Во всяких устах она будет сладка, как мёд и как музыка…
Сир. 49, 2.
Я ненавижу поезда. Они уезжают в один конец. Интересно, каково это: собрать чемодан, сесть в купе и уехать? Смысл поездов заключается в том, что каждый человек готов рассказать свою историю случайному попутчику, потому что на следующей станции вы выйдете и больше никогда с ним не встретитесь. Что бы рассказал я? Я всю жизнь хотел стать музыкантом. Поезд приближается. Я слышу его. Земля под ногами двигается. Звук грохочущих рельс ни с чем не перепутаешь. Это тоже музыка. Мне достаточно сделать два шага вправо, и от меня ничего не останется. Он всё ближе и ближе. Я вытягиваю в сторону правую руку, и поезд едет мимо. Могу коснуться его, но пальцами чувствую лишь вибрацию от вагонов. Он так близко. Я закрываю глаза и слышу музыку. Поезд всё едет и едет. В купе горит свет. Много свободных мест. Не все пассажиры уехали в один конец. Это не сон. Это реальность. В той реальности все вагоны были переполнены. Не хватало одного пассажира — меня. В том поезде все уехали в один конец. Тогда моё сердце впервые остановилось. Как же я хотел, чтобы та реальность была сном. После геноцида прошло 7 часов. Я переоделся в свою обычную одежду. Бал закончился. Уже светает. Улицы наполняются народом: кто-то заступает на свой рабочий пост, кто-то садится за парту, кто-то ищет очередную дозу героина. В этом весь мир. Идёт ливень. Великий Пожар тушится. Жизнь продолжается. У меня звонит телефон. Мало кто знает номер Эмиля. Мне неизвестен звонящий. — Алло? — говорю я. — Эмиль? — какой-то знакомый мужской голос. — Верно. — Это Лиам, друг Лейлы. Лиам. Гей. — Когда ты в последний раз видел Лейлу? — Несколько дней назад, — вру я. — А что случилось? — Вы расстались? — Нет. Просто дали друг другу небольшой перерыв. Лиам, что случилось? — я нервничаю. — Лейла умерла. Что-то колет в груди. Знакомое чувство. Дыхание перехватывает. Когда-то я уже испытывал подобное. — Когда? — Ночью. Её только что увезли в морг. Ночью она была со мной на Оазисе, а потом я отправил её домой. — Почему? — Тромб оторвался. Она не вынесла. Не пережила расставание. Её сердце разорвалось. — Родители Лейлы не хотят долго тянуть с похоронами, поэтому церемония прощания будет сегодня в полдень. — Почему так рано? — Тело не будут вскрывать. Немного загримируют, оденут и положат в гроб. Сейчас не та обстановка в городе. Миссис Нельсон хочет похоронить дочь пока есть время и возможность. Кто знает, может, после пожара весь город затопит. — И Лейла будет плавать в могиле? — Эмиль, этот вопрос решают родители. Больше хоронить Лейлу некому. В прошлый раз я закапывал труп. — Я звоню тебе, — продолжает Лиам, — чтобы спросить, пойдёшь ли ты на похороны? — Конечно. Лиам называет церковь и кладбище, где пройдёт прощание с Лейлой, и отключается. Я убил Её во второй раз. Я буду хоронить Её во второй раз. Жизнь продолжается. Она говорила, что мне не пойдёт чёрный. Она говорила, что он слишком тёмный, а я не такой. Она говорила, что чёрный цвет — похоронный. Она говорила это 1-о ноября, а сегодня 9-е. Она прожила ещё неделю. В церкви не так много народа. Люди по одному подходят к гробу и прощаются с Лейлой. Я вижу Лиама, вижу Джилл, вижу Марка. Этих людей я знаю. Остальные мне незнакомы. Я вижу родителей Лейлы, которые плачут над гробом. Мужчина низкого роста с гривой седых кудрявых волос, ещё пару десятков лет назад они были чёрного цвета. Я знаю его — видел семьдесят три года назад. Я убил его. Женщина высокого роста, статная, серьёзная, красивая, у неё карие глаза, которые унаследовала Лейла. Я знаю её — видел семьдесят три года назад. Я убил её. Реинкарнация существует. Они так похожи на них. Я поднимаюсь со скамьи и самым последним подхожу к открытому гробу. Молча стою и отпускаю Лейлу навсегда. «Ты не была Ею, но ты была другой. Я всегда буду убивать Её. Снова и снова. Такова наша судьба». Родители меня замечают и смотрят на мужчину, полностью одетого в чёрный похоронный костюм. Они плачут, а я нет. Слёзы — привилегия родителей, а не гостей. Я дал себе обещание не плакать. Я выплакал все слёзы семьдесят три года назад. Я подхожу к родителям Лейлы, наверняка они догадываются, кто перед ними, и говорю им, глядя в глаза: — Умоляю, простите меня. Миссис Нельсон ещё сильнее начинает рыдать, мистер Нельсон держит супругу за плечи. В другое время их звали по-другому. В этот раз я не упал на колени перед ними. Я отхожу от стариков и встаю в центр церкви. За моей спиной гроб Лейлы, а по обеим сторонам гости, что пришли попрощаться с девушкой, которая никогда их не помнила. Все плачут. Все, кроме меня. Когда я заходил в церковь, шёл ливень. Теперь же солнце проникает в обитель Господа и освещает меня. Я дал обещание не плакать — я выплакал все слёзы. Возвращаюсь на своё место. Гроб Лейлы закрывают. Прощание окончено. Осталось погребение. Марк и Лиам подходят к гробу с обеих сторон. Чтобы нести деревянный ящик, нужно четыре человека. Мистер Нельсон отпускает жену и становится третьим человеком. Остался ещё один. Никто из зала больше не выходит. Никто не хочет нести на своих плечах гроб. Здесь сидят друзья Лейлы, но никто не хочет ей помочь. Я подхожу к гробу. Четверо мужчин берутся за ручки и, не договариваясь, кладут на свои плечи деревянный саркофаг. Играет классическая музыка. Я делаю шаг и начинаю громко плакать. Очки с простыми стёклами не скрывают моих слёз. Я стою вдалеке от выкопанной могилы. Солнце озаряет меня. Всё ещё больно видеть, как Её второй раз предают земле. Скамейка где-то в центре города. Солнце скрывается за тучами, и капает дождь. Дождь, который потушит Пожар. Мне становится плохо. Я снимаю очки и расслабляю галстук под шеей. Состояние не улучшается. Снова эта боль в области сердца. Снова мне нечем дышать. Я хватаюсь за рубашку на груди и не нахожу себе места на скамейке. Люди проходят мимо, не обращая внимания на умирающего человека. — Мужчина, Вам плохо? — спрашивает подошедшая женщина. — Нет. Всё хорошо. Просто у меня инфаркт, и я умираю. — Звучит не смешно. Вы действительно очень плохо выглядите. Я чувствую, как намокают волосы на голове, и пот течёт со лба. Вижу побелевшие руки. Пытаюсь сдержать судорогу, но ничего не выходит. Это инфаркт. Я знаю. Сейчас у меня остановится сердце. — Я вызываю «скорую», — предупреждает женщина. — Она не поможет, — достаю телефон из внутреннего кармана пиджака и открываю его. — Будьте добры, найдите и наберите мне номер доктора Льюиса, — отдаю сотовый незнакомке. У меня нет сил набрать доку. Я не вижу ничего перед глазами. Женщина ковыряется в моём телефоне и находит нужный номер. — Держите, — она протягивает сотовый, — звонок пошёл. Я подношу к уху аппарат и слышу голос Льюиса: — Алло, Эмиль? — Льюис, — мой голос опускается ещё на полтона ниже, — я не выполнил Ваших рекомендаций. Я сплоховал. — Что случилось? Эмиль, что у тебя с голосом? — доктор напрягается. — Я же сказал, что позвоню Вам, когда буду умирать. — У тебя инфаркт?! Где ты? — В центре города. На скамейке. Теперь мне уже никто не поможет. Женщина достаёт из сумочки сотовый и вызывает «скорую». Доктор слышит это через динамик моей трубки. — Тебе вызывают медиков? Эмиль? Не молчи! — Они не успеют приехать. Я буду уже мёртв. — Не отключайся. Бога ради! Эмиль, говори со мной! Я уже выезжаю. — Я думал, что выплакал все слёзы. Оказалось, что нет. И представить не мог, что буду снова реветь на Её похоронах. Я не понимаю… не понимаю, почему Она всегда умирает. Почему я не могу быть с Ней… Это же так просто: быть вместе с тем, кого любишь. Удар сердца подскакивает в уши — глубокий, громкий удар. Затем ещё один. Не могу говорить. Не могу дышать. — Она забрала мою душу и моё сердце… — телефон выпадает у меня из руки на асфальт. — Эмиль! Эмиль! — кричит Льюис на том конце звонка. Стук сердца оглушает, и я падаю боком на асфальт, соскользнув со скамейки. Толпа народа окружает лежащего в чёрном похоронном костюме мужчину. Я закрываю глаза, и моё сердце останавливается.