*
«Кроме как свою убогую поэзию слагать ты хоть что-то умеешь? Нормально разговаривать, например? Чего тебе надо?» Джонни отложил новенькую гитару и взял телефон удобнее в левую руку, с ухмылкой печатая ответ. Ви очнулся как раз вовремя — фантазия его была уже на исходе. «Кто-то мне обещал машину починить, если ты забыл. Я не против прокатиться…» Довольный, Джонни откинулся на спинку дивана, приготовившись до победного донимать Ви, обратившего, наконец, на него свое внимание. Парень принялся что-то строчить и тут же перестал. На экране замигал входящий звонок, и подпись — «Пиздюк». — Да, солнце? — Джонни до приторного наигранно замурчал в трубку, закинув вальяжно руку за голову, и потянулся, будто его кто-то мог видеть. — Блять, прекрати. Так что с ремонтом ты решил? — пацан кинул раздраженно на выдохе. — А я не о машине… На другом конце на секунду повисло густое молчание. — Давай по делу, извращенец, я завтра свободен, можем отогнать твою телегу. Шум улицы и звук торопливых тяжелых шагов вкупе с приятным хриплым голосом почти убаюкивали полусонного подпитого Джонни, и этот холодный, почти что деловой разговор приобретал теплых оттенков, будто говорил Джонни не с незнакомцем, а со старым другом, и это самый обычный рутинный созвон. Абсолютно ожидаемое предложение встречи как-то ободрило, но тут же от собственных невнятных мыслей Сильверхенда перекосило: какие встречи? Какие нахуй созвоны и дружба? Это мальчик на одну ночь: потрахались пару раз — проехали. Рокер прикусил щеку и потер глаза, хромированные пальцы застучали о телефон. Внезапно холодно Джонни бросил: — Мг, отлично, где тебя забрать? — потянулся за пепельницей, щелкая зажигалкой. Смена интонаций бармена совсем не смутила. Кажется, Ви и вовсе ничего не заметил: — Уотсон, живу в десятой башне. — О, это уровень. Я думал мне тебя придется в трущобах каких от бомжей отбивать, — злость на свои же неадекватные выходки жгла жилы, и Сильверхенд пустил в ход свое универсальное оружие — плеваться ядом в окружающих. — Извини, не судьба проявить геройство. К обеду жду. — Есть, сэр, — Джонни бросил трубку, оборвав парня, который заикнулся что-то добавить. Швырнул телефон на низкий металлический матовый столик, почти сбив пепельницу. — Блять. Джонни вскочил с места и принялся метаться из одного конца комнаты в другой, от дивана и до окна, а потом обратно, почти до входной двери, пиная по пути все, что попадалось на глаза. Трусил пеплом на пол, разбрасывал бутылки, банки, пустые пачки сигарет, отфутболивая злобно в разные стороны. Нервно клацал суставами живых и механических пальцев, захлебываясь ядерным коктейлем противоречий, как отравой. Он все убеждал себя, что эта история с пацаном — очередные выбрыки его скучающих проспиртованных мозгов, мол, наиграется и забудет, будто впервые такое. Пара встреч, несколько горячих ночей, и интерес проходит — шлюхи приедаются, находятся новые, и так по кругу. Но никто не цеплял его так, как этот мелкий, никто не пробуждал столько чувств, не поддевал, не очаровывал своим внешним шармом. Джонни вдруг понял почему — никто до этого не был с ним самим собой, не был настоящим, без притворства. Дешевые, лицемерные, искусственные бляди со всех сторон вешались и тянули к нему свои ручонки, чтобы потом до конца своих жалких дней трепаться и вспоминать, кончая от восторга в штаны, что видели вживую и касались легенды. Блевать охота от того, насколько все они жалкие и неполноценные, просто биомусор, недостойный и капли внимания. Они видели только витрину, фасад, успех и деньги, и никого и капли не ебало какими усилиями он на эту вершину выдрался, и какой пиздец творится за привлекательной обложкой. Парень же просто не видел повода для восхищения, он был непредвзят, так как не знал нихера кто пред ним, относился к Джонни как к простому смертному. Ви стал в каком-то смысле отдушиной — искренний и простой, прямолинейный. И поэтому, убеждал себя, к нему тянуло. Иногда Джонни забывает, что он самый обычный человек, с человеческими чувствами, потребностями и стремлениями. Все обычное и человеческое он с завидным упорством выжигает в себе напалмом долгие-долгие годы. Ведь если нет чувств — нет страданий, нет проблем, нет боли. Рокербой схватил со стола откупоренную бутылку крепленого вина и, наплевав на этикет или еще какие выебоны для богатых, стал хлестать прямо из горла, как компот, крупными глотками. Злила до невозможности вся эта ебанутая ситуация, ведь сколько ни пизди сам себе — не обманешь, не проигнорируешь зудящее противное ощущение чего-то нехорошего, но и одновременно приятного, отвратительного, но такого желанного. Решил поиграть и проиграл, и единственный выход — топить все чувства в алкоголе и заедать колесами. Надеялся, что пройдет само, как простуда, забудется. Если отвернуться от проблемы, то можно считать, что и нет ее вовсе. Но все же сложно было отрицать одну очевидную вещь — пацан ему просто понравился, и на ночь, две, три, а то и еще парочку уж точно Сильверхенд согласился бы. Но Ви этот — такой же упертый и загадочный пиздюк: не купишь, не подцепишь, непробиваемый, как скала. К такому Джонни, по правде, не привык. Никого ему еще не приходилось добиваться. И даже здесь, даже этим, казалось бы, парень должен раздражать, но рокер любил вызовы любого рода, ведь единственное, что он умел на самом деле хорошо — достигать своего какой-угодно ценой, невзирая ни на что. Во всех своих ебанутых хотелках Джонни идет до конца, и ему плевать на все и всех, на принципы, чувства окружающих. Интересует его лишь одно — потешить свое охуенно раздутое, как опухоль на личности здорового человека, эго и самолюбие, доказать остальным, что он может, просто так. Громко заявить о себе и своих правах — всегда готов; собрать с десяток тысяч озлобленных на корпоратов работяг и протестующих против системы молодых людей — запросто, дайте часик; обрушить месть и праведный гнев на ебаную Арасаку, разнести в четыре уверенных рыла половину башни, убивая на своем пути каждого урода вне зависимости причастен ли он к циничным поступкам вонючего трупа японской империалистической махины, манипуляциям, угрозам, сука, похищениям и убийствам невиновных людей. Джонни каждый раз добровольно ставил под сомнение собственные возможности, задавал невозможные задачи лишь для того, чтобы преодолеть препятствие с упорством вышколенного под разрывами пушечной артиллерии и свистом пуль боевого коня, прыгнуть вдвое выше головы, и если не распутать или разгадать принцип загадки, то точно сломать к хуям сам пазл. Ви же — самая настоящая загадка, весь такой из себя острый и холодный, экзотический мальчик, и рокер просто на физическом уровне не мог устоять. Любой узел он обязан распутать, удовлетворить свой эгоизм и интерес, и со спокойной душой и новыми навязчивыми идеями двигаться по жизни дальше, продолжать нести свои лозунги в массы и, полный свежих сил, расшатывать корпоратские колоссы на глиняных ногах, валить идолов, измазанных в крови невинного народа. И зря, что потуги эти абсолютно по своей природе пустопорожние: он в одиночку прет на многотонный танк, и будет стоять до последнего, но вместо авоськи — парочка термоядерных зарядов и верная пушка в руке. Испив чужой молодости и пыла, Джонни высушит очередное увлечение до изнеможения, и нужно будет в срочном порядке искать замену. Довольный расстановкой акцентов в дальнейшем недолгом и не обязывающем ни к чему общению с Ви — знакомый с парочкой выгод, инструмент для достижения личных целей — Джонни вышел на балкон, снова закуривая, и надменно рассматривал суету ночного мегаполиса, в очередной раз короновав сам себя.*
Час ноль семь. Естественно мудак опоздает, а ты на что надеялся? Ви сидел на парапете широкой лестницы мегабашни, нетерпеливо дергал ногой и колотил на дне стакана мутную жижу, что по абсолютно неясной причине гордо именовалась «кофе». В состав вчитываться опасно для психики: синтетические бобы, растительное молоко и настоящая вода. До дрожи. Время от времени парень клацал подаренной зажигалкой, рассматривая странную гравировку. Не мог унять своего раздражения, и кончики пальцев покалывало от жажды к отраве, но выкурить пятую сигарету за час было бы перебором — и так голова гудит, как улей. А еще и думал, что критически проспал, вскочив в двенадцатом часу. Собирался на скорую руку, попутно отписывая Джонни, но от того до сих пор ответа никакого. Высиживал на шумной суетливой улице он уже слишком долго. Еще десять минут, убеждал себя Ви, и поднимается досыпать. Предвкушение встречи со старыми друзьями — единственное, что грело ему душу еще с вечера, хоть и расползалось под кожей дурноватое чувство. Некрасиво выходит — пропасть с радаров так надолго и объявиться в компании какого-то хера лишь для того, чтобы поковырять его тачку. И этот хер еще даже и не явился, а уже пересрал все настроение. Внезапно ехать куда-либо и вовсе расхотелось — совсем неловко, да и глупых расспросов о своей судьбе не избежать. Еще и невольного слушателя в виде сраного Сильверхенда Ви к полному счастью не хватало. Вся авантюра с аттракционом невиданной щедрости — ремонты по блату, общение и прочие «прогулки» — показалась Ви до безобразия неправильной. Не в его стиле заводить случайные знакомства хер пойми с кем, и парня никогда подсознательно не тянуло так к тому, кто раздражает одной своей небритой рожей и гадкой улыбкой. А когда еще и рот свой раскрывает — пробирает ностальгия, и так и хочется развязать кровавый уличный пиздарез без правил. Вывод назревал сам собой, и сколько Ви ни убеждал себя в обратном и не отрицал эту назойливую мысль, стоя по вечерам в душе и развлекая себя фантазиями вперемешку с воспоминаниями в жалкой попытке скрасить свое существование, стоило признать — он все же напоролся на крючок. Не удержался — закурил. Открыл переписку, чтобы перечитать в десятый раз отправленные сообщения, дожидавшиеся ответа, и невольно пролистал до вчерашнего диалога. Дар поэта у Джонни явно имеется — так мастерски обливать людей грязными насмешками и вправду нужно уметь. Ви снова завис на фотографии, которую разглядывал ночью неприлично долго, но не смог себя остановить. Покоя не давала эта допотопная механическая рука. Ему хотелось услышать историю Джонни из первых уст, без туманных легенд и мутных формулировок, из которых сотканы десятки интервью и сомнительные фанатские статейки, что их он изучал на своем неизысканном досуге. Но Ви далеко не дурак и понимал, что тема эта, вероятно, слишком личная. Парень слышал об огласке факта о дезертирстве, вычитал, какую шумиху это подняло в свое время в прессе, и в итоге, из-за громких воплей и демонстраций семей пострадавших и просто неравнодушного к корповскому произволу народа, не без поддержки армии разъяренных фанатов, которых сам Джонни годами посредствам своей музыки накачивал ненавистью к системе, все привело к амнистии беглых солдат, причастных ко Второму Конфликту, вскрывшаяся грязная правда о котором потрясла даже многие промытые корпоратами умы — боевые наркотики и опыты на военных, которым против воли вживляли экспериментальные импланты, что повлекло за собой вполне ожидаемый всплеск киберпсихоза и самострелов на поле боя. Пилоты-камикадзе, направляющие бомбардировщики на свои же позиции, и история про намотанного на гусеницы командира роты — в юности эти рассказы у костра казались Ви ничем иным, как шальной белкой проженных спиртягой и нелегкой службой вояк. Вспоминал так же и ядовитые высказывания в сторону какого-то «жалкого труса», из-за которого несчастным дезертирам, в отличии от ветеранов боевых действий, вдруг оказывалась бесплатная медицинская и юридическая помощь от прогнивших и коррумпированных государственных организаций, начислялись выплаты и раздавались льготы. Пазл в голове сложился, картинка наконец выстроилась максимально целостно — мужику хотелось только руку пожать за смелость и активную гражданскую позицию. — Смотри куда прешь, уебок! — истошный женский крик и благой мат отчетливо пробились сквозь гул сотен голосов и трели цифровых рекламных щитов. Со стороны перекрестка раздался нервный прерывчатый гудок — серый Порш нагло заехал на тротуар, перегородив добрую часть дороги для пешеходов. Вокруг авто, гримасничая, сновали люди, тыкая средние пальцы или задавая направления, в которых стоит нарушителю правопорядка срочно удалиться. Но водителю глубоко насрать на тот факт, что своими выходками он может причинять легкий дискомфорт окружающим — не в его это стиле переживать о чем-то помимо своей персоны. — Явился, чмошник, — Ви вскочил с бетонного парапета с глухим стуком подошв и звоном цепочки на штанах, что зацепилась за рукоять любимого ножа в плотных кожаных ножнах. Бармен обтрусил от пыли зад и зашвырнул стаканчик в урну, попадая точно в цель, зашагал быстро и широко к авто. Закинув руки за голову, за рулем щерился во все тридцать два Сильверхенд, скрывая насмешливый прищур за красноватыми стеклами очков. — Привет, солнышко, — Ви лишь закатил глаза и хлопнул дверцей, устраивая в салоне длинные ноги поудобнее. — Я и не надеялся, что ты больно пунктуальный. — И сразу ругаться, а где же поцелуй в щечку и пылкое «рад тебя видеть, любовь моя»? Я летел сломя голову, опережая время, так жаждал увидеть твое улыбающееся личико, а тут на тебе, — с шорохом и визгом покрышек Джонни сдал назад и резко вырулил на дорогу. Ви пришлось крепко упереться пятками в пол и ухватиться за ручку над головой, дабы не влететь носом в чужое плечо. — Вот как предложение мне сделаешь, тогда и буду тебе покорную женушку-домохозяйку отыгрывать, — он выпутался из плотной ветровки, складывая куртку на коленах, и оправил ворот прилипшей к шее майки. Солнце жарит нещадно. — Я, конечно, не любитель так радикально торопить события, но раз настаиваешь… — Джонни чувствовал на себе недовольный взгляд, что буквально выжигал дыру в голове, но даже не собирался прикрутить довольство в голосе. Сильверхенд готов был издеваться над Ви до победного, пока парень не сломается, хотел понаблюдать, как тот будет реагировать на его издевки. Джонни точно пятилетний мальчик, тыкающий палочкой в слизкое округлое жабье брюхо — первобытный девственный интерес познания, и зря, что давно четвертый десяток разменял. — Ладно, не дуйся, неженка, куда едем? — До Красной Гряды. — И я к тебе по пробкам перся с другого конца города для того, чтобы мы ехали обратно? Притащить свой зад на метро — не судьба, маленький гений? — рокер моментально завелся, былой непринужденности и след простыл. Старался показать, насколько он недоволен и что точно ставит под большое сомнение умственные способности собеседника. Ви все гадал: такие крайности для Сильверхенда в порядке вещей или это все последствия бессчетных зависимостей? — Откуда мне было знать где ты, блять, живешь? Да и направлением нашего путешествия ты не сильно интересовался, а виноват я, — парень сморщился на безосновательные выпады и откинулся на сидении в демонстративном жесте своей явной правоты. В ответ Джонни лишь вздохнул недовольно, выжимая из тачки максимум, несся по длинному проспекту, ведущему на восток. Его стиль вождения Ви мог охарактеризовать как максимально похуистичный и опасный для всего живого, чему не повезло попасть в радиус нескольких десятков метров. Не то что банальную этику вождения мудак не соблюдал, втискиваясь в поток и откровенно подрезая попутных автомобилистов, куда там, парень вдруг засомневался имеет ли Джонни хоть какое-то минимальное представление о ПДД. Тачку купил, а на совесть денег не хватило. Навстречу, в сторону Центра, трафик и вправду стоял плотный — бесконечные заторы, нетерпеливые гудки и гул коптящих небо моторов. Может, Сильверхенд на самом деле спешил, но вгряз в изнурительную тянучку, и Ви зря выебывался. Ты еще себя и виноватым теперь почувствовал за проступки этого обмудка? Для тебя плохие новости, идиот. Дальше ехали они в полном молчании. Джонни мелодично мурчал что-то под нос дуэтом с гнусавым вокалом незнакомой Ви песни и беззаботно выстукивал ритм левой ногой, которая, блять, должна лишний раз вообще с педалей не рыпаться, когда ты летишь все сто с плюсом по оживленному шоссе. От одной поездки впечатлений и адреналина больше, чем за последние несколько месяцев жизни. В серую кашу смазывались указатели, придорожные заведения и бараки, обрисованные граффити, что служили своеобразными границами зон влияния банд. Впереди вырисовывалась широкая пустынная эстакада объездной, и прямо на проезжей части красовались три выцветшие под палящим калифорнийским солнцем шестерки, истертые резиной тысяч авто. — Тормози. — Я поблизости никаких гаражей не наблюдаю, — Джонни и не думал сбавлять ход, и они уже въехали в Пустоши. — Останови. Дальше я поведу. Рокер резко мотнул головой, с недоумением выглядывая поверх оправы очков на невозмутимого Ви, который выжидающе пялился в ответ. Прыснул недовольным смешком, удивляясь наглости пацана: — А еще чего тебе? Сладкий отсос на обочине оформить? — Это на позже прибереги, а сейчас двигайся, — яд на яд. — Нет, — Джонни снова втопил педаль газа в пол. — Я Пустоши вдоль и поперек изъездил, не потеряюсь. Топографическим кретинизмом не страдаю, поверь. — Посмотрим до первых минных полей какой ты искусный водитель и изгнанный кочевник, — Ви видел, как Сильверхенд молча вскипал, а лицо его в раз стало подобным мраморной статуе. — Паркуйся, говорю. Проще довезти, чем объяснять дорогу. — Почувствую неладное и без колебаний пущу тебе пулю в висок, — Сильверхенд прошипел злобно, но на обочину съехал, поднимая в воздух облако рыжей пыли. — У тебя права хоть есть, шофер? — За рулем половину своей жизни, не волнуйся. В отличие от некоторых правила дорожного движения знаю и дальтонизмом не страдаю. Закатив глаза, рокер вылез из-за руля, громко хлопая дверью. Быстро поменявшись местами, парень принялся регулировать сидение, отодвигая его чуть дальше, чтоб не биться о руль коленками. По телу расходился легкий мандраж предвкушения. Ви не мог жить без двух вещей — свободы и скорости. Как только обрел первое — пришлось расстаться со вторым. Все тешил себя, что это временно, и он обязательно найдет выход из сложившихся обстоятельств, заново начнет строить свою жизнь. Но устав бороться с внутренними демонами, он очень быстро достал до самого дна бутылки. Да и вся мнимая независимость, по правде, сомнительная: прикован к остоебавшей работе — кушать же хочется. Ви сжал руль сильнее, чем нужно, оставляя влажные отпечатки вспотевших ладоней на светлой коже. Убиваться по своей нелегкой судьбе — дома, здесь не место. Сейчас его дух, по правде говоря, больше захватывал тот факт, что сидит он за рулем невъебенного породистого спорткара. Ви нетерпеливо перебирал пальцами кофейную оплетку, украдкой поглядывая на владельца машины. Совсем не жалея свое имущество, Джонни развалился вальяжно на сидении, по-хозяйски закидывая на торпеду стройные длинные ноги, затянутые в узкие черные джинсы. Бросил ветровку Ви на задние сидения, залез в бардачок, — парень заметил мимолетный серебристый блеск дула увесистой пушки — выуживая пачку сигарет, и манерно прикурил, сводя брови и втягивая щеки. Каждый его жест отточен и естественно грациозен: размеренно покачивает носком ботинка в такт радио, слегка сгибая колено; закинул руки за голову, разбрасывая по потолку блики хромированной руки; сигарета грустно висит между губ угольком вниз. Вместо того, чтобы тронуться, Ви слегка подвис, откровенно наслаждаясь шоу, очевидно предназначенным сейчас лишь для его глаз. Уже представляешь эти ножки на своих плечах? — Раз все так секретно, может глаза мне еще завяжешь? Я не против таких игр, если что, стоп-слово… — Да помолчи ты уже… — еле слышно прошипел парень и мотнул нервно головой. Ви даже не знал кому именно эта фраза адресовалась. — Ты вдруг решил попрактиковать воздержание? — блять, услышал. — Играть в высоконравственность совсем тебе не идет, — Сильверхенд недоверчиво осмотрел Ви с ног до головы, неосознанно останавливаясь взглядом на наколотых на плечах воронах. Выглядел парень достаточно агрессивно, и ни капли внезапно всплывшего ханжества в его образе не присутствовало: черная майка с неразборчивым шрифтом и рисунком каких-то кровавых потрохов, которая когда-то точно была футболкой, подчеркивала сильный торс и сухие рельефные руки; универсальные тактические брюки с увесистой цепью отлично сидели на крепких длинных ногах; на поясе висел немаленький нож, надежно закованный в поношенные ножны. Его длинные волосы красиво стелились легкими плавными завитками по спине и плечам. Кожа у Ви была невообразимо белая и почти прозрачная. Местами, где не наляпано чернил, видно как вьются под молочной шкуркой синие вены. Наверное, пацан паскудно горит, поэтому и тягает постоянно на себе куртки, в такой-то солнцепек. Ви слегка заерзал, стараясь устроиться в сидении поудобнее. Джонни все рассматривал парня, не мог отвести взгляд, и на кончиках его пальцев зарождалось неясное покалывание. Так хотелось убрать с его задумчивого лица прилипшие ко лбу шелковистые светлые прядки, хотелось изучить каждую черту его необычной внешности вблизи. Но Сильверхенд лишь сжал живую руку в крепкий кулак и отвернулся. Ви нежно дал по газам, приятно удивляясь отзывчивости тачки, щелкнул поворотником и тут же услышал сдавленный пренебрежительный смешок, а потом и еще один, когда он стал в одну полосу, а не ехал посреди проезжей части. Изо всех сил сдерживался, чтоб не втопить педаль в пол и не начать соревноваться с невольными участниками импровизированной гонки, существовавшей лишь в его воображении. Даже самого дисциплинированного водителя эта тачка превращала в понтореза — грех было соблюдать скоростной режим и игнорировать скрытый в авто потенциал необузданного зверя. Стоило начать рулить и маневрировать, и поломка, которую ехали чинить, стала очевидной. Как Сильверхенд до сих пор не убился с его-то любовью полихачить — оставалось реальной загадкой. Видимо напряженный силуэт рокера расплывался и терял четкие очертания в клубах густого удушливого дыма, мельтешение редких кактусов и заброшенных построек на периферии слегка укачивало, и джазовые сбивки в колонках никак не помогали расслабиться. От жары и сигаретной вони начинала наливаться тяжестью голова, шея и спина стремительно мокрели. Пара километров вглубь пустыни, и Ви наконец почувствовал себя за рулем как дома. Не выдержал несомненно достойной внимания музыкальной трели — переключил на любимую станцию, — Ритуал — и салон залил монотонный шум перегруженных гитар и рычащий вокал. — Наслушаются детишки этой продриси, а потом руки поперек режут, — Джонни внезапно ожил, снова включая свою язвительность. — Почему я не удивлен… — Нет, ну давай начистоту, разве это музыка? Без ущерба для психики это слушать невозможно. Вокалом сей «крик души» назвать нельзя, барабанщик невпопад сношает бас-бочку и разбивает дорогущее железо. Запись такая хуевая, будто писались «музыканты», — лениво с клацаньем хрома рокер оформил скобки в воздухе, — на диктофон в толчке. Про гитариста я вообще молчу — может, его там и нет вовсе и это просто херовый комбарь фонит, — Джонни с физиономией настоящего эксперта тягуче рассуждал в голос, изредка жестикулируя. Смотрел прямо на дорогу, время от времени затягивался своим табаком, позволяя ушам Ви на мгновение передохнуть. — Все, отпустило? — Смотри не лыбься так широко, а то на встречке кого-то слепанет. Мы так до границы ехать собрались? — стоило Сильверхенду озвучить свое возмущение по поводу неоправданных ожиданий об увлекательности их маршрута, и Ви резко дал вправо, чуть не пропустив поворот благодаря непрерывному трепу над ухом. Давно же тут не бывал раз с пути чуть не сбился, хотя раньше мог хоть с закрытыми глазами до гаража доехать. Пора бросать пить. Думаешь, дело в этом? Заброшенная дорога уводила глубже в пустыню, кое-какие участки и вовсе превратились в тотальное бездорожье, заваленное мусором и отпавшими или же выброшенными по причине своей непригодности колесами. Дабы не нервировать притихшего, матерящегося под нос на каждой кочке и сыплющего в адрес Ви угрозами кровавой расправы владельца авто, которого внезапно стало волновать состояние собственной машины, — когда за рулем кто-то чужой, грех не повыебываться — пришлось делать крюк через старую ферму и подобраться опасно близко к лагерю Стилетов. Точнее к тому, что от него осталось. Голова набок. Безумная широкая улыбка разорванного шрапнелью рта. Следующий — навсегда слеп. Их лица искривлены страшными гримасами, но ликования не сдержать. Густой, опьяняющий металлический запах крови. Перезвоны цепей и журчание красных ручейков подыгрывали тихому свисту горячего ветра. Умиротворение. Собственные руки безумно дрожат от распирающих душу радости и удовлетворения. Эйфория. Девять насаженных на колья голов. Джонни выключил радио, нервировавшее своим шипением, и ткнул парня в плечо, озадаченно наблюдая, как Ви сжал до скрипа зубы и впился в руль ногтями, а глаза его в момент потемнели. Потревоженный бармен дернулся и тяжело втянул через нос воздух, будто до этого надолго задерживал дыхание. — Ты живой? — Сильверхенд стянул очки на самый кончик носа и не без тревожного блеска в глазах внимательно всматривался в лицо постепенно приходившего в себя Ви. — Да башка трещит… — блеклая, но универсальная отговорка на все случаи жизни, и в последнее время использовал Ви ее настолько часто, что фраза набила оскомину, но вылетала изо рта уже на автомате. Он не помнил, когда успел свернуть со второстепенной дороги на пустынное, заметенное песчинками шоссе, и что случилось — также не понимал. Его сознание снова тонет в бредовой горячечной жиже. На горизонте среди бесконечных песков, под самыми горами, замелькали низкие постройки. — Если не секрет, на кой хер заползать так глубоко в Пустоши? Почему не у заправок на главной магистрали или не рядом с Дакотой? В конце концов, тот засранный придорожный мотельчик буяет жизнью, поток постоянных клиентов гарантирован, хотя тоже местечко посреди нихуя. А если и барыжить, я считаю, лучше, чем наладить контрабанду прямо под носом пограничников под прикрытием привала для страждущих, придумать что-то сложно. У вас, кочевников, инфраструктура больно распорошенная выходит. Или цель замять под себя как можно больше территорий, как настоящие дети степей? — У тебя опция «помолчать» имеется или она включается исключительно в принудительном порядке? — Ви устало улыбался уголком губ, но больше эта улыбка походила на нервный спазм, и слегка измученно прищуривался от яркого солнца. Искоса поглядывал на Сильверхенда, расползшегося по сидению с вопросительным выражением лица. — И я не кочевник. — Да я по твоим розовым щечкам и изящным пальчикам уже и так понял, — рокер хмыкнул хрипло, и снял с торпеды пыльные ботинки. У обочины постепенно вырастали полузаброшенные бараки, чуть дальше, в песках, — припаркованные трейлеры. По левую сторону, в окружении далеких ржавых ветряков и огромных пластов солнечных батарей на железных стебельках, стоит самая обычная, вполне рабочая заправка, а рядом — обшарпанные гаражи и огромный ангар с битой крышей, дыры в которой будто наспех закрывали разноцветным шифером и клеенкой, совсем невпопад. — Торгашам и прочим барыгам не выгодно пересекать границу через саму границу, и светиться на главном шоссе также не желательно — все просматривается корпоративными патрулями, — неторопливо, после короткой немой паузы, вдруг начал Ви. — Ходят подальше от посторонних глаз, поэтому и пришлось засесть так глубоко, на пересечении путей миграции. В сторону Фар-Ридж пиджаки не суются — минные поля и одичалые Стилеты служат прекрасным буфером, — парень съехал с дороги в неглубокие пески. По днищу что-то заскребло, и Сильверхенд еле заметно скривился, будто больно ему было прямо на физическом уровне. Ви невозмутимо продолжил, и бровью не повел: — Народ тут обитает бдительный и осторожный. В силу их рода деятельности разборки в лучших традициях Дикого Запада происходят в этих местах с завидной регулярностью, так что лишний раз не нервируй никого. — Уверен, что точно им понравлюсь, — Джонни сдвинул очки повыше на переносице, одаривая водителя самоуверенной ухмылкой. — Я уж надеюсь, — Ви сбавил ходу. Притихший гул мощного мотора оживил мертвое на первый взгляд поселение. В воротах ангара появились две мужские фигуры.*
— Ви?! — раскинув широко в удивлении руки, парень в перемазанной робе засеменил в их направлении, время от времени оборачиваясь в сторону гаражей. — Эй, тут наш орленок объявился! — Пф, орленок? — Джонни кинул насмешливо вслед парню, провожая взмокшую спину взглядом, но Ви его не услышал — выскочил из машины и хлопнул дверцей. Рокер вылез следом. Привалился к раскаленному капоту, скрестив на груди руки, и наблюдал за долгими медвежьими объятиями двух парней. Ви прямо светился от счастья, они шутливо пинались, как щенки, таскающие друг друга за уши, переговаривались неразборчиво, и, как показалось Сильверхенду, на незнакомом ему языке — причина дикого акцента стала понятной. Волосы у кочевника были заплетены в две темные и тугие короткие косички, еле достававшие до шеи, торчали в обе стороны, как антенны; слегка небритое лицо украшали полосы серьезной оптики на скулах и висках, тянулись даже по лбу, исчезая в зачесанных густых волосах; его загорелые, привыкшие к нелегкому труду руки крепко обвили плечи Ви, похлопывая по спине, и Джонни невольно скривился. Следом за молодым кочевником здороваться подошел взрослый мужчина, который чуть ли не самому Джонни в отцы годился. С ним бармен обменялся формальным рукопожатием. — Рад тебя видеть, сынок, какими судьбами? И не позвонил, не предупредил, — его тяжелая рука приземлилась на светлую макушку и слегка потрепала Ви по голове. — Решил сделать вам сюрприз, — бармен улыбнулся широко, заправляя длинные непослушные волосы за слегка торчащие уши. Миленький до слипшейся жопы. Безымянный старый кочевник задумчиво приглаживал пальцем седоватые, порыжевшие от никотина усы, осматривал Сильверхенда с ног до головы, вполуха слушая лепет парней. Мужчина вложил в губы самокрутку и не отводя от рокера глаз спросил у Ви: — И кто твой друг? — под пристальным взглядом кочевника ни мышцы на лице Джонни не дрогнуло. Он также закурил, скрывая свой внимательный прищур за стеклами очков. — Знакомый, — поправил, отвлекаясь от трепа со своим дружком, — жалуется на машину. Я подумал порадовать вас работой, проведать, в конце концов, и сделать человеку приятно. Кочевник снова смерил оценочно рокера, и немного погодя протянул грубую мозолистую ладонь: — Дилан. — Джонни, — уверенно ответил на рукопожатие. — Нет, ну малышка что надо, — неугомонный парень в мешковатом комбинезоне и пыльных ботинках навернул круг возле Порше, почти сбивая с ног его владельца. Нагло облапал все, до чего мог дотянуться, будто человек, который никогда в жизни не видел машин. — И попала в хорошие руки, об этом не переживай. Джонни начинал закипать: заехали к черту на рога, и вместо того, чтобы заняться делом, все стоят и непринужденно болтают о своем, и внимание на него обращает только через край подозрительный старый мужик, а далеко не Ви, занятый своим гиперактивным дружком. Сильверхенд ставил сотню, что у парня СДВГ. Этот смазливенький брюнет со светлыми глазами, широкой улыбкой и ямочками на щеках точно мысленно уже навесил ценники на все, начиная с дисков и заканчивая салоном — только внешне он выглядит невинно и наивно. Если бы Джонни не смерил его пренебрежительным взглядом, слегка осаживая, то этот автоманьяк, он был уверен, тут же полез бы варварски расковыривать на запчасти мотор прямо посреди пустыря. Заметив явное напряжение в позе Джонни, бармен бросил протяжное, на выдохе: — Ольсен, остынь, в штанах помокреет, — Ви широко улыбался, глаза его светились. Ни следа от прежней маски неприкрытого раздражения. Он осмотрел небольшой лагерь и остановился взглядом на крупном Тортоне у ангара, мигом снова меняясь в лице. Махнул в сторону внедорожника, но не успел задать Дилану крутившийся на языке вопрос — из-за распахнутых створок гаража показалась утонченная девичья фигура. Сложила руки козырьком и, кажется, взвизгнула, почти подпрыгнув. Сыпя по пути проклятиями, побежала в сторону замершего на месте Ви. — Еблан! — девушка влетела в бармена на полном ходу — тот успел лишь руки под неловкие объятия подставить — и принялась колотить его маленькими кулачками куда только могла дотянуться. — Как я тебя ненавижу, идиот! Мы тебя уже похоронить успели! Где ты был?! — Да не дождетесь, я еще всех вас переживу. — Вот-вот, я ей то же самое говорил, а Панам все: «Он умер, точно умер!» — Ольсен издевательски жестикулировал в нервной девичьей манере, попискивая. А она не далека от правды. — Какого хера, Ви?! — Панам остервенело вцепилась тонкими пальцами в ворот его майки, потряхивала, будто пыталась вынуть из парня вместе с правдой и новостями еще разом и его душу. — Я за тобой тоже скучал, — игнорируя протестное злобное бормотание, Ви вжал девушку в грудь, пряча до безобразия счастливую улыбку в дикой копне сплетенных на макушке кочевницы волос. Джонни не выдержал, с щелчком отправил окурок в пике: — Мы сюда вроде как по делу приехали. Четыре пары глаз впились в него с явным возмущением.*
В этом пустынном на первый взгляд лагере обитало достаточно народу. Дилан со своей семьей жил здесь постоянно — он хозяин мастерской. Заведовала торговлей и сделками с контрабандистами его жена — красивая женщина средних лет с наружностью коренных народов Америки. Пока мужики и немногочисленные девушки-ремесленницы из клана жужжали десятками голосов в ангаре, занимаясь своими обычными рабочими обязательствами, Лорен, как мать-волчица, присматривала за кучкой своих и чужих детей, игравшими с настоящими, но разраженными пушками посреди пыльного пустыря — сновали между колючих сухих кустов, покрученных, как проволока. Она сидела в тени трейлера, на самом пороге, и курила тонкую сигару. Запах табака и легкий аромат вишни разносился порывами теплого ветра по округе. Толстая черная коса покоилась на ее узких плечах, прикрытых плотной байкерской курткой. Ее покрытое еле заметными морщинками лицо выражает полное спокойствие, подведенные темным карандашом выразительные глаза слегка прикрыты, как бы задумчиво. Свободная женщина, мудрая мать, гордая своими детьми. Медитативный ритуал созерцания Джонни нарушила Панам, плюхнувшись со скрипом на соседний стул. — Я точно видела твою рожу по телеку, — девушка скрестила на груди руки, кусала пухлые губы и постукивала пальцами по плотной коже куртки с эмблемой Альдекальдо. — Тебе кажется, — Сильверхенд расслабленно сидел на ободранном складном стульчике, закинув ногу на ногу. Перевел взгляд в противоположную сторону, по неясной причине игнорируя кочевницу — наблюдал теперь, как его машину загоняют на автоподъемник. Рядом с Диланом, Ольсеном и еще парой работяг крутился Ви, горячо желая включиться в процесс лично. Поняв, что вытянуть из рокера что-либо касательно этой темы будет проблематично, Панам вдруг увела туго завязывающуюся беседу в иное, еще более неловкое русло: — И давно вы с ним вместе? Джонни почти пропустил ее вопрос мимо ушей, загипнотизированный гулом механики ангара и задорным визгом носившихся у трейлеров детей, что играли в Макс-Так и киберпсихов, в точности копируя варварские методы отлова службой потерявших связь с реальностью уличных бойцов: вели беспорядочную пальбу, превращая простенькие пистолеты от Баджет Армс в настоящие штурмовые винтовки, безжалостно укладывали лицом в землю тех, кому не повезло вытянуть жребий и отыгрывать маленького психа. Только строгое замечание Лорен успокоило разошедшихся детишек, и это вырвало Сильверхенда из транса. — Мы не вместе, — Джонни кинул грубо, развеивая наивные догадки Панам, и потянулся в карман джинсов за сигаретами. Со скрежетом песчинок Сильверхенд поднялся с шаткого стульчика, и не подарив кочевнице ни единого взгляда зашагал в сторону распахнутых створок впритык прилегающего к ангару гаража. Позади, Панам недовольно и почти обиженно причмокнула, также смываясь по своим делам. Не сказать, что Джонни был сильно заинтересован процессом самого ремонта. Подобрался он поближе к работникам лишь для того, чтобы избежать дальнейших глупых расспросов девушки — желания заводить новые случайные знакомства не было. Да и чего врать: рокеру банально было интересно порассматривать Ви в работе. Парень сосредоточенно наблюдал за мастерами, не стоял на месте, перебирал грязные инструменты и советовался с кочевниками, заглядывая во внутренности механизмов, жаловался на люфт рычагов и вибрации, будто он владелец машины. И хватило ведь две поездки дабы вынести вердикт. — Друг твой настоящий садист, такую красавицу насиловать по бездорожью. Джонни закатил скрытые за стеклами глаза на замечание, которое не должен был расслышать, и сложил руки на груди, больше приваливаясь к откосу гаража — прятался в тени и относительной прохладе. То, что он делал со своей тачкой — только его дело и его проблемы, он имел полное моральное право быть ей херовым хозяином. Откажи тормозная система, Джонни зачесался бы о починке только разбившись. Иными словами, даже на собственную безопасность ему было абсолютно похуй, что там до планового обслуживания машины. Сильверхенд продолжал с интересом наблюдать за пацаном, который открылся для него с новой стороны: с лица сошла хмурая непричастная маска, разгладились морщинки хищного подозрительно прищура, глаза его горели страстью и увлечением, движения сильных рук отточены, и Ви точно знает, что делает. Задумчиво и молча курит, осматривая Порш со всех сторон, будто хотел подметить еще какую мелочь, усовершенствовать — точно заботился как о своей. В этот момент парень напомнил Джонни кого-то. Где-то он уже видел такую преданность своему делу, полную самоотдачу: этот горящий взгляд, искра в каждом жесте, но вместе с тем и природная простота… Так похож на того, кого рокер пытался безуспешно забыть навсегда. Вдумчивое выражение лица, забавно сведенные светлые брови и потирающая шею ладонь — один в один… Осознание накрыло ледяной волной ужаса, сбивая с ног, оно сжало сердце и сбило дыхание. Колючая ярость, не имеющая вектора направления и вырывающаяся неуправляемой стихией из каждого подрагивания пальцев правой, чуть ли не на кулаках соревновалась с мгновенно затопившей душу черной тоской, что оттягивала стальным холодным комком в желудке. Нет, отбросить, переступить. Забить. Это последняя их встреча. Оставить парня в покое, перестать жрать себя ночами. Проглотить, переварить, выкинуть все из головы, залить бухлом и отгородиться навсегда. Жить дальше, как и раньше. Один. Как привык. Джонни до крови прикусил губу, хромированная кисть, что зацепившись большим пальцем за передний карман джинсов расслабленно висела еще мгновение назад, сейчас с треском грубых синтетических ниток отпарывала плотный шов; правая рука сжалась в кулак, непроизвольно потряхиваясь от приложенных чрезмерных усилий. Сильверхенда разрывало надвое, будто находится он на дыбе: разбить себе затылок о выштукатуренный угол откоса или весело пробежаться до минных полей и с разгона сигануть на угрожающе моргающий красным огоньком боеприпас. Но уже слишком поздно. Джонни фатально запоздало понял, что страшно оступился, и еще немного и потеряет равновесие. Сделав следующий шаг — провалится в бездонную темную пропасть. Разобьется. Без шансов. От накативших перед глазами картин, которые его больные мозги так неумело долгие годы затирали, проматывая ночами тошнотворное слайд-шоу до подступающей к горлу кислой рвоты, дыхание сбило еще сильнее, глотку сдавило, и жара совсем не была сейчас кстати: раскаленное солнце пустыни и воняющие разложением ошметки тел; разбросанные на десятки метров руки, ноги, головы; изрезанные осколками сослуживцы, истекающие реками крови — казалось, что столько ее в человеке и быть не может. Повсюду смерть. И он мертв. Его не вернуть. Голова начала идти кругом, мир ускользал. Жар горячих песков забивал легкие, пыль залетала в глаза, и Джонни терял себя на поле боя, перемазанный кровью собрата, бессвязно мычал в предсмертной агонии, а ужасы войны не прекращали мелькать под веками, как самый страшный в мире фотофильм. Громкий хлопок колеса о металлический люк заводской шахты мигом привел в чувства, заставляя пальцы судорожно сжаться там, где по обычаю находится кобура с надежным Малорианом, а тело непроизвольно дернулось в направлении ближайшего контейнера, в попытке занять позицию в укрытии. Джонни задышал тяжело и судорожно, немо приоткрывал пересохший рот. Поверх синего пластикового контейнера, на белой крышке, стояла полупустая пепельница и чей-то энергетик. Приторный и кислый, к тому же еще и выдохшийся, но хоть какая-то влага. Смятая жестяная банка с шипением скукожилась в сильных металлических пальцах и вернулась на свое законное место, только теперь походила больше на арт-инсталляцию. Благодаря растекающейся на языке химозе, пить захотелось еще больше, а сердце и не думало сбавлять обороты. Нужно себя добить — Джонни снова потянулся в карман за помятой пачкой. Внимание на него обращал ровным счетом никто из мастеров и рабочих. Даже Ви по уши, практически в прямом смысле, ввяз в автомобильные дела. В данном случае подобный расклад до охуевания радовал — не хватало ему еще более нерадивых интервьюеров, чем та Панам. Невероятно сильно хотелось уйти. Бросить все и молча свалить. Грести под палящим солнцем до самого дома, с каждым неспешным, неживым шагом теряя в песках по крупице рассудка, раз за разом оставляя позади воспоминания, которые, как их ни гони из головы, будут упорно с каждым новым шагом возвращаться. Снова и снова. А после хотелось свалиться в постель. Нехотя впустить в легкие шаткий вдох, от которого точно сведет ребра. И лежать. До конца.*
Вымывая руки от грязи и мазута, Ви наблюдал, как рокер спокойно болтал с Лорен, договариваясь о плате, но поза его была зажатой — слегка склонил голову, будто невольно сдался в подчинение. Сильверхенд на самом деле умел делать вид приятного человека не только когда молчал и стоял в стороне. Хотя даже в этом случае, даже сквозь стекла своих модных очков Джонни мог обосрать или обсмеять лишь вздернув нос или уголок губ. Ви видел как женщина приняла деньги, сложила аккуратную стопку на столик. На прощание Лорен сжала руку Джонни в своей небольшой женственной ладони, сухой и грубоватой, покрытой мозолями от ежедневного изнуряющего труда, пристально всматриваясь темными раскосыми глазами в ровно такие же напротив. Рокер коротко кивнул на ее слова и, вгрузая в песке, зашагал к своей машине. Джонни не покидало стойкое ощущение того, что его видели насквозь, а проницательный взгляд взрослой женщины пристально следил за ним весь день. Она точно все знала, все понимала, видела. Наблюдала за их деловым перекуром, когда Ви отчитывался перед Джонни результатом проделанной работы, грамотно и по полочкам раскладывая информацию, максимально доходчиво, попутно выписывая на словах чек. Точно заметила, как живо и открыто вдруг стал вести себя рядом с рокером сам парень, будто они действительно старые знакомые и это их совсем не третья встреча. Видела перемены и в Сильверхенде, которые он сам в себе не желал подмечать: смотрел он на Ви сквозь невидимую, но ощутимую призму тоски и боли, но с интересом и огнем, оставив в стороне привычную надменность и желчь — признал Ви хоть на мгновение равным себе. Он сел за руль, громче нужного хлопая дверью, и потер вымученно лицо, задирая очки на лоб. Джонни хотелось как можно скорее покинуть это место — находиться здесь неправильно и неуютно. Эти люди для Ви близки, как семья, а он на этой сюрреалистичной картине тихого, затерянного в песках поселка фатально лишний, как клякса грязи на холсте. Сильверхенд потянулся назад, выуживая смятую бутылку теплой, как моча, воды, и съехал в сидении чуть ниже. В раздражении вспомнил, что стоит отрегулировать его обратно под себя, и, ерзая, наблюдал за слегка помятым и взмокшим от работы Ви, который долго обнимался со все еще недовольной Панам. Девушка отчитывала его и угрожала «найти и оторвать яйца», если парень не будет регулярно отписываться и звонить, а если на выходных не заедет в лагерь, то «свинтит голову». Бармен качал головой, соглашаясь, и открыто улыбался прямо в серьезное до безобразия лицо кочевницы. Ольсен же, прощаясь, странно облапал Ви лицо, ощупал его контуры, спускаясь до самых плеч, и только потом приобнял, что-то рассказывая парню на ухо. В отличии от воплей Панам, молодого механика не было слышно сквозь толстые стекла. Как только Ви хлопнул пассажирской дверью, рокер дал по газам, лихо выруливая на асфальт и вздымая позади облако песка и пыли. Тачка шла ощутимо более плавно, стала более управляемой и маневренной. Но Джонни и не думал распыляться на благодарности. Стоило им снова оказаться наедине, и настоящий Сильверхенд-заноза-в-заднице, беспрерывно сочащийся ядом, вернулся обратно в мир живых. — Совсем херня теперь, — просто не знал, как иначе вывести затихшего Ви на беседу. Парень почти лежал в сидении, устало разминая шею и распутывая завязанные в плотный пучок волосы. По правде, такая прическа шла ему куда больше и вместе с бородой подчеркивала выразительные черты лица, являла миру красивый профиль с ровным длинным носом. Но Джонни должен смотреть на извилистую дорогу, а не стараться уловить боковым зрением россыпь бледных веснушек на высоких скулах. На желчную реплику Ви отреагировал по-новому — просто фыркнул под нос и кинул мимолетный взгляд, ни на секунду не веря словам Сильверхенда. Неудовлетворенный скупостью эмоций, Джонни решил задействовать тяжелую артиллерию: — Еще бы поцеловал. — Что? — парень наконец оторвал взгляд от пустынных пейзажей за окном и повернулся всем корпусом к водителю. — Поцеловал бы своего дружка на прощание. Или кто он, бывший? — Ви смотрел с раздраженным прищуром на довольного своей маленькой победой рокера, который изредка коротко поглядывал в ответ, намекая на затянувшуюся паузу. Спустя пару секунд бармен нервно хохотнул, низко и хрипло, и Джонни знал, что через его широкую грудь прошла приятная вибрация, ощущал призрак этого чувства, что прокатывался по коже эхом далеких воспоминаний. Он смеялся почти так же, как… Нет, хватит. — Пиздец, ты приревновал меня к брату? — Ви прикрыл рот ладонью, пытаясь не сорваться на издевательский смех. — Чего? Не стели, к какому еще брату? И кто у вас общий? Родина? — Сильверхенд, рассуждая, махал рукой, клацая железными суставами. — Подай сигарет. Ви молча залез в бардачок, зашелестел новой пачкой, протягивая Джонни раковую палочку фильтром вперед, и вытянул зубами и себе одну. Прохладу салона стремительно заполнял едкий дым, поэтому пришлось приоткрыть окна, впуская вовнутрь тяжелую предвечернюю духоту и вонь горящей свалки, сине-серые горы отходов которой было видно из-за лысого каменистого холма. — Здесь направо, — Джонни ругнулся под нос на замечание и крутанул руль, разворачивая тачку на сто восемьдесят и запоздало вписываясь в поворот. — Если ты к нему и вправду питаешь истинно братские чувства, — рокер неожиданно продолжил тему, которая, по мнению Ви, себя исчерпала мгновенно, стоило ее только затронуть, — то по парню такого не скажешь. Весь мазут об твою бороду обтер. — Так тебя это смутило? — Ви бросил после выдержанного молчания, складывая мускулистые руки на заляпанной кое-где маслом майке. — Для тебя в порядке вещей целиком человека так облапывать? Хоть бы за гараж спрятались и продолжили свои утехи, раз застеснялись и решили остановиться на щечках. Ви умолк надолго. Крутил перед лицом тлеющим угольком, сражаясь с самим собой в собственном подсознании. Стоял парень буквально на распутье, и его выбор сейчас существенно повлияет на их общение в дальнейшем, если таково вообще ожидается. Наш наивный мальчик метит на третье свидание? Что-то заговорчески шептало и посмеивалось противно, прямо под черепом, кипятило кровь. Но Ви проигнорировал мразотного мозгового червя и сосредоточился на предыдущей задаче: так промолчать, разбить уебану лицо или рассказать все как есть? Все же ему показалось — Сильверхенд не может быть приятным человеком. Не может быть человеком в принципе, выражать понимание, уважать окружающих, думать хоть о чем-то и ком-то помимо своей охуеть какой важной персоны, в особенности, когда треплет своим языком. Парень не видел смысла доказывать что-то Джонни силой, в особенности его неправоту. Впрессуй ты его хоть катком в асфальт, что это даст? Изменит ли это мудака? Определенно нет, лишь картинно размажет тонким слоем говна и яда по округе, сотрет с лица Земли, но ведь уйдет он в таком случае ровно таким, каким и был, за что и был уничтожен. Ви до зубного скрипа хотелось брать каждый раз рокера за шкирку и тыкать носом в то, что еблан наделал, напиздел, указывать на его ошибки, проступки, не вполне адекватные выходки, чтобы методом кнута и пряника, который давно сожрали и высрали, упорно перевоспитывать уебка. Парень просто не мог жить спокойно, осознавая, что такие моральные уроды поглощают дефицитный нынче кислород только ради того, чтобы портить другим нервы. Он все молчал, провожая сильно задумчивым взглядом, не без злого блеска, дорожные указатели и выгнувшиеся разбитые отбойники, малочисленные заброшенные остановки и припаркованные у обочин авто, будто они виноваты в чем-то. Ви не видел сейчас Сильверхенда, но чувствовал, как тот недовольно и выжидающе искоса пялился в его светлый затылок. Его губы с влажным звуком разомкнулись, но парень перебил свежий поток грязи, выдохнув тяжело дым: — Ольсен мне действительно как брат. Я встретил его в семнадцать, ровно в этом же месте. Помню день был отвратнейший, дождь лил стеной, и это к тому же летом. Хотя я до сих пор не отрицаю, что это могла быть токсичная туча, вырвавшаяся из труб Петрохема и выдоенная перепадами давления на равнине. Впервые я за сутки не видел на небе солнца, главное, что сумрачная темень стояла от рассвета и до заката. Может, я прощелкал невъебенно редкое астрономическое явление, случающееся раз в тысячу лет, может — начало конца времен. Но удивило меня тогда другое — я полдня смотрел на парня, бегающего в темных солнцезащитных очках, подумал еще: «Что за дурак?». Но чуть позже мы познакомились поближе, и с коллективной тоски по родине наше общение и стартовало, — Ви затянулся и ухмыльнулся зажато, выпуская дым в лобовое, и он рассеялся туманом, разбиваясь о стекло. Обернулся к затихшему Джонни, который откинулся расслабленно на спинку и придерживал слабовато руль правой рукой, поставив шипованный локоть на распахнутое окно. — Дружба у нас поначалу была сугубо деловой — приезжал раз в неделю, по работе, на перекур сходим — и разбежались. Но постепенно мы сближались, шли дни и месяцы, а эти идиотские очки он никогда не снимал. А потом он сказал: «Расскажи как ты выглядишь». Вот так, сидя в полуметре от меня. Говорил еще раньше всегда странно, что ему нравятся мои руки, пожимая, а я ему в ответ: «Да ты тоже ничего», сводил все в шутку, — на периферии Джонни уткнулся лбом в хромированное запястье, потирая пальцами висок. — Лет до двадцати Ольсен был слепым, зрение он потерял еще в детстве. Вот так, кто-то пихает в себя железки забавы ради, а некоторые полжизни собирают деньги на дорогущие медицинские импланты. Классовое неравенство во всем своем ужасающе громадном размахе. А на технику ему скребли кто только мог, всем кланом. Ставить нужно было все, начиная с самой оптики, линз, нервных окончаний и заканчивая чипами и специфическим процессором. Когда он прозрел, и мы впервые увиделись, то сказал, что всегда думал, что именно так я и выгляжу, — Ви выдавил смешок и выкинул окурок за борт, погружаясь на секунду в воспоминания. — Оттуда привычка все трогать у него и осталась, все об этом знают и относятся спокойно. А, и, если что, они с Панам вместе, так что у нас истинно братская любовь. Джонни притих, но дабы не терять перед пацаном лица, как ни в чем не бывало перевел тему с личной драмы в русло остросоциальных проблем: — Кланяться в благодарностях стоит этим уебкам, — ткнул пальцем в шпили небоскребов Центра на горизонте, — только бы лоб не разъебать от усердий. Перетянуть богатеям кожу на заднице, как диван — проще простого, приходите в клинику, соответствующую вашему охуенно высокому статусу, ваш кредитный чип покроет все расходы, а выдроченный корпой, как животные в цирке, персонал еще в эту жопу и поцелует, взасос, — Сильверхенд обогнал старенький Арчер, мало не влетая в огромных размеров яму, и, закрывая окно, чтоб свист ветра и гул редких авто не перебивал, продолжил, зло ударив по рулю хромом: — Уебков нужно выжигать напалмом и вытравливать, как тараканов. Разрушили последние государственные институты, и теперь, если ты нищий, то есть входишь в девяносто процентов населения города, даже с простудой яиц тебе либо к подпольным мясникам, где через одного сидит Мусорщик со скальпелем подозрительно смахивающим на мачете, либо в Колумбарий, если хватит оставшегося бабла на безымянную могилку. Когда-то нам рассказывали сказки, что высокие технологии, ради которых раскурочивают планету, засирая воды и почву отходами нефтяных и железно-рудных производств, и заманивают в корпоративные техно-секты молодых гениев-инженеров, будут служить во имя добра и против всего ужасного: безногие пойдут, немые заговорят, слепые прозреют, а человек станет доскональной машиной со сменными запчастями, и если вдруг твои легкие скукожатся от вдыхаемых на протяжении недолгой жалкой жизни ядовитых выхлопов их же производств — не беда, купи новые. Вот только забыли уточнить, что ценник стремиться по количеству нулей к бесконечности, тогда как рядовой трудяга приносит за год лишь несколько десятков тысяч эдди. В итоге реальность такова, что фарфоровые суки из богатеньких верхов хуярят себе на ебла позолоту, вставляют сверкающие чуть ли не голубизной ровные зубки, впихивают регуляторы гормонов, чтоб их зажравшиеся жопы от искусственной менопаузы не начали стареть и стремительно жирнеть. Боевые импланты, разработанные для нужд армий, вполне ожидаемо вырвались на улицы, и уебанные наглухо воры до посинения вкачиваются хромом, а потом слетают с катушек и устраивают на улицах дикую кровавую резню, расхерачивая все, что дышит. Как обычно, стоит благой идее попасть в руки ебанатов — все в опасности. Мы имеем атомную энергию, относительно эффективно питающую электричеством полмира, а с другой стороны — вот уже более полувека перманентно нависшую над всем человечеством угрозу ядерного апокалипсиса, пока Союз с Новыми Штатами меряется, у кого хер больше, — остановился на мгновение, перевести дух, и прошипел сквозь зубы, вглядываясь безумными темными глазами в пустоту: — Придет время, и я взъебу всех пиджаков. Попляшут, блять, за все. Джонни горел необузданной чистой яростью. Хмурил брови, резко жестикулировал и морщил хищно нос, сжимая до скрипа двумя руками кожу руля и вдавливая газ в пол. Голос его срывался на потустороннюю низкую хрипоту и сочился могильным холодом. Плевался кислотой, ощетинивался, гнулся дугой и скалился — точно разъяренный побитый бойцовский пес, движимый местью и непреодолимым желанием отгрызть обидчику лицо, раскромсать урода на куски. Перевшая из него энергия вмиг запалила Ви, огонек стремительно подбирался к нему, как по длинному фитилю, и грозился устроить настоящий взрыв внутри парня, потому что эмоции Джонни перекликались с чем-то своим, личным. Они на внетелесном уровне выходили в резонанс, в обоих тлело обостренное чувство изнасилованной новыми порядками справедливости. Сильверхенд умел восхищать и очаровывать своей девственной и искренней ненавистью к порченному миру. Его жар манил, притягивал, а Ви точно мотылек — так жаждал этим теплом и страстью насытиться, что готов был биться головой о яркий свет целую вечность, обжигая усики и крылья, и в конце концов сгореть. Ви сдался. Повис безвольной тушкой на на крючке, который медленной тянули за леску на поверхность. И Ви готов был с этим мириться. Джонни долго остывал, выстукивая пальцами сбитый ритм по рулю. Молчал и смотрел ровно на дорогу, сдвинув брови. Уже не летел все сто тридцать, успокаивался, притоптывая ногой, но дышал носом все еще сильно шумно, будто он скандировал свой манифест, разрывая глотку, перед многотысячной толпой. Они выехали к мотелю Сансет. — А вообще мог бы предупредить, — начал внезапно, и Ви крутанул удивленно головой в сторону Джонни, который, судя по всему, снова пришел в себя — на лице цвела типичная полуухмылка. — Ну, про друга твоего. Я и предположить не мог. — Охуеть, не сомневался, что виноватым выйду в итоге именно я. Ни благодарностей, ни, тем более, извинений и не жду даже, не переживай, — закинул ногу на ногу. — И, к тому же, я тебе нихера не обязан. И со своей ревностью — нахуй, пожалуйста, ты мне никто. Все еще играет в холодность и незаинтересованность — такое Джонни забавляет. Но пацана он видит насквозь, чувствует, что тому невъебенно греет душу одна мысль, что он кому-то… небезразличен? Это можно было бы считать очередной маленькой победой за сегодня, если бы не одно «но»: собственная реальная, существующая, осязаемая небезразличность к Ви тревожила и откровенно злила. Это всего лишь интерес, убеждал себя. Не ревность — глупое собственничество. Но вот неожиданно вскрывшиеся причины такой неравнодушности, что были совсем неочевидными вплоть до сегодняшнего дня, пугали до свернувшихся в узел кишок. Джонни потянулся к радио, оживляя шипение волн, и переключил станцию Ритуал на что-то более жизнеутверждающее, но Ви его руку отпихнул и вернул все как было, наваливая громкости. — Музыку выбираю я, — пацан лыбился противно в отместку и забросил руки за голову, довольно расплываясь в сидении. «Музыка», напоминающая собой белый шум, залила салон гудящей на одной низкой частоте статикой. Раз в два такта кто-то кряхтел на ревербе в отдалении, в унисон со звоном райда. Какое инфантильное позерство, Джонни интересовало лишь одно: пацан действительно получает от этого удовольствие или просто рисуется своей сверхиндивидуальностью? — Господи, хорошо-хорошо, чем бы дитя не тешилось, — Сильверхенд выдержал паузу, подкуривая новую сигарету. — От Гряды пойдешь пешком.