В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью, и отшествие от нас — уничтожением; но они пребывают в мире.
Прем. 3, 2-3.
Мы видели, что он в депрессии. В детстве над ним издевались, его избивали. Он чувствовал себя мёртвым. Тот период жизни определил его существование. Он посвятил свою жизнь смерти.
***
1897 год
Старшему сыну: 12 лет
Младшему сыну: 4 года
— Удо, где твой брат? — Я не знаю, наверное, на заднем дворе. — Ты сделал уроки? — Да, мам. Удо не сделал уроки. Учительница на это ему ничего не скажет. Она не пожалуется маме. Я услышал шуршание травы. Это мама шла ко мне. Всё ближе и ближе. — Что ты тут делаешь? — голос из-за спины. Я молчал, не отвечал. Что мне ей сказать? По-моему, и так всё понятно. Мать подошла ближе и увидела, что передо мной лежала кошка: — Что ты сделал?! Я ничего не сделал. — Что ты сделал с кошкой?! Она уже была такой. Я её не трогал. — Сейчас ты пойдёшь со мной и объяснишь всё своему отцу! Мать резко подняла меня со ступеньки и повела в дом. На кухне папа курил и читал газету. Играло радио. — Отто, ты не представляешь, что я сейчас увидела! — Что случилось, Беата? — Твой сын только что убил нашу кошку! Он сидел на крыльце во дворе и рассматривал её труп! Он с таким удовольствием и интересом смотрел на дохлое животное! — Малыш, это правда? — спросил меня папа. Я стоял и молча смотрел на него. Это неправда. Я её не убивал. — Сыночек, скажи что-нибудь. — Отто, он не ответит. Он и со мной не разговаривает. — А с Удо он разговаривает? В этот момент старший брат забежал в дом с мячиком. — Удо, ты разговариваешь с братом? — спросила мама. — С ним? — брат кивнул в мою сторону. — Нет. — Почему? — спросил папа. — О чём мне с ним разговаривать? Он же дурачок, — Удо ударил мячиком об пол и убежал в нашу комнату. — Отто, нам нужно что-то с этим делать! — Беата, ему всего четыре года. Не заговорит сегодня, заговорит завтра, — папа вновь уткнулся глазами в газету. — Он не заговорит ни сегодня, ни завтра! Вспомни, Удо в этом возрасте уже умел считать и читать! Посмотри на него! — мама показала папе на меня. — Отто, он меня пугает!… Он молчит, странно смотрит на всех, постоянно о чём-то думает. Вдруг он что-то замышляет? Вдруг кошка — это только начало? — Не говори чепуху! — папа взбесился. — Он просто ребёнок! — Ребёнок, которого я боюсь. Его нужно обследовать. — Что ты предлагаешь? — Завтра я отведу его ко врачу, к детскому психологу. Это ненормально, что он так себя ведёт.! — Беата, он ведёт себя, как ребёнок, — папа выпустил дым из носа. — Иди к доктору. Я не против, но ваш поход не принесёт никаких плодов. Я рассматривал кухню: деревяшки на стенах, узоры на дереве. — Смотри, даже сейчас он нас не замечает! — мама сильно потянула меня за руку и противным голосом сказала: — иди в сарай, бери лопату и закапывай кошку, которую ты убил. — Успокойся! Я сам это сделаю, — заступился за меня папа. — Ему четыре года, забыла? — В четыре года он уже знает, что такое убийство. — Малыш, не слушай её! — папа посмотрел на меня. — Иди в комнату и порисуй что-нибудь. Папа всё сделает. Беата, отпусти его. — Не потакай ему. Мама отпустила меня, и я ушёл наверх. Мы с Удо жили в одной комнате. Старший брат говорил, что, когда он вырастет, то пойдёт жить в другую комнату, но это ещё нескоро. Я сел на свою кровать и посмотрел на Удо: он играл с машинками. — Что тебе мама с папой сказали? Я молчал. — Они тебя отругали? Я молчал. — Зачем ты убил кошку? Я молчал. — Ты когда-нибудь заговоришь, дурачок? Я умел разговаривать. Я запоминал, что говорили родители и брат. Я умел считать до десяти. — Поскорее бы вырасти и уйти жить в другую комнату. На следующий день мама повезла меня в город, в большой дом, где люди ходили в белом. Какой-то дядя посадил меня перед высоким столом и задавал вопросы, просил рисовать. Я молчал и не рисовал. — Фрау Мориц, он себя и дома так ведёт или, может, меня испугался? — Доктор Рихтер, он ничего и никого не боится. Мне кажется, — мама перешла на шёпот, — он специально так ведёт себя. — Ваш старший сын в возрасте четырёх лет так себя не вёл? — Удо? Нет, что Вы! Удо — умный мальчик. — Умный мальчик, — повторил доктор. — Интересно. Я рассматривал свои пальцы и ковырял под ногтями. Мне здесь не нравится. Мне здесь неинтересно. — Фрау Мориц, боюсь судьба сыграла с Вами несмешную шутку. — Простите, что Вы имеете в виду? — Удо обладает несвойственными способностями для своего двенадцатилетнего возраста. Он очень умный, любознательный. Сколько книг в день читает Ваш старший сын? — Четыре, может, пять. — А младший сын читает? Или Вы ему читаете? — Он и букв-то не знает. — А Вы вместе с герром Морицем занимаетесь с мальчиком? — Отто рано уходит на работу и приходит вечером. Я занимаюсь домашними хлопотами. Нам некогда заниматься с детьми. Удо сам всему научился. — Но Ваш младший сын — не Удо. К нему нужен особый подход. — Что значит «особый подход»? И почему он не как Удо? Они же братья. — Вы в этом уверены? — Что?… На что Вы намекаете?! — мама разозлилась. — Ребята не похожи. Удо светленький, а этот мальчик, — врач кивнул на меня, — тёмненький. — И какая связь? Старший сын пошёл в отца, а младший — в мать. — Хорошо, как скажете. Фрау Мориц, я сказал Вам, что трёхлетний Удо — вундеркинд, но Ваш младший сын… — Что с ним? — мама разнервничалась. — Он идиот. — Как… Что Вы такое говорите?… Как такое может быть? — Увы, но это так. У Вас два абсолютно противоположных сына. — Но, доктор, какая может быть идиотия? Он же ещё маленький совсем! — Вам нужно было привезти его сюда ещё раньше. Такое заболевание должно диагностироваться до трёх лет. — Может, Вы ошиблись? Он же просто не разговаривает и не обращает ни на кого внимания. — Фрау Мориц, у Вашего сына в принципе отсутсвует речь. Также вы сказали, что ребёнок ни на что не реагирует: ни на похвалу, ни на осуждение. Он не играет с братом, не играет с игрушками. Его ничего не интересует, и в то же время мальчик может внезапно сфокусироваться на чём-то — как это произошло с кошкой. Вы видели, как он её убил? — Да. Я не убивал кошку. — Детская жестокость и в то же время интерес. Нервные тики. Вы сказали, что у него часто ни с того ни с сего трясётся нога, и продолжаться так может несколько часов. Как думаете, он Вас понимает? — Я знаю точно, что он меня слышит. Его глаза бегают в разные стороны. — Он слышит интонацию, но значения слов и Ваши просьбы — навряд ли. Как мальчик проводит свой день? — На улице гуляет, сидит в комнате. — Вы сказали: «сидит». Что он делает в комнате? — Просто сидит. Он так может просидеть весь день и даже поесть не спуститься. Я каждый раз его зову. — Вы кричите на него, а не зовёте. Это разные вещи. — Хорошо, как мне с этим жить? — С этим жить не Вам, а ему. Это не лечится. Это нарушение мозга. У Вас и у герра Морица были подобные случаи в роду? — Ни у меня, ни у Отто не было в роду ни вундеркиндов, ни… — мама посмотрела на меня злыми глазами, — идиотов. — Хорошо, этот вариант не рассматриваем. Ваша вторая беременность как проходила? — Так же, как и первая. — Стрессы, падения, физическое насилие со стороны окружающих? — Я не падала, и меня не били. — Значит, так суждено, фрау Мориц. Вам нужно научиться жить с сыном-идиотом. — И как же? — Для начала полюбить его, что бы он ни вытворял. Принять его поведение и сознание. — Как мне принять его таким, если я его боюсь? — Он не тронет Вас и, уже тем более, не убьёт, если Вы его полюбите. — А лечение? — Это не лечится так же, как и особенность Удо. — Таблетки? Лекарства? — Только для его психо-эмоционального состояния. — Что это значит? — Мальчики могут начать мастурбировать очень рано. Вопрос лишь в том, чтобы этот процесс заканчивался. Мастурбация может стать хронической, фрау Мориц. — Какой кошмар… — мама закрыла уши руками. — Ваш сын может жить, как нормальный ребёнок. При особом воспитании и ухаживании он даже сможет не выделяться на фоне своих сверстников. — Я Вас услышала, доктор Рихтер, — мама встала и вязла меня за руку. — Боюсь, это моя участь — быть разной матерью для двух разных сыновей. — Мама сказала, что ты болен, — произнёс Удо в нашей комнате, когда мы с мамой вернулись домой. Я не болен. Я здоров. — Ты не смог ответить на простые вопросы доктора. Ты не смог нарисовать дом, дерево, семью. Это что, так сложно для тебя? Ты испугался доктора Рихтера? Он же нестрашный и задаёт лёгкие вопросы. Я не хотел отвечать на вопросы доктора. Я не хотел рисовать дом, дерево и семью. — Я же говорил родителям, что ты дурачок. Удо встал с кровати и побежал вниз на улицу. Я остался один в комнате смотреть в окно. — Как ты, сынок? Я не обернулся, не стал проверять, кто вошёл. Я и так по голосу узнал папу. Он сел со мной рядом и положил руку мне на спину. — Всё в порядке. Ничего страшного не произошло. Мы будем жить так, как жили. Ты был и остаёшься нашим сыном. Навсегда. — Отто! — послышался крик мамы с первого этажа. — Бассо вернулись домой! Калисто привёз Орнеллу из роддома! Она такая счастливая! Ещё на одного малыша в нашем посёлке стало больше!