ШПИННЕ
1898 год
Старшему сыну: 13 лет
Младшему сыну: 5 лет
— Отто, мы с Удо опаздываем на автобус, позавтракайте вдвоём и займитесь чем-нибудь. Да, и не забудь дать ему таблетки. — Мам, я не хочу в школу! — брат дёргал маму за рукав. — Мне там скучно! Мне не нравятся физика и физкультура. Я уже проснулся и сидел в дверном проёме нашей комнаты. Я всегда тут сидел. Так я понимал, что происходило, и о чём разговаривали на первом этаже. — Удо, ты же самый умный в классе! Что значит, тебе не нравятся эти предметы? — голос папы. — Они бесполезны, пап! Зачем мне физика и физкультура? Я не люблю бегать! — Удо, когда-нибудь тебе всё пригодится в жизни. — Так, потом поговорите. Удо, бери портфель и иди на улицу, нам ещё двадцать минут добираться до автобуса. Отто, не забудь про завтрак и таблетки. Мама поцеловала папу на прощание и ушла вместе с сыном на улицу. Папа смотрел на второй этаж и заметил меня: — Знаю, что ты уже не спишь. Иди умывайся и садись есть кашу. Я не любил манную кашу. Я сидел за столом и ковырял ложкой в тарелке. — Сынок, ешь. Тебе нельзя пить таблетки на голодный желудок. Я не хотел есть кашу. Мне она не нравилась. Папа сидел напротив меня и читал листки. Играло радио. Последние несколько недель он не уезжал на работу. Я слышал, что некоторое время он будет работать дома, поэтому почтальон стал приносить ещё больше газет нам домой. — Когда мама будет тебя стричь? — спросил папа, подкуривая сигарету спичкой. — Ты уже оброс. Сегодня должна. Мама стригла меня каждые две недели. — Ты поел? Я отставил от себя тарелку с кашей и допил чай в кружке. — Иди наверх и подделай что-нибудь. Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Божья коровка ползла по деревяшкам. — Что делаешь? — Папа пришёл. Я сел на кровать и повернулся к окну. — Сынок, таблетки. Я не хотел их пить. Они горькие. Папа сел рядом со мной и тоже смотрел в окно: — А ты знаешь что-то в этом есть. Просто сидеть и смотреть. Не замечать никого вокруг себя. Быть наедине с самим собой. Я не один. Со мной синица. Я слышал, как она разговаривала на улице, сидя на моём окне. — Ты обедать-то будешь или тоже откажешься? Вторую тарелку супа я, конечно, могу съесть, но тогда ты останешься голодным до самого ужина. А мама с Удо приедут только к четырём часам. Мама отвезла Удо в школу. Пока он там, она собиралась погулять по городу. Когда уроки закончатся, они вместе вернутся домой. — Сынок, я не хочу давать тебе таблетки. Папа встал с кровати и закрыл окно шторами. Синица скрылась за толстой тканью, но я продолжал слышать её голос: он изменился, стал более громким. — Я не хочу, чтобы нас увидели соседи. Я потом открою шторы. Потом. После. Когда потом? И после чего? Папа расстегнул пуговицу на брюках и снял подтяжки. Что он будет сейчас делать? — Я тебя очень люблю. Запомни это навсегда. Ты — мой особенный сын. В 2 часа дня мы пообедали. Я съел полную тарелку супа, за что папа меня похвалил. — Оставь тарелку, я всё помою. Иди погуляй на улице. Шпинне — собака Удо. Я был совсем маленьким, когда папа принёс щенка немецкой овчарки. Он подарил его старшему сыну, чтобы тот заботился о питомце. Два года Удо никого не подпускал к собаке. Сам её кормил, убирал за ней, мыл, иногда отпускал с цепи. Шпинне большая и шерстяная. Из-за обилия меха её часто путали с медведем. Из-за страха перед громадным монстром к нам в гости редко кто приходил. Даже мама боялась Шпинне и не подходила к ней. Удо решил вырастить из собаки сторожа и защитника. У брата хорошо это получалось. Мне нравилась её шерсть. И мне так хотелось погладить Шпинне, но Удо будет кричать, что я трогал его собаку. Но Удо сейчас нет дома. Я медленно подходил к будке. Шпинне лежала и смотрела на меня, не рычала. Она не такая страшная, как думал Удо. Собака села, когда я подошел к ней. Овчарка принюхалась и лизнула мне лицо. Шпинне нестрашная, она не укусит. Я запустил свою ладонь ей в шерсть, она заурчала и легла на спину. Я почесал ей живот и шею. Она снова меня всего облизала. Я ушёл домой, зная, что теперь у меня появился друг. Я буду ходить к Шпинне и подкармливать её, когда Удо нет дома. — Сынок, надо постричься. 6 часов вечера. Мама зашла в нашу комнату с тарелкой пены и острым лезвием. Я взял стул и сел возле своей кровати. — Мне уйти? — Нет, Удо, сиди и делай уроки. Мы тебе не помешаем, и ты нам тоже. Мама помазала мне голову пеной и провела лезвием. Первая полоска кожи оголилась. — Зачем ты его так часто стрижёшь? — спросил Удо. — Тем более, под бритву. Меня ты так не стрижёшь. — У тебя другие волосы, Удо, как у отца — светлые. А у твоего брата — тёмные, как у меня. — Это не объясняет, зачем ты стрижёшь его каждые две недели. — У него вши. — Фу! Хорошо, что я его не касаюсь! — Они появляются, когда отрастают волосы. — Ты будешь стричь его, даже когда он вырастет? А вывести вшей нельзя? — Даже когда он вырастет, он будет бриться налысо. Мама закончила брить меня и позвала нас ужинать. — Видела сегодня маленькую Бассо, — сказала мама, — очень миленькая. У девочки грива на голове уже, как у папы, а ей всего один годик. — Где ты её видела? Я не замечал, чтобы Бассо гуляли с ребёнком, — отметил папа. — Орнелла выходит с девочкой на задний двор. — А Калисто? — Ты видел его дома? Он работает. В семье появился ребёнок, естественно, им нужны деньги. — И как же они назвали дочку? — Лаура. Лаура Бассо. Красиво звучит. По-итальянски.***
1900 год
Старшему сыну: 15 лет
Младшему сыну: 7 лет
— Какая она очаровательная, Орнелла! — Спасибо, Беата, — соседка взяла на руки маленькую тёмноволосую девочку. — Ей три годика, а она уже подняла весь дом вверх. Не знаю, что уже делать с этой проказницей! — А ничего ты не сделаешь. Она ребёнок, пусть и ведёт себя, как ребёнок. Наши дети так быстро растут, не успеешь оглянуться, как дочка пойдёт в школу. — Ваш младший сын в этом году пойдёт в первый класс? — Мы ещё не решили с Отто. Семь лет — пора бы. Но, наверное, я не готова отпустить его. — Он так и не разговаривает? Мама покачала головой. Я стоял у своего окна на втором этаже и подслушивал через открытую форточку разговор на улице. — Она очень похожа на тебя, Орнелла. — У неё цвет глаз мой, от Калисто она взяла самое красивое. — Да, у твоего мужа появилась конкурентка по причёске. Женщины засмеялись, и моя мама дотронулась до кудряшек на голове девочки. На улицу выбежал Удо. — Удо, иди сюда! — позвала мама. — Посмотри, какая у тебя новая соседка. — Здравствуйте, — поздоровался брат с соседкой. — Здравствуй, Удо. — Это Лаура, — представила наша мама девочку, — твоя будущая невеста. Удо изменился в лице. На его губах появилось отвращение: — Она маленькая и кучерявая. Она ребёнок, а я уже взрослый. Я не собираюсь жениться. Слова Удо затронули соседку и маму. Брат попрощался и ушёл. — Не обращай на него внимания, Орнелла. Мальчишка, да и только. — Сколько ему уже? Пятнадцать? Мама кивнула. — Тяжёлый возраст для мальчика. Он считает себя взрослым, но когда на деле столкнётся с принятием взрослого решения, то вновь станет маленьким мальчиком. — Удо — хороший мальчик. Имей в виду, Орнелла, я не против породниться. — Я запомню это, Беата. Мама попрощалась за ручку с маленькой девочкой и ушла на огород. А соседка так и осталась стоять с кучерявой дочкой на руках. Женщина опустила ребёнка на землю, и та побежала, а её чёрные кудряшки запрыгали вместе с девочкой. У неё очень красивые волосы. На следующий день я вновь увидел соседку с девочкой. Я ходил вдоль забора, считал столбцы. — Привет, — сказала Орнелла. Я молча стоял и смотрел на высокую женщину и на маленькую девочку, что так похожа на маму глазами. — У тебя красивые глаза — синие. Они гораздо темнее, чем у твоего брата. Вы не похожи с ним. Ты совсем другой. Я убежал, испугавшись слов соседки. Мне никто ничего подобного не говорил. Не знаю, как реагировать. — Что, завёл себе подружку? — спросил Удо, кормя Шпинне. — Правильно, она маленькая и не понимает, что ты дурачок. Она не знает, что ты идиот. Или тебе понравилась её мама? Нашей мамы тебе недостаточно? Теперь Орнелла будет брить тебе голову и кормить кашей с ложечки? Со временем ты и семейству Бассо станешь обузой. Я сжал кулаки от злости. Слова Удо мерзкие. Мне так хотелось ударить брата, поэтому я пошёл прямиком на него. Шпинне оторвалась от миски с едой и заприметила меня. Собака зарычала, и Удо натянул цепь. — Не дури и не подходи к собаке! Я его не слушал — шёл прямо. — Удо, держи собаку! Сынок, стой! Не подходи к ним! Удо, держи собаку, я сказал тебе! — орал папа за спиной. Я подошёл к будке, и собака ещё сильнее зарычала. Она забыла про миску, и от злости еда вываливалась у неё из пасти. Удо крепко держал цепь, но собака была сильнее. Звенья рвали кожу на ладонях моего брата, его ботинки оставляли глубокие следы на песке. Удо взрослый, но он не сдержит Шпинне. — Удо! Удо! — крики папы ближе и громче. Брат не сдержал цепь. Брат отпустил цепь, и Шпинне сорвалась, повалила меня на землю и вцепилась в шею зубами. Подбежал папа и ударил собаку по морде. Затем ударил ещё раз по морде и пнул ногой. — Папа, не надо! Не надо! — просил брат. — Она больше не укусит! — Я сказал тебе держать собаку, Удо! Почему ты не остановил брата?! У меня очень сильно заболело горло. Мне стало трудно вдыхать воздух. — Я сказал ему не подходить, но он не слушал! — Сынок, посмотри на меня, — папа взял меня на руки и дотронулся до моей шее. — Сейчас всё будет хорошо. Скоро тебе не будет больно. Со мной на руках папа пнул миску и обратился к Удо, который плакал над стонущей Шпинне: — Попрощайся с собакой. В больнице мне наложили много швов на шею, и через пару часов мы с папой приехали обратно домой. Меня посадили на кухонный стул, чтобы немного передохнуть с дороги. — Всё хорошо? — спросил папа, пододвинув стакан молока ко мне. — Как ты себя чувствуешь, малыш? Очень больно? Скоро пройдёт. В это время мама ругала Удо в гостиной, а брат плакал. — Возьми с собой молоко и иди полежи в своей комнате. Хорошо? Поспи, во сне вся боль проходит. Я взял стакан и пошёл на второй этаж. Проходя мимо гостиной, не взглянул на брата. На втором этаже находились две жилые комнаты. В одной комнате мы жили с Удо, вторая предназначена для старшего сына, когда он вырастет. Есть ещё одна комната. Папа называл её игровой. На самом деле, там стояли пианино и шкафы с книгами. Удо часто сюда ходил, чтобы в очередной раз что-то почитать. На пианино никто не играл. Мама говорила, что оно осталось от бабушки, которая была пианисткой. А дом, в котором мы живём, достался родителям от бабушки и дедушки. На первом этаже расположены кухня, родительская комната, гостиная и папин кабинет. В игровую комнату я почти не заходил, но в этот раз она меня тянула к себе. Я открыл дверь и первое, что заметил — пыльное пианино. Я не умел играть, но почему-то хотел научиться играть. Я открыл крышку и слегка провёл пальцами по пыльным чёрно-белым клавишам. В нашем доме постоянно играла музыка, что издавал проигрыватель, но никто не создавал музыку сам. На полках шкафа я нашёл нотные книжки. Открыл первые страницы и понял, что они научат меня играть. Я поставил книжку на подставку и подул на клавиши. Пыли больше нет. В это время я слышал крик Удо с улицы. Не хотелось его слышать. Я поставил палец на клавишу, что издала первый звук. Я не знал, какая это нота. Поставил палец другой руки, и снова зазвучал новый звук. Если научиться, то я смогу превратить отдельно звучащие звуки в нечто цельное и бесподобное. Это всё равно, что фокусировать взгляд на отдельных деталях и резко увидеть полную картинку. Результат всегда будет непредсказуемым. Пока я запоминал ноты и сопоставлял их с клавишами, в игровую зашла мама: — Ты нашёл своё призвание? Я замер и прекратил играть. С улицы слышны дикие вопли Удо и Шпинне. Мама подошла и сказала: — Твой отец тоже творческая личность. Видимо, его гены вновь проснулись в тебе. Она взяла стул и села рядом со мной. Опять истошный крик брата и собаки. Мама сильно закрыла глаза: — Сыграй мне что-нибудь. Сейчас я хочу слышать музыку.***
— Папа, я прошу тебя, не надо! Отец снова ударил меня по щеке: — Ты хотел защитить нашу семью от врагов? Воспитывал собаку, как убийцу и охранника? — Папа… Удар. У меня пошла кровь из носа. — Ты ждал опасности извне, но твоя собака сама стала опасностью для нашей семьи! — отец схватил меня за шиворот рубашки и потащил на улицу. — Пойдём. Ты же взрослый? Пора становиться мужчиной, Удо. Всего в слезах отец повёл меня к будке. Шпинне спряталась внутри и не выходила наружу. — Попрощался с собакой? — Нет! Папа! — А я ничего с ней не сделаю. Ты так не переживай, — отец ударил меня животом о собачью будку. — Давай, попроси, чтобы она вышла. Шпинне слушается только тебя. — Она не выйдет, — сказал я, захлёбываясь слезами, — ей сейчас очень больно от ударов. — Позови её по-хорошему. Я хочу попросить у неё прощения за то, что ударил. — Шпинне, — наклонился над будкой, — выйди, пожалуйста, тебе не сделают больно, обещаю. Выйди, а потом ты пойдёшь обратно, и я тебя больше не потревожу. Собака скулила и еле-еле выходила. Кажется, папа сломал ей несколько рёбер. — Вот так, умница, — подбадривал отец и гладил её по холке. — Прости, я не хотел, но у меня не было выбора. Были бы у тебя щенки, ты тоже так поступила, — папа перестал гладить собаку и отошёл чуть подальше. — Отстегни Шпинне от цепи и сними с неё ошейник, Удо. — Зачем? Ты хочешь её отпустить? — Снимай. Я выполнил просьбу отца. — Возьми цепь и обмотай её вокруг собачьей шеи. — Что?! Я не буду этого делать! — Обмотай цепь вокруг шеи собаки! — от злости папа плевался слюнями. Я посмотрел на цепь в своих руках. Отец не хотел, чтобы я отпускал Шпинне на волю. Началась истерика, и слёзы полились ещё сильнее плакать. — Так поступают мужчины?! Они плачут, Удо?! Я помотал головой и кинул цепь на землю: — Не буду этого делать! Не убью собаку! Отец подобрал её и подал мне: — Твоему младшему брату наложили пятнадцать швов на шею. Эта зверюга чуть не вырвала гортань из горла. Когда в будущем твоего сына или дочь покалечит собака, ты меня поймёшь. — Он сам виноват! — обвинял брата. — Он сам подошёл к ней! Я его предупреждал! — Твоему брату семь лет, Удо, а тебе — пятнадцать. Кто из вас двоих сильнее и мудрее? Мне всегда казалось, что ты. Ты, как старший брат, обязан защищать младшего, чтобы он ни делал. Ты должен принять его. Поступи не взросло, а мудро. Это случайность. Это же просто случайность!… Я обвил цепь вокруг шеи Шпинне и прошептал ей на ухо: — Никогда не прощай меня за это и помни, что я на твоей стороне. Цепь полностью погрузилась в густую шерсть овчарки, и когда металл коснулся голой кожи животного, Шпинне заскулила. Я старался сделать это быстро, но ничего не получалось. Собака сопротивлялась, а мне не хватало сил ещё туже затянуть цепь. От скулежа Шпинне мои руки не слушались, а пальцы скользили по звеньям. Со злости я закричал и туже затянул цепь. Шейные позвонки треснули, и скулёж прекратился. Тело Шпинне обмякло и упало на землю. Металлические звенья цепи глубоко вонзились в плоть животного. У меня больше нет собаки. — Молодец. Это мудрый поступок, — отец направился в сарай. Я снял с шеи Шпинне удавку и приложил шерсть на месте впадины. Вернулся папа с лопатой в руке. — Закопай её. Это твоя собака. Я взял лопату и остался один с моей собакой. Я принёс Шпинне в лес и похоронил её под клёном. У меня больше нет собаки. Брат уже лёг спать, а я не мог заснуть. От меня до сих пор пахло шерстью Шпинне, хоть я и вымылся. Мне будут сниться кошмары всю жизнь. — Знаешь, а я не возьму своих слов назад, — произнёс это в полной темноте и тишине, но брат меня слышал. — Я только что убил своими руками собаку, но я не стану монстром, а ты им станешь, хоть и не убивал свою кошку. Я больше никогда никого не убью. Обещаю.