НА КОСТЫЛЯХ
Апрель 1991 год
Футбольный мяч подкатился ко мне. — Натали, пни мячик, — попросил Джоуи. — Она не пнёт, у неё ног нет! — сказал Шон, и оба мальчика засмеялись. Подошёл Питер и забрал укатившийся мяч со словами: — Могла бы и костылём пнуть. Мальчик ударил по моему костылю, и тот упал. Все трое мальчишек смеялись и шли в сторону игровой площадки. Они на два года старше меня, сильнее и глупее. Я осталась сидеть одна на лавочке в кленовом саду. Я так прозвала его, потому что жёлтый клён запомнился мне. Все остальные деревья зелёные и скучные. Я люблю яркие цвета. — Мальчишки. Дурацкие, глупые мальчишки, — послышался голос злого дядьки за спиной. — Только и умеют, что гонять мяч. Лучше бы научились читать. Не стыдно в семь лет не знать алфавит? Я обернулась и увидела человека в клетчатой рубашке. Он сидел на бетоне спиной ко мне, на другой стороне забора, но повернулся, чтобы я его заметила. У дядьки волосы торчали на лице, седые короткие волосы на голове и чёрные круглые очки на носу. — Сейчас придёт воспитатель и скажет Вам уйти. Чужим нельзя разговаривать с детьми. — А я не чужой. — А кто? — Твой друг. — У меня нет друзей. — Теперь есть. Я потянулась за костылём и заметила, что дядьки нет.***
Май 1991 год
Я сидела в саду и ела шоколадку. Услышала шуршание за спиной — повернулась и снова увидела того дядьку в очках. — Как дела? — спросил он. Я отвернулась и не ответила ему. Нельзя разговаривать с незнакомцами. — Ты молодец. Ты слушаешься воспитателей, но со мной разговаривать можно. Тебя за это не отругают, а я тебя не украду. Я его слушала, но продолжала молчать. — Вкусная шоколадка? Много не ешь, а то кожа покроется красными пятнами. Вот тогда тебя отругают и навсегда отберут шоколадки. Со мной как-то такое произошло. — Ты обманываешь. — Нет. Я тоже очень люблю сладкое. Однажды я съел четыре таких плитки шоколада. За один раз. — Ты обманываешь! Это слишком много. Так много за раз нельзя съесть. — Ну мне так хотелось сладкого, что я не смог остановиться. У тебя ведь тоже такое бывает? Иногда я, правда, очень сильно хотела сладкого. — В этом мы с тобой похожи, — продолжил незнакомец. Я завернула в обёртку шоколадку. Что-то мне уже перехотелось её есть. — Ты любишь сказки? — спросил дядька в очках. — Да. — В каждом человеке идёт борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет собой зло — зависть, ревность, сожаление, ложь. Другой волк представляет добро — мир, любовь, надежду, истину, верность. — А какой волк в конце концов побеждает? — Фенрир.***
Июнь 1991 года
— Это твоя комната? Я открыла глаза на звук его голоса. Уже ночь. Девочки, что живут со мной в одной комнате, спали. — Как ты сюда попал? — я вылезла из-под одеяла и села на кровати. Лунный свет показал лицо дядьки. Теперь он без очков. У него рисунки на шее и руке. — Я просто зашёл к тебе в комнату, и всё. Мне стало интересно, где ты живёшь. — Тебе сюда нельзя. Ты разбудишь девочек. — Они не проснутся, они крепко спят. Он сел на стул возле моей кровати. — Как тебя зовут? — Можешь называть меня другом. У меня нет имени. — У всех есть имена. Я, например, Натали. — Красивое имя для красивой девочки. Почему ты тут живёшь? Где твои родители? — У меня нет родителей. — У всех есть родители. Я подтянула больные ноги под горло. Мне было страшно находиться рядом с дядькой. — Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Я не такой страшный, каким ты меня считаешь. — Что тебе нужно? — Хочу подружиться с тобой. Мы вместе будем играть, учиться, смеяться, гулять. Тебя здесь никто не понимает, а я хочу понять. — Я не разговариваю со взрослыми, только с воспитателями. А ты не похож на воспитателя. Ты здесь не живёшь. — Я просто не появлялся раньше, поэтому ты меня не видела. Тебе говорил Эндрю про Дрю? Эндрю — мальчик, которого ребята обзывают из-за того, что его друга Дрю не существует. — Я никогда не видела Дрю, его видит Эндрю. — Вот и я такой же. Меня видишь ты. Я — твой воображаемый друг. — Меня будут обзывать ребята. Я и так им не нравлюсь. — Не будут, — дядька встал со стула и поправил мне подушку, — не позволю им. Я легла под одеяло, и он поцеловал меня: — Спокойной ночи, подружка.***
Август 1991 год
— Ха-ха! Натали, ты решила, что можешь ходить без костылей? Ты забыла снять железки с ног! — подшучивал надо мной Джоуи. — Вот странная девчонка, — сказал Питер. — У неё ничего не получится. Она мелкая. Сейчас упадёт и заплачет. Я подошла к баскетбольному кольцу с мячом в руках и забросила его. — Да! — воскликнула. — Получилось! От радости я хотела запрыгать, но железки слишком тяжёлые. С трудом передвигаются ноги. Мальчишки загудели у меня за спиной. — Случайность. Ей просто повезло, — услышала я голос Питера. — Так не должно быть. Ей не должно вести! — злился Джоуи. Пока я поднимала мяч с асфальта, ко мне подходил Джоуи. Когда я выпрямилась в полный рост, мальчик ударил меня по лицу веткой. — Ты неудачница! У тебя никогда ничего не получится! — Джоуи! — закричал Питер. — Пошли быстрее, она может пожаловаться на нас воспитателям! — Не пожалуется. Все воспитатели знают, что она сама бьёт себя и царапает. Мальчишки забрали мячик и убежали в здание. Скоро обед, такое они не пропустят. А вот я, пожалуй, останусь здесь сидеть на асфальте. Не хочу, чтобы в столовой на меня все смотрели и тыкали пальцем. — Всё хорошо. Я здесь, — воображаемый друг сел рядом со мной на корточки. — Кто это сделал? — Никто. Я упала. — На ветку? — Да, я её не заметила. — У тебя кровь идёт на щеке. Если попадёт грязь, будет щипать. Пойдём, я тебе промою рану. Он поднимал меня с асфальта. — Не надо, — остановила его, — я сама. Я старалась подняться на ноги, но железки слишком тугие, и у меня ничего не получалось. Друг одну рукой обхватил мою спину, а второй взял под коленки — поднял меня. Так высоко от земли я ещё никогда не была! Воображаемый друг очень высокий и большой. — Обхвати мою шею, — попросил он. — Там змея. — Она не укусит. Это всего лишь рисунок. Я послушалась его и дотронулась до шеи. Меня никто не укусил. — Тётя врач сидит на первом этаже. — Нам не нужен врач. Друг понёс меня в кленовый сад и посадил на лавочку: — Почему ты без костылей? — Потому что мне стало лучше. — Но тебе тяжело ходить без них. Он достал из кармана баночку и платок, вылил воду на ткань и приложил к моей щеке. — Немного будет щипать, — у него глаза разного цвета и какие-то цифры. — Ты добрый? — Тебя не будут окружать плохие люди, — он подул мне на рану и достал тюбик с мазью. — Я не хочу клеить лейкопластырь, помажем мазью? Она высохнет, и всё пройдёт. Друг дотронулся до моей щеки правой рукой со змеёй. — Кто тебе их нарисовал? — Я сам. — А как ты моешься с ними? Ты каждый раз их рисуешь? Он засмеялся: — Они не смываются. — А такое бывает? — Конечно. Подрастёшь — поймёшь. — А когда я вырасту? — Ещё не скоро. — Разве мальчики носят серёжки? — у него кольцо в левом ухе. — А почему нет? — Серёжки носят только девочки. — Почему ты тогда не носишь? — Мне не разрешают. — А мне разрешают, — друг убрал мазь в карман и сел передо мной на траву. — Ты сейчас испачкаешься. Я уже так один раза села, и меня отругали. — Ты меня не будешь ругать? — он заулыбался. — Нет. Ты взрослый. На взрослых не ругаются. — Почему ты не говоришь воспитателям, что тебя обижают мальчики? — Не хочу быть ябедой. — Но если ты о них не расскажешь, они так и продолжат над тобой издеваться. — Они не первый раз кинули в меня ветку. До этого они бросались камнями, а на уроках — ручками и карандашами. — Тебе не обидно? Почему за тебя никто не заступается? Я пожала плечами: — Воспитатели говорят, что детство — лучшие годы моей жизни. Это так? У меня нет друзей. Мне никто не помогает. — Теперь этим займусь я. Я стану твоим щитом. — Как это? — В тебя больше никто ничего не кинет, но у меня одна просьба. — Какая? — Не позволяй мальчишкам тебя обзывать. — Тогда они будут кидать ручки в меня и толкать. — А ты поднимайся каждый раз. Они поймут, что незачем это делать. Они поймут, что ты сильная. — Я думала, ты что-то с ними сделаешь, думала, ты с ними поговоришь. — Ты сама с ними разберёшься, а я тебе немного помогу. Совсем чуть-чуть. — Ты всегда будешь со мной? Друг в тёмно-зелёной футболке встал с травы и отряхнул штаны: — Если ты меня не видишь, это не значит, что меня нет рядом с тобой. Я всегда буду рядом, ты сможешь меня ощутить. Я обещаю тебя защищать. Но воображаемые друзья не вечны, и когда-нибудь нам придётся попрощаться. — Но я не хочу, чтобы ты уходил! — мои глаза стали мокрыми. — На смену мне придёт другой друг. Он будет намного лучше меня. Я схватила его за руку со змеёй: — Нет! Мне не нужен другой. Мне нужен ты! — Натали, я буду с тобой столько, сколько ты захочешь.***
Октябрь 1991 год
Он приходил ко мне по вечерам. Он читал мне сказки перед сном. А когда я засыпала на нём, он целовал меня и уходил. В тихий час я никогда не спала. Мы вместе рисовали в зимнем саду приюта. Мы играли в куклы и собирали башенки. Он сидел со мной за одним столом в столовой и заставлял есть кашу. Мы ели кашу из одной тарелки. Рядом с ним я всегда улыбалась. — Что мы здесь делаем? — Это будет наше тайное место. В летнюю заброшенную веранду нам нельзя приходить. Она старая и пыльная. Здесь стояли пианино и какая-то ещё штука. — Что это? — спросила я, показывая на непонятное устройство. — Проигрыватель. Ставишь пластинку, и играет музыка. Он был одет в шорты и рубашку с коротким рукавом. Снова в чёрных очках, а на голове — панамка, как у маленького мальчика. Его правая нога была покрыта чёрной краской. Этой осенью нехолодно. — Из этой штуки будет играть музыка? — Да. — А что такое пластинки? — Плоские чёрные круги, которые несут на себе музыку, — друг открыл крышку проигрывателя и показал пластинку. Я подошла к чёрному пианино и нажала на клавишу: — Не умею играть. — Я умею. Тебя научить? — спросил он. — Тут педалька. Мне будет тяжело играть. — Я буду нажимать на педаль, а ты — на клавиши. — Можно ты будешь играть, а я тебя слушать? Он засмеялся: — Можно. Друг сел за пианино. Пыль с инструмента исчезла. Под его пальцами зазвучала музыка. — Кто тебя научил играть? — Никто. Я сам научился в детстве. У нас в доме стояло пианино, и я захотел на нём играть. — Ты хорошо играешь. Мне нравится. Я стала двигаться под музыку, танцевать. Друг протянул руку и закружил меня, его вторая рука осталась на чёрно-белых клавишах. — У меня затекла спина, — музыка остановилась. — Мне нужно размяться. Друг в панамке встал из-за пианино и подошёл к проигрывателю, опустил на пластинку иголку, и заиграла музыка: на этот раз совсем другая, не такая, которая звучала под пальцами. — Эта штука так играет? — Да, — он поднял меня. Я сидела у него на одной руке, а змея держала мою ладонь. — Потанцуем? Музыка была быстрая, поэтому друг меня кружил. Мои ноги болтались высоко над полом. Его серёжка смешно двигалась, и я просунула в кольцо палец. Мы громко смеялись, но наш смех никто не слышал. — Я люблю музыку и хочу, чтобы ты тоже её полюбила.***
Январь 1992 год
Я стала рисовать его. Мои работы хранились в комнате, в тумбочке у стола. Я изображала себя и его. Я рисовала его чёрными линиями. Чёрными, как его правый глаз. Воспитатели спрашивали, кто это, а я отвечала, что его не существует. Моим другом интересовалась одна женщина в длинном платье и очках. Я её видела раньше, она кем-то работала в приюте. У неё привычка — подсаживаться к детям и задавать вопросы. — Натали, кто это рядом с тобой? — спросила она. — Никто. — А зачем ты его рисуешь? — Хочу, чтобы он был рядом со мной. Я себя всегда рисовала цветными карандашами, а его — чёрным. — Он злой? — Нет. — А почему он чёрного цвета? — У него один глаз чёрного цвета. — Он здесь появляется? — Да. Он носит клетчатую рубашку и джинсы. — Как его зовут? — Друг. Просто друг. Воспитатели и врач говорили, что я должна больше ходить. Медленно. Это полезно для моих ног. Один круг вокруг приюта днём, один круг — вечером. Я уже пошла на второй круг, когда из главного входа вышли Джоуи, Питер и Шон. — О, вот и наша чудачка! — прокричал Джоуи, держа в руках листок. — Натали, ты стала подружкой Эндрю? Твоего воображаемого друга тоже зовут Дрю? — Шон грыз леденец во рту. — Нет, парни, — вмешался Питер, — это Дрю перешёл к Натали. Ему надоел Эндрю. Ему захотелось девочку! Шон вытащил из кармана ещё два моих рисунка: — Он взрослый, Натали? Знаешь, что взрослые друзья могут делать с маленькими детьми? — Отдайте рисунки! Кто их вам дал? Вам запрещено заходить к девочкам в комнаты! — Потому что девочки там выдумывают взрослых друзей? — Шон проглотил остатки леденца. Мальчики могли говорить всё что угодно обо мне, но они не имели права оскорблять воображаемого друга. — Мои рисунки вас не касаются. Вам что, делать нечего? Думаете, никто не знает, как вы втроём подглядываете в женскую раздевалку, когда девочки постарше переодеваются на физкультуру? Я сделала шаг к Шону, чтобы отобрать рисунки, но Джоуи подставил мне подножку, и я упала прямо на Питера, а он отпихнул меня, и я грохнулась на асфальт. Мальчики подняли деревянные костыли, но не человека. — Думаешь, ты такая умная, Натали? Думаешь, что ты лучше всех? — надо мной стоял Джоуи. — У тебя прорезался язык, раз ты смеешь нам отвечать? — он отобрал у Шона все рисунки. — Будешь так разговаривать со своим воображаемым другом! Ах, да! Он же существует только на рисунках, — Джоуи рвал листки на мелкие кусочки и кидал мне на голову. — Упс, кажется, его больше нет. Мальчики засмеялись, а я заплакала. Сквозь слёзы видела смеющиеся рожи. — Ты такая никчёмная, что даже не можешь встать! — Эй, Джоуи, давай сломаем ей костыли? Джоуи и Питер били костылями по асфальту. Щепки деревянных палок отскакивали мне в лицо. — Всё, Натали, теперь ты останешься здесь лежать, пока не позовёшь на помощь. Ах, да, ты же никогда и никого не просишь о помощи! — Нет, Шон, она позовёт своего друга. — Ха-ха! Пит, теперь даже он не придёт. Она никому не нужна! Нужно становиться сильной. Я упёрлась ступнями в асфальт и начала подниматься. Упругие железки не удерживали хруст костей в ногах. — У меня нет родителей, потому что я никчёмная. Почему же у вас, здоровых мальчиков, нет родителей? Они отказались от вас, потому что вы все не нужны своим родителям. Может быть, я уродина, может быть, я стерплю любую боль. Может быть, я буду прикована к инвалидному креслу, но я никогда не буду одна, — уродка встала на прямые ноги, а кости продолжили хрустеть. — Вы никогда не стерпите такую боль, которую чувствую я. Плохими людьми не становятся, ими рождаются. Ребята отходили и смотрели куда-то высоко мне за спину. От хулиганов ни осталось и следа. Они боялись. Очень боялись. — Натали, — сказал испуганный Джоуи, — успокойся, мы же пошутили. — Да, — подхватил Питер, — мы же не со зла. Это просто… детская шалость. — Мы больше н-н-е будем тебя обижать, — заикался от ужаса Питер. — А я не шутила. Джоуи, Шон и Питер развернулись и убежали прочь, не оборачиваясь на меня. Я вытерла слёзы и почувствовала себя сильной. Я не повернулась, потому что чувствовала чужие руки на своих плечах.***
Февраль 1992 год
— Я хочу показать тебе одно место. — Какое? — Оденься потеплее. Мы пойдём на улицу. И не забудь варежки. Я надела тёплые штаны и куртку. Друг нацелил на меня шапку и варежки. — Нас не будут ругать? — Мы никому не скажем, что уходим. Я потянулась за костылями. — Они тебе не нужны. Мы оказались на снежном поле. Я никогда здесь не была. Солнце отражалось от белого снега и блестело в глазах. — Как мы здесь оказались? — Я так захотел. Всё было таким ярким, тёплым и приятным. Как будто это место ненастоящее. Мне в плечо прилетел снежок. — Ой! — Давай, не стой на месте! Ты должна меня победить! Следующий снежок прилетел мне в ухо и сбил с ног. Лёжа на снегу, я слышала громкий смех своего воображаемого друга. «Ну держись» — подумала про себя. Он не смог от меня убежать. Я закидала его снежками. — Умница! — кричал друг. — Ты меня никогда не победишь! — мой снежок попал ему в синий глаз. Мы оба засмеялись. Взрослый мужчина в вязаной шапке с помпоном приготовился кинуть в меня очередной снежок, но передумал и съел его: — Да, это лучшие годы твоей жизни! После игры мы слепили снеговика. Воображаемый друг надел на него свою шапку. — Понравилось? — Очень! Давай приходить сюда почаще? — Как скажешь.***
Лето 1993 год
— Ты — мой папа? — Нет. Мы сидели в моей комнате и раскрашивали. — У тебя есть дети? — У меня есть сын. — Как его зовут? — Филипп. — Почему ты не с ним, а со мной? — Он уже вырос. — А ты знаешь моих родителей? — Видел их. — Они живы? — Да. — Почему я не с ними? — Твоя мама так захотела. — А папа? — А папа о тебе не знает. — Почему? — Мама не рассказала ему о тебе. — А ты можешь рассказать обо мне моему папе? — Зачем? — Чтобы он знал.***
Декабрь 1994 год
— Я принёс тебе новую игрушку, — в его руках появился плюшевый мишка. — Здорово! — У тебя нет личной игрушки, с которой ты бы засыпала по вечерам, и я подумал подарить такого друга. — Я засыпаю с тобой. — Но не всегда же. Медведь будет с тобой, пока меня рядом нет. Нравится? — Да. Спасибо. — А теперь давай ложись спать. Я залезла под одеяло вместе с медведем: — Тут и для тебя местечко есть. — Твоя кровать очень маленькая, а я очень большой. — Нестрашно, мы подвинемся. Я отодвинулась на другой край кровати, и воображаемый друг лёг рядом. Я положила ему голову на плечо. — Девочки говорят, что им снятся кошмары. А мне никогда они не снились. Я вижу хорошие сны. — Я не позволю, чтобы тебе снились кошмары. — Ты сказал папе? — О тебе? — Да. — Ещё рано. Друг обвёл рукой потолок, и появилось звёздное небо.***
Март 1995 год
— Почему у меня волосы меняют цвет? Мы сидели в столовой и ели суп из одной тарелки. — Разве? — Да. Они то светлые, то тёмные, то рыжие. У других детей такого нет. — Это игра света: солнца и лампочек. Когда ты вырастешь, то цвет перестанет меняться. У твоего отца тоже была такая особенность в детстве. — Ты видел его маленьким? — Остались обрывки воспоминаний. Люди думали, что он красит волосы, но в то время мужчины такого не делали. Когда он вырос, то цвет волос остался русым. — Значит, у меня волосы, как у папы? — И глаза.***
Лето 1996 год
— Я хочу тебя сфотографировать. — У меня сейчас ноги сильно болят. — Ты их стесняешься? — Они страшные. — В тебе нет ничего страшного. Я сидела в кленовом саду на лавочке, костыли стояли рядом. Друг меня щёлкнул. — Зачем тебе это? — На память. — Покажешь потом? — Это для твоего отца. — Когда он придёт? — Когда-нибудь. Воображаемый друг убрал фотоаппарат и поправил солнцезащитные очки, сел на траву напротив меня. — Ты призрак? — С чего ты взяла? — Тебя вижу только я. Ты переносишь меня на цветочное поле. Когда ты играешь на пианино, музыку слышу только я. Ты тогда спугнул мальчишек, которые сломали мои костыли. — Это сделала ты. — Ты немного помог мне. Совсем чуть-чуть. Он сделал подобие улыбки, и белые шрамы возле рта шевельнулись: — Да, я призрак. — Ты умер? — Ага. — Давно? — Пятьдесят один год назад. — Как? — Я сам забрал у себя жизнь. — Почему? — Она потеряла смысл. — Почему ты не в раю? — Меня туда не пригласили. — Ты делал плохие вещи? — Бывало и такое. — Почему ты остался тут? Никакого белого света после смерти нет? — Я его не видел. Я решил остаться тут среди живых. — Из-за тебя мне не снятся кошмары? — Тебе они так нужны? — У каждого свои кошмары. — И чего ты боишься больше всего? — Что ты меня покинешь.***
Июнь 1997 год
Люди приходили и забирали маленьких детей. Они смотрели на меня и проходили мимо, качая головой. — Ты сказал, что папа придёт! — Да. — Но он не пришёл! — Натали, успокойся. Я кинула в него костыль: — Ты меня обманываешь! Папа никогда не придёт! Он не заберёт меня отсюда! — Тебе здесь не нравится? Тебе не нравится быть со мной? — Я жду папу, но он не приходит! — Я должен был солгать тебе тогда по поводу твоих родителей? — Я им не нужна! Я никому не нужна! — слёзы полились. — Папа не придёт, никогда не придёт! Ну и чёрт бы с ним! Он мне не нужен! Никогда его не прощу! Лучше бы он умер, а не ты! — Натали, не надо. Не говори так. — Ты же можешь всё? — Почти. — Я хочу увидеть море. И я увидела море. Услышала шум моря. Я стояла так высоко над ним, а море было передо мной. Костылей и штырей не было. Я стояла перед морем на здоровых ногах. Я расправила руки, как птица, и дышала морским воздухом. Воображаемый друг оставил меня одну. Мне нужно побыть одной. Этот сон оказался самым ярким и солёным от моря, но это был мой кошмар.