***
В её прикосновениях нет нежности – одна животная страсть. Он отвечает ей тем же. Порывистые поцелуи оставляют на губах вкус крови – она кусает его, совсем забывшись и растворившись в собственных чувствах. Но это добавляет в их единение остроты. Он обхватывает разгорячённое тело девушки руками, скользит от спины ниже, обхватывает ягодицы. Она податлива, несмотря на свою дикость. Прижимается к нему, обнимая за шею. Ей уже так хочется ощутить его внутри, что тело дрожит от нетерпения, от ожидания истомы. Она чуть отстраняется от него, смотрит в тёмные, словно безлунная ночь, глаза. Её взгляд замутнён, подёрнут дымкой желания. Он усмехается. В следующую секунду девушка захлёбывается стоном. Каждый раз, ощущая его внутри себя, она чувствует что-то невероятное. Это даже не телесное, а нечто более глубокое, душевное. Они как будто становятся единым целым. Крепкие руки сжимают ее грудь, пальцы вскользь пробегают по соскам. Она позволяет ему держать инициативу, и потому он двигается медленно, как будто насмехаясь. Ей хочется быстрее, резче, но она поддаётся ему. Смотрит на него из-под опущенных ресниц, неровно дыша. Он кажется ей самым прекрасным человеком на свете. Вот бы он был рядом всегда. Кадзу резко приземлился на окраине леса. Шумно выдохнул, сосредоточился, принимая человеческую форму. В этот раз тело не хотело возвращаться к привычным очертаниям, словно сопротивлялось. Он недовольно нахмурился, но решил не заострять на этом внимание: такое иногда случалось. Офуда рассыпалась в его руках пеплом, и он тяжко вздохнул. Как бы ни спешил, дальше придётся идти пешком. Он быстро зашагал через лес, стараясь выбросить из головы тревожные мысли. Даже если на Мэй кто-то нападёт, она наверняка сможет дать отпор. У неё ведь есть не только волшебство, но и боевые навыки. Тот парень, с которым она встречалась в детском доме… вроде бы учил её чему-то. Когда он проходил через парк, что вёл прямо к дому, услышал из кустов какой-то шорох и стон. На мгновение задумался – стоит ли лезть? Но потом всё же решил посмотреть, что там такое. На помятой, залитой кровью траве лежала Азуми. Кадзу даже глазам своим сначала не поверил, но девушка шевельнулась, позволяя лучше разглядеть её лицо. Хотя его половина была в багровой корке, он её узнал. Склонился над ней – она дышала прерывисто и поверхностно. Кожа была бледной. Определить, где именно находилась рана, шиноби не мог. Убирать тут засохшую кровь было опасно. Кадзу выругался. Он не знал, как Мэй воспримет появление его бывшей в доме. Но и оставить её без помощи он не смог бы. Потому подхватил куноичи, которая никак не отреагировала на его действия, на руки, и побежал в сторону дома. Придя домой, Кадзу аккуратно уложил девушку на диван, осмотрел её внимательнее, со всех сторон. На руках были небольшие царапины от веточек, но ерундовые. Основная проблема была в лице – очевидно, её ударили именно туда. И порез явно был глубоким: от потери крови Азуми потеряла сознание. Судя по тому, как её трясло, началось воспаление. Он налил в ведёрко воды, взял мягкую тряпочку. Из тумбочки у кровати захватил бинты и заживляющие мази. Вряд ли они ей быстро помогут, но хотя бы остановят воспаление, которое вполне могло бы убить куноичи. Смочив тряпочку, Кадзу аккуратно стал протирать лицо Азуми. Невольно вспоминалось, как она каждый раз помогала ему прийти в себя после миссий. Порой полученные им ранения были весьма серьёзными, и только её забота давала возможность встать на ноги за несколько дней. Она всегда была рядом, в те мгновения забывая о себе. И, признаться, порой его пугала такая одержимость. Нельзя растворяться в другом человеке настолько сильно. Но он ничего не делал, чтобы это прекратить. Как только вода в ведёрке стала алой, а лицо Азуми расслабилось, Кадзу увидел огромную рану на её щеке. Какое-то оружие рассекло кожу так сильно, что, казалось, ещё немного, и можно было бы увидеть кость. Шиноби выругался: тут было бы неплохо наложить швы. Но он делал это очень плохо. Выбора не было. Порывшись в аптечке, он достал нитки и иглу. Промыв рану, обеззаразил инструменты и приступил к работе. Действовал аккуратно, хотя шрам и без того будет ужасным. Шов получился не слишком красивым, но и не то чтобы грубым. Для закрепления результатов он щедро смазал рану мазью. На лбу Азуми выступил холодный пот. Надо было что-то делать с лихорадкой, её температура росла с каждой минутой. Он пробормотал формулу, помогающую немного охладить тело, а также закрепил всё это сонным заклинанием. Ей нельзя было просыпаться. Сделает себе только хуже. В двери неожиданно заскрипели ключи. Кадзу сорвался с места, вышел в прихожую как раз в тот момент, когда в дом зашла Мэй. Он оторопел, увидев её: огромные синяки под глазами, перевязанные бинтами лоб и ладонь… разбитые губы. Еле заметные царапины на руках. Увидев его, кицунэ слабо улыбнулась. – Ты уже вернулся из деревни? Быстро. – Красивая, что случилось? – он парой шагов сократил расстояние между ними, схватил её за плечи, болезненно вглядываясь в лицо. Нет, это не результат случайной травмы или падения. Её били… и били жестоко. Кицунэ вздохнула и покачала головой. Её глаза скользнули по Кадзу, а потом она заглянула ему за плечо и увидела лежавшую в гостиной Азуми. Она тут же нахмурилась. – А она что тут делает? Кадзу нахмурился, услышав стальные нотки в голосе Мэй. Он, конечно, понимал, что она будет не в восторге от присутствия Азуми здесь, но не мог и представить, что она будет говорить с такой ненавистью. – Понимаю, её присутствие тут нежелательно. Но я нашёл её без сознания. Неужели должен был бросить? – он поднял бровь, глядя на кицунэ. Она никогда не отличалась такой жестокостью, что изменилось? Но когда она посмотрела на него, в её глазах не было и тени мягкости. – Это из-за неё со мной это случилось. Кадзу на мгновение потерял дар речи. Он и подумать не мог, что Азуми действительно решится нанести Мэй хоть какой-то вред. Она же прекрасно знала, как много эта девочка значит для него. Специально давила на больное? – Что?.. – только и смог сказать он. Мэй вздохнула. Она сразу же перестала злиться на Кадзу, ведь он ничего не знал о случившемся. Да, они с Азуми не очень хорошо расстались, как он говорил, но он определённо не смог бы пройти мимо члена клана в беде. Кицунэ прошла в комнату и бегло осмотрела девушку. Кадзу перевязал ей лицо, но даже сквозь плотно наложенную повязку уже проступала кровь. Впрочем, Мэй ни о чём не жалела. Если бы у неё был выбор, она бы поступила так снова. – Она напала на меня, когда я возвращалась домой. Исходя из сказанного ей, мстила за то, что ты… ну… – Мэй слегка покраснела и отвела глаза, не желая смотреть на Кадзу. – Выбрал меня. Шиноби тихо подошёл к ней и обнял, прижав к себе. Она обхватила его руками, ища поддержки и помощи, защиты. И, как всегда, нашла то, что ей было так нужно. Кадзу бережно провёл по щеке девушки, стараясь не зацеплять оцарапанные участки. Она прикрыла глаза, наслаждаясь мимолётными прикосновениями. – Прости, Мэй, – шепнул он. – Я не знал. Хочешь, выкину её сейчас же – и будь что будет с ней. Она покачала головой. Азуми просто сошла с ума от собственных чувств, потеряла контроль. Конечно, Мэй вряд ли бы поступила так же на её месте. Но она совсем другой человек, не такой, как куноичи. Та была явно импульсивной и думающей о поступках уже после их совершения. – Нет, не думаю, что нужно так поступать, – медленно произнесла она. – Может, как-то можно обернуть себе на пользу её появление? Кадзу задумался. Возможно, действительно стоит извлечь из Азуми какую-то выгоду. До главы клана её поступок явно дойдёт, а за нападение на простую девушку, не принадлежащую ни к какой группировке, её накажут. Так пусть хоть что-то хорошее сделает. Куноичи, лежащая на диване, слабо шевельнулась. Дракон и кицунэ тут же повернулись к ней, но она и не собиралась приходить в сознание. – Кадзу… – прошептала Азуми, словно в бреду. – Не уходи… не оставляй меня ради неё… Мэй опустила глаза. Азуми так любила Кадзу, а она сама не знала, что к нему чувствует. Почему-то за это было ужасно стыдно. Шиноби, точно почувствовав её настрой, лишь улыбнулся ей, а потом щёлкнул по носу. – Не переживай, красивая, – шелестящий голос обволакивал тёплым одеялом. – Лучше тебя на всём белом свете нет. Если бы Мэй могла раствориться от смущения, она определённо сделала бы это здесь и сейчас.***
Родная деревня. Ставшая вдруг такой ненавистной. Она стиснула зубы, продолжая быстро шагать к собственному дому. Пошла такой дорогой, чтобы увидеть и его жилище. Ещё никто не знает о её возвращении. Она подошла к дому Кадзу, безмолвно стоящему под падающим снегом. На крыше уже была красивая белая шапка. – Ненавижу тебя! Трус, сволочь, мразь! – прошипела куноичи. Она подскочила к двери и нажала на тайную выемку. Дверь гостеприимно открылась, впуская девушку внутрь. Совсем как раньше. Как когда всё было хорошо. Она прошла внутрь, закрыв дверь за собой. Осмотрелась. Он не был тут уже давно, но в доме было идеально чисто: она же, дура, постоянно приходила и прибиралась. Надеялась, что он вернётся однажды. А теперь… если и вернётся, то припрёт ЭТУ с собой. Азуми сжала кулаки. Вошла в спальню. Взглянула на кровать, что была сокрыта лёгким пологом. Сколько же ночей они тут провели вместе. Казалось, она до сих пор ощущает его запах – горькая осенняя листва, смешенная с древесиной. В руке сам собой появился нож. Девушка с яростным криком набросилась на несчастную постель, нанося удары оружием. Вскоре от полога остались лишь лохмотья, простынь превратилась в лоскуты, а подушки выпустили перья. Она, не сдерживая слёз, бросила на пол подвернувшуюся под руку вазу. Та ожидаемо разбилась. Вслед полетела посуда, какие-то другие мелочи… А потом она открыла оружейный арсенал. Он оттуда, конечно, почти всё вынес, но осталось кое-что, что было ему дорого. Нож, подаренный ему отцом. Чёрт знает, почему он оставил его дома. Но Азуми причинит ему такую же боль, как он ей. Уничтожит этим оружием девку, что он выбрал вместо неё. И пусть ему будет в сотни раз хуже от осознания того, что её убило. Выйдя из ставшего чужим дома, куноичи громко хлопнула дверью. Плевать, если кто-то увидит. Она уже знала, как ей облегчить свою боль.***
Мэй покопалась в сумке Азуми, что висела у неё на поясе, и нашла там нож. На лезвии были капли крови. Девушка с интересом разглядела рукоять – на ней был нарисован дракон. Тут же понесла оружие Кадзу. Мужчина принял нож. Судя по его взгляду, он узнал его. Дёрнул щекой и спросил: – Где взяла? – У неё в сумке, – Мэй махнула рукой в сторону спящей куноичи. Та то билась в лихорадке, то шептала какой-то бред. – Тебе знаком этот нож? – Конечно, – Кадзу слабо улыбнулся. – Давным-давно его мне подарил отец. Сам он его купил у какого-то чародея. Лезвие волшебное и никогда не затупится. Видимо, Азуми пробралась ко мне домой. – Но зачем ей твой нож? – непонимающе спросила Мэй. – У неё ведь наверняка есть и свой. – Если хоть немного понимаю её, – он отложил нож на стол, привлёк кицунэ к себе, усаживая на колени, – она хотела этим оружием навредить тебе, – уткнувшись носом в волосы Мэй, шиноби вздохнул. – Азуми мстительна и любит изощрённые способы. Если бы убила тебя… – он не сдержал дрожи. Мэй ничего не сказала, просто прижалась к нему ближе. Она ни за что не исчезнет и не даст себя убить. Ей не хочется, чтобы ему было больно. Провела пальцами по его щеке, заставляя посмотреть на себя. Приблизилась и поцеловала. Пусть было немного больно из-за разбитых губ, ей так хотелось, чтобы он знал: она рядом. Она не уйдет. Кажется, он понял. – Аккуратнее, нежная, – шепнул он, отстраняясь. – Поцелуи не помогут твоим губам зажить, – он лукаво улыбнулся, и Мэй не смогла удержаться от ответной улыбки. – Кажется, придумал, что можно сделать с Азуми, – он резко сменил тему. – И что же? – Выдадим её за Мэй Хаттори. – Но она же не дура и помнит, кто она. – Хоть где-то пригодится магия, – Кадзу пожал плечами. – Небольшое заклинание забвения. Постараюсь очистить «ненужные» ей участки памяти. И внушить другую личность. Не знаю, хорошо ли продержатся чары. Но она даст нам время выяснить, что нужно Акайо. – Звучит разумно, – кивнула кицунэ и неосознанно потёрла браслет, что неожиданно стал тяжелить запястье. – Это что такое? – Кадзу аккуратно взял девушку за руку и посмотрел на «украшение». Коснулся его пальцами и зашипел от боли: браслет словно уколол шипами. – Блокатор магии? Как угораздило, невезучая? – Азуми одела, когда я пыталась превратиться в лису и сбежать, – объяснила Мэй. – Теперь, кажется, во мне нет и капли волшебства. Не знаешь, как его снять? – Попробуй что-то наколдовать. Любую мелочь, которая не отнимает много ресурсов. Знаю, больно будет, но надо. Выясню, что с ним делать. Мэй сосредоточилась и попыталась призвать огонёк. На браслете тут же вспыхнули белые руны, а тело содрогнулось от боли. Кадзу виновато вздохнул. – Магия Такао. На днях должен приехать по делам, попрошу снять. Сам не справлюсь, не по моей части. Потерпишь? – Хорошо, – другого выбора-то и не было. – Ладно, – он мягко отстранил от себя кицунэ и поднялся. – Сейчас я поработаю над ней. Ты пока поищи фотоаппарат. Надо будет сделать снимки – отправить мафиозному боссу. Как только Мэй ушла, Кадзу взял со стола отцовский нож и резко резанул по ладони. На лицо Азуми капнула кровь, которая тут же опалила ей кожу. Второй надрез достался уже её ладони. Сжав её руку в своей, словно смешивая кровь, шиноби прошептал заклятие на древнем языке драконов. Зверь внутри взревел, желая вырваться. Сложно было совладать с такой магией, и ему не хотелось, чтобы Мэй всё это видела. Она бы увидела обескровленное лицо, алые глаза… почувствовала бы дракона. Азуми распахнула глаза, которые казались пустыми. Ковыряясь в её разуме, Кадзу на задворки убирал то, что казалось мусорным и ненужным, заменял на поддельные воспоминания. Внушал ей, что она гейша, работающая в чайном доме. Что ее зовут Мэй Хаттори. Некоторые воспоминания – как ни странно, связанные с ним – выдворить оказалось очень сложно. Из носа потекла кровь от усилий, но шиноби не остановился. Он продолжал вливать магию в разум Азуми. Даже дракон внутри замолк, словно ослаб. Наконец он добрался до самого счастливого воспоминания девушки – последнего, от которого надо было избавиться. Его Кадзу хотел удалить вовсе – раз и навсегда. Они лежали вместе, под звёздным небом. Разглядывали светящиеся точки, что-то придумывали и смеялись. И тогда у него как-то само собой вырвалось признание в любви. Она на мгновение замолчала, удивлённо глядя на него, а потом поцеловала так горячо, так жарко… и Кадзу сам поверил, что реально в неё влюблён. Тогда она предстала перед ним не страстной и поддающейся секундным чувствам, а нежной, заботливой и ласковой. Он не знал такую Азуми, и она показывалась ему крайне редко. Для неё это воспоминание стало самым дорогим и важным, потому надо было его стереть. Сжав от усилия зубы (кажется, он даже слышал хруст), шиноби повторил заклятие. И тут же воспоминание перед мысленным взором померкло, растворилось, стало серым. Азуми закрыла глаза и затихла. Кадзу же с трудом разжал кровоточащую ладонь, шатко встал и поплёлся в ванную. Закрыл дверь на шпингалет и лишь тогда позволил себе взглянуть на себя в зеркало. Да уж, выглядит как Такао в худшие моменты. Бледный как смерть, лицо всё залито кровью, в глазах сосуды полопались… Он умылся ледяной водой, тихо выдохнул. Постепенно кожа стала приобретать нормальный оттенок. Хотя глаза наверняка восстановятся ещё не скоро. Да уж, не зря мать говорила, что это заклинание очень тяжёлое. Жаль, что его на самого себя нельзя применить. В дверь постучали. – Кадзу, я нашла фотоаппарат. – Отлично, – ответил он, стараясь придать голосу бодрость. – Сейчас подумаем, как преподнесём её историю. Выходя из комнаты, он подумал, хорошая ли это идея? Рано или поздно их точно раскроют. Но дзёнин не дал никаких идей (и запретов), потому он решил действовать по своему усмотрению. А Азуми… вполне вероятно, что клан и так бы наказал её смертью или изоляцией за непослушание. Кроме того, прощать её за то, что она сделала с Мэй, ему совершенно не хотелось. Пусть он и сам совсем недавно планировал её убить… Нет. Хватит об этом думать. Кадзу тряхнул головой и поспешил к ноутбуку. Он должен защитить Мэй любой ценой.