С упокоением умершего успокой и память о нём, и утешься о нём по исходе души его.
Сир. 38, 23.
8 ноября 2016 год
Сегодня
Если однажды полюбил, сможешь ли ты полюбить снова? Зачем кто-то придумал такое чувство, как любовь? Для чего оно нужно? Зачем нужны забота, ласка, нежность? Что они показывают? Твоё отношение к человеку? Любовь показывает, что ты не монстр. Любовь может уничтожить, как когда-то уничтожила меня. Что было бы, если я тогда не оставил Её? Я бы сжёг свою форму и увёз бы Её далеко, как и обещал. Я сижу на стуле на крыше тридцатиэтажного здания. Позади меня — небо, а внизу — пустые души, созданные мной для антуража улицы. Всё должно быть, как в реальности: дороги, дома, деревья, солнце, машины, спешащие на работу люди, мамочки с детьми и школьники, идущие со школы. Только… солнце не излучает яркость, а растения не вырабатывают кислород. Цвета тусклые, холодные, мёртвые. Мир Снов создан по моему подобию. Каков создатель — таково и создание. Я отталкиваю стул от земли. Передние ножки поднимаются, и моё тело опрокидывается назад. Вниз — на тридцать этажей головой об асфальт. Это не попытка суицида. Если я захочу себя снова убить, то на этот раз заберу с собой не Удо, а Фенрира. У меня есть ключ от её квартиры. Она разрешила его сделать. Я открываю дверь и захожу. Снимаю обувь, куртку. Сегодня на мне белая рубашка с подвёрнутыми рукавами. Я не жених, просто хочу, чтобы она видела что-то светлое и хорошее. Из-за вскипающего чайника она не слышит звук открывающейся двери. Её квартира — её отражение. Стены коридора, кухни и гостиной не хранят в себе память. Эту функцию выполняет спальня, по совместительству и её кабинет. Без четверти двенадцать дня. Она собирается выпить чай в гостиной и посмотреть новости. Она это уже делала в 6 утра и в 9. Блокнот лежит на том же месте — на журнальном столике. Она записывает всё, что происходит в мире, чтобы запомнить. Нет, чтобы потом прочитать. Я беру стул и сажусь напротив столика и дивана — всегда так делаю, когда прихожу с улицы. Она выходит из кухни с кружкой в руках и замирает. — Привет. — Кто ты такой? — спрашивает она. — Присядь, — показываю на диван. — Время снова нам с тобой познакомиться. Она садится на диван, ставит кружку на стол и поправляет кудрявые чёрные волосы. Волосы, что я обожал в детстве. В детстве же я видел их в последний раз. Когда я на неё смотрю, мой пульс всегда разрывает мне горло. Потому что она так похожа на Неё. — Как ты сюда вошёл? Она спокойна, не раздражена. Она меня не боится, слегка опасается, но в то же время заинтересована в незваном госте. Это действие таблеток. На этот раз других. — У меня есть ключ. Мы с тобой вместе живём. — Как это? Я живу одна. Наверное, ты ошибся. — Я твой парень, Лейла. У неё расширяются зрачки от удивления: — Парень? Такого быть не может. Ты себе что-то навыдумывал. Тем более, уж извини, но мне такой типаж, как у тебя, не нравится. Я никого не впускаю в свою квартиру и к тому же в свою личную жизнь. Живу одна сама с собой. — Потому что никто не способен принять твою болезнь и образ жизни? Лейла, я это всё принял. — Это невозможно. На такое никто не способен. Видимо, ты сумасшедший. — Мы вместе уже восемь лет. Это практически гражданский брак. — Ты обманываешь! Когда она нервничает, то начинает кричать. — У тебя в телефоне пять фотографий. Пять фотографий, на которых ты изображена с близкими тебе людьми. Эти снимки висят над твоим письменным столом в спальне, они все подписаны. Фото с родителями, фото с Джилл — подпись: «подруга детства», фото с Марком — подпись «мой лечащий врач», фото с Лиамом — подпись «мой друг гей». Есть ещё одна фотография — со мной. Во втором ящике стола у тебя лежит ежедневник, в который ты записываешь всё, что делаешь, а также хранишь в нём квитанции, чеки, списки дел. На первой странице написано твоё личное дело: когда и где родилась, какую школу закончила, размер одежды, обуви, на что аллергия, предпочтения в еде и так далее. Ежедневник в оранжевом переплёте с замком. Я его никогда не открывал, ты сама мне показала. Лейла встаёт и идёт к себе в комнату — возвращается со снимком в руках. — «Он приходит ко мне во снах» — гласит надпись, — она поворачивает снимок, чтобы я его мог видеть. Там изображены мы вдвоём. Там Лейла улыбается, а её кудри спадают на глаза. — Почему я не написала твоё имя? — Меня зовут Эмиль. Вот такое имя. Имя не может влюбить в себя. Лейла снова вглядывается в фотографию. Как можно забыть человека, которого любишь? — Если мы пара, значит у нас всё серьёзно? — У тебя родинка внизу живота, если ты об этом. Женщина садится на диван и разглядывает меня: — Я тебя люблю? — Ты говорила мне об этом. — Ты же просто огромный по сравнению со мной! — Да, — вырезанные цифры под правым глазом приподнимаются от улыбки, — я довольно крупный, но это нам не мешает. — Как я могла тебя полюбить? Я ничего не испытываю к тебе сейчас, а должна, если ты и впрямь мой парень. — Тогда почему каждый раз я влюбляю тебя в себя снова? — Почему я тебя полюбила? — Потому что я стал реальностью для тебя. Я перегибаюсь через журнальный стол и целую Лейлу. У неё очень тонкие и плоские губы, ни намёка на чувственность поцелуя, но тогда, семьдесят четыре года назад, я поцеловал Её, и это был самый долгий поцелуй. Мой первый поцелуй в жизни. Сейчас же Лейла расслабляется и доверяется мне, она вновь в меня влюбляется. Я беру её за руку и веду в спальню. Мы сидим у изножья кровати и смотрим друг на друга. Наши ноги отрываются от пола, и мы спинами падаем на покрывало. Светлую комнату Лейлы обволакивает чёрная дымка, исходящая от меня. Моя чёрная душа. Моя тьма. Я ничего не чувствую, потому что Лейла не Она. Она умерла в возрасте сорока шести лет. У меня странное предчувствие, что разрыв с Лейлой Нельсон может привести к трагическим событиям, ведь ей тоже сорок шесть лет.