Талант

На завтрашний день Кара решила найти Татьяну. Удивительно, но она не видела её несколько дней. Насколько она понимала, она сидела всё это время в своей комнате, либо просто уходила и приходила тогда, когда Кара её не видела. Татьяна не появлялась ни за одним приемом пищи, не назначала новые занятия, а когда Скайнова пыталась расспросить про неё Пуджиану или слуг, они отвечали, что ничего не знают. Так или иначе Кара так ни разу за эти дни не разговаривала с ней, а обсудить ей нужно было многое. Поэтому, пока её друзья перекапывали все полки стеллажей в библиотеке, она решила зайти в комнату к Грёзуновой. Её комната находилась на втором этаже. Массивная дверь из темного дерева находилась в конце коридора, к которому Кара прошла без труда, как и всегда. Когда она подошла, ещё долго мялась около двери, стараясь набраться смелости для стука в дверь. Она была в целом достаточно стеснительна, хотя и пыталась это скрывать. Особенно перед Татьяной, которая вызывала у Скайновой иррациональную тревогу, неподдающуюся объяснению. Однако, Кара пыталась это обосновать тем, что она была ей не совсем знакома, однако было что-то в её движениях и улыбке: они были будто чужими, как будто были предназначены другому телу. После пару ударов красных после тренировки рукопашного боя костяшек Кары, девушка услышала какие-то шорохи за дверью. Какой-то приглушенный звук, напоминавший мяуканье и потом грохот, который был совсем не похож на звук падающего кота. После этого за дверью Татьяна крикнула: «Входите». Кара аккуратно провернула ручку двери. Комната была достаточно просторной, с окнами с громоздкими шторами коричневого цвета, сама мебель была сделана из темного дерева, как и вся остальная мебель в доме. На фоне кровати, комода, книжного шкафа и туалетного столика, которые выглядели аккуратно и некрупно, выделялся большой шкаф, вероятно, с одеждой. Он, казалось, мог бы поместить нескольких человек, а резные элементы на его дверцах будто пытались добавить элегантности этой мебели, но им не очень удавалось. Сама Татьяна стояла посреди комнаты в зеленой ночной рубашке, на её руках были коричневые перчатки, которые она как раз пыталась снять. Она то и дело бросала короткие взгляды в сторону шкафа. Кару это настораживало. Грёзунова как будто опомнилась и повернулась всем телом в сторону девушка, она натянуто улыбнулась, снимая вторую перчатку и откидывая её в сторону. Кара вздрогнула: так странно у Татьяны выглядела улыбка. - Здравствуй, дорогая, - Как ни в чем не бывало сказала Татьяна, - Ты что-то хотела? Кара услышала какие-то скребущиеся звуки со стороны шкафа, показалось ли? - Э-э-э, да, - Кара отвела глаза от шкафа: «Надо не вызывать никаких подозрений. Пусть считает, что я плохо слышу.» - подумала девушка и продолжила. – Тебя давно не видно. Всё хорошо? Не голодаешь? Она неловко хмыкнула, стараясь разбавить атмосферу, но Татьяна была так задумчива, что даже не обратила на это внимание. Тогда Кара решила перейти сразу к делу: - Почему ты мне не рассказывала про то, что означает это твоё «Покровительство»? Почему ты сразу не сказала, что это равносильно браку? - Ну а ты бы тогда не согласилась, дорогая, - Резонно заметила Грёзунова. - То есть это была такая уловка? - Да. – Без всяких оправданий подтвердила Татьяна. – Но, как ты заметила в нашу первую встречу: тебе некуда идти, дорогая. Кара вся кипела изнутри. Она чувствовала себя обманутой. Безусловно, ей пока что ничего не грозило и пока что ничего плохого не случилось, а наоборот - её обучали, кормили, делили кров, но было в этом во всем ощущение, будто она, Кара, какой-нибудь поросенок, которого откармливают, чтобы потом упитанного съесть. В этот момент она готова была рвать и метать, но страх и чувство неопределенности её останавливали. Ей не стоит злить Татьяну, девушка не знает, когда планировалось съедение и не хотела торопить ход событий. Это пока что всё, что ей остается: у неё нет денег, по королевству шастает маньяк, сбегать страшно. Надо подождать, набраться хоть какого-то опыта и денег, а потом уже можно будет убегать. - А зачем это всё было? Но Татьяна лишь стояла и улыбалась. Как ожидаемо. Холодок пробежал по спине Кары. Всё понятно: больше она ничего не скажет. Рефлекторно сжимая кулаки, Скайнова коротко кивнула и вышла из комнаты под скребущиеся звуки со стороны шкафа.   *** Люсинда поправила своё бордовое платье и обратилась к Марку: - И долг нам еще ждать их ответа? Они стояли на веранде около двери поместья, где жили Де Адемовы. Сад и вся территория были просто идеально подстрижены, казалось, всё отмеряли линейкой. Наконец сыщице и её напарнику открыли дверь. Перед ними предстал тот самый Петр Яблоков, который обнаружил мертвое тело Де Адемова. Люсинда скривилась, этот слуга был ей так неприятен. Низкого роста, сутулый, с пролысинами и головой, похожей на яйцо Яблоков еще и вечно пах сыростью. Однако Виктор Де Адемов описывал его как очень верного слугу. Гости прошли внутрь. В гостиной на первом этаже их уже ждал Виктор, который после смерти своего старшего брата стал главой семейства. Ему перешли все активы, весь бизнес и все земли, принадлежащие его брату. Вот уж кому была выгодна его смерть. Он сидел в красном кресле в расслабленной позе в своем неизменном золотом костюме. Он улыбнулся, сверкнув своим золотым зубом. Весь дом был просто олицетворением безвкусицы, на взгляд Люсинды. Какое-то гиперболизированное барокко, где золота было больше, чем дерева. Люсинда оставила Марка наедине с Виктором для допроса, а сама пошла осматривать дом. Комнаты были громадны, просторны, с большим количеством столов, стульев, шкафов, комод и другой мебели, в котором можно было бы при желании укрыться. Она отмечала это все в уме, стараясь запомнить каждую мелочь и нарисовать мысленную схему дома в голове. Она обошла все два этажа и вышла в сад, где какие-то рабочие в темной, как и все неталантливые одежде, они расставляли столы, вешали какие-то гирлянды, в общем, подготавливали сад для завтрашнего бала-маскарада. Сам задний двор представлял собой клумбы с цветами, с Ровно постриженной травой и дорожками из мрамора.  К ней сзади подбежал Марк, его темные волосы по плечи развевались при беге. Он был долговязым молодым человеком. Его натура всегда забавляла Люсинду: Марк был простодушным, но при этом совсем неглупым, уверенным, но при этом при ней всегда тушевался, но что было в нем абсолютно – это умение вести допрос. Он так закручивал вопрос, что подозреваемый сразу раскалывался, причем сам того не ожидая. Молодой человек был совсем не похож на всех остальных Армовых, которых знала Люсинда, они были воинственны, но, как думала Сангуинова, не блистали умом. Так что сначала, когда к ней прикрепили Марка. На думала. Что будет использовать его исключительно как пробивную силу, ну там, чтобы двери его головой пробивать, но он оказался не таким тугодумом. - Пока ты отсутствовала, я допросил там весь дом. Чем ты занималась? - Осматривала дом, - ответила Люсинда, наблюдая за рабочими, намеренно игнорируя напарника. Он казался ей совершенно бесполезным дополнением к её персоне. Не дождавшись пояснения, Марк вздохнул и рассказал о своих результатах. Он узнал, что вообще у всех присутствующих в доме было алиби: Слуги все спали, каждый из них может это подтвердить, потому что видели друг друга; Де Адемовы старшие, то есть его родители, играли друг с другом в шахматы, не выходя из своей спальни. И на каждого, кого не назови, находилось какое-нибудь подобное объяснение. Если так подумать, то вообще непонятно, кто мог бы совершить такое. *** Миша был в своей комнате. За окном снова был дождь, так что пойти гулять не удалось. Он оперся на подоконник и смотрел на капли, стекающие по стеклу. То, что Татьяна долго не выходила из комнаты, его настораживало. Это возвращало его к тому периоду, когда их родителей только казнили. Тогда она тоже много дней не выходила из комнаты. Вообще это воспоминание было похоже на рану, которая было затягивалась, но он его ковырял в качестве наказания, когда чувствовал себя провинившимся перед Татьяной. После смерти его отца и матери, он начал видеть в сестре почти материнскую фигуру, да и она была даже манерами очень похожа на неё. Посему его стремление быть хорошим для родителей переключилось на сестру. Потому он и не вникал в то, куда его сестра не посвящала. Безусловно, у него было множество вопросов, но он старался не задавать их ей, стараясь узнать всё самостоятельно. Он боялся, что из-за его излишней любопытности сестра уйдет так же, как и отец с матерью. Грёзунов, конечно, понимал, что это все глупости и вообще такая позиция крайне инфантильна, но он не мог ничего с собой поделать. Миша помнил день казни так, будто это было вчера: Это была самая настоящая показательная казнь, чтобы другим не повадно было. Она происходила на площади Круделитаса. Его отца и мать повели в центр площади, где их собирались расстрелять. Двенадцатилетний Миша стоял совсем рядом к ним, глаза застилали слёзы. Время как будто замедлилось, и он совершенно отчетливо видел каждое движение, всё, происходившее там. Он будто в замедленной съемке видел, как двое мужчин достали револьверы, где-то сбоку он услышал, как какой-то голос считал: «Один… Два…» Миша дернулся было в сторону родителей, ему хотелось заслонить их своим телом, защитить, не дать им умереть, но твердая рука Татьяны сжала его плечо, удерживая рядом с собой. Ее ногти больно врезались в его плечо, наверняка после этого там останутся следы. Хоть её рука и была решительна, он понимал, что ей стоит самой не броситься к ним, не поставить щит, не помочь, а просто стоять в стороне, глядя на все с пониманием, что ничего не сделаешь. «Три…» - Дал команду голос, и одновременно из двух револьверов пустились две пули, которые попали в цель. Перед глазами все поплыло, голоса толпы слились в один гул, который полностью заглушал все вокруг. Ноги подкосились, и он упал на брусчатку площади. После этого дня он еще неделю валялся в кровати с лихорадкой и бредом. Температура поднималась до 39, он не был в состоянии даже подняться с кровати. Всё это было отвратительным воспоминанием, которые вызывало лишь рвотный рефлекс. После того дня он занимался учебой, спортом куда усерднее, чтобы не было времени вспоминать. А потом к этому времяпрепровождению добавились светские вечера, на которые он не упускал случая сходить. Многие считали его просто душкой, ну он и пытался быть таким, так что подобные замечания заставляли его светиться от радости. Миша был достаточно образованным, так что мог поддержать любой разговор и был интересным собеседником, как подмечали его многочисленные знакомы.  Друзей у него было немного: только Петр и Наташа, а тут появилась Кара. Ох, Кара… Он был очарован, честно говоря, Грёзунов восхищался ею: то, как она рассуждала; то, что она была сообразительна, неглупа; то, как она быстро училась. С ней он болтал куда чаще, чем со всеми остальными. Пуджиана несколько раз проводила для них совместные уроки.