Dirty little secret
Dirty little lies
Эвелин не любила рассказывать о своём детстве и юности, но благодаря найденным на чердаке дневникам в доме прабабушки, я знал больше положенного. Она была единственным и нелюбимым ребёнком в семье авторитарных родителей, которые требовали послушания, идеальных оценок, максимальной загруженности как в учёбе, так и во внешкольной деятельности. Из всех родственников тёплые отношения она поддерживала только с бабушкой вплоть до её смерти. Одержимость Египтом наступила в раннем детстве после просмотра фильма «Клеопатра» с Элизабет Тейлор, именно тогда маленькая Иви загорелась идеей стать археологом. Она часами просиживала в городской библиотеке, изучая всё, что так или иначе было связано с историей древнего царства. Первые дневники пестрили кривыми иероглифами, зарисовками пирамид и записями о прочитанном на досуге. После окончания школы, Иви поступила в Чикагский Восточный университет с академической стипендией, которая покрывала половину стоимости обучения, но родители отказались оплачивать остальную часть. Они никогда не воспринимали всерьёз её увлечение Древним Египтом и хотели для дочери другого будущего, надёжнее и проще. Тогда Эвелин приняла единственное верное решение: свела на «нет» общение с родственниками, переехала в общежитие и нашла подработку официанткой неподалёку от университета. Денег постоянно не хватало, дни сливались в однообразный нескончаемый поток, на сон оставалось лишь пару часов. Невыспавшаяся она шла на занятия, затем бежала на подработку, а после окончания рабочего дня брела в общежитие и делала задания до глубокой ночи. Неизвестно, сколько бы Иви продержалась в таком бешеном ритме, если бы не знакомство с Деметриусом Милесом, отцом Лукаса. Молодой мужчина часто заходил пообедать в кафе, после трапезы оставлял щедрые чаевые миловидной официантке, та в свою очередь старалась обслужить посетителя по высшему разряду, всегда просила поваров приготовить заказ вне очереди и повкуснее. Слово за слово, они познакомились, разговоры постепенно из дежурных перешли на более личные. Деметриусу было двадцать три года, он недавно вернулся из Нью Йорка с женой и маленьким сыном, чтобы начать свой бизнес, связанный с морскими перевозками. Узнав о положении Эвелин, новый знакомый пообещал поговорить с отцом, Тиберием Милесом, который преподавал на историческом факультете в Чикагском университете, узнать есть ли какие-то дополнительные программы финансирования для студентов. Звёзды сошлись, молодой студенткой по рекомендации Тиберия заинтересовался Мельхиор. Они взяли на себя все расходы за обучение, но взамен, согласно условиям контракта, Эвелин Максвелл обязывалась работать на них после выпуска ещё десять лет с дальнейшей возможностью продления контракта. И она была счастлива, не уставая благодарить небеса за то, что послали Деметриуса. Теперь можно было оставить подработку и полностью сосредоточиться на учёбе. Иви училась с рвением и энтузиазмом, впитывая знания как губка, участвовала во всех конференциях, ездила летом на раскопки, не упускала ни единой возможности доказать Мельхиору, что они не ошиблись — именно она достойна финансирования. И всё было бы хорошо, если бы на вечеринке в честь дня рождения Деметриуса не появился Рафаэль Лугару. Статный, дерзкий, обходительный, он врезался ей в сердце и мысли с первого взгляда, как искра ослепила и прорезала обыденность, пробудила спящую юную женственность. Эвелин утонула в этих отношениях, которые продлились около года. Несмотря на семилетнюю разницу в возрасте, с Рафаэлем она чувствовала себя на своём месте, уравновешивая горячего Лугару. Казалось, так будет всегда, пока в один прекрасный день Рафаэль не исчез. Поначалу паники не было, Иви просто ждала, иногда возлюбленный мог не появляться несколько дней, она привыкла. Потом начала ненавязчиво спрашивать друзей и знакомых, никто ничего не знал, в итоге девушка не выдержала и буквально припёрла Деметриуса к стенке, устроив допрос с пристрастием, уж он-то точно знал куда делся его друг. Тот с видом побитой собаки сознался, что Рафаэль женился и покинул Чикаго, пытался объяснить, что у друга не было выбора, что в их случае браки заключаются очень заранее и это святая обязанность продолжения рода, но разве от этого становилось легче? В дневнике мать писала, что это было похоже на помешательство. Сравнивала тот период с непроглядной тьмой, когда украли жизненный свет, что наполнял, и внутри всё покрылось чернотой словно вязким мазутом, так просто не отмыть, не избавиться. Куда бы они ни шла, где бы ни находилась, в мыслях всегда был Рафаэль. «Это та самая разрушительная любовь, после которой от человека остаётся только выжженное пепелище, нужно время, невероятно много времени, чтобы на мёртвой земле вновь распустились цветы. Как же хочется перестать чувствовать, вырвать эту непрекращающуюся боль, уничтожить, стереть и никогда не вспоминать». Она полностью сфокусировалась на учёбе, ни на что не отвлекаясь, игнорируя поток ухажёров, пресекая даже малейшие попытки сблизиться. Иви не могла уйти в запой или депрессию, не могла уехать на край света, чтобы начать сначала, были обязательства, которые нужно выполнять. Пусть Рафаэль катится к чёрту, больше её сердце не испытает подобных потрясений, предательство стало тем уроком, который она нехотя выучила наизусть. В конце концов он ничего не обещал, не давал никаких клятв, какие могут быть претензии? Шло время, иногда становилось легче, Эвелин закончила учёбу с отличием и уехала в Египет по указанию Фабриса. Там она встречает Генри Холла, руководителя раскопок, которому будет ассистировать почти два года, и незаметно для себя начинает испытывать к нему симпатию. Многим позже она признавалась, что чувствовала себя паршиво, связываясь с женатым мужчиной. Её не остановило то, что он давно состоял в браке, имел двоих детей, не остановила приличная разница в возрасте, она вообще не думала о том, что будет какое-то продолжение, тем более последствия. Хотелось забыться здесь и сейчас, почувствовать пусть и призрачную, но любовь. Беременность стала неожиданным и неприятным сюрпризом, как гром среди ясного неба. Эвелин так растерялась, что первым делом позвонила Ренье, обсудить и решить, как действовать: рожать или делать аборт. — Я могу забрать ребёнка в счёт долга, — трубка приглушённо передавала знакомый голос. — Зачем? — удивилась Эвелин. — Воспитаю, дам хорошее образование, работу. — Под работой ты подразумеваешь регулярную выкачку крови? — предположила Иви. — Нет, mon cœur, это создание я буду лелеять и любить как собственное, — устало вздохнула трубка. — Это лучше, чем убить зарождающуюся жизнь. Так что хорошенько подумай, в дальнейшем ты можешь пожалеть о своём решении. Этот разговор заставил Эвелин задуматься, чего же она хочет на самом деле? Работать на вампиров до скончания века, поскольку это было интересно и хорошо оплачивалось, или же открыть новую главу в жизни, трудную, но неизведанную? В каком-то смысле я должен быть благодарен Фабрису, что не дал матери сбиться с пути, тем самым сохранив мне жизнь. Она ничего не сказала Холлу по поводу своего интересного положения, собрала вещи и накануне отъезда известила, что срочно вылетает в Чикаго по требованию руководства. Больше они никогда не виделись. Генри Холл скончался, когда мне было пятнадцать, я никогда его не видел и не жалею об этом. Мать отзывалась о нём положительно, говорила, что это был добрый, ласковый, заботливый и в каком-то смысле любящий человек, но семейного будущего у них всё равно не могло быть. Судьба вновь столкнула её с Рафаэлем, когда погибли родители Лукаса. Иви поддерживала с ними связь все эти годы, частенько гостила, когда приезжала в отпуск или между раскопками, гуляла и играла с маленьким Лукасом. Тема Лугару избегалась всеми возможными способами, но иногда в разговорах общих знакомых всё же проскальзывали мелкие детали о жизни бывшего возлюбленного. Эвелин прекрасно научилась демонстрировать холодное равнодушие, пока на душе острыми коготками скребли сотни кошек. Когда она узнала, что у Рафаэля родился сын, то сжала бокал шампанского так сильно, что стекло треснуло и раскрошилось, поранив ладонь, лицо при этом оставалось бесстрастным, а сердце заходилось в бешеной агонии ненависти. Сын! Думаю, именно тогда на пути возник Генри Холл, на его месте мог быть кто угодно, кто-то, кто мог помочь зализать старые раны, обогреть, приласкать. Смерть Милесов подкосила мать, они были не просто близкими друзьями, целой семьёй, которая поддерживала, всегда ждала её приездов и искренне радовалась достижениям в отличии от родителей. Проигнорировать похороны не представлялось возможным, она обязана там присутствовать, принимая тот факт, что там появится чета Лугару, скорее всего в полном составе. Она писала в дневнике по этому поводу, как страшно встречаться с прошлым, когда не знаешь, как отреагируешь, и в то же время любопытно посмотреть на его жену и сына, увидеть самого Рафаэля, как сильно изменился и возмужал. Стал ещё красивее или же брак на него повлиял благотворно, добавив лишних килограммов и начинающееся облысение. Начало октября выдалось тёплым и сухим, белые надгробия тянулись ровными рядами среди зелёного газона, ветер гулял повсюду, то касался ног, то взметал локоны вверх, портя причёску, священник монотонно читал молитву, нарушая тишину кладбища. Эвелин стояла позади собравшихся, прикрывая округлившийся живот полами тёмного пальто, и выискивала взглядом лишь одного человека. Рафаэль стоял справа, в первом ряду, держал за руку маленького Лукаса. Несмотря на потерю друга, держался отстранённо и аристократично, и не скажешь, что всего несколько лет назад этот мужчина носил потёртую кожаную куртку с рваными джинсами, курил и пил как чёрт, гонял на байке как угорелый. Время безжалостно забирает старых нас, трансформирует и превращает в кого-то иного, в тот момент Эвелин видела другого Рафаэля, чужого, но не менее прекрасного и притягательного. Когда падре закончил прощальную речь и первым бросил цветок в могилу, за ним последовали поочерёдно все гости. Иви шла последней, подойдя к краю могилы, разжала пальцы, дав белым лилиям соскользнуть на тёмные деревянные гробы, после чего собрала волю в кулак, направилась к Лукасу и Рафаэлю. — Прими мои искренние соболезнования, — она чуть склонилась и взяла мальчика за руку. Лукас молча кивнул, глаза опухли и раскраснелись от слёз, нижняя губа чуть подрагивала. Он был таким беззащитным, этот девятилетний ребёнок в чёрном смокинге, с зачёсанными набок светлыми волосами, так сильно похожий на своих родителей. Иви чуть не зарыдала вместе с ним, ощущая огромную дыру в груди от потери, поэтому быстро обняла и прижала мальчика к себе, до последнего не желая признавать, что его родителей больше нет. Человек, который протянул руку помощи в безвыходной ситуации и тем самым подтолкнул к краю пропасти, умер первым, хотя она никогда бы не посмела никого обвинять, тем более Деметриуса, ведь выбор был добровольным. Рафаэль стоял так близко, что какой бы тщательной не была подготовка, как бы Иви не убеждала, что чувства прошли, один его взгляд сломал все защитные барьеры, бросив молодую женщину назад во времени. Сколько раз она представляла эту встречу, сотни, тысячи? Сколько колких, язвительных словечек и фраз припасла в своём арсенале, чтобы плюнуть ими как отравленными дротиками? И всё зазря, сердце проснулось от долгого сна, затрепетало и отбилось гулким молотом, разрушая вокруг неё стеклянный защитный купол. — Иви… — только и успел выдохнуть бывший возлюбленный, как она отрицательно мотнула головой. — Не надо. Говорить стоило тогда, до трусливого побега из города, до того, как предал и бросил меня в неизвестности. — Я поступил как подлец, признаю, но не мог сказать тебе о помолвке. — А стоило бы. И желательно до того, как я в тебя влюбилась, отдав всё, что было. Слышала, у тебя родился сын, поздравляю. — Спасибо, да, сын родился, но я остался вдовцом, — отстранённо сказал он. — Мои соболезнования, — несмотря на ненависть к неизвестной женщине, Иви никогда и никому не желала смерти, но и сочувствия не испытывала. — Спасибо. Иви, я никогда не любил её… — Это не моё дело. — Я искал возможность увидеться все эти годы, потому что никогда не забывал, не прекращал любить тебя. Она промолчала, раскрыла объятия, выпуская уставшего Лукаса, тот напоследок взял её за руку и прошептал: — Когда он родится, ты приедешь? Хочу на него посмотреть. Она мягко улыбнулась и утвердительно кивнула, после чего мальчик оставил взрослых наедине. — Ты беременна? — удивлённо спросил Рафаэль. — Представь себе, не только у тебя жизнь продолжается, — язвительно заметила мать. Она не раз признавалась, что злорадство доставляет ей самое что ни на есть чистое довольство, в тот момент она смаковала выражение лица Рафаэля, знала, что вогнала остриё мести очень глубоко и подло торжествовала. Грех, но такой приятный. — Но… От кого? — Это не твоё дело, Рафаэль. Я здесь только из-за Милесов, отдать дань уважения друзьям, поддержать Лукаса, насколько это возможно. Поезд ушёл, выяснять отношения, которых давно нет — глупо. Кстати, кто теперь будет воспитывать мальчика? — Я беру его под опеку. Тиберий скончался полгода назад, другим родственникам не могу доверить ни мальчика, ни наш с Деметриусом бизнес. — Позаботься о нём как следует, он чудесный ребёнок, — она проверила наручные часы. — Извини, пора бежать, ещё на работу нужно успеть, — улыбнулась на прощание и направилась к выходу с кладбища, уверенная, что последнее слово осталось за ней.***
Фабрис как-то сказал, что Эвелин сильна духом, как бы сильно жизнь и обстоятельства не скручивали, не давили, эту женщину нельзя было сломать, даже подчинить полностью невозможно. Она словно прочная пружина, рано или поздно восстанавливалась. «Таких людей нужно загонять в угол, не оставляя выбора, только так можно добиться желаемого, если не отдают добровольно» — двусмысленно произнёс он, смотря на меня немигающим взглядом. Тогда, будучи подростком, я не понял, что он имеет ввиду, зато в полной мере осознал сегодня. Первые минуты в машине растягивались в молчании, никто не решался его нарушить. Эвелин вцепилась в руль мёртвой хваткой так сильно, что костяшки побелели, а я размышлял, хочу ли в действительности знать правду, жажду ли раскрытия тайн и секретов, которые годами лежали на дне и сейчас должны были быть подняты на свет божий. Появилось неприятное предчувствие, которое холодком разлилось по низу живота, скручивалось в тугой узел. Я не хотел знать, но не мог попросить остановиться. — Помимо контракта с Мельхиором у меня есть личное соглашение с Фабрисом, — начала она. Поток машин был плотным, кондиционер шумно выдувал холодный воздух, но я не видел и не слышал ничего вокруг, сконцентрировав всё внимание на голосе матери. — Когда мы вновь сошлись с Рафаэлем, это очень не понравилось Ренье, точнее даже взбесило, но предъявить он ничего не мог, работа выполнялась в срок, я ездила всюду, куда отправляли и никогда не пререкалась. Они с Рафаэлем и до этого случая были не в ладах, а после нашего с тобой переезда в особняк стало хуже некуда. Наверное, так бы и длилось, если бы не переходный возраст Лукаса, тогда ему было настолько плохо, что все боялись летального исхода, он мог не пережить подобного… — Что ты сделала? — Тогда я впервые уехала на полугодичные раскопки, оставила тебя на попечение Наны, Рафаэль тонко намекнул, что лучше остаться в доме под охраной, чем с прабабушкой, мало ли что. Были опасения, что Фабрис может тебя выкрасть. Вернувшись, узнала, что у Лукаса начался переход и, конечно же, устроила скандал…***
— Ты в своём уме?! — кричала Эвелин, расхаживая по кабинету старшего Лугару. — Он не может это контролировать, и ты не придумал ничего лучше, как затолкать мальчика в подвал? — А что мне оставалось? Мы никогда с подобным не сталкивались прежде. В психушке было бы ещё хуже. Успокоительное не действовало, он покалечил троих, один в больнице в тяжёлом состоянии. Ты хочешь, чтобы под раздачу попали остальные дети? — резонно заметил он, тут же остудив её пыл. — Нет, конечно, нет! Но так нельзя, он уже не ребёнок, но ещё и не взрослый, это слишком жестоко. Может есть другие варианты, — она закусила губу и нахмурилась. — Позволь увидеть его. — Исключено, — отрезал Рафаэль, откинувшись в кресле. Он не видел жену полгода и всё, о чем он мог думать сейчас, это как сегодня будет заниматься с ней любовью. От одной мысли по его телу прокатилась волна сладкой истомы, мужчина прикрыл глаза, представляя её стоны, как её бёдра и руки будут обнимать его, вжимаясь в тело с каждым новым толчком. Эвелин прочитала между строк, тут же гибкой кошкой неторопливо и мягко приблизилась к мужчине. У каждого есть свои рычажки, за которые можно подёргать, чтобы добиться желаемого. Хитро улыбнувшись, она чуть приподняла юбку, влезла на стол, прямо напротив искушённого мужчины, раздвинув ноги, приоткрыв его взору нежную, розовую, такую желанную плоть. — О, господин Лугару, исполните мою просьбу, и я не оставлю вас без награды, — томно прошептала она, опуская руку ниже, лаская себя, дразня наблюдателя. Конечно же, он уступил, она умела просить и бессовестно пользовалась тузами, спрятанными в рукаве. Ещё с момента знакомства было очевидно, что Эвелин Максвелл не просто конфета в яркой обёртке. Внутри была такая загадочная начинка, которую даже спустя десяток лет Рафаэлю не надоедало вкушать. Она прекрасно осознавала, что имеет если не полную, то ощутимую власть над этим опасным мужчиной, поэтому злоупотребляла ей только в крайних случаях. Лукаса держали в одной из камер на цокольном этаже, войдя в которую Эвелин поёжилась от холода. Она попросила принести тёплое одеяло и горячий чай, а затем медленно приблизилась к подростку. Парень лежал неподвижно на левом боку, отвернувшись к стене, казалось, что он спит, но Иви догадывалась, что он прислушивается к её движениям. — Лукас, это я, — спокойно заговорила женщина. — Присяду на краешек, можно? Он еле заметно кивнул, позволяя ей плавно опуститься рядом. Эвелин не торопилась, выжидала, давая время привыкнуть к её присутствию. — Ты замёрз, наверное, я попросила одеяло принести. Как себя чувствуешь? — так же тихо спросила она. — Паршиво, — бесцветно ответил Лукас. — Можно коснуться тебя? — она подбиралась аккуратно и осторожно, чтобы не разозлить подростка. Снова кивок. Иви протянула руку, слегка подавшись вперёд, потрогала холодный лоб, убедившись, что температуры нет. Как раз принесли термос с чаем, что-то перекусить, пуховое одеяло положили на край кушетки. Лёгким кивком головы Эвелин попросила всех удалиться и закрыть дверь. — Лукас, давай обсудим возможные варианты решения, если ты не против. Постарайся держать себя в руках, чтобы не навредить никому из нас, я сейчас развяжу тебя, — она поглаживала его по руке, успокаивая, убаюкивая. Ему так не хватало простого человеческого тепла, что он беззвучно заплакал, только небольшая дрожь выдавала этот момент слабости. Всё было понятно без слов, скинув обувь, Иви улеглась рядом, укрыв их обоих одеялом. Он чувствовал тепло её тела, нежно обнимающую руку, единственную за эти долгие недели. Эвелин что-то шептала, обещала, что всё наладится, этот кошмар обязательно кончится, просила лишь набраться терпения. Когда Лукас успокоился, она развязала его, помогла размять затекшие руки и усадила на койке, обернув в одеяло, как маленького ребёнка. Налила чай в крышку термоса, пододвинула тарелку со сладкими спиральками мешамбек, которые так любил Лукас. Подросток сразу же отправил несколько штук в рот и, предварительно подув, с удовольствием отхлебнул горячий напиток. Разговор длился недолго, Эвелин кратко изложила свою идею, как можно помочь Лукасу, для этого требовалось непосредственное участие Мельхиора. — Я уже позвонила Фабрису, обрисовала суть проблемы, для того, чтобы понять, как можно помочь, нужен личный визит, тогда они смогут провести нужные тесты. Лукас испуганно взглянул на женщину и шёпотом произнёс: — Но это же вампиры, Рафаэль не позволит им вмешиваться в дела клана. — Об этом не беспокойся, все вопросы между Рафаэлем и Фабрисом улажены, нужно только твоё согласие, — Эвелин улыбнулась, вновь ободряюще погладила его по спине. — Ты ни в чём не виноват, запомни, эти глупые волки просто испугались и решили проблему как смогли. Со временем обязательно научишься контролировать Силу, но сейчас нам как никогда нужна помощь извне, — она говорила мягко и уверенно, стараясь не давить на приёмного сына. Лукас колебался, Эвелин видела это, поэтому предложила вернуться к разговору, когда он всё тщательно обдумает и примет решение. Но провести ещё пару дней в одиночке было перспективой не из лучших, за неимением других вариантов, Милес согласился. В день поездки они покинули дом вдвоём, без свидетелей, было очень важно, чтобы ничто не провоцировало подростка. Рафаэль предложил очевидное решение — смирительная рубашка, он боялся за жену, но Иви лишь смерила его испепеляющим взглядом, повторив просьбу — убрать всех с дороги и не мешать. Ехать пришлось на запад больше часа, особняк Фабриса располагался в глубине лесопарка, скрытый от любопытных глаз. Пока они ехали, слушали радио, подпевая знакомым песням, играли в слова, даже заехали перекусить в Макдоналдс. — Господин Ренье не боится, что я расскажу Рафаэлю, где он живёт? — спросил Лукас, когда изящные кованые ворота открылись, пропуская машину на закрытую территорию. — Нет, ты забудешь момент приезда и отъезда. — Так значит слухи не врут, он и правда может стирать память? — поразился подросток. — Не только он, любой сильный вампир может овладеть этим даром, но на это требуется очень много времени, не все доживают. Машина плавно катила по аллее, вдоль которой стройным рядом были высажены тсугии остановилась на пятачке, покрытом гравием, где у входа в особняк их встречал сам хозяин дома. Лицо мужчины излучало доброжелательность и интерес, он внимательно буравил Лукаса карими глазами, на губах застыла дежурная улыбка. Пышные тёмные кудри были собраны в хвост, костюм-тройка отлично сидел на стройной фигуре, он выглядел очень молодо, но Лукас чувствовал, что это обман, ширма для отвода глаз. Он ощущал исходящую от Фабриса Силу, которая подтверждала, перед ним стоял опасный представитель другого вида. — Ах, mon cœur, мы не виделись целую вечность, — мужчина раскинул руки, в ожидании Эвелин, и она бесстрашно шагнула вперёд, позволяя заключить себя в объятия. Лукас напрягся, готовый броситься на защиту чести маленькой женщины, но не потребовалось, вампир лишь слегка сжал её и тут же отпустил. — Тебе не о чем беспокоиться, Фабрис не навредит нам, — она взяла Лукаса за руку, заметив его беспокойство. — Так и есть, юный господин Милес, мы вам не враги, в данной ситуации — это взаимовыгодное сотрудничество. С вас материал, с нас решение проблемы, — мужчина продолжал доброжелательно улыбаться и даже немного развеял Силу, чтобы успокоить гостя. Внутри особняка царила мёртвая тишина. Приглушённый свет еле освещал ступени широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Фабрис, как услужливый лакей, шёл чуть впереди, вёл гостей за собой. В длинном коридоре на стене стройным рядом висели портреты хозяина дома в исполнении разных художников. «Сколько же ему лет? Ничуть не изменился!» — думал Лукас, переводя взгляд от портрета к портрету. — Ты здесь один, как и договаривались? — уточнила Иви. — Конечно, всё как ты хотела, mon cœur. Ваши спальни готовы, нас никто не потревожит. Забор биоматериалов буду проводить самостоятельно, а водитель отвезёт в лабораторию. Не о чем волноваться, — певуче ответил вампир. — Я перед тобой в неоплатном долгу, — серьёзно произнесла Эвелин. Фабрис ничего не ответил, взгляд его карих глаз был более красноречив. Даже Лукас почувствовал, что одной благодарностью глава Мельхиора не ограничится. Не сейчас, так позже, исходящее желание щекотало ноздри и горло. — Иви, ты уверена, что нам стоит соглашаться? — неуверенно прошептал Лукас. Ведь если начнётся война из-за женщины, которую можно было предотвратить, это будет отчасти его вина. Она и сама прекрасно знала, что Мельхиор ценил не только её заслуги вкупе с обширными, узконаправленными знаниями, но также имело место быть особое отношение Ренье к её персоне. Третьим лицам об этом знать не следовало. — Давай сосредоточимся на деле, а об остальном подумаем завтра, — она лучезарно улыбнулась, сжав ладонь приёмного сына. — Если вопрос будет только в крови, я без проблем отдам сколько нужно. — Не похоже, что дело только в ней… — заметил Милес. Иви ничего не ответила, но знаками показала, что стоит закрыть тему, у вампиров острый слух, лучше не обсуждать подобное при Фабрисе. Тогда ещё никто не знал, что за день до приезда Эвелин и Ренье уже заключили договор.***
— Прости, что? — она не верила своим ушам. — Ты всё прекрасно расслышала, Эвелин, — дружелюбный тон Фабриса сменился на деловой, сейчас перед ним стояла не просто подчинённая, не наёмный работник, а женщина, которой требовалась помощь. И эта помощь стоила очень дорого, соразмерно возможностям Фабриса. Он сидел, закинув ноги на стол, неторопливо хрустел огромным красным яблоком. — Я не могу стать вампиром, как тебе это только в голову пришло? — Почему не можешь? В чём же проблема? — он улыбался, но улыбка не предвещала ничего хорошего. — Потому что я воспитываю троих детей и живу с ликаном, сам знаешь! Потому что по трудовому контракту я могу подать заявку на переход, но не сделала этого, поскольку просто не хочу становиться вампиром. — Что плохого в том, чтобы стать вампиром? — Фабрис забавлялся, разглядывая её раскрасневшееся лицо, мечущиеся в беспомощности глаза. — Не запутывай меня. Речь не о «плохо» или «хорошо» и не о «правильно» или «неправильно», я просто не хочу жить вечно. Моё право родиться человеком и умереть им же. — Согласен полностью. Но ты просишь помощи, а я не помогаю безвозмездно. — Хорошо, но объясни в чём резон такого условия? Зачем тебе это нужно? Я готова работать на тебя бесплатно или вплоть до смерти, что угодно! — Хочу, чтобы ты была рядом, считай, это моя маленькая прихоть, — он неопределённо пожал плечами и широко обезоруживающе улыбнулся. — Неужели так сильно жаждешь досадить Рафаэлю? — опешила Эвелин. Никогда прежде она не видела Фабриса в амплуа конченного эгоиста. — А кто сказал, что дело именно в Рафаэле? — вампир опустил ноги, выбросил огрызок и смял салфетку, вытирая подушечки пальцев от сладкого сока. — Может, всё это время меня интересовал совершенно другой человек? — он приблизился к женщине, заглянул в ярко-зелёные глаза, заставив её отвести взгляд. — Тогда почему раньше не сказал? У тебя было столько возможностей, — Иви набралась смелости и задала вопрос, который давно тревожил её. Раньше были только намёки, теперь пошла конкретика. — Не хотел торопить события, для меня течение времени происходит чуть иначе, не думал, что твой бывший любовник так быстро провернёт рискованную авантюру. И не думал, что ты согласишься на его предложение. — Иначе никак, да? — Увы-увы, только так, — вампир мурлыкал словно довольный кот, уже было понятно, что Эвелин Максвелл согласится. — Хотя… Можешь вместо себя отдать юного Максвелла, как я предлагал в самом начале. — Нет, сына не отдам, — твёрдо отрезала Иви. — Хорошо, будь по-твоему, — обречённо выдавила она спустя несколько мгновений. — Чудесно, я рад… — Но прошу отсрочку исполнения, — быстро вставила Эвелин, пока вампир не успел отойти от радостной вести. — Отсрочку? — искренне удивился он. — Нужно убедиться, что проблема Лукаса решена. И пока что не могу оставить Габриэля, он ещё маленький, я и так буду видеть его лишь раз в несколько месяцев. — Хорошо, тогда, чтобы было всё честно и прозрачно, предлагаю закрепить наше соглашение, — Фабрис коснулся пальцами собственных губ и хитро улыбнулся. — Как именно? — С помощью посредника, которым выступит ведьма. — Поясни. Должен же быть подвох, — Иви нахмурилась. — Каждый озвучит свои требования, после чего ведьма закрепит их при помощи чар. Если кто-то не выполняет обещанное, его ждёт наказание, — охотно разъяснил вампир. — И каким же оно будет в нашем случае? — Смерть.***
— Не могу в это поверить, — я произнёс это непослушным ртом, искорёженным голосом с заметными нотками ужаса. — Скажи, что ты отказалась! Мать отрицательно покачала головой, грустно взглянув на меня. — Прости, нельзя было иначе. Я не могла отдать тебя, не могла бросить Лукаса, таким образом вернула долг его отцу, ведь он единственный помог в самую трудную минуту. — Опять чёртов Лукас… Хорошо, ладно, давай поговорим с Ренье, попросим перезаключить контракт? Я готов заменить тебя. — Нет, — отрезала мать. — Это только между мной и Фабрисом, ни ты, ни Лукас не должны нести ответственность за принятые решения. Она быстро повернулась ко мне, считала выражение лица и вновь отдала внимание дороге. — Лукас не виноват, Габи. Что бы не произошло между вами, на самом деле он одинокий и потерянный ребёнок, на долю которого выпало много испытаний. Если бы не Ренье, не знаю, как бы мы справились… Лукас очень… Необычный ликан, — она старалась подобрать нейтральные слова. — А что сказал отец, когда узнал об этом? — я сменил тему, меньше всего сейчас хотелось говорить о Милесе. — Он пока не знает, — смутилась Иви, не отрывая взгляд от дороги. — То есть ты не сподобилась ему сказать за всё это время? — задохнулся я то ли от нервов, то ли от комичности ситуации. — А когда срок исполнения? — Осталось меньше двух лет, я должна сделать переход до пятидесяти. — Собираешься его вообще известить? — Нет. Зачем отвлекать его от важных дел и вереницы молоденьких любовниц? Пусть хоть кто-то из нас пребывает в блаженном неведении. — А как же последствия? Он будет в бешенстве. — И что он сделает? Подаст на развод? — расхохоталась мать. Похоже, реакция мужа волновала её меньше всего. Аэропорт Каира не был загружен, отчего казался особенно тихим сегодня. Мы встали у колонны, неподалёку от стойки регистрации, чтобы по привычке никому не мешать. Я медлил, разглядывая мать, уже заранее начинал скучать. Неизвестно, когда увидимся в следующий раз. — Береги себя. Надеюсь, свидимся до точки невозврата. — Постараюсь обернуться побыстрее, — выдохнул в ухо Эвелин, обнимая её на прощание. — Что сказать Лукасу? — Правду. Что я уехал, и ты понятия не имеешь куда. — Чувствую, получу нагоняй, что намекнула о приезде. — На самом деле он говорил об этом перед отлётом, но я до последнего надеялся, что передумает, и мы сможем побыть вместе подольше. — Что ж, надеюсь, вы найдёте нужные слова, чтобы объясниться потом, — она взяла меня за руку и как-то отчаянно сжала. — Напиши, как сможешь, письмом или смс. — Кстати, вот мой телефон, как вернёшься домой, оставь в моей комнате, ладно? — я отдал мобильник и выдвинул ручку чемодана, готовый идти к стойке. — Конечно, дорогой, — поцелуй на прощание, и Эвелин, не оглядываясь, направилась к выходу. Я загасил чувство вины в зачатке, сейчас не время и не место для самобичевания. Пока мы ехали в машине, удачно ухватил билет на ближайший рейс до Амстердама, там гляну варианты и решу куда следует отправиться. Одно было ясно точно, убраться следовало как можно дальше и побыстрее. Передав документы сотруднику за стойкой, затаил дыхание, молясь, чтобы он не заметил подделку. Получив посадочный талон на имя Эша Фоксвелла, внутренний оптимист преисполнился, тут же распланировав как мы отлично поколесим по миру в ближайшие годы, но реалист постоянно добавлял ложку дёгтя, напоминал, что шансы на такое безоблачное развитие событий равны нулю. Зная Лукаса, мой молчаливый побег его не успокоит, а только сильнее разозлит. Посадку объявили через полчаса, только заняв положенное место и ощутив, как шасси отрываются от земли, я выдохнул. Вороний черепок, поначалу приятно холодивший грудь, нагрелся и теперь не ощущался, словно слился с телом. Впереди маячила неизвестность, наполненная яркими событиями, наконец, можно было вздохнуть полной грудью и выяснить, каково это быть самим собой.