ОАЗИС. АКТ II. СИМФОНИЯ ПЕЧАЛЬНЫХ ПЕСЕН

БАЛ УБИЙЦ

Перед входом в замок память Лейлы стирается, и я вновь ей напоминаю, зачем мы сюда пришли. Прошу её пройти в танцевальный зал, где уже общаются убийцы, насильники, лжецы и извращенцы. Они думают, что помогают людям, но самих отмеченных никто не спасёт. Один обычный человек среди сорока двух тысяч дарованных людей. Я иду из отдалённого коридора, о существовании которого никто не знает. На мне тёмно-синий классический костюм с цепочкой на нагрудном кармане — дань уважения брату, такая же рубашка и галстук, чёрные «Броги». Мои татуировки на открытых местах, если их увидят, то сразу же узнают нового Хозяина. Поэтому я надеваю чёрные кожаные перчатки. Моя маска также сконструирована таким образом, чтобы скрыть шею. Чёрный безликий гипс без отверстий для глаз, ушей, носа и рта. Я надеваю её, и моё лицо покрывается слоем статичного материала. Никто не увидит моих чувств в глазах. Никто не увидит мою мимику. Я поправляю костюм и делаю шаг за поворот. Впереди — узкий коридор, а в конце — чёрный ход в бальный зал. Сорок две тысячи людей. Сорок две тысячи душ. Я чувствую Лейлу, она стоит возле фуршетных столов. Мне нужно пройти мимо тридцати тысяч отмеченных в зале, остальные десять тысяч расположились на бенуаре, бельэтаже и ярусах от первого до пятого. Пока я иду, никто не обращает на меня внимания. Моё лицо скрыто маской, моё тело — костюмом. Я обычный отмеченный, как и все. Женщины кичатся громкими платьями. Мужчины — выглаженными смокингами. Музыка заглушает перешёптывания гостей, однако я всё слышу. — Мне кажется, или музыка стала громче? — спрашивает 290. — Это сделано для того, чтобы потом заглушить наши крики! — смеётся 29. Слева от меня стоит группа людей. — А ведь ничего не изменилось, да? — 12 смотрит в разные стороны. — Визуально — ничего, — отвечает 371, — но осадочек появляется. — Вспомните, в это время уже появлялся Хозяин и со всеми здоровался, — ностальгирует 624. — Такого больше не будет, — унывает 54. — Да, увы. Как думаете, Пифон вылезет из своего логова или зассыт и убьёт нас извне, а мы так и не увидим его рожу? О-о, не переживай, 79, осталось совсем немного. — Подумать только, — слышу 184 у камина, — убить собственного брата! Я не понимаю, как так можно?! — Ненависть, — отвечает 914, — братская ненависть. Ненависти никогда не было. — Что такого сделал Сеера, что Пифон его настолько возненавидел? — интересуется 38. Всё очень просто: Удо любили в семье, а меня — нет. — Нам уже не узнать этого, — с горечью произносит 6200. — Посмотрим, что скажет нам Пифон, когда появится. В любом случае, он обязан появиться. Всё-таки это его первый бал. Мой первый и последний Оазис. Я нахожу Лейлу и подхожу к ней: — Привет. Это я. — Господи, как ты меня напугал! Ты не предупреждал, что у тебя будет такая маска. — Тебе тут нескучно было? — беру Лейлу за руку и веду в центр зала. — Знаешь, на удивление, нет. Здесь так всё красиво, и люди такие интересные. Разговаривают о высоком, о запретном. Некоторые подходили ко мне и знакомились. — А ты что? — Они спросили, что со мной не так. Странно, да? Я ответила, что у меня фантомная память. — Здесь у каждого свои дары и проклятия. Красота скрывает уродства. Музыка сменяется, играет вальс. — Потанцуешь со мной? — Мне кажется, ты когда-то уже такое спрашивал, и я согласилась тогда, — Лейла кладёт руку мне на плечо, и мы кружимся. — А какой у тебя дар? — Самый страшный. Танцевальный зал собрал двадцать тысяч пар. Габариты бенуара и бельэтажей позволяют танцевать, не спускаясь на первый этаж. Кавалеры кружат дам. Дамы позволяют кавалерам отрывать их каблуки от пола. — Ты слышишь меня в этой маске? — спрашивает Лейла. — Да, я всё слышу. — Знаешь, я должна тебя предупредить. Тут все люди ждут и одновременно боятся одного человека. — Какого? — Не помню его имя, но он убил собственного брата. Этот факт очень сильно затронул гостей. — Не бери в голову. Слухи здесь разносятся неоправданно быстро. И уж, тем более, не стоит верить каждому произнесённому слову. Лейла ещё сильнее прижимается ко мне, а я ещё сильнее её обнимаю. Музыка потухает, скрипачи ослабляют натянутые струны. Один человек в чёрном смокинге оставляет свою партнёршу и выходит в центр зала, остальные же гости отступаются от него. Мы с Лейлой отходим подальше от центра и сливаемся с толпой. Подходит официант с подносом шампанского. Мужчина в смокинге берёт бокал, и в зале наступает полная тишина. Это 04. Выскочка. Радиоактивный. Он носит парик, чтобы скрыть шишки на голове. — Сегодня, 8-е ноября, день Оазиса, — маска делает голос человека неестественным. — Сегодня впервые на балу собралось более сорока тысяч отмеченных. Я хочу, чтобы вы все сняли маски и почтили память Сееры, истинного Хозяина Оазиса, — 04 поднимает руку с бокалом шампанского. Главные двери танцевального зала открываются, и заходит отмеченный в бордовом костюме и маской-черепом на лице. Он опирается на трость со сломанной ручкой. Его походка тяжёлая, а от шагов отмеченного появляется шлейф крови по полу. На ходу он забирает бокал у официанта, и напиток в хрустале воспламеняется. Подходят официанты с подносами. Более сорока тысяч отмеченных берут напитки. Прислуга, дворецкие и музыканты следуют примеру. Мы же с Лейлой не выделяемся из толпы. — Не будем забывать о 100, — продолжает 04. — Тимоти Стэнфорд служил Оазису со дня его открытия. Он пал. Мы потеряли Бога Слепых, а Богиня Разврата будет нести скорбь до конца своих дней. Девушка под номером 468 вытирает слезу под маской. Она долгие годы была партнёршей 100 по Оазису. Их ничего не связывало, кроме бала. Сердце Тимми всегда принадлежало жене. Вот такая ещё незаконченная история любви. — Что происходит? — шепчет Лейла. — Что мне делать? — Делай, как все. 04 снимает маску в виде противогаза. Он поворачивается к Муриру и чётко произносит: — Сними маску, 10. Пироман снимает золотой череп, и все присутствующие видят его сожжённое лицо, от нижней части которого остались челюсти и мясо с кровью. Кто-то отворачивается от ужасного зрелища, а кто-то ахает от запаха гниющей плоти. Гости избавляются от масок и поднимают бокалы. — За Сееру! — повторяет тост 04. — Истинного Хозяина Оазиса! Сорок тысяч бокалов шампанского опустошают за несколько секунд. Лейла с Муриром тоже чтят память моего брата. Это делают все. Кроме меня. Радиоактивный замечает знак неуважения: — Ты, — указывает он на меня пальцем, — ты не снял маску и не почтил память Хозяина. — Я это уже сделал после его смерти. — Сними маску и назови свой номер! — приказывает 04. Я отпускаю руку Лейлы и направляюсь к центру. Радиоактивный отступает чуть назад. — Мой номер 50. И вы здесь из-за меня. Это я заставил вас всех сюда прийти. За спиной слышу шёпоты. — Сними… маску... — нервно повторяет 04. Я оглядываю всех присутствующих и одной рукой снимаю маску, бросаю её на пол. Глаза 04 выпучиваются, а отмеченные, окружившие меня, делают несколько шагов назад. — Ты… — не верит своим глазам 04, — ты — Пифон… Мурир сразу узнаёт меня, но не понимает, с чего такая реакция у гостей. Он пытается прочитать по губам радиоактивного, и кажется, всё понимает. Я поднимаю бокал над головой, но не произношу тост. Залпом выпиваю шампанское и разбиваю об пол хрустальный бокал. Осколки отскакивают к ногам отмеченных. Я снимаю перчатки — спектаклю конец. Теперь все видят Змея. — Тебе… никогда не быть… Хозяином, — выдавливает из себя 04. — Это вы так решили? — я осматриваю всех гостей. — Убийца не может быть Хозяином. — Оазис — сборище отбросов общества. Ему не нужен Хозяин так же, как и вы не нужны мне. Вы преклонили колено мерзавцу! — поворот головы влево. — Вы почтили память самого ужасного человека! Вы боготворите истинного Хозяина, но вы даже не догадываетесь, что он всё знал! — поворот головы вправо. — Он умер для того, чтобы вы пришли сюда, а я устроил геноцид. Радиоактивный демонстративно набирает полный рот слюней, подходит и плюёт передо мной на пол. — Братоубийство — самый страшный грех! Ты не всемогущ! Тебя будут судить по всей строгости, как обычного человека, на том свете! — Ты отправишься туда раньше меня. 04 тяжело дышит. Он переглядывается с другими отмеченными и понимает, что конец уже близок. Дарованный боится меня, поэтому отходит назад и встаёт на своё место. — Вы — грязь, — смотрю на левую сторону зала. — Вы — гной, — смотрю на правую сторону зала. — Вы пользуетесь дарами жизни, как попало. Ты! — обращаюсь к выскочке, показывая указательным пальцем. — Радиация — сильнейшая штука, она может не только убивать, но и спасать, — осматриваю отмеченных по кругу, вращаясь на одном месте вокруг себя. — Вы все поверите в любую ложь, которую услышите, потому что людям нужно во что-то верить. Но вы никогда не поверите в правду, ибо она страшна! Мой брат мог управлять временем, но я ему сказал, что он не смеет вмешиваться в ход событий. Он мог изменить любое действие, мог не допустить этого Оазиса и уж, тем более, не допустить свою смерть! Но ваш любимый Сеера этого всего не сделал. А почему? Потому что у каждого отмеченного должен быть ошейник! Каждого отмеченного нужно держать на коротком поводке! Вы думаете, — поднимаю обе кисти к лицу, — что управляете всем миром, но это мир использует ваши способности, а вы ему позволяете! Я преклоняюсь перед теми, кто даже не представляет, насколько он отличается от других! Я боготворю тех, кто не знает, что у него есть дар! Почему? Потому что необязательно творить чудеса, чтобы тебя заметили. И почему такие люди могут быть успешными?! Эти мечтатели хреновы! По одной простой причине, — указываю пальцем на каждого присутствующего в зале, — когда человек мечтает что-то сделать для людей так, чтобы это нравилось, у него другая энергия. Когда у него другая энергия, он думает головой, он думает жопой, он думает позвоночником! У него работает всё тело! И он чётко знает, что он всё равно не пропадёт, и он принимает самое нестандартное решение. И поэтому это люди номер один! Ребёнок даун потрясающий, потому что это самый добрый и лучезарный человек на земле! Диабетик — самый морально сильный человек, потому что умеет себя ограничивать в потребностях! Сирота может дать столько любви, — обвожу зал руками, — сколько ему не дали родители! Мальчик, — смотрю на Мурира синим глазом, — которого обижали в детстве, не отомстит за себя, когда вырастет, не почерствеет. Брошенный ребёнок никогда не будет одиноким! Они приняли свои тела, приняли свои недостатки, и они живут в гармонии с самим собой, а не в гармонии со всем миром! Посторонние всегда будут обращать внимания на их кресты, которые они несут на своих телах, но не на их стойкость, доброту, уверенность, жизнелюбие и самопожертвование! Мир не увидит их души! Доброту затмили алчность, эгоцентричность и похоть. Я — идеальная машина для убийств. Я — палач, вознёсший топор над вашими головами! Я уже убил миллион грязных крыс! Тогда мир очистился на время, но Господь Бог сотворил вас: безликих и безымянных, и вы опять загрязнили мой мир! Мой мир! — шея напрягается, вздуваются вены, из-за того что верчу головой в разные стороны. — Это мир, в котором я тоже живу! Хочу быть услышанным. Каждый отмеченный понимает смысл моих слов по-своему. Они знают, что я собираюсь сделать прямо сейчас. Самое главное — меня услышал Мурир. Пора разрезать ниточки. Пора отпустить марионетку на свободу. Я смотрю на глухонемого и чётко говорю: — Беги. Пироман надевает маску, разворачивается и бежит, хромая и еле держась на ногах. Сегодня умрут не все. Я поднимаю кисть с головой змеи, сжатую в кулак, и разжимаю пальцы. Сорок тысяч отмеченных без масок падают замертво. Их лёгкие больше не дышат. Их сердца отныне не бьются. — И вот я покончил с чумой. Один человек стоит на ногах. Я оборачиваюсь и вижу дрожащую от страха Лейлу с белым лицом. — Лаура? — спрашиваю, глядя в карие глаза. Она не отвечает. Она не принимает меня. Лейла — не Она. Я хватаю женщину за руку, хоть она и сопротивляется, и веду в скрытый коридор. Лейла хочет домой, сейчас каждый из нас пойдёт домой. — Отпусти меня! — она бьёт по плечу, в которое когда-то кусала. — Ты — монстр! Это ты убил собственного брата! Они боялись именно тебя! Ты убил всех этих людей! — кричит и вырывается Лейла, пока мы идём к нужной двери. — Ты хотел, чтобы я всё это увидела? Хотел, чтобы я узнала правду о тебе? Мы подошли к нужной двери. Лейле достаточно зайти внутрь, и она окажется дома, а потом женщина всё забудет. — Ты назвал меня другим именем! Я никакая не Лаура! Кто она? Та, которую ты трахаешь, когда я тебя забываю? Я прислоняю Лейлу к стене, нагибаюсь и приближаюсь вплотную к лицу, которое любил всю жизнь: — Она была моим сердцем, моей душой. И она умерла, — тяжело проглатываю слюну. — Ты и рядом с ней не стояла. Лейла отталкивает меня: — Никогда не появляйся в моей жизни. Я забуду тебя навсегда. Я больше никогда не хочу видеть твоё лицо снова. Я касаюсь ладонью двери, и она исчезает, на её месте появляется светящийся проход. Когда Лейла заходит внутрь, я отворачиваюсь, чтобы не видеть, как она покидает меня. Я больше с ней не заговорю. Я больше её не увижу. Злость и ненависть чертят на моём лице новые морщины. В Мире Снов нет перепад температур и погоды. Мир Снов статичен. Я стою на краю крыше в тёмно-синем костюме с цепочкой на нагрудном кармане. На крыше многоэтажного здания нет ничего, кроме неба передо мной и города внизу. Такой, как Она, больше никогда не будет. Я отрёкся от Её внешности. Заставил себя забыть, как Она выглядит. На удивление, моё сердце спокойно. Наверное, потому, что я давно уже смирился, или, потому, что мне важен маленький отголосок Её души в Саре, чем полная идентичность Её внешности в Лейле. Лейла Нельсон права: я не был ей верен. Я понял, что окончательно расстанусь с ней, когда воспользовался услугами Сары. Пять дней назад я встретил девушку, которая заставила меня чувствовать. А когда сегодня я поцеловал Сару, то словно поцеловал Её. Какая жестокая ирония: часть души моей самой сильной любви оказалась в теле проститутки. Я поднимаю руки и кричу. Это не крик злости и агонии. Мне стало легче, когда пришлось отпустить Лейлу. Я оставил её, но она просила меня помнить. Чувствую влагу на лице. Костюм прилипает к телу. Идет ливень, который накроет и реальный мир.