваются, карты рвутся. — Хозяину передашь — пусть успокоится, — Игорь выдернул руку из его руки. — Хозяину? — брови мужчины поднялись и улыбнулись вслед за глазами и губами. — Нет, милый, это у тебя так, а у нас хозяев нет. — Да пошёл ты. «Зря только время потратили, как дети обменялись словами «ты говно» — «нет, это ты говно», — подумал, подталкивая к машине друзей, Слава. Богдан искренне расстроился — видимо, машина ещё долго ему не светит. — Привет передадите? — Кому? — Слава недовольно поднялся с места, думая: «Сука, да дашь ты мне уехать или нет?» Костарев многозначительно кивнул и тем самым ответил: «Вы же сами знаете». Вместе с Дмитрием они вернулись в зал, и двери закрылись под приветственное улюлюканье подвыпивших субботним утром игроков.***
Анжела стучала ногтями по чехлу телефона. Вся заправочная станция была забита, и очередь на оплату едва, кажется, не выходила на улицу. Илья в очереди стоял вторым. Спустя пару недель, несколько букетов и встреч (их число даже было меньше количества букетов), девушка всё же согласилась поехать к нему домой, выпить тот самый кофе, что она подарила на его «день рождения». С Ильёй Анжела чувствовала себя как в дорогом красивом музыкальном клипе, и это чувство ей ужасно нравилось. Совсем скоро Илья уже расплачивался у кассы, и сквозь большие чистые окна Анжела могла видеть, как он пересчитывает сдачу, даже не глядя на купюры в руках. Девушке одновременно казалось, и что таких привлекательных мужчин очень много, и что в Илье сокрыто множество чего-то необычного. Конечно, в каждом она старалась разглядеть какие-то особенности, но в нём… Илья привёз девушку к большому светлому дому в районе, подобных которому она искренне не понимала: вроде бы дорогие красивые дома, но расположение настолько странно-изолированное, что становится интересно — чем же руководствуются те, кто живёт здесь? — Батюшки… Глазам Анжелы открылся светлый, практически белый интерьер: два светлых дивана с серыми ножками, стеклянный стол, чёрно-белый ковёр, белая кухня, едва разбавленная тонами потемнее. Дверь позади неё закрылась, и холодный осенний воздух остался снаружи. — Как в триллерах прям, — девушка остановилась, приставив одну ногу к другой и цокнув каблуками. — Ты «Американского психопата» смотрел? — Что? — Илья звякнул ключами от машины. — Ничего, забудь. Сняв с плеч девушки пальто, мужчина скинул пиджак и прошёл на кухню, принимающую его в свои белоснежные объятия. Анжела села на один из диванов и стала зачарованно смотреть на то, как Илья, сдерживая своё обещание и причину приглашения, принялся варить для неё кофе. Иногда, когда ей было ужасно скучно, она наблюдала за тем, как это делают профессиональные бариста, но Илья, кажется, ничем от них не отличался, только кофемашина была меньше: он так же темперовал* молотый кофе, так же вслушивался в шум нагреваемого молока, и при первом лишнем шипении отключал подачу пара, так же аккуратно посыпа́л молочную пенку корицей и так же безукоризненно подавал чашку Анжеле в руки. — Завораживающее зрелище. — Учился у лучших. Ну, у лучшей, ладно, — он с нежностью улыбнулся. — Оля научила. — Ты когда упоминаешь её — просто таешь, — взгляд Анжелы теплел с каждой минутой. — Расскажи о ней. — Там долгая история. Мы сводные — мама вышла за её отца-вдовца, когда мне было 14, а Оле еле-еле годик. И как-то так получилось, что её воспитывал я; не то чтобы родители игнорировали грудного ребёнка, но я сам как-то неосознанно часто вызывался кормить её, развлекать, забирать из детского сада. Ну, в общем, родителей у Оли было трое. Анжела с умилением смотрела на Илью: ей в голову и не пришло бы, что мальчик-подросток, сын разошедшихся родителей, так сильно привяжется к чужому ребёнку, что будет холить и лелеять его, говоря о нём с таким счастливым блеском в глазах. Мужчина очаровывал её, и она с радостью поддавалась этим чарам. — Ты говорила, что учишься на психолога, так? — Илья, всё это время стоявший у столика, сел на диван напротив девушки и уступил роль рассказчика ей. — Почему? — Я люблю людей, хотя, может, это не особо заметно. И мне интересно, что они чувствуют и как это показывают. Для этого, конечно, надо первично узнать человека, но нескольких сеансов для этого достаточно, — она увидела неловкую улыбку мужчины и смутилась. — Я сказала «сеансов»? Господи, встреч! Проф. деформация уже намечается… — Хорошо, а что ты скажешь обо мне? Первично, как ты сказала, ты меня уже знаешь. После того, что ты уже успела услышать, что можно обо мне составить? Анжела задумчиво надула губы и, наклонив голову, посмотрела на мужчину. Он смотрел на неё, как всегда, чуть исподлобья, улыбался одним уголком губ и крутил в красивых руках чашку. — Более предсказуемого вопроса не существует, ну, да ладно. Ещё до того, как ты упомянул, что с сестрой вы сводные, я знала, что ты рос либо с разведёнными родителями, либо в неполной семье. Причём, ты ближе к маме — это раз, скорее всего она либо была, либо осталась очень яркой, артистичной женщиной — это два. От этого в тебе вот эта элегантность, какая-то кошачья манера. Отчим, либо отец был у тебя наверняка жёсткий, но не жестокий: поэтому ты прям подчёркнуто мужественный, но без перебора. Могу предположить, что тебя знала вся школа — от учителей до девочек из классов помладше. И ты продолжаешь эту тактику — знаешь, что можешь понравиться любому человеку и охотно пользуешься этим. Не слишком душно? — Хорошо, хорошо, — он засмеялся. — Я понял: либо я жутко предсказуем, либо ты навела обо мне справки и угадала почти всё. Ладно, а что я сейчас испытываю? Долго думать Анжеле не пришлось — всё читалось в его глазах, горящих голубым пламенем. — Желание. Илья поджал губы и опустил голову: Анжела была готова поклясться, что на его щеках выступил румянец. Сейчас девушка впервые поймала себя на мысли, что он её до ужаса привлекает: его красивые предплечья, никогда не скрытые рукавами, его красивая белая рубашка, обхватывающая его руки, его строгий профиль с выдающейся вперёд челюстью, его взгляд, внимательно всматривающийся снизу во всё, что встречает, будто он не человек, а белый кот. Ей нравилось, как спокойно звучит его голос, как плавно поворачивается его шея, как уверенно он ходит, заложив руки в карманы. А ему нравилась эта девушка, сидящая напротив, закинув одну длинную ногу в бархатной тёмно-синей туфле-лодочке на другую. Каждое слово эта девушка произносила с уверенной невозмутимостью, и каждый раз, когда в нём встречался звук «л», можно было увидеть, как кончик языка касается верхнего нёба; казалось, что ничто не способно возбудить в ней яркую волну чувства, и это только подстёгивало проверить эту гипотезу. Стараясь видеть в людях только их внутреннюю составляющую, Илья не мог не обращать внимания на тот факт, что Анжела красива, и красива демонически: что её длинные волосы лежат на спине идеальной ровной россыпью, что её острые ногти, случайно задевающие его запястья, пробуждают мурашки по всему его телу, что её губы, практически не обладающие «аркой купидона», притягательно красивы, когда на них лежит тёмная помада. Но ещё сильнее ему нравилось, когда на них лежали его губы.