Сердце Манадру

Огромный прозрачный потолок смыкался над головой полукругом, и сквозь его стекло светили звезды. Вокруг него была непроглядная тьма, и только слышалось в ней монотонное гудение бесчисленных механизмов. За стеклом то поднималось, то опускалось гигантское крыло, светящееся маленькими красными предупреждающими точками, и это движение пугающе завораживало.  Наверное, Манадру был темным магом, умеющим идти против всех законов, совершать немыслимые нарушения, оставляя всех в дураках. Поэтому Мафату сейчас был тут. По идее, женихи не должны видеть друг друга до свадьбы, проходящей на родине старшего супруга. Свадьба будущих королей была связана с множеством обычаев и запретов, и Мафату не мог вспомнить ни одного не нарушенного его женихом, когда он увез его в день формальной помолвки. Но даже сейчас, на этом корабле, все не важно. Не так важно, потому что течка вернулась.  Мучительно, жутко и невыносимо было ему теперь лежать прижатым телом крепко спящего альфы, чувствуя, как ниже живота все ноет и горит. Нет, не крутит, как тогда, не ломит, это не больно, теперь это сладко и невыносимо.  Мафату был краснее вареного рака. Ему ужасно хотелось потереться о бедро Манадру, и смущение от этого желания просто парализовало его. Манадру не спал две ночи, и теперь не просыпался даже от запаха течки. Впрочем, он лежал не шевелясь только сначала, а потом вдруг резким движением перевернулся на живот, прижав омегу к матрасу. Его бедра были напряжены и вжимались в пах мальчика, но лицо было совершенно расслаблено, только дыхание слегка сбилось. Сколько раз Мафату говорили - слушайся врачей, сколько раз почти пытками пытались вытянуть из него причину его многочисленных отказов! А теперь все обернулось так ужасно! Нет, ситуация была действительно критическая. Течка проходила ненормально. Мафату принял решение выбраться из-под Манадру. Это было непросто, ведь не только движения, но и запах, который из-за них чувствовался еще сильнее, мог разбудить жениха. Итак, Мафату отодвинулся на край кровати, сам себя лишив одеяла, и глядел на стеклянный потолок, наблюдая как корабль взмахивает своим гигантским крылом. Наконец он совсем озяб и встал, надеясь, что это поможет развеяться и согреться. Приятное томление снова потихоньку стихло. Течка совершенно точно была какая-то ненормальная. Мафату знал, что это означает.  Именно это и беспокоило его. Он - больной! Порченый! Сможет ли он в таком состоянии выносить ребенка для Манадру? Будут ли у него вообще течки потом? Получается, он, Мафату, обманщик! Ни на что не годный больной омега. Что же скажет Манадру, когда поймет это? Нет, конечно, он не прогонит его. Наверное, даже будет жалеть и успокаивать. А потом пройдет время, и дроу найдет себе другого омегу - чтобы произвел на свет наследника.  Колени Мафату подогнулись, когда он представил, как руки Манадру гладят обнаженное тело какого-то другого безликого омеги. Мальчик бессильно опустился на ковер с длинным ворсом, хватаясь за голову. Что же он наделал... Считая за счастье умереть и превратиться в птицу, он спугнул настоящее, неподдельное счастье. Оно, конечно, есть - спит сейчас совсем рядом, но сам он - больной, неподходящий. Испорченный. Такого впору вернуть обратно отцу, но Манадру не такой. Все будет еще хуже - мальчик своими глазами увидит однажды закономерную измену.  Ну, то есть как - увидит? Конечно, присутствовать он при этом не будет, от него наверняка все утаят, но он почувствует, он-то точно почувствует. Черт! Ну что за мысли! Они ведь еще даже не обменялись клятвами, а он уже думает о супружеской измене! Скорее всего, его обязательно проверит медик, и констатирует бесплодие. Или еще какую-нибудь пакость. Тогда ни о какой женитьбе не может идти и речи. Его просто отправят домой. Его, принца с целой кучей личных врачей, выкинут как блохастого щенка. Бедный, бедный отец! Это ведь такой позор. После этого будет война, и погибнет огромное количество эльфов... Мафату пискнул и затрясся от рыданий. Он никогда не был такой размазней, каким стал теперь. С ним вообще творилось что-то страшное. Прольются реки крови. Из-за его отвратительной ошибки. Манадру отвернется от него, и, конечно, будет стрелять во всех пролетающих мимо птиц после его смерти. И один из братьев вызовет Манадру на поединок. И это будет смертельный бой за честь страны, кто-то погибнет.  Что-то перевернулось в животе, и все тело вдруг оцепенело, перед глазами что-то замелькало, и он уже не заметил, как повалился с колен на бок.  Он не мог вдохнуть. Из горла рвались жуткие хрипы, но потом и они прекратились, потому что воздух совсем закончился. - Мафату? - издалека, откуда-то из-под толщеи затекший в его легкие твердой колючей воды он услышал, как кто-то зовет его. - Мафату! Мафату! Черт знает что! А ну держись!.. Пространство булькало, пузырилось, и нагревалось, нагревалось. Жарко, и вокруг что-то бурлит, перетекает. Вода, кипяток, рыжий кипяток. Пошевелить бы рукой, пусть будет не так больно! "Буль-боуболбуль", - сказал какой-то низкий голос. - ...дет жар, - прорезалось отчетливо. - Я разотру его, позвольте. Или сердце просто не выдержит. "Бом-бул-бом-бом!" - громыхнуло что-то, потом все зашуршало, затекло, заметалось под горячим кипятком крепко сомкнутых век. - Не прикас....айтесь к нему! - голос был не знаком и очень зол, он на мгновение прервался в дрожащем от слабости сознании, словно его тоже окунули в воду, но он все равно эхом ударил по больному и утопающему слуху.  Что-то суетилось, это было неправильно, неприятно, слишком быстро. Мафату пытался ухватиться за что-нибудь, он хотел выплыть, но все так быстро появлялось и исчезало, одно сменяло другое с молниеносной скоростью, и мальчик путался, где верх а где низ, что из этого - образы мутного подводного мира, а что - отголоски звуков с ясной поверхности. - Мннн, - простонал он, сделав отчаянный рывок наверх. И вдруг почувствовал руки, такие прекрасные прохладные руки на горящих щеках. - Сейчас будет полегче, маленький. Я тут, я с тобой. Манадру! Это он! Мальчик пробормотал сам не зная что, пытаясь прильнуть к приятной прохладе чужого тела. - Он тянется к Вам, Ваша светлость, - сказал осторожный незнакомый голос, - я рекомендую Вам овладеть им этой ночью, или состояние может ухудшиться. Срыв произошел из-за течки. Бывает так: ты просыпаешься оттого что чем-то шокирован. А вот чем - не помнишь. Приснилось ли тебе что-то, или услышал сквозь сон? Можно опираться лишь на смутные пугающие догадки. Мафату вздрогнул и открыл глаза. Горел яркий горячий свет, и он ударил по зрачкам. Мальчик тут же зажмурился. - Оставьте нас, - снова сказал незнакомый холодный голос прямо над ухом Мафату. Теперь было очевидно, что говорит Манадру. Очевидно, но совершенно неузнаваемо.  Свет погас, шаги удалились. Омега только сейчас почувствовал дрожь, и с удивлением понял, что это не его... дрожь.  - Это был врач? - прерывающимся от страха голосом спросил мальчик, не открывая глаз. Ему отчаянно хотелось разбить эту ужасную тишину. - Ты сейчас попался и теперь не отвертишься, - ворвался в его правое ухо тихий шипящий шепот. - Даже если ты потеряешь сознание, даже если это слишком сильно для тебя... - Манадру! - взвизгнул мальчик и открыл глаза.  Ох, зря он это сделал. Ох и зря... Нет, свет погас с уходом врача. Дело было не в нем. Пожирающий взгляд чуть светящихся, как у всех дроу, глаз в темноте, испугал его и вдавил в кровать. Или во всем виноваты были руки, которые гладили его грудь? Правая терзала сосок, тот распух и покраснел. - Манадру! Мне страшно! Я боюсь. - Хочешь, я буду нежным?  Он вдруг нагнулся к его груди и исцеловал обиженный сосок, изласкал его языком и прижался носом к животу, чуть прихватывая кожу губами. А потом обрушил на мальчика шквал вдавливающих кусающих поцелуев, неумолимо подвигая подбородком резинку пижамных брюк. - Манадрууу-у! - взвыл он. - Ну что, что, хороший мой? Манадру оторвался от него, и поднял за плечи, усаживая перед собой на кровати. Его полубезумный сверкающий в темноте взгляд как-то странно метался, заглядывая то в один, то во второй глаз Мафату. - Тебе... нам нужно это сделать. Все будет хорошо. Сядь... вот так, да. Иди сюда. Мафату смущенно перебрался к нему на колени и почувствовал, что мужчина желает его. Твердое свидетельство желания упиралось ему в ягодицы. Мальчик постарался отодвинуться, но сильные руки вернули его на место, прижимая бесстыдно вплотную. - Что сказал врач? Что со мной?  Он обнял мужчину за шею. Словно это могло оградить его от чего-то плохого, если оно было. - Что омегу нужно беречь, - тихо ответили ему. Нежные ладони, нырнув под ночную рубашку, стащили ее. По голой коже поползли мурашки, а потом их разогнали все те же ласковые руки, которые теперь гладили плечи, лопатки, рисовали круги кончикам пальцев. Легко, едва касаясь. Мафату прижался еще крепче, мечтая, чтобы их тела срослись. Только тогда эта мука, возможно, прекратится.  - Давно-давно, тогда, когда горы умели шептать, а птицы пели на языке людей, шел по лесу усталый странник. Он странствовал долго, но не мог найти того, чего искал - настоящего счастья. Манадру продолжал двигаться и гладить спину мальчика, когда вдруг заговорил тоном бывалого сказочника. Мафату ахнул: отвлеченный бархатом голоса, он не ожидал, что руки рассказчика по-свойски лягут на его ягодицы. - Никого не было у него, и он искал ответ на один-единственный вопрос - откуда берутся родные и близкие? Он разговаривал с людьми и магами, с гномами и эльфами, многих он повстречал на своем пути, выучил все языки, но не обрел ни одного друга, потому что не был нужен никому. - Бедный странник, - расстроился Мафату, но потом вздрогнул всем телом: сказочник коснулся пальцем сморщенного колечка ануса, которое так долго томилось и пульсировало. От одного-единственного прикосновения оно обильно увлажнилось, а все тело прошила судорога.  - Но вдруг видит он: на лесной тропинке лежит раненная птица, не может поднять одного крыла. Он взял ее с собой, поил родниковой водой и кормил червями, которых копал у лесного ручья, и выздоровела птица, и превратилась в прекрасного эльфа. Так появился у странника дорогой друг, которому он был нужен как воздух. И поклялся он беречь свое счастье до конца жизни.  Все, кто узнавал его историю, тоже впредь отправлялись в путь - они хотели вечной любви. Но только тем давалась она, кто мог бы за нее ответить.  Но однажды странник обидел своего друга, и тот снова обратился птицей, улетел от него. За нарушенную клятву он не получил от судьбы никаких лишений и наказаний, но от этого было ему только хуже: нечем было искупить свою вину.  Манадру вдруг посмотрел прямо в глаза Мафату, и это заставило кружащуюся голову вмиг собрать все плывущие перед взглядом картинки в одну-единственную - сверкающие в темноте глаза, глядящие прямо, с вызовом. - И с тех пор пара дается только одна. Я тебе говорил - если альфа не нашел своего омегу, честь и совесть позволят ему быть только с бетой. А когда он нашел - горе ему, если не сумеет уберечь свое счастье. Мафату хотел что-то сказать, но гигантский шквал ощущений выбил все мысли из его головы, и они вырвались с криком из задышавшей часто-часто груди. Сказочник заговаривал ему зубы, а палец его тем временем пробрался в ноющее отверстие, раздвигая размягченные смазкой стенки. А потом шевельнулся, надавил изнутри. Манадру задвигал пальцем, входя и выходя наружу, успевая при этом нежно поглаживать вход.   Мафату, кричащий от неземного чувства, которое нельзя было назвать просто ощущением, повалился на спину. Ему тут же раздвинули ноги, но он, вздрагивающий и стенающий, не заметил этого. До его слуха доносились какие-то слова Манадру, но он не мог уловить их сути. - Я не знаю, что ты опять навыдумывал, но это совершенно точно чушь, потому что я принадлежу тебе без остатка, - прошептал мужчина, ритмично вводя ласкающий палец внутрь. Он постепенно все больше и больше надавливал вторым указательным пальцем на дырочку, пока наконец не ввел и его.  Действительно ли он верил, что Мафату слышит его, или просто сам не слышал себя, не понимал, что что-то говорит, подхваченный бешено крутящимся потоком? - Я весь твой, и все сомнения - такая же чушь, как лежать подо мной, желая меня, и терпеть это желание. Неужели ты стыдишься себя? Ты, самый красивый из светлых? - Мааа!!! - взвыл Мафату. Второй палец оратора медленно сгибался, в то время как другой продолжал входить и выходить, тоже сгибаясь и надавливая костяшкой на выходе. Мальчик метался, насаженный на пальцы, из него лилась смазка, капала на кровать. Мафату превратился в живую горячую похоть, которая не знала смущения. Мысли и желания оказались оголены до предела.   "Я хочу, чтобы он драл меня, - с яростью подумал измученный мальчик. - Чтобы трахал, чтобы вся эта мука вылетела со свистом, пусть хоть порвет или затрет до крови, пусть только не останавливается!"  В его воображении Манадру вынул пальцы и ввел член внутрь, перед глазами мелькали кадры проникновения, того, как орган раздвигает плоть и погружается вглубь.  И только секунду спустя мальчик понял, что это происходит на самом деле. Его коленки были прижаты к груди, а дырочку раздвигал массивный горячий член, входя плавно и гладко - смазки было очень много. Мафату словно увидел изнутри, как красные стенки его канала раздвигаются, принимая его, плотным коконом смыкаются вокруг него, и пульсируют.  Он невидяще раскрыл глаза и невольно встретился взглядом с безумным сиянием искр в самой глубине зрачков Манадру.  Душа воспарила к потолку. На какую-то долю секунды Мафату со стороны увидел себя с расставленными и закинутыми на предплечья дроу ногами, его пальцами, раздвинувшими ягодицы, с запрокинутой головой, пылающими щеками, напряженным животом, руками, комкающими простыни и красным анусом, который поглотил член мужчины. Манадру шипел от удовольствия, когда отпустил себя, врывался вглубь тугого бархатистого канала с той бешеной скоростью, которую желал. Корабль зашумел иначе, ярче, или это мысли с шипением всклокоченного шампанского вырывались из головы?.. А корабль и в самом деле набрал скорость и высоту, поднялся над облаками. Мафату не знал, в самом деле ли за стеклом корабля звезды, а если и правда, то что они делают тут, в каюте, откуда они взялись в его душе, взрываясь стаями белоснежных бабочек.  Когда самая большая из них вспыхнула наконец яркой огненной лавой, Мафату содрогнулся всем телом, вспомнив, что он не вселенная, он - всего лишь эльф.  Когда его в очередной раз поглотила черная дыра, он был удивлен - она была мягка и тепла, полна покоя и удовлетворения. Ничего не было лучше ее.