*
Густая, как смоль, тревога заливала свинцом глотку. Пустота, полный вакуум, и лишь призрак неотвратимой угрозы кружил над ним. Далекий гул канонад содрогал вязкую жижу под ногами. Закованные в тяжелые ботинки ступни стерты в кровь, носки заляпаны маслянистой грязью. Дрожащие пальцы до боли сжимают тонкие холодные пластинки жетонов, силой сорванные с чужой шеи. Зловещий свист снарядов сливался с пронизывающим до костей предсмертным хрипом, совсем рядом. Он знал, что за чудовищное зрелище находится позади. Не хотел оборачиваться, не хотел видеть это снова, но неподконтрольный собственной воле разум заставил его. Уже не человек, а ошметки мяса и груда торчащих из обугленной плоти костей. Он мертв. Труп. Словно прорываясь сквозь толщу ледяной воды, он распахнул глаза, жадно хватая ртом воздух. Сердце дико колотилось в груди, ребра сдавливали тугими кольцами горящие легкие. Джонни задыхался, содрогаясь будто в ознобе. Несуществующий холод и пугающе реальный животный ужас вгрызался болезненными спазмами в мышцы. Бежать. Прочь.*
Ви в нервном порыве вскакивает с подушек и здоровается со своей подпухшей физиономией в зеркале напротив. Пустой отельный номер. Густой дух перегара. Холодные простыни рядом. Пьяный мозг концентрируется отвратительно долго. В глаза как песка сыпанули, а окаменевшие конечности ноют от неудобной позы. Во рту будто стая котов нассала — мерзкую кислую слюну невозможно проглотить, небо пересохло. Голова гудит похмельным колоколом, и его звон пульсирующим эхом распирает черепушку. — Твою ж мать, — Ви откидывает с ног одеяло и заходится надсадным глубоким кашлем. Глотку нещадно дерет от выкуренных за ночь сигарет. Как ты мог потерять бдительность и заснуть с незнакомцем? Сказочный долбоеб. Слишком уж расслабился. Теряешь хватку. Вполне обоснованная тревога уже успела разогнать свой маховик, распорошив еще больше хаотично летающие в подсознании осколки мыслей. Красть у него, нищего, конечно, нечего, но спасибо, что живой, даже почки на месте, и вместо ванны со льдом — старая продавленная кровать. Когда этот мужик успел слинять? Ви настолько нажрался, что не услышал сквозь обычно чуткий сон, как тот смылся? Парень впопыхах подбирал с замызганного пола одежду, шарил руками под кроватью в поисках второго ботинка, и глаза резанул легкий блеск металла. Все, что осталось от этого Джонни — небольшое серебряное кольцо, почти пустая пачка сигарет и тяжелая зажигалка. Единственное подтверждение, что минувшая ночь не была очередным плодом его захлебывающегося галлюцинациями мозга. На автомате закинув все в карман кожанки, Ви выскочил в узкий коридор. Стрелка часов в холле близилась к полудню. На улице лил мерзкий ноябрьский дождь, в густом осеннем тумане и лохматых серых тучах терялись шпили громадных небоскребов. На бетонных плитах грязного переулка широкими мазками чернели следы шин, а в лужах разноцветными кляксами расплывались бензиновые пятна.*
Промокший до нитки и крайне заебанный, Ви ввалился в свой клоповник. Огромных размеров лифт медленно полз вверх, и надоедливая реклама, разжижающая своими бредовыми сюжетами мозги, яркой кашей мелькала на четырех экранах одновременно. Чем работодатели кормят своих ручных пиарщиков, что они способны генерировать подобный сюр чуть ли не еженедельно? Мегабашня как отдельный город в городе — свой микроклимат, свои порядки и личная рутина. У тира вразвалку гуляют парочками копы, делая вид, что их вообще волнует что-то кроме трепа о бабье и дрянного синтокофе из автомата; здоровые мужики тягают железо в импровизированном спортзале посреди открытой площадки и махаются кулаками на небольшом ринге; по пролетам между этажами носятся вечно орущие дети, пока их неприлично молодые родители обедают с соседями в замызганных кафешках. Свет бьет в глаза, а звуков слишком много, и весь этот балаган залезает в голову крохотными жучками-паразитами — шевелят своими противными лапками, раздражая до клацнувшей плотно сжатыми зубами челюсти, до желания выколоть глаза и проткнуть барабанные перепонки, перегружая до рябых помех каналы восприятия. Голоса, звон блинов штанги, рекламные лозунги. Пластиковые подошвы о бетон. Тук. Тук. И снова. Тук. Тук. Предметы на периферии теряют свои четкие очертания. Нужно сделать вдох. Со ступеньки на ступеньку скакали дети, их цветастые одежки сливались в одно неразборчивое пятно, когда они сбивались в шумную кучу на самом верху. Причудливо переставляли ноги и спускались снова вниз — казалось, что подошвы дешевых кроссовок просто стекают по бетону. Тук. Тук. Неуклюжие, слишком медленные. Лавируя между громкими пиздюками, Ви наконец добрался к своей личной затхлой коморке. Двери с шипением отъехали, и квартира встретила парня приятной тишиной. Сбросил с ног сморщенные от интенсивной носки берцы, кинул на стул мокрую насквозь куртку и направился сразу в душ, срывая по пути влажные джинсы и прилипшую к груди футболку. Ви топтался на месте под холодными струями и трясся как лист, пока вода мучительно медленно нагревалась, с остервенением оттирал с себя чужой запах жесткой мочалкой, намыленной до опадающей кусками пены, вымывал из волос пот и сигаретный дым. Он смотрел вниз, на слив, куда белыми вихрями уплывали воспоминания о ночи. Парень надеялся, что навсегда. На правом боку наливался след от железной, в прямом смысле, хватки Джонни. И с каких это пор ты незнакомого хера по имени называешь? Ви отдернул руку от синяка, с чувством прикладываясь затылком к стене. Теплая вода крупными каплями захлестала по лицу. На душе тяжело и гнусно, наружу выворачивает мелкая дрожь в костях. Ночь его буквально выпотрошила: вот тебе хорошо, а через секунду — падаешь в пропасть. На утро — лишь пустота и стойкое ощущение, что тобой попользовались, даже этого не скрывая. Винил себя, что согласился, корил и стыдил, что ему это понравилось, что не мог выкинуть из головы горячие сцены, не мог забыть привлекательный блеск темных глаз. Тебя так сильно впечатлил мужик на одну ночь? Ви чистил зубы, раздирая до крови десна у клыков, и почти бездумно пялился в отражение стены позади себя. «Мятная свежесть» абсолютно этой самой свежести не добавляла, только во рту жжет как тварь. Выглядел он, сказать прямо, плачевно: помятый, припухший и еле живой — вот-вот с ног свалится. По-хорошему, надо было поесть, да вот только сил хватило лишь чтобы доползти до дивана и натянуть на голую жопу спортивки. Похмелье и не собиралось отступать, разрывая голову на части, мышцы после горячего душа ощущались ватными, и Ви захотелось сдохнуть прямо здесь и сейчас. Дикая усталость от ненормированного рабочего дня и прогрессирующего алкоголизма свалилась на него огромной вонючей кучей. Парень не видел смысла продолжать беспрерывную беготню по кругу, но также не видел и альтернативы. Прошлое надо отпустить, забыть навсегда, как страшный сон. Нужно помириться с собой и привыкать к новой реальности, и попытаться хоть как-то скрасить свое жалкое существование. Может, все не так плохо, и действительно стоит собраться с силами и поискать работу поприличнее. В механики податься или на крайняк горбатиться в задрипанной шиномонтажке, например. Да только жаль без отцовских подзатыльников не то совсем будет. Ви с грустной улыбкой прикрыл глаза, сплетая в замок пальцы на пульсирующем болью затылке. Нет, если он отпустит поводья и даст тоске унести себя в закат, свесив у ее колючих боков ножки — дороги назад точно не будет, и он сопьется до смерти. Но одинаково серые будни вгоняли Ви в состояние тотального упадка духа, и силы на борьбу или хоть какие-то телодвижения в противоположную пиздецу сторону стремительно улетучивались. Только сейчас он в полной мере осознал, что находится на самом, блять, дне. И вот посреди очередной унылой рабочей недели появляется этот загадочный Джонни и точно так же внезапно исчезает, оставив после себя лишь вопросы и две сиги. Насрал в душу и съебался. Нужно покурить. Он уселся в кресло, вываливая содержимое карманов куртки на узкий компьютерный стол. Чеки, карточка на метро, пара смятых купюр, кредитка, пустая упаковка из-под ядреной ментоловой жвачки. Во внутреннем валялись телефон, разряженные наушники и красная пачка дорогущих сигарет. На самом дне — то самое кольцо, кажется, с мизинца, и зажигалка. Черная, гладкая и холодная, хоть ко лбу прикладывай. Если брать ее в правую руку, то со внутренней стороны переливается золотом гравировка демонического вида лысого кота с огромными невидящими глазами, оголившего свои острые клыки. Безделушка и пустые понты, а огонь из нее добывать куда приятнее, чем из куска пластика с кнопкой. Голову от курева, вроде, стало попускать. На что ты надеялся вообще, сгребая в карман эти находки? На вторую встречу? Вроде не вчера родился, долбоеб, уже взрослый мальчик и понимать должен, что «перепихон на одну ночь — это перепихон на одну ночь». Все. Точка. Сам же подобными выражениями разбрасывался. А сейчас что? Повелся на симпатичное ебальце и острый язык? Бедный Томми навер… — Да хватит! — Ви со всей своей нехилой силы впечатал кулаком в пластиковую столешницу, заполняя относительную тишину комнаты звоном грязных чашек с недопитым кофе. Он сходит с ума.