Глава вторая. Лондонский зверь.
Всему хорошему всегда предшествует плохое. И наоборот. Помнится, дедушка Холмс ему когда-то об этом уже говорил. И Майкрофт не мог с дедом не согласиться. Сему парадоксу нет объяснений. Просто так, полагал Майкрофт, устроена жизнь. И ничего с этим не поделаешь. Черное волочится за белым, как ночь наступает после дня. На горизонте войны всегда маячит флаг победы. И неважно даже, кто победит — финал один. Пока что в жизни Майкрофта нескончаемо длилась чёрная, пропитанная смертью полоса. Она, словно питон, обмоталась вокруг его шеи и, стягивая кольца безысходности, душила надежду стать свидетелем рождения белой полосы. Свой первый стакан виски Майкрофт выпил в шестнадцать лет. То было мрачное время для него, казалось, что вся его жизнь перевернулась с головы на пятки и надела неснимаемый траурный убор. Оглядываясь назад, в проеденные могильной тлёй подростковые года, Майкрофт понял, как сильно он тогда ошибался, полагая, что «хуже быть уже не может». Та чёрная полоса, которую ему удалось как-то пережить, по сравнению с нынешней, была не только на оттенок светлее, но и гораздо короче в длину. Уже в семнадцать лет горечь и обида на отца, оставившего его наедине с огромным, суровым миром, угасли, а пристрастие к виски — прошло. Увы, не навсегда. Болезнь мамы стала настоящим ударом. Шерлок начал выходить из-под контроля, чересчур рано войдя в стадию бунтующего подростка; о личной жизни пришлось забыть и, как следствие, прекратить копаться в себе – шаткое понимание своей сексуальной ориентации ушло на задний план, а затем было благополучно утеряно в недрах ненадобности. Теперь Майкрофту не было дела до своих вкусовых предпочтений, потому как вся его жизнь – и личная, и какая-либо в принципе, сводилась к постоянным присмотру и уходу за умирающей мамой. Ко всему прочему, пострадала психика Майкрофта, и Эрон Баркер – плод его воображения, служил ярким примером того, что могут сделать с человеком депрессия, алкоголь и пренебрежение к своему собственному здоровью. Да, головные боли у него и раньше встречались, но Майкрофт на них попросту не обращал внимания, а трехлетний перерыв в употреблении спиртного был неотвратимо прекращен. Сложно отказаться от верного способа заполнить дыры в душе, когда в твоей жизни нет ни малейшего просвета. Убедившись в том, что Шерлок покорно выполняет поручение с собаками, Майкрофт вернулся к проверенному способу зашивания дыр, в то время как Эрон, раздраженно на него поглядывая, негодовал. Видимо, вторая личность Майкрофта соблюдала сухой закон и была категорически против отравления мозга односолодовым виски. В какой-то степени может Эрон и был в чём-то прав: алкоголь – не выход из плачевной ситуации и, совершенно точно, алкоголь не способен открыть дверь в светлое будущее. Но Майкрофту сейчас было всё равно, кто стоит ближе к правде – логика или сердце. Да и какая, если уж на то пошло, разница, когда тебе в равной степени паршиво и физически, и морально? Ссылаясь на головную боль, Майкрофт опрокинул два стакана скотча за раз, чувствуя, как его заполняет приятное ощущение полёта. Земля начала медленно уходить из-под ног, а плохие мысли — лопаться, будто мыльные пузыри. Налив себе третий, последний, как ему думалось, стакан за вечер, Майкрофт решил проведать матушку до того, как алкоголь окончательно его усыпит. Будто тень, Эрон молча последовал за ним. Вероятно, он и был ею, с одной лишь разницей – Эрон стал тенью, существовавшей только в больном воображении Майкрофта. – Тебе ведь не обязательно всегда быть рядом со мной? — пока они поднимались по скользким ступеням лестницы, ведущей на самый верх башни, Майкрофт, приободренный спиртом и чувствующий себя лучше, ощутил к тому же, как под воздействием чудесного эликсира развязывается его язык, а желание разобраться во всём всплывает наружу. Ещё несколько минут назад, он обещал себе, что пустит болезнь на самотёк, что так будет проще и Эрон, раздавленный игнорированием с его стороны, исчезнет. Сам собой, как это обычно происходит с коленным ушибом. – Конечно, обязательно. Мы как супруги. Как муж и…муж, – Эрон ехидно хмыкнул, довольный своей иронией, – пора и это нам признать. – Довольно, – Майкрофт смерил его недовольным взглядом, – мне не нравится то, к чему всё это идёт. Я не желаю об этом с тобой говорить. – К чему же это может нас привести?, – Эрон склонил голову на бок. – Тебе не кажется, что закапывать себя настоящего – это не лучший выход из ситуации? В конце-то концов, Майкрофт, сейчас не восемнадцатый век, где людей гнобили за всё, к чему глаз прицепится, а двадцать первый – век толерантности и отсутствия предрассудков. Никому нет дела до того, с кем ты ложишься ночью спать. – Ты невероятно дотошен. Но последнее слово остаётся за мной. Закрыли тему. Майкрофт застыл у двери матери. Из комнаты дуло странным, почти неестественным холодом. Тут же Майкрофт попытался убедить себя в нормальности этого явления: «Возможно, Кэмпбелл приоткрыл окно» – подумалось ему. Однако, рассуждения мало чем помогли. Приятную, послеалкогольную эйфорию постепенно вытеснило чувство нарастающей тревоги. Он дёрнул ручку – дверь поддалась и, с противным скрипом несмазанных петель, открылась. То, что Майкрофт увидел, заставило его издать звук, похожий на крик тонущего человека, сорвавшегося в бездонную пропасть. Это было в сотни раз страшнее скрипа дверей и в миллионы раз ужаснее самых отвратительных кошмаров, которые ему когда-либо снились. Уткнувшись лицом в пропитанный кровью матрас, мама неподвижно сидела на полу. Кровь была повсюду: на столе, на стенах и даже на стуле. Сложно было себе представить, как кровь могла там оказаться — видимо до того, как порезать себе вены, мама бросалась из одного угла в другой. Подавив в себе ужас, Майкрофт подлетел к матери, упал на колени в натекшую из перерезанных вен лужу крови и осторожно перевернул женщину лицом на свет. Её глаза были широко распахнуты, скособоченный рот приоткрыт, а белый, как первый снег, лоб уже тронул гной, точно мертва она была не один день. Застонав от страха, Майкрофт отпрянул от матери. В комнате резко потемнело. Зажав ладонью рот, чтобы не закричать, Майкрофт попятился, поднимая голову на странный, внезапно появившийся звук. Светясь в темноте серебром, на него смотрел огромный, железный паук с девятью лапами. Майкрофту не пришлось даже считать их – последняя, девятая лапа росла прямо из головы твари и пребывала в постоянном движении. Недружелюбно зашипев, щелкнув челюстями и выплюнув в его сторону паутину, тварь поползла к двери, оставляя за собой липкий, чернильный след и едкий запах бензина. – Майкрофт? Его плеча коснулась чья-то рука. – Милый, всё в порядке? Майкрофт вздрогнул. Голос мамы прогнал тьму, будто дуновением ветра и расщепил паука в мгновение ока. Кровь стекла с обоев, вместо бензина запахло лекарствами и всё вернулось на свои места. Мама с беспокойством смотрела на него, а сам Майкрофт, закрыв ладонями лицо, словно маленький напуганный мальчик, сидел на полу около её кровати и дрожал. – Вставай, дорогой, – миссис Холмс погладила сына по волосам, – и позови Шерлока. Я хочу с ним поговорить. С трудом найдя в себе силы, Майкрофт поднялся. Мама – бледная, но вполне живая, полулежала на своей кровати и, несмотря на слова доктора о коме, находилась в сознании. Более того, в здравом сознании. – Доктор Кэмпбелл сказал, что тебе стало хуже, – выжал из себя Майкрофт, – прости за сцену, мам. – Не дождется твой доктор Кэмпбелл, – улыбнулась миссис Холмс сыну. – Дорогой, позови пожалуйста Шерлока. Майкрофт вздохнул. Очевидно, что родители всегда любили Шерлока больше, чем могли любить его: Шерлок был их младшим ребёнком и всё внимание уделялось лишь ему. – Как скажешь.***
Побросав губки, шампунь и щётки, Шерлок на радостях обнял Майкрофта. – Предупреждаю, – в сотый раз повторил тот, не выказывая особого восторга от проявленных братом чувств, – не беспокой маму. Ей нельзя сейчас нервничать. Ты меня понял? – Да понял я, – широко улыбнувшись, Шерлок разжал объятия и, покосившись на притихших в углу ванны собак, тихо добавил, – они не хотели все вместе залезать в ванну, пришлось пойти на крайние меры. О каких именно мерах шла сейчас речь, Майкрофт не стал уточнять. Избавив собак от страданий, он привёл брата в башню и, прежде чем пускать к матери, ещё раз напомнил все действующие правила. Правил же было много, и с каждым разом тех становилось всё больше и больше, но Шерлок, как ни странно, их соблюдал. И сейчас даже, не перебивая, ещё раз выслушал десяток скучных пунктов из длинного списка законов Майкрофта: – Не приставать, не лезть на шею и не просить приготовить еду. Не донимать её своими жуткими историями, несмешными шутками и пустой болтовнёй. Не предлагать показать ей фокус с химическими опытами. Не предлагать пойти в сад, не напоминать об отце и не давать лишних поводов для беспокойств. Когда правила были озвучены, а затем повторены в нужном порядке, Майкрофт смилостивился над Шерлоком. Скомандовав вести себя как следует, он, наконец, впустил заждавшегося брата в спальню мамы. Майкрофт не сразу понял, что произошло. Сначала Шерлок закричал, потом побежал к почему-то распахнутому окну. А Майкрофт, запутавшись в реальностях и видениях, как стоял в дверях, так и продолжал стоять, тупо глядя на происходящее. Точно через некую призму, огораживающую его от плохого, дурного сна. – Помоги же мне! Помоги! Забравшись с ногами на подоконник и высунувшись в окно, Шерлок из последних сил пытался вытащить зацепившуюся за выступ маму обратно в комнату, повторяя одну и ту же фразу: – Майкрофт! Мама сейчас упадёт! Помоги же мне! Помоги… Из оцепенения Майкрофта выдернул строгий голос Эрона: «Это происходит взаправду!» и последующая пощечина. И для ненастоящей пощечины она оказалась достаточно болезненной и ощутимой. Задыхаясь, Майкрофт бросился к окну. Уже на полпути к брату, он понял, что опоздал. Плохому предшествует хорошее. Два стакана виски будто никогда не проникали ему в кровь. Трезвый и опустошенный, Майкрофт почувствовал, как нечто внутри его сердца взрывается, при этом не причиняя боли. Тяжело дыша, Шерлок сполз с подоконника и осел наземь, пуская пальцы в волосы. Майкрофт остановился у окна и медленно посмотрел вниз. Мама лежала на земле. В неестественной позе, глядя на усыпанное звездами небо стеклянными, безжизненными глазами. Трава под ней была забрызгана кровью, а череп от прямого столкновения с камнем был раздроблен. Майкрофт не мог оторвать от неё взгляд. Внутри него просыпалось осмысление. И только тихий всхлип брата помог ему прийти в себя. Это действительно был конец. Конец для мамы, конец для его психики. Границы между реальностью и фантазией стёрлись, и, кажется, это уже было не исправить обычным спиртным. Майкрофт не чувствовал сожаления, что не успел спасти родного человека. Не чувствовал он и горечи утраты. Он вообще ничего не чувствовал, кроме растущего внутри себя водоворота, втягивающего в себя все его эмоции.***
Первую половину ночи полиция провела на заднем дворе особняка Холмсов, где спустя годы затишья развернулась немыслимая для Касл Комб трагедия. И дело было даже не в том, что кто-то умер. Нет-нет, в Касл Комб и раньше доводилось становиться свидетелями странных смертей, взять того же соседа горемычных Холмсов, мистера Баркера: бедолагу нашли на крыльце собственного дома с ножом под ребром и пулей во лбу. Конечно, Касл Комб не была из тех деревень, где ничего ужасного никогда не происходит, а вся жизнь сводится к рутинному ухаживанию за домашним скотом, вечерним прогулкам и свиданиям в плетеных беседках. Здесь бывали и кражи с отсутствующими уликами, и поджоги без какого-либо аргументированного посыла, и довольно зверские убийства, обнажающие истинный оскал тихой деревни. Но именно случай с Эделией Холмс стал вопиющим по всем местным критериям происшествием, требующим особого внимания как со стороны мирных граждан, так и полиции. Дело было в том, что за последние пять лет в особняке Холмсов это был уже второй, совершенно аналогичный на первый взгляд случай с окном: несколькими годами ранее, Джералд Холмс таким же образом покончил с собой. Поэтому вторую половину ночи высланные в срочном порядке из Чиппенхэма сотрудники правоохранительных органов провели не в местном баре, а внутри особняка, докапываясь до правды и до оставшихся в живых последних из рода Холмсов. Полицейские долго измеряли лужайку шагами, заглядывая под каждый камушек, кустик и травинку, будто от этого всё прояснится, и тут же найдутся улики, указывающие на убийство. Но, как это бывает в случае беспрецедентной некомпетентности, мужланы в форме так и не смогли ничего найти, а только нанесли сокрушительный удар по имуществу и психике Холмсов. После неудавшегося осмотра лужайки, копы приступили к мучительному для Шерлока и Майкрофта допросу, затянувшемуся на несколько часов. Никто из полицейских не сомневался в том, что миссис Холмс кто-то «помог» выпасть из окна. Прикрыть убийство самоубийством в доме, где некогда произошёл несчастный случай, на удивление легко. Старший офицер Смит – крупная, африканского происхождения женщина, сразу обратила своё внимание на то, как лежало тело покойницы. Эделию обнаружили на спине, а этого, по опыту офицера Смит вполне хватало, чтобы кого-нибудь обвинить в убийстве. Майкрофт поначалу хотел было оспорить столь железный аргумент вдруг начавших работать полицейских, но на него неожиданно накатили слабость и приступ абсолютного безразличия: после всего пережитого, у Майкрофта ни на что не осталось сил, тем более — на долгие споры. Да ко всему прочему, ему бы пришлось тогда пролить свет на свою тёмную тайну. Для него было очевидным, что присланные пустоголовые копы из Чиппенхэма, которым так не терпелось поймать преступника, не станут разбираться во всех деталях и обвинят в убийстве Эделии «умалишенного» сына. А этого он не мог допустить: при живом брате Шерлок никогда не отправится в детдом. Тем не менее, ближе к рассвету Майкрофт немного засомневался в своём выборе «умалчивания некоторых факторов, влияющих на ход расследования», когда к его дому подъехал черный внедорожник. Дело начинало набирать совершенно неожиданные обороты, хотя, по идее, должно было уже подходить к концу. Мужчина, вышедший из машины, выглядел достаточно грозно и солидно. Зализанные набок светлые волосы говорили о его важности сами за себя, а чёрный, строгий галстук, костюм того же цвета и белоснежная рубашка только подчёркивали первое мнение об этом человеке. Звали нового гостя особняка Валентайн Уилкокс. Майкрофт и раньше слышал о Уилкоксе – некто, не поленившись, создал расхваливающую статью в Википедии со всеми подноготными: «лондонский зверь», открытый гей-детектив, раскрывший сотню преступлений и наказавший преступников больше, чем вся полиция Лондона вместе взятая – громогласно звучали первые три строчки статьи. Валентайн стал живой легендой, на которую начало равняться более молодое поколение, и которой, по сути, для развёртывания мировых масштабов популярности не хватало лишь иного цвета кожи. Имя Уилкокса внушало страх даже самым исключительным негодяям, таким как Питу Рамзи, Уилсону по прозвищу Железо, Брюсу Метан: все они, неведомо как узнав, что ими займётся сам «лондонский зверь», сдавались заблаговременно, несмотря на свою значимость в преступном мире и способность оказать сопротивление. Некоторые неравнодушные пророчили детективу блестящую карьеру в Америке в качестве специального агента ФБР. В отличие от воспринимающего это суждение с лукавой улыбкой Майкрофта, поклонники Уилкокса не сомневались, что их кумиру уже не раз предлагали сдать экзамен и пойти служить обществу штатов, однако Валентайн – верный лишь одному королевству рыцарь, благородно отказался от предложений Америки и остался отдавать долги матушке Великобритании. Майкрофт же готов был поклясться, что ФБР даже не в курсе о существовании мистера Уилкокса. Америке не нужны чужие люди, тем паче британцы. Им, повёрнутым на самомнении американцам, попросту неудобно сотрудничать с теми, кто способен снять с них розовые очки и раскрыть, наконец, тот факт, что не такие уж они идеальные. А британцы, даже такие как мистер Уилкокс, как никто иные умеют разрушать чужое эго. В общем, у скептически настроенного Майкрофта не оставалось колебаний на счёт детектива: Валентайна кто-то раскрутил – в тридцать три, если уж на то пошел разговор, невозможно успеть сделать и половины из того, что сделал Уилкокс в столь молодом возрасте. В действительности, то, что говорили люди об Уилкоксе, не имело под собой ни фундамента, ни достоверности: банальная ложь, кем-то, возможно самим правительством, раздутая до галактических размеров, дабы повысить уровень популярности детектива и внушить людям поддельное чувство безопасности. Ведь когда в городе есть свой герой, свой «Бэтмен», способный одолеть всю преступность за одну ночь, спать становится гораздо легче и спокойнее. Да, на первый взгляд Валентайн казался уверенным в себе мужчиной, не боящимся ни трудностей, ни свинца пули, ни осуждений общества. Но это была только маска. На деле же, непроизвольный тремор конечностей и недоглаженный уголок галстука Мистера Совершенство выдавали Уилкокса и раскрывали Майкрофту то, что так тщательно пытался скрыть от посторонних Валентайн: сложный характер, одиночество в пустом доме, лёгкую тягу к наркотикам и откровенное отвращение к собственной популярности, не дающей ему развиваться в любимом деле. Едва увидев Валентайна, Майкрофт сразу нащупал все слабости великого детектива и уже знал, как с тем, в случае необходимости, расправиться. К сожалению, такая необходимость в скором времени предстала.***
Офицер Смит кокетливо улыбнулась отражению и, поправив прическу, освежила помаду на губах. Как одинокая женщина, которой немного перевалило за сорок, она не упускала возможности поймать на свою удочку ценную рыбку мужского пола,в гостиной же находилось много достойной добычи: детектив Уилкокс, осиротевший Майкрофт и недавно похоронивший жену судмедэксперт Хьюго Линч. Хищный взгляд тигрицы метался то к одному, то к другому мужчине, прикидывая, с кем стоит попытать счастья, а с кем лучше даже не пробовать. Стоявшего спиной к присутствующим Майкрофта офицер Смит вычеркнула если не сразу, то спустя минуту обдумываний: убитый горем человек навряд ли сильно захочет начинать какие-либо отношения. Что же касается детектива Уилкокса, открытого гея, тут госпожа Смит понадеялась на женские чары. Любого гея, считала она, можно и даже нужно перевоспитать и направить в правильное русло. Ситуация с судмедэкспертом выглядела практически аналогично ситуации Майкрофта, однако жены Хьюго не стало год назад, а раны должны были уже затянуться. – Так что вас привело в нашу скромную обитель из самого Лондона? – Майкрофт резко обернулся, пронзая глазами детектива Уилкокса и нарушая неловкую тишину в гостиной. Валентайн, до сих пор напряженно разглядывающий спину Майкрофта, вздрогнул. Кажется, вопрос застал его врасплох и немного озадачил. Прищурившись, детектив бросил короткий взгляд на офицера Смит, переглянулся с судмедэкспертом, словно выискивая в чужих лицах необходимые слова. Напоминавший труп с неуместно яркими, голубыми глазами, судмедэксперт навострился, после чего посмотрел на Майкрофта. "Анализирует" – догадался тот. – Не успел я к вам в домой войти, а вы уже знаете, кто я, – детектив еле заметно поморщился, а Майкрофт усмехнулся. Он оказался прав: Уилкоксу не понравилось то, что о нём знают даже в такой глуши, как Касл Комб. – Вы удивитесь, мистер Холмс, но до Лондона вести доходят очень быстро. Как только лондонскую полицию оповестили о смерти вашей матери, нас с мистером Линчем тотчас отправили на место преступления. – Как было сказано офицеру Смит, —перебил его Майкрофт, отходя от окна, – я и мой младший брат стали свидетелями несчастного случая, а не убийства, — сухо кашлянув, как будто не замечая повисшего в комнате напряжения, Майкрофт сел в кресло и, положив ногу на ногу, стал наблюдать за тем, как багровеет лицо и раздуваются ноздри возмущенного детектива. Тому явно не понравилось пренебрежение, с коим он к нему начал относиться. Решив подлить масла в костер, Майкрофт непринужденно добавил: — Не вижу смысла в приезде «лондонского зверя» и неуравновешенного человека, живущего прошлым. Я ведь прав, мистер Линч? Никак не можете её забыть? В общем, господа, нет нужды объяснять, что на самом деле здесь произошло, однако чрезмерное количество полиции в моем доме всё-таки вынуждает меня вновь и вновь повторять то, что я говорил буквально пару часов назад. Моя мама серьёзно болела, её в очередной раз покинул рассудок, она решила выпрыгнуть из окна, но в последнюю секунду передумала. – Не всё так просто, мистер Холмс, – тёмные глаза детектива Уилкокса наполнились раздражением, – у нас есть основание полагать, что вашу мать убили. Майкрофт равнодушно пожал плечами: – Вероятно, ваши основания верны. Мою маму действительно убили. Точнее, надо сказать, убило. Заболевание. – Вы наивны, мистер Холмс, – детектив, странно улыбнувшись, наконец подошёл к нему и, заглянув в глаза, протянул конверт, – ваша мать, увы, стала жертвой в очень сложном механизме, который такой, как вы, юнец не поймёт. Но я попробую объяснить. Откройте конверт, пожалуйста. Майкрофт молча посмотрел на Уилкокса. Маска прочно сидела на ухмыляющемся лице детектива, но эмоциональные нотки время от времени всё же проскальзывали, доказывая крайнюю несдержанность и вспыльчивость этого человека. Что ж, все мы не без греха: Эрон вышел из тени, с интересом поглядывая на гостей. – Открой конверт, – мягко обронил он, невидимой для окружения фигурой, присаживаясь на подлокотник кресла, – посмотрим, что хочет от нас этот сукин сын. Глянув на Валентайна, Эрон брезгливо поморщился: – Ну и урод, да? Не в нашем вкусе. И ещё, Майкрофт, не пора ли их всех выставить за дверь? Шерлоку сейчас и так плохо. Хмыкнув вместо ответа, Майкрофт вскрыл конверт. Внутри оказалась лишь карточка с рисунком трёх змей, обмотавшихся вокруг перевёрнутого креста. Покрутив карточку, Майкрофт вопросительно бросил взгляд на Валентайна: – Сектантская чушь? – ядовито поинтересовался он, не дождавшись ответа. – Какое отношение имеет к этому моя покойная мать? – Вовсе не сектантская, – с чувством возразил Уилкокс, судя по всему, оставаясь довольным незнанием Майкрофта. – Неужели вам не знаком этот знак? – с неприкрытым торжеством полюбопытствовал "лондонский зверь". Сдвинув брови, Майкрофт ещё раз взглянул на карточку. – Не торопись, – шепнул ему на ухо Эрон, – ты уже видел этот знак, надо только вспомнить где. Может, у деда в комнате? Ну, конечно же! Как он сам не смог этого вспомнить?! – Подождите меня здесь, – Майкрофт поднялся с кресла, возвращая конверт изумленному детективу, – и ничего не трогайте руками. Вы здесь и так наследили.***
Комната дедушки Холмса напоминала библиотеку. Мебели тут не было, зато книжных стеллажей здесь стояло немерено, буквально на каждом шагу. И каких тут книг только не было: древние, современные, редкие и практически бесценные, написанные в единственном экземпляре тома; медицинские справочники, научная литература пылились в одном ряду с такими произведениями, как «Властелин колец» и «Оно» Стивена Кинга. В этой комнате можно было найти абсолютно любую на вкус и цвет книгу. Но Майкрофт пришёл сюда за иной вещью. Дойдя до конца комнаты, где стояла старая прогнувшаяся кровать и сундук, Майкрофт на мгновение застыл. Всё детство он провёл тут, за чтением книг и бесконечными разговорами с дедом. Поскольку родители практически игнорировали его существование, дедушка Холмс заменил ему родительское воспитание и, надо отдать тому должное, сделал это дед грамотно. Заглянув в сундук, до крышки забитый личными дневниками деда, Майкрофт нашарил на дне самую потертую и ветхую на вид тетрадку. Именно за ней он сюда, собственно, и пришёл. – Бинго, – улыбнулся Эрон, – ты погляди на обложку. На выцветшей от времени и бесконечного использования обложке красовались уже знакомые змеи и длинная, выведенная изумрудными чернилами надпись: «Вторая мировая война. САФМ». САФМ – союз антифашистских медиков, по словам деда, в военные годы того времени был весьма популярным среди медицинских военных подобием клуба интересов, занимался не только лечением раненых солдат и обсуждением методов врачевания. Дедушка Холмс входил в так называемую элиту привилегированного общества, вовлеченную в дела государства и, благодаря союзу, участвовал в секретных собраниях правительства, тем самым влияя на ход тех или иных событий. – Я не понимаю, – Майкрофт полистал тетрадь, в которой помимо шифров, были хаотично нацарапаны цифры, – САФМ развалился в девяносто первом, союз не существует уже двадцать лет. При чем здесь мама? – Сначала надо перевести шифр дедушки и послушать, что скажет умник-детектив, – Эрон с иронией хмыкнул, – а потом проанализировать. – Не нравится мне всё это, – вздохнул Майкрофт, – моя интуиция советует не лезть не в своё дело. – Я – твоя интуиция. И я тебе говорю, что любое дело, затрагивающее фамилию «Холмс», автоматически становится нашим. Майкрофт не стал спорить. Да и был ли в этом прок, когда перед ним стоит даже не человек, а воображение? Неопределенно пожав плечами, он вышел из дедушкиной комнаты, предвкушая что-то нехорошее.***
– Откуда у вас это, мистер Холмс? После пяти минут молчания детектив положил дневник на журнальный столик, нахмурился и мрачно посмотрел на Майкрофта. – Ваша рассеянность поражает, – с насмешкой ответил ему тот, – инициалы в углу тетради «С. Холмс», стало быть, дневник принадлежал одному из Холмсов. Моя фамилия Холмс, как и у моего отца и деда. Копать глубже, полагаю, нет смысла. – Не паясничайте, Майкрофт, – грубо процедил Валентайн, – я представитель закона, а вы – практически подозреваемый. Майкрофт удивленно изогнул бровь: – И в чём вы меня подозреваете? Неужто в убийстве собственной матери? Или в чрезмерном паясничестве, что было бы наиболее вероятно. Но ответ Уилкокса превзошёл все его ожидания и, надо признать, поразил Майкрофта. – Теперь вы, мой дорогой, включены в список людей, причастных к воссозданию запрещенного союза. В гостиной всё резко умолкло, будто кто-то извне щелчком пальцев выключил весь существующий звук. – Вы не ослышались, мистер, – едко продолжил Уилкокс, – дело действительно запутанное, и я пытаюсь распутать концы. Вы же своим высокомерием и надменностью только усугубляете своё хрупкое положение. – Плохо пытаетесь, – оскорбленный до глубины души Майкрофт почувствовал, как жар, струясь по коже подступает к щекам и лбу, а пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, – тело моей матери, словно какой-нибудь кусок мяса на рынке, до сих пор лежит во дворе, только потому, что у вас, видите ли, зачесалось в одном месте, и вы решили поиграть в детектива. – Имею право, – Уилкокс злобно ощетинился, – а вы вот уже не имеете никаких прав покидать страну. Всего хорошего. И он направился к выходу, горделиво выпятив грудь. На выходе Уилкокс всё-таки обернулся, но лишь для того, чтобы «добить» и без того раскаленную обстановку: – Если вы всё ещё меня не поняли, Майкрофт, то советую понять. И можете не беспокоиться о теле вашей матушки – я забираю его в Лондон для дальнейшего расследования. Демонстративно хлопнув дверью и оставив за собой резкий запах дорогого одеколона, Уилкокс исчез. За ним с сочувствием в глазах ушли все остальные. Все, кроме Эрона. – Ну и придурок, – Эрон присвистнул, – пришёл без приглашения, толком ничего не объяснил, но зачем-то обвинил во всех грехах и ушёл с жабьей ухмылочкой. Наверное, бедняга просто не знает старинной китайской поговорки: «Не дёргай тигра за усы, тигр может не понять». Что ж, из страны нам нельзя уезжать, а жаль…Я как раз хотел предложить смотаться в Америку, думал нам всем – тебе, мне, Шерлоку – это пойдёт на пользу, а нет. В другой раз, верно? Разберёмся с САФМ, поймаем призрака пса и уничтожим детектива Уилкокса. Как тебе план, тигр? Майкрофт покачал головой. Его тошнило и знобило, в общем, самочувствие было хуже некуда. Вероятно, сказывались бессонная ночь, смерть близкого человека и полная безысходность. У него буквально отняли и запретили достойно проводить в последний путь маму. В связи с чем, нервный срыв – вот, что его ожидает в недалёком будущем. Но думать о себе и о том, как дальше жить, Майкрофт по понятным причинам не мог, в очередной раз пуская всё на самотёк. – Для начала, – Майкрофт тяжело вздохнул, – надо проведать Шерлока. Даже представить себе не могу, что у него сейчас происходит в душе.***