Забудь о зелёной «Волге»

— Как бы я хотел однажды выколоть твои пустые глаза. Застыв от шока, все остальные не смели тронуться с места: Игорь, вытянув руки и не доставая ими до спины Славы, боялся пошевелиться, с лица Богдана, и так не очень румяного, в воздух испарились все краски, сидящие у столбов бойцы были на низком старте, но никто не позволял им рвануть вперёд. Сгорбившаяся фигура, обхватившая по бокам другую, стоящую так же неподвижно, вздрагивала одной лишь головой. — Лишь бы ты не смотрел так, — Дмитрий усмехнулся, — синеглазка. — Ничего, у нас ещё есть, — голос прозвучал за его спиной. Обернувшись, мужчина увидел Олега: тот подмигнул ему и толкнул назад, в сторону широкого столба. Дмитрий громко ударился о него и с грохотом рухнул на пол, теряя сознание и разбивая себе кости. Всё ещё оцепеневший от страха Слава отнявшимися руками обхватил рукоять ножа: он слишком хорошо знал, что, если тебя всё-таки ранили, лучше до последнего оставлять оружие в ране. Он едва повернулся к таким же застывшим друзьям и встретился глазами с Игорем. — Слав… Он подался вперёд, протянул руки, и Слава, сделав маленький шатающийся шаг, упал в них. *** Первый полноценный за весь день перерыв всегда ознаменовывался целой феерией звуков: в нём перемешивались уведомления, хруст пальцев и всех остальных частей тела, кряхтения разминавшихся у батареи, несдержанные зевания и мурлыкания навязчивых песенок под нос. Катя принадлежала к числу «коридорных йогов», как выражался куратор их группы, тех, кто поворачивался к окну лицом и, наблюдая за зимней сероватой неприглядной гармонией, тянулся в стороны руками, ногами и шеями. Год походов на танцы не прошёл для девушки даром, и она могла спокойно гнуться напополам, разминая всё, что затекало. Последняя, уже довольно поздняя пара казалась совершенно лишней: соблазн увильнуть и прогулять её всегда был ну уж слишком велик и сладок. Как только очередная такая мысль появилась у Кати в голове, телефон, лежащий на подоконнике, требовательно завибрировал звонком от незнакомого номера. — Алло, кто это? — Катя! Ка… — суетливый громкий голос беспокойно кричал в трубку. — Катя, где ты? — Кто это? — девушка отошла от одногруппников и прикрыла ухо ладонью, чтобы слышать лучше. — Это Кирилл. Катя, ты где?! Ты очень нужна, срочно! Голос Кирилла прерывался от неопределённых звуков на заднем плане, чужих голосов и хлопаний дверью, за которыми последовала тишина: видимо, он сел в машину, и всё на фоне успокоилось. — Я в университете, что случилось вообще?! — Ты же можешь зашить ножевое ранение?! Или привести того, кто может?! Я приеду за тобой сейчас, только возьми всё, я очень прошу! Звонок прервался, и Катя, едва складывая мысли в одну кучу, застыла на месте: какое ножевое ранение? У кого?! Решив, что все вопросы здесь явно второстепенны, за несколько секунд она пришла в себя и бросилась к старосте, уже заходящей до звонка в аудиторию. — Нина! Нин… У тебя нитки есть? — Есть, наверное, — девушка покопалась в сумке и достала коробочку с новым мотком, — даже две. — Пожалуйста, дай мне один моток, я потом куплю тебе такой же. Мне очень надо убежать сейчас, что-то случилось, ещё не знаю, что, — Катя едва разборчиво тараторила, проглатывая звуки, — но меня попросили помочь. — Д-да, конечно, — Нина вложила ей в руку коробку. Катя со всех ног побежала к лестнице — она не помнила, как сбежала с 6 этажа на 1, как выхватила у первокурсника в гардеробе пуховик, как вырвалась на улицу, не сняв белые бахилы. Свежий лёгкий снег опускался на её плечи, вновь стянутые напряжением, которое она так старалась стряхнуть буквально пару минут назад. Скрипя по ещё свежему и ровному снегу, к воротам подлетела серебристая машина, и девушка, на интуитивном уровне понявшая, что это, скорее всего, за ней, бросилась вперёд, даже не открывая ворот, а втискиваясь в дыру между прутьями в заборе. За рулём сидел взвинченный, едва не расходящийся на искры Кирилл, ударивший по газам, чуть только дверь со стороны пассажира закрылась. — Что за кипиш? Я ничего не поняла из того, что ты кричал! — Славу ранили. — Что?! — Катя крикнула на него одновременно с сигналом водителя, которого Кирилл так нагло обогнал. Кирилл изо всех сил давил ногой на педаль газа и чуть не нависал над рулём, надеясь, что так машина будет ехать скорее. Он не был пристёгнут, не был застёгнут, всем своим видом олицетворяющий выражение «комок нервов». Сердце девушки забилось так быстро, что к горлу подкатила отвратительная нервная тошнота. — Он пытался спокойно всё решить, просто на словах, но кто-то достал оружие, его пристрелил Игорь, завязалась крупная драка, и один из людей Косты ударил Славу ножом в бок… Катя закрыла рукой рот, холодная волна страха прокатилась по всему её телу: во-первых, так много слов от Кирилла она ещё не слышала, во-вторых… — Его избил Олег, я так и не понял, до смерти или нет, но это не важно, узнаем на месте. — Где они? Что это было? Тебя там не было? — Нет, я был на работе! Только теперь Катя заметила сзади разбросанные листки бумаги, папки и открытый дипломат, из которого они, очевидно, выпали. Мозг перегрелся и отключился, любая эмоция стёрлась с лица девушки, и она почувствовала, что теперь, пока она не окажется дома, ни одна слезинка из её глаз не вытечет. Ещё в самом начале отношений ещё со Славой она узнала, что от Воронежа до Воскресного можно добраться за полчаса, но чтобы за 15 минут — такого ей предполагать не приходилось. Кирилл бросил машину у какого-то ржавеющего завода, снег перед которым был истоптан и перемешан с грязью и чем-то, напоминающим кровь. Едва не отталкивая привезшего её парня, Катя вбежала внутрь: никаких трупов, только сидящие у колонн и балок незнакомые ей люди, и полукруг уже знакомых, окружающих кого-то на земле. Увидев девушку, Богдан, сидящий к улице лицом, кивнул, подзывая к себе; на куче сваленных курток и пустых сумок лежал Слава, всё ещё держащий в животе нож. — Всё, всё, тихо, — Катя села на колени возле Славы и провела дрожащей рукой по его щеке, — я здесь, всё хорошо. Беспокойные глаза Славы, всё это время искавшие только её, жалобно впились в её лицо и прошептали: «Помоги». Вообще появление Кати несколько успокоило всех вокруг: Богдан выровнял дыхание, Кирилл положил руку на плечо Игорю, Олег чиркнул зажигалкой и отошёл к сугробам снаружи. — Ка… — Тихонько, Слав, пожалуйста, милый, — девушка убрала волосы с его лба. — Сейчас я всё сделаю, ты помолчи немного, хорошо? Только потерпи, пожалуйста, анестезия через пару минут подействует. Катя надорвала и подняла его испачканный свитер, доставая нож, и тяжело вздохнула: крови много, но не смертельно. Губы Славы ещё розовели. — Ни стекла, ни чего ещё не попало? — спросила девушка строго у Богдана, доставая из сумки спрей для анестезии. — Нет, мы закрыли его вокруг ножа по кофте чистыми салфетками, больше не трогали. Что-нибудь нужно принести, не знаю… Катя быстро оглядела склад: холодно, пусто, сырой воздух не просачивается у пола, где-то кровь, где-то пыль и песок, Олег докуривает и дрожит под тёплой курткой, Кирилл стучит ногой, Игорь… — Игорь! Мужчина дёрнулся и подлетел к ней за считанные мгновения. — Его нужно отвлекать, не давать потерять сознание. Рассказывай что-то, показывай, в идеале — задавай вопросы, чтобы он думал, — тихо сказала она ему на ухо. — Понял? Игорь молча кивнул и сел на корточки рядом, протягивая другу руку. — Так, давай, — Игорь изо всех сил старался спокойно улыбаться. — Помнишь, как мы стекло в школе разбили в туалете? А я не помню, это первый был этаж или второй? Катя мысленно перекрестилась, вдела нить в иголку и проткнула кожу. — Пер… — Слава втянул воздух через нос. — Пер…вый… — Да, точно! Мы ещё в Мишу попали, да, на улице? Он с девчонкой какой-то обжимался, вот влетело нам потом. — Это которая рыжая была? — Богдан с энтузиазмом поддержал разговор. — Нет, рыжая — это с которой он в 11 классе встречался, а тогда ему вообще было лет 15. — Василиса, — дрожащий голос Славы был таким слабым, что даже не продолжался в форме эха. — Да, Василиса. — А у меня так соседку по парте звали в начальной школе, — Олег гулкими шагами подошёл к ним. — Такая противная была. Взгляд Кати едва отвлёкся от иглы и нити и заметил: Игорь держит Славу за руку. Саму себя девушка тоже пыталась отвлечь, думая, что вот теперь ей бы точно поставили хорошую оценку, а не как тогда — в прошлом году. — Кстати, Славян, я думаю мотоцикл купить, у тебя нет знакомых, кто может помочь? — Олег пожал плечами. — Брат, — из груди мужчины вылетел громкий стон, едва-едва не переходящий в крик. Игорь сжал его руку сильнее. — Он же вроде переехал куда-то, да? — беспокоящийся сильнее всех Кирилл последним включился в миссию сохранения сознания Славы. Он сочувственно наблюдал за работой Кати и тем, как Слава сжимает зубы. Почему-то это оказалось открытием — Слава боится боли, он не может отрешённо её терпеть. — В Москву. Катя дёрнула Богдана за рукав: всё сделано. «Опустите в какой-нибудь машине пассажирское, нужно отвезти его в город. Если у вас есть свой врач — пусть приезжает в офис уже сейчас», — приказала она, и практически все выбежали на улицу. Остались лишь она, лежащий с зашитым окровавленным боком Слава и держащий его за руку Игорь. — Прости меня, — глаза Славы болезненно и уязвлённо блеснули, — Кать… Девушка посмотрела в его светлые глаза и поняла — она впервые видит его таким: бледным, напуганным, неуверенным, беспокойным. Она зашивала ему бок, спасала ему жизнь, а он не может перестать корить себя, а главное — это она тоже увидела только в этот момент — это первый раз, когда ей необходимо защищать его, а не наоборот. — Слав, перестань, — Катя вернулась к делу. — Сейчас ребята помогут, мы уедем и поговорим, если захочешь, хорошо? Хочешь чаю? Мы приедем домой, я сделаю тебе чаю. Мужчина плавно, обессиленно закивал. * * * — Оказывается, всё это время для того, чтобы ты делал то, что хотят другие, достаточно было просто ударить тебя ножом, — Катя грустно улыбнулась. — Прости. Ожидавший их в офисе врач быстро осмотрел рану, похвалил девушку за проделанную работу, вколол Славе обезболивающее и уехал. Всё выровнялось и успокоилось. Вечер уже ощутимо вступал в силу, наёмные «гаражники» разъехались по домам, и остались пятеро: Полина, уже собирающаяся уезжать, Богдан, вытянувший в кресле у переговорного стола ноги и куривший, Игорь, колдующий над кулером и разбавляющий горячий чай холодной водой, лежащий пластом на диване Слава, уже обретший хоть какие-то силы, и Катя, не отходящая от него ни на секунду. — Всё нормально, — Слава подался вперёд и дёрнулся. — Чёрт, как же больно… — Ты никогда не доверял мне до конца, делился со мной чем-то только после моих истерик, — Катя погладила пальцами руку мужчины, — но только сейчас я понимаю, почему. — Я хотел оградить тебя… — И у тебя получилось. Но теперь я здесь, там же, где и вы, и я готова к этому. Слава огляделся по сторонам: никого, кроме них двоих. Он приподнялся на руках и слабо притянул к себе девушку, обнимая её. Его всего трясло от боли и всё никак не унимающегося отчаянного страха, но желание приблизиться сейчас к дорогому человеку было гораздо сильнее. Катя вновь почувствовала запах, всегда исходящий от его волос, рассыпающихся в руках, и его всегда холодной шеи: свежий и холодный дождь, ветер, пробивающийся сквозь нос прямо к глазам. Дверь в кабинет открылась, и девушка сделала вид, что просто укладывает раненого удобнее на диван; Игорь поставил на стол чашку немного остывшего чая и присел на край стола. Слава слабо моргал и от скуки рассматривал всё, что окружало его в кабинете: от ноутбуков до стеклянных дверей шкафа. Разглядев себя в отражении в них, он спросил: «Что не так с моими глазами?». Катя вопросительно обернулась, и Игорь шепнул ей: «Человек, который на него напал, сказал, что ненавидит его глаза и хотел бы их выколоть». — У тебя красивые глаза. Слава жалобно повернулся: Полина осторожно выглянула из-за открытой двери. — Таких больше ни у кого нет, — Игорь кивнул. — Это правда. — Помнишь, я говорила тебе, — Катя бережно погладила Славу по волосам. — Как у Лазарева — снег в океане*. — А этому еблану я сам глаза выколю, — Богдан решительно скрестил на груди руки. — Будет милостыню просить у казино, чтобы ему сдачу бросали в шляпу. Слава опустил взгляд и отвернул голову к стене. Катя волновалась, не зная, что делать дальше, как поступать, куда его увозить, и как оставлять его одного… Им всем хотелось бы, чтобы этот день поскорее закончился, но как это сделать? — Отвезите меня домой, — голос Славы вполовину съедался подушками и спинкой дивана. — Я справлюсь. — Нет, не справишься, — Игорь покачал головой. — Тебя достали с того света. — Нам в любом случае надо его увезти, — Богдан посмотрел на усиленно думающую Катю. — А что делать после — решим по дороге, времени будет достаточно. * * * — Мы останемся здесь, — Катя строго посмотрела на хозяина дома. — Все. Игорь покорно опустил голову, да и Богдану пришлось подчиниться. Мужчины послушно разулись, оставили верхнюю одежду и прошли дальше, оставляя за собой и прихожую, и почти гостиную. — Произойти может что угодно, тебе может понадобиться помощь. Скажи мне, где у тебя тут аптечка, есть ли в ванной мочалка? Тебя надо отмыть от грязи. — Я могу и сам, — Слава почувствовал, как краснеют его щёки. — Я могу стоять и… — Слав, — Катя подошла к нему ближе. — Перестань. Я хочу помочь, это не прихоть — меня этому учат в университете. Игорь почувствовал, как его что-то неприятно кольнуло в груди: в каком смысле «перестань»? Разум упорно и невозмутимо твердил, что Катя — медсестра, она, по сути, выполнила всю работу за врача, не ограничиваясь первой помощью, и она обязана удостовериться, что сейчас пациент в норме, у него не разойдутся швы, и он хотя бы этот день проживёт без трудностей; в параллель слезливо скулило сердце, вопрошающее, как это так, неужели она сейчас возьмёт и поведёт его, своего бывшего молодого человека, в ванную, будет ухаживать за ним, и что произойдёт в закрытой комнате — останется в закрытой комнате. — Пойдём, — девушка по-хозяйски сняла с ног ботинки, повесила на крючок пуховик и завязала волосы в высокий хвост. — Я не буду запирать дверь, если что-то случится — позову. Катя подхватила Славу под руку и, не выжидая комментариев от других, повела его туда, куда тот указал. Дверь в комнату закрылась, и внутри Игоря что-то так же ухнуло. — Пойдём, накатим, — Богдан положил руку ему на плечо. — Я не хочу пить, — Игорь неотрывно смотрел на белую дверь в ванную впереди. — Я тебя не спрашивал. Ты сейчас либо в обморок упадёшь, либо заплачешь. Свет, включённый в ванной, разрезался двигающимися тенями, которые можно было разглядеть у пола. Слава смотрел, как Катя поворачивает то один кран, то другой, одёргивается от душа, проверяет воду, краснеет и бледнеет назад. Ему казалось, что сейчас он наверняка выглядит как мальчишка, который стесняется девочки, а ведь ещё недавно они даже ванную принимали вместе. Тогда рядом с ней, под её пальцами он превращался в обнажённый кабель, пускающий искры от прикосновений на ключицах, запястьях, груди, бёдрах. А теперь её мягкие руки держатся уже за другого, и не остаётся ничего иного, как стерпеть ближайшие несколько минут, как вторую за сегодня пытку. От мысли об этом Слава задыхался. — Давай. Девушка смущённо опустила взгляд; будто это не она месяцами и годами снимала с него рубашки, бросая их на пол, расстёгивала одной рукой ремни, пуговицы, молнии… Слава сделал несколько шагов отяжелевшими ногами. — Если я вдруг сделаю тебе больно — скажи сразу, пожалуйста. «Не нужно говорить со мной как с ребёнком, — думал мужчина, вверяя своё голое уязвимое тело воде и Катиным рукам, — Мне уже давно больно». Катя провела рукой по мужской груди, и Слава прикрыл глаза. Едва тёплые капли воды упали на его чуть откинутую назад голову, он обрывисто выдохнул, надеясь раствориться и стечь вниз по трубам. Только сейчас он смог признаться самому себе: он не просто страдает от обиды и фоновых последствий отношений, он любит. Его бывшая девушка зашивала ножевое ранение в его теле, а всё, о чём он думал — как он её обидел, и как больно она сделала ему. А теперь она помогает ему безопасно принять душ, и ему хочется разорваться на кусочки. Девушка слышала каждый его вздох, и все они резали её по коже: ему больно физически, ему больно морально, да и чего греха таить — ему приятно, что она к нему прикасается. Катя прикусила нижнюю губу, она изо всех сил старалась не смотреть на него, либо видеть всё отдельно: вот — запачканная налипшей пылью шея, вот — стёсанные пальцы, которые стоило бы после хорошенько обработать, вот — порезанный бок живота, который нужно максимально осторожно и незаметно затронуть; она не опускала взгляда вниз, не поднимала головы вверх. Но Слава сжимал зубы, втягивая через них воздух, иногда дёргался, пугая девушку, и неловкость только росла и росла; совесть не позволяла небрежно пройтись по его телу мочалкой, и Катя терпела. Он терпел, и она терпела. * * * Глубокой ночью все приехавшие уже спали: Игорь лежал рядом с Катей на втором этаже, в спальне, Богдан, съёжившись, умещался на разложенном кресле, наименее комфортном месте (но выбора у него не оставалось — диван и кровать, в любом случае, были бы заняты либо хозяином дома, либо парочкой). Вытянувшийся на диване Слава не спал. Он смотрел в потолок и пытался осознать, что произошло с ним за сегодняшний день — наверняка, где-то на затылке у него добавилось несколько седых волос. Всего за несколько часов всё его существо извелось так, как этого не переживалось никогда до этого ни в школе, ни в армии, ни в университете. Казалось бы, от такого стресса истерзанный организм должен был бросить его в самый крепкий и глубокий сон, который только возможен, но отвечающий за всё мозг не унимался: он скрипел и скрипел, навязчиво толкая мысли куда-то вперёд, прокручивая их снова и снова, снова и снова. Наконец, Слава не вытерпел: он тихо поднялся с дивана, надел очки и пробрался в ванную, закрывая за собой дверь. Первое, что встретило его, исключая душевую кабину, в которой он хотел провалиться, было зеркало. Слава наклонил голову: отражение за ним повторило. Он подошёл ближе, снял очки и стал всматриваться в своё лицо напротив, а точнее — в его глаза. Так странно… Он живёт с этими глазами почти 30 лет, в них никогда не было ничего особенного для него, а теперь ему хочется разглядеть в них что-нибудь эдакое. То, за что можно ненавидеть. Зажмурился и снова открыл глаза — ничего. Легонько оттянул нижнее веко левого глаза, но и за ним ничего не было. «Пустые», — крутилось в голове. Неужели его глаза действительно пустые? Они не просвечивали его голову насквозь, в них не протекали бегущей строкой его мысли, в них всё было на месте — и радужка, и зрачок, и красные ниточки капилляров, даже ресницы были на месте на веках. Но чего-то было мало, да? Чего-то было недостаточно? Слава вздохнул и положил руки то на лоб, то на щёки: «Что со мной не так?». — Что со мной не так?.. — едва дыша повторил он вслух.