Your Hell Will Be My Heaven

И они встретились снова. После выступления Ви удалось улизнуть вслед за музыкантами, где в коридоре, около гримерки, его уже поджидал Джонни, покуривая сигарету: мокрый, красный, а в глазах бесы скачут. Сильверхенд проигнорировал его робкое «привет», а на восторженном и более смелом «охуенное шоу» Ви толкнули за двери. Стоило рокеру их прикрыть с громким хлопком, и он сорвал с себя насквозь потную майку, швыряя ею прямо в лицо парня, который, словив прохладную и слегка липкую одежду, перекинул ее через плечо, обдавая кожу легким холодком. Джонни показательно светил голым торсом, расхаживая вальяжно по комнате, остывал и молчал. Ноги его слегка подрагивали от перевозбуждения и полного истощения, и видимо сил у Сильверхенда не хватало даже чтобы рот раскрыть. Покрытая редкими темными волосками грудь тяжело вздымалась и блестела влагой, мышцы пресса соблазнительно играли под смуглой кожей, когда Джонни нагибался, обязательно выпячивая зад, или бродил плавно и грациозно, как красивое дикое животное, позвякивая жетонами и напуская в тесное помещение удушливый сигаретный дым. Он кидался острыми туманными взглядами и одеваться не спешил. Ви готов был наброситься на него прямо здесь, ухватить за бедра и усадить на стол, придерживать крепкие ноги, что обвили бы его вокруг талии, когда он вытрахивал бы из рокера последний вздох. Джонни настолько зажег парня за вечер изнутри своей близостью и одновременной недосягаемостью, что одним косым вызывающим взглядом заставлял его сердце разгоняться от непреодолимого желания и страсти, бурливших под кожей. И то как Сильверхенд присасывался к бутылке вискаря, проливая редкие капли на бороду и рассматривая из-под прикрытых век сильную фигуру мальчика, неприкрыто наслаждаясь, каждое его движение, вздох, завораживающий, читаемый лишь на подсознательном уровне язык тела прямо говорил о том, что Джонни совсем не против подобного развития событий. Но стоило Ви подойти к нему вплотную, и рокербой, пытаясь поравняться с ним ростом, горделиво задрал голову, и даже слегка снизу посмотрел на него свысока. Всунул пацану бутылку и улизнул от его проворных рук, натянул сухую майку, не без усмешки на устах наблюдая за в очередной раз обломанным Ви, у которого на лице было написано, что готов он уже на все. И парень заглушил легкую обиду глотком виски. — Поехали гулять, — промурчал сипло, хватая Ви за предплечье.

*

Найт-Сити сверкал на горизонте сине-белым пятном, тянулся к грязному свинцово-фиолетовому небу угловатыми башнями, долетал своими стонами даже до той глуши, в которую их вывез Джонни. Когда они свернули с заброшенной трассы на пыльную грунтовку, ныряя в темень Пустошей, Ви окончательно потерялся на местности. Но где-то немного на север точно был залив Коронадо, как он думал. — Какой хуевый видок ты выбрал, — Ви со скрипом песчинок под подошвами берцев прошагал к краю скалы, свел руки за головой, переплетая пальцы в замок, и недовольно нахмурился, всматриваясь в уродливый оскал мегаполиса, который, будто мираж, вырастал в песках как далеко бы ты от него не отъезжал. — Хочешь нюхать ароматы свалки? Не вопрос, прыгай, — Джонни все еще держал приоткрытой дверцу авто, тыкая за спину большим пальцем и вопросительно изгибая брови над оправой очков. Ви подарил ему полный наигранного раздражения взгляд, но рокербой все-таки залез в машину, правда лишь для того, чтобы вытянуть виски. Клацнул по панели проигрывателя пальцами левой, пробурчал что-то злобно под нос и перехватил бутылку в другую руку, ударяя по экрану правой. На второе касание техника откликнулась, и из салона полился тягучий хэви. Не захлопывая дверцу полностью, Джонни уселся на землю, приваливаясь спиной к наверняка горячему колесу. Поставил рядом бутылку, а следом швырнул на притоптанный песок пачку сигарет и зажигалку. Очки все же снял и забросил в бардачок. Ви осмотрел их изысканный ужин и фыркнул: — А ты романтик. — Не выебывайся. Прошу, — Джонни пригласительно махнул рукой, задирая голову в попытке заглянуть в лицо Ви, который возвышался над ним темным столбом, прямо перед носом. Поднимался взглядом от черных, явно новых ботинок, по достаточно узким и таким же черным джинсам, отмечая для себя, что у парня в меру атлетическая, в меру худорлявая фигура, — к тому же, худоба эта ему не идет, и по выпирающим коленкам было видно, что она точно болезненная, — дальше скользнул по расстегнутой кожанке, на которую спадали волнами белые, слегка завитые локоны, пока, наконец, Джонни не встретился с его серыми глазами, сощуренными игриво. Хмыкнув, Ви упал рядом, подбирая к груди ноги и складывая поверх руки. Как-то все же было ему неуютно — остаться наедине с Джонни и сидеть с ним вот так. Просто вдвоем. Что ему делать? О чем говорить? Хочет ли этого Сильверхенд, если он смотрит в горизонт и молча курит, будто совсем здесь один? Может, именно сюда он ездит, когда хочет побыть сам, возможно, именно на этой грунтовке он и убил свой сраный Порш. Вероятно, это место для него слишком личное, и теперь Джонни жалеет, что притащил сюда чужака. Нос щипал терпкий запах табачного дыма, вдалеке гудел жизнью Найт-Сити, а здесь, совсем рядом, шелестел песком прохладный ночной ветер Пустошей. Рокер открутил пробку и сделал небольшой глоток, после передавая виски Ви. Он вспомнил строгие слова Вика, его слегка встревоженную просьбу бросить пить, но ведь парочка глоточков хорошего скотча в компании… Джонни — это же не «пить», правда? Сильверхенд прикрыл глаза и, выпустив измученный вздох, запрокинул голову, ударяясь о бок тачки затылком. Ви тяжело проглотил выпивку и осмотрел совсем измотанного рокербоя. Чуть погодя потянулся к его лицу, вытягивая изо рта быстро тлеющую на ветру сигарету и касаясь слишком осторожно его щетинистой щеки. Джонни приоткрыл глаза и небрежно отпихнул бесяче зябкую ладонь пацана, одаривая того уничтожающим взглядом: — Верни что спиздил, — сделав тягу и выпустив смешок, Ви отдал сигарету обратно и потянулся к пачке. Что-то летало в воздухе, невидное, но ощутимое, помимо легкого напряжения и натянутой между ними незримой страсти, хоть и немногим подстывшей за их недолгое путешествие. И снова возвращаясь мыслями к концерту, Ви не смог сдержать своего восторга: — Шоу на самом деле отличное, я прямо давно не… — Я знаю, не распинайся, — Джонни его нагло перебил, потягиваясь как сытый кошак. — Самовлюбленный мудак. — Да, это я. Ви защелкал зажигалкой, и его глаз резануло призрачное свечение в небе: среди тяжелых и темных токсичных туч плыл громадный грузовой ави, рассекая ночь своими ослепительно белыми лезвиями-прожекторами. Парень затянулся глубоко, выпуская вслед за махиной дым, и как-то мечтательно прищурил один глаз, перекрывая тлеющим красноватым угольком этот небесный пароход, неуклюже ползущий над равниной. — Все эти люди, это просто… Как у тебя это выходит? — обернулся всем корпусом, чтобы не упустить ни малейшей искры эмоции на непривычно пустом и буквально никаком лице Джонни. — Они с ума сходят и рвутся за тобой на смертный бой. И реально ведь костьми ложатся. Сотни потасовок, десятки демонстраций, а тот жестокий разгон… — и первый же оттенок — злоба с нотками отвращения. — Хватит. Не я в этом виноват. Они сами выбирают себе подходящего мессию. У безмозглой молодежи — мы, у людей постарше — серьезные дяди-правозащитники, у корпокрыс — их ебаный гуру. Помолись тому, кто больше всего тебе импонирует, вгони обойму в пушку и вперед, как ошалелый моджахед выкашивать неугодных, потопляя в крови мир за своих божков, за свою империю, за свою свободу — подчеркнуть нужное, — пнул крохотный камень, поднимая в воздух облако пыли. — Ты сам только этим раньше и занимался, если перечитать архивы новостных сводок последних пяти-десяти лет. — Бросил. Сеять в умах толпы зерно ненависти к корпам оказалось куда как эффективнее, чем бороться с гидрой системы огнем и мечом. Уж слишком высокой иногда бывает цена. Но, вероятно, оно того стоит. Только, кажется, я плодов своей борьбы не застану. — Некоторые ты уже вполне пожал. Неясно было, что конкретно имел в виду Ви. Какой из десятков его грандиозных проебов дал свои результаты? Чем именно накормила его за это жизнь? И Джонни начинал понемногу заводиться, но заставил себя остыть. Ви нихуя не знает. Смысла нет возникать, выворачивая себя наизнанку. Рокер никогда не отрицал, что во многих битвах одержал победу, и навсегда, но его заветная цель, смысл его борьбы — она кажется недосягаемой, невозможной, и тем самым заставляет Сильверхенда драться, как одичалый зверь, до крови, насмерть. И он будет стоять до последнего вздоха, будет стоять, даже если умрет, истыканный стрелами врага. Он должен увидеть, как рухнет ебучая цитадель зла, как Арасака рассыплется на пепел. Джонни не заметил, как сжались его кулаки, и он задышал сильнее обычного. Если бы не ветер, ударивший в лицо песком, он бы далеко не сразу понял, что смотрит в никуда, в кромешную пустоту, на самом деле проваливаясь внутри себя в яму, полную горечи и вины. Сильверхенд моргнул и не глядя протянул руку к Ви. Во рту пересохло, и нужно срочно протолкнуть кислую слюну вниз по пищеводу. Стекло звякнуло о хром, и Джонни знает, что они с пацаном неловко столкнулись руками, путаясь в пальцах. Знает, но не почувствовал. Помнит, как это, но не может ощутить и теперь понять. Сильверхенд жадно отхлебнул пойла, глотая обиду, и виском почувствовал, как испытующе смотрит на него Ви, и больше он это игнорировать не мог. — Чего? — кинул слегка злобно, снова припадая к горлышку и вливая в себя сладкую дурманящую отраву. — Я слушаю, — раздался самоуверенный тон, и на лице Ви заиграла соответствующая ухмылка, абсолютно незнакомая. — Смотри чтоб я тебе мозоль на ушах не натер, слушатель, — Джонни развалился более расслабленно, протянул длинные ноги к парню, толкая того каблуком в лодыжку и заставляя сесть по-человечески. Добившись своего от послушного Ви, или же скорее простого и покладистого, непривыкшего брыкаться на каждом шагу, рокер закинул на него ноги и принял позу бывалого пиздабола и дипломированного ездока по ушам. — Обратно к музыке, — Ви внезапно ожил, задумчиво похлопывая Джонни по щиколотке, — почему именно такая форма? Сначала жесткий панк, позже — стали помягче. Тот же трэш куда ближе по духу к остросоциальным темам, он еще более агрессивный, нарочно, чтоб сразу показать, что это все нихуя не игрушки, что все серьезно, но при этом за мелодику и лирику никто не осудит… — Ты как маленький ребенок, Ви. Хотя, чего «как»?.. — скривился, выражая одной гримасой, что, в целом-то, это не есть важно и «ребенку» не дойдет. — Не обязательно хуярить ядреный метал, чтобы донести свою мысль слушателю. Достаточно вложить в текст в меру острый посыл и намекнуть простыми словами на предмет горячих споров или волнующую смертных проблему, да так, чтоб дошло каждому. Показать, что нихуя однозначно белого в этом отвратительном мире нет. Только все оттенки черного, серого и говняно-коричневого. — Вы просто… — Ви заглушил излишне сладкие трели глотком терпкого виски, — легенды. Этим реально все сказано. — Ты думаешь успех и известность просто так нам на голову свалились? — Джонни недоверчиво пялился на пацана, который тихо сидел, развесив с интересом уши. Он потянулся за очередной сигаретой, готовясь излагать покрытые мхом и пыльной ностальгией былины: — Мы тулились по обоссанным углам, баракам и заброшкам, выживали в нищете, жрали полупорченное дерьмо из забегаловки по соседству, безбожно торчали на всем, что только могло вставить и отключить хоть на мгновение голову, разве что до уровня клеенюхов не упали, да и чудом ума хватило на иглу не сесть — оттуда уже не возвращаются. И давала нам сил не сторчаться до состояния овощей лишь одна влажная пацанячья мечта — стать иконами музыки, невъебенными рокербоями, и нести свое слово, свою позицию через агрессивные строки стихов и жесткие рифы перегруженных гитар. И мы ишачили как проклятые, стирая пальцы в кровь, разносили крохотные площадки в попытках привлечь к своим творческим потугам хоть чье-то внимание. У нас вышло. И вот, я здесь. Все так же торчу на наркоте, но повыебистее, пью элитную спиртягу, вместо дешевой пали, и рассекаю на дорогой тачке. Но я никогда не стремился к этой блядской «роскоши» — само пришло. А я уже не в том прекрасном и нежном возрасте, чтобы показательно срать на собственные достижения и зарывать их в помои, ночуя на обоссаном матраце в подвале среди торчей. Насмотрелся, нагулялся, нажрался до блевоты всех прелестей бунтарских скитаний. И Ви бы соврал, назови он Джонни херовым рассказчиком. Его приятный, тягучий голос, низкий и хриплый, тихими волнами омывали сознание, заставлял погружаться в своеобразный транс, околдовывал. Хотелось подсесть к рокеру еще ближе, припасть к его груди, прикрыть глаза и слушать дальше. Просто побыть с ним рядом. Джонни же, подмечая как Ви начало слегка вести от выпивки, и как он легко поглаживал его лодыжки, хмыкнул пренебрежительно, но продолжил, размахивая в унисон интонации сигаретой: — И однажды нас отколупал продюсер, и я долго не мог поверить, что это чмо в засаленном костюме и со спитой рожей, что цепануло нас на баре в той самой Каденции, может иметь хоть какое-то отношение к серьезному лэйблу. И мы выпустили первые два альбома, которые взлетели бы куда как больше, но вот только, увы, я жополизства корпокрысам не терплю, и мы порвали с пиджаками в аккурат перед первым большим туром — хуй вам, а не удобные интервью, молчать я не буду, тексты менять в угоду репутации компании не собираюсь, и плясать грациозно на задних лапках — летите в пизду, — отхлебнул манерно, затянулся, выдержал легкую паузу, точно погружаясь в воспоминания, и продолжил: — Сколько бы Керри и Нэнси не крыли меня, делового, хуями, именно благодаря этому фанаты от нас не только не отвернулись — за счет моей принципиальности мы обратили на себя внимание еще больше, а когда под меня стали активно рыть и вытянули все грязное белье и грехи прошлого — я не остановился и решил давить корпомразей сапогом, на широкую общественность разнес всю гниль о войнах, которые ведут между собой мировые гегемоны, прикрываясь территориальными конфликтами и оправдываясь благими целями — уничтожение, сука, наркокартелей и борьба с терроризмом, ахуеть умора, — Джонни щелчком отправил бычок в долгий полет со скалы и привалился к Ви сильнее — они буквально терлись плечами. — После таких публичных заявлений нам пришлось издаваться в одиночку, и все же мы добились успеха не благодаря пиджакам, а своему охуенному труду и армии фанов, были королями андеграунда и после реюниона выползли из душных подвалов, накатали парочку туров и залезли на вершину. — Я, хах, — Ви запрокинул голову, оголяя свою белую, едва покрытую светлой жесткой щетиной шею, и шумно выдохнул, — на самом деле даже не слышал о вас считай вплоть до нашей второй встречи… — Этим ты меня и купил, — ухмыльнулся, на мгновение заглядывая Ви в глаза, слишком тепло. — Хотя нужно быть реально глухим, да еще и с твоей профессией, чтоб такое событие проебать. На радио то и дело Самурай крутят, и это даже не пиратская станция! Хоть у кого-то еще в этом городе есть яйца не прогибаться ради вонючих денег корпошлюх, цензурируя неудобную правду, что лезет буквально со всех щелей. Повисла пауза, Джонни присосался к бутылке и выпустил на выдохе смешок, ровно так же, как и Ви, обращаясь лицом к небу: — Сука, а эти уебки действительно развязали Четвертую Корпоративную. Мне казалось, что я со смеху умру. Отличный подарок на день рождения получился. — А смешного-то что? — То, что она четвертая, олух. Тупые пиджаки так и не договорились за десятилетия махача. Да они и не договариваются ни о чем — война это прибыль. Охуенно огромные бабки. А то, что гибнут люди — это их не волнует. Их-то жопа в тепле, а счета толстеют как и их старые клячи. Для корпоратов и маразматичного деспотичного деда, одержимого былым империализмом, это все захватывающая дух стратежка: с азартом двигают пешек по доске, видят влажные сны о своем господстве и перевесе сил в мире в их светлейшую сторону. Давят и мажут, вкатывают невинных в пыльную землю. Вновь тишина — только тихо потрескивает на ветру табак. Джонни сделал крупны глоток и отставил бутылку, слегка оттолкнулся от Ви, ныряя в машину и вытаскивая темный гитарный чехол. Зажужжал змейками и скинул ткань с утонченного силуэта, вытягивая на руки слегка пузатую полуакустическую гитару. — Знаешь, ненависть и месть — дело грязное, изматывающее, разрушительное по своей природе. Но кажущееся таким важным и благородным, когда идешь войной на ублюдков за свою честь, свои идеи. И вот так сгораешь, — рокербой склонился над гитарой, закрываясь волосами. Немного подстроил инструмент и принялся наигрывать простую и легкую мелодию блюзового оттенка, но после протяжного слайда остановился и стал импровизировать — щипал аккорды, наблюдая за движениями собственных рук, но снова остановился, поднимая взгляд на затихшего совсем надолго Ви: — Ты часом ничем интересным не страдаешь? Ну там, — Джонни махнул пальцами у виска, хмуря вопросительно брови. — Какого хера? — пацан почти обиделся: насупился, щелкая зажигалкой, дабы как-то занять свои руки. — Такое ощущение, что ты за каждое произнесенное слово платишь. Расскажи хоть что-то, маленький варвар, как твой драккар прибило к скалистым берегам Калифорнии? Ви посмеялся еле слышно и потянулся за сигаретами, перенимая своеобразную эстафету рассказчика. Еще какое-то время сидел молча, попыхивая табаком, и едва заметно менялся в лице, будто каждый раз, когда сворачивал куда-то в дебри своих воспоминаний. Выдохнув дым, Ви все же начал: — Я из Норрланда, из маленького городка, где каждый второй мужик — лесоруб. Такое себе провинциальное зажопье прямо посреди Швеции. Ледяные озера, ебанутые морозы и ночь всю зиму. Почти безлюдные просторы, красивейшая природа и, знаешь, такая вот девственность и чистота во всех смыслах. Дальше на север — это были единственные места, куда, казалось, никогда не дотянется железная рука прогресса. Маленькие деревни, ухоженные деревянные домики и леса, горы, реки. Но когда… Когда мне было лет семь, нам пришлось уехать оттуда, в Стокгольм. На севере осталось мое детство и старый дом посреди нихуя. Лес и горы. Мороз и снег. Иногда олени да зайцы бегают. — О дивная Европа. Да ты деревенщина, — Джонни окинул парня заинтересованным взглядом, будто изучал его заново, с новой стороны. Как ни крути, не мог он представить Ви в стремных деревянных тапочках и драной клетчатой рубашке, гребущим навоз в поле. Пацан имел внешность слишком аристократическую: острые, типично северные черты лица, эти длинные и тонкие пальцы, совершенно неработящие, сам же — высокий и сильный, но такой бледный, худощавый. Вероятно, болезнь добавляет какого-то благородства даже простоватым обличьям. — Да, я сельский красавчик, — Ви как-то горделиво отбросил волосы с лица, почесал намеренно совсем неграциозно бороду, мигом опровергая собственные же слова, и снова затянулся. Джонни хмыкнул: — Скорее дурак, — пусть не зазнается. Уж лучше Сильверхенд обольет его помоями, чем признается в том числе и самому себе, что на самом деле пацан ему нравится неприлично сильно именно благодаря этой своей неосязаемой дикости, необычности, экзотичности. Ви сделал три больших глотка, слегка морщась от крепости алкоголя, выдержал тяжелую паузу, всматриваясь в покрытую трещинами землю, и продолжил: — Но немногим позже моя родная Швеция из самого свободного, правового, комфортного, богатого государства Европы превратилась в ядро тирании, антигуманных законов и преступности. Я был еще слишком мелким, чтоб помнить, когда произошел этот резкий излом. Кризис за кризисом, войны, навала глобальных мировых бедствий, смешение народов, рас, безработица, беспорядки на улицах, обнищание, перенаселение, смена климата, засухи и наводнения — мой маленький клочок родной земли стал настоящим адом. И мы, блять, побрели искать лучшей доли в передовом техномегаполисе на другом краю мира, в молодом городе мечты на побережье океана — Найт-Сити. Чтобы найти здесь, сука, ровно то же, умноженное в стократ. Нас выгнали из собственного дома. И даже если бы я мог все просто взять и бросить — возвращаться некуда. — Только не заплачь, — оторвавшись от гитары, Джонни хлопнул его по плечу, и Ви поднял на рокера полный негодования взгляд. Так и открывайся кому-то, сука. — А почему «орленок»? Парень немного расслабился и посмеялся под нос. Сколько недоумения и настоящего, искреннего интереса было на лице Джонни. Конфликт двух миров, двух культур. Да и грело душу Ви осознание того, что Сильверхенд запомнил такую незначительную деталь, оброненную вскользь. — Имя. Есть у нас такие архаичные традиции — привязывать к именам символы. Кто-то может носить часть, связанную с регионом или даже буквально фермой, на которой родился он или его предки. У некоторых имя имеет отношение к родственниками, например «сын или дочь того-то», у других — символы природы. У меня — так. В узком кругу пристало, помимо «Ви». — Честно, нихуя тебе не идет. — Согласен. Ви немного заерзал, наклоняясь под весом Джонни в сторону, и слегка закатил рукава своей куртки — глупая нервная привычка. Хоть ночи в пустыне достаточно прохладные в это время года, но призрак дневной жары, исходивший от земли, наполнял воздух густой духотой, окутывая удушающими липкими объятиями. Взору Джонни открылись ровные ряды выбитого на белой коже письма — полосы угловатых черных рун с замысловатыми символами и узорами. И выглядело это так дико, невозможно необычно и архаично. Принесенная, чужеродная культура в мире полного упадка общечеловеческих традиций. Ви был как островок, осколок былых эпох. Его насильно вырвали из родных земель и вставили в чужие, уродливые декорации невозможного, утопического, уже в зародыше мертвого будущего. И вместо того, чтобы меняться и приспосабливаться, Ви затеял своеобразный бунт против новой реальности, унес с собой клаптик своей идентичности, которую в жизни не продаст, не предаст. Жалкие попытки остаться собой в жестоком, холодном и незнакомом мире. — Так все же, татуировки эти — выебоны или в них заложен какой-то сакральный смысл? — Джонни ткнул пальцем на его предплечье, и от неожиданного инопланетного касания холодного хрома Ви дернулся, складывая руки на груди и таким образом закрываясь, намекая, что Сильверхенд снова слишком близко подобрался к черте. — Долго объяснять, — пробурчал, обращая все свое внимание на равнину, где время от времени сновали крохотные авто, освещая пыльную трассу огнями фар. — Я не спешу, ты, как вижу, — тоже. Ви потер лицо и после взглянул на Джонни, что пересел напротив него, пресекая любые попытки парня избежать разговора и в этот раз. Рокербой скрестил перед собой ноги и оперся на колени, оставив гитару на земле и слегка наклоняясь к Ви. Ему интересно, искренне. Так почему бы и нет? Парень как-то нехотя протянул руки вперед, ладонями вверх: — Это, — ткнул на извилистый рисунок на внутренней стороне левой руки, — оберег. Здесь, — обвел саму надпись, которая опоясывала предплечье чуть выше, — слова-символы. Особый смысл они имеют в этом случае конкретно для меня. Рунами писали, но также их использовали в обрядах, поэтому это не просто алфавит. Хватит одного символа, чтобы высказать что-то, обратиться к богам или провести ритуал. Раньше их вырезали в дереве, на маленьких жетонах, и носили с собой. Чтоб сохранить здоровье, чувствовать силу и уверенность в битве, привлечь богатство, удачу, достаток или показать свою признательность богам, как эта, — ткнул на ту, что больше походила на два перекрещенных знака «больше-меньше», — руна Фрейра — бога красоты и плодородия. Эта, — тут Джонни, который до этого внимательно слушал пацана, прыснул смешком, на что Ви демонстративно закатил глаза, — Солнце. Я не виноват, что какие-то моральные уебки решили присвоить ее себе и поиграть со всем миром в геноцид. А эта — руна бога Тюра, одна из моих любимых легенд. А в целом, ничего особо интересного: орнаменты, — поднял правую руку — разные сюжеты, мифологические персонажи, надписи. Ну, ты видел, — Ви покрутил перед лицом ладонями, будто изучал свои татуировки заново. — Забитый ты серьезно, мои три закарлючки просто детский лепет, — Сильверхенд принялся слишком заинтересованно разглядывать его левое запястье, но, заметив это, Ви отдернул руку, прижимая к себе, как бы обнимая. Джонни фыркнул: — Почему у вас все так сложно? Имена эти, символизм, палочки-черточки. — Один повесил себя и проткнул копьем ради того, чтобы познать всю мудрость рун. Откуда мне-то знать? Джонни хмыкнул пренебрежительно и с издевкой, звонко хватая за горлышко полупустую бутылку: — Маленький верун. — Тебе это никаким образом жить не мешает, мне дает сил — в чем проблема? — Ви кинул слегка грубо, нахмурился, вырывая из рук Сильверхенда виски. Голос его слегка осипший, прокуренный, ниже на полтона, чем обычно. — Проблем нет, — Джонни развел руками в жесте капитуляции и криво ухмыльнулся. Мудак тебя унижает, а ты просто сидишь и терпишь это? Влюбленный долбоеб, где твой хваленый стержень, Ви? Парень мотнул головой на внезапный шипящий треп, спустя только секунду осознавая, что это пиздел его мерзкий мозговой червь. Сука, этой хероты еще для полного счастья сегодня не хватало. Голову внезапно сдавило у висков, посылая до шеи разряды тупой боли. Этот шизофреничный голосок возникал в последний раз в первые несколько суток после его ночных приключений в Красной Грязи, доводя просто до какого-то безумия: когда однажды на смене он высказал в ебало страшному пьяному громиле все, что он о нем думал, или точнее то, что думали его «внутренние демоны», мало не нарвавшись тем самым на драку из которой бы вряд ли вышел целым, Ви понял, что голос этот нужно душить, пока он не заставил парня задушить самого себя же. Он грыз мозги и заставлял стыдиться всего, тем более той ночи с Джонни, если можно объебаную дрочку в толчке назвать ночью. Ужраться буквально до потери сознания и подставить своими выходками Сильверхенда — за это и без назойливого подсказчика хотелось надавать себе по роже. Все портишь. Сам себе подсираешь, и врагов не нужно. Блять, и он же совсем не помнит, что именно вытворял… В подсознании летали ошметки вечера, сбиваясь с хронологии. Он пил дома — это он помнит. После — оказался в клубе, ведь его же позвали. Еще Ви вспоминал, как Джонни притащил бухло, а потом стал лезть ему под майку. Или же сначала Генри достал наркоту… Но следующий обрывок воспоминаний — страшное перевозбуждение и резкое болезненное отключение, прямо у Сильверхенда на руках. А уже утром к нему пришла Мисти и своими шаманскими вуду-штучками чистила ему ауру, пытаясь выгнать из его организма чудовищное похмелье, хотя Ви тогда не помешало бы просто еще раз прочистить желудок. Интересоваться у самого рокербоя подробностями их гулянки было, на самом деле, страшно. Ви умел держать себя в руках в каком бы он ни был состоянии, но до такого он ни разу в жизни не упивался, и даже гадать не хотелось что он мог вытворить. По взмаху руки — стыдись, есть за что. Джонни молча хлебал виски, даже не смотрел на подвисшего пацана. Снова закурил, откинул одним резким жестом с лица волосы, едва завитые от влаги, и снова взял в руки гитару, заполняя тишину легкими трелями. Можно. Сколько угодно можно убиваться на тему того, что он сделал или же не сделал, что просрал тогда свой шанс, и что то, чего он так жаждал, буквально пролетело мимо. Ты вроде бы как был там, но будто и не происходило ничего. Но сейчас у него есть «сегодня», и Ви получает гораздо больше, чем мог вообще когда-либо надеяться — он знакомится с рокером, действительно впервые, по-настоящему. Ви чувствует, что находиться сейчас недопустимо близко к Сильверхенду. Или же нет, недопустимо близко к Джонни. Но совесть и стыд выедали его, как ни убеждай себя в обратном. — Слушай, — парень надавил несильно на виски, в попытке слегка приглушить усиливавшийся гул в голове, — за ту ночь — прости. Мне не стоило приходить, выставил себя полным уебком, еще и тебя подставил и вынудил таскать мою объебанную жопу по всему городу. Возможно, уже поздно, но я банально забыл тебя поблагодарить. — Какой ты правильный, — пробубнил Джонни с сигаретой во рту, но отрываться от струн не собирался. — Забей, со скуки и уныния можно было бы повеситься, не подкидывай мне жизнь всяких тупых пиздюков, — Сильверхенд как-то устало махнул правой рукой и с тихими хрустом размял плечи. Немного погодя протянул гитару Ви, хитро ухмыляясь: — Ты вроде как умеешь там что-то. — Когда-то умел, — возразил, но инструмент взял. Совсем легкая, чуток неудобная, гриф тоньше, чем у его, но звучит великолепно — не сильно громкая, с мягкими обертонами и глубокими басами. Вспомнить как играть без медиатора было непросто, но спустя несколько кривых и сбитых переборов Ви немного разыгрался. Джонни одобрительно хмыкнул, поднялся и сладко потянулся, прошелся немного взад-вперед, разминая ноги, пока не добрел до края обрыва. Делал вид, что оставил пацана одного, но на самом деле полностью был здесь, в процессе, вслушивался в его слегка сумбурную игру, к тому же не без удовольствия — играл пацан неплохо. Тут же Ви внезапно остановился, встрепенулся и поднял сияющее озарением лицо на рокера. — Ты нарушил правило. — Что? — Тогда, в баре. Ты первый ко мне полез, прямо у всех на виду, хотя сам мне перед этим рассказывал, что… — Да вы все нанялись… Керри мне все мозги высосал, теперь ты эту хуйню тут разгоняешь, — Джонни стиснул зубы, неохотно возвращаясь мыслями к пьяным художественным кульбитам несчастной чувственной души Евродина. Ходит теперь дуется, долбоеб, шарахается и показательно посылает в игнор, строя кислые рожи. Джонни даже на секунду захотелось попросить прощения, что он, может, и перегнул палку, но Кер сам виноват — пускай теперь вычерпывает свое дерьмо ладошками и за обе щеки сербает, не маленький. Погружаться глубже во вчерашний вечер и обдумывать всю эту историю в деталях желания не было — пожалуй, это его домашнее задание. Сильверхенд зацепил большие пальцы за карманы джинсов и принялся расхаживать более нервно у уступа, вглядываясь под ноги и злобно пиная в разные стороны мелкие камни. — Просто, блять, забыть — нет, так не пойдет, нужно же, сука, доебать меня до тика. И если б не фигурально. — Значит, для твоих тогда стало настоящим откровением, что ты шлюха, которая на хуях скакать любит? Невозмутимо, с грациозного плавного разворота Джонни отвесил Ви звонкую пощечину, будто по жопе ляснул, а не огрел распустившего свой язык мелкого опездола. Парень мигом прикусил щеку, но, сука, слишком уж поздно. Хотелось заехать самому себе, с кулака, попросить Джонни въебать ему еще раз, сильнее, хоть с ноги, разбив лицо в кровавую кашу. Он этого не хотел. Это не он. Сука, да какого хера?! Все, Ви, конечная. Привет белочка. Парень с опаской посмотрел на почти пустую бутылку виски, будто сильно запоздало осознал, что отхлебнул отравы и жить ему осталось всего с полдня, пока не сдохнет в муках и корчах, захлебнувшись блевотиной. Сильверхенд вернулся к самому краю обрыва и смотрел вдаль, сложив на груди руки. Даже под курткой было видно, как сильно напряглась его спина и приподнялись плечи. — Блять, прости, оно как-то само… — Ви виновато склонил голову и потер щипавшую щеку, ковыряя пяткой сухую землю. — Закрой рот. Хули бы ты понимал, уроженец самой, блять, толерантной в мире страны. Сплюнув в пустоту, куда-то на распластавшуюся под ними равнину, Джонни еще раз измерил шагами небольшой каменистый пятачок. Кривился, хмурился, кусал губы и щелкал железными пальцами то сжимая, то разжимая кулаки, будто все же готовился навесить пацану пиздюлей. Но ни разу на Ви даже не взглянул, снова погружаясь на самое дно внутри себя. Заскрипел песок под подошвами — Джонни остановился. Громко и медленно, будто предупреждая, зашагал обратно к машине, снова падая на песок. Ви услышал, как звонко чиркнула зажигалка, и как Сильверхенд долго выпускал из легких густой дым. Услышал, как шумел в ветвях колючих кустов ветер в самом низу, у дороги. Почувствовал невозможно сильный зуд от легкого ветра, будто кожу его царапало иголками. Что за… — Могу трахать кого угодно, драть, пока не забудут собственное имя, но лучше, когда ебут меня, — Джонни проурчал тихо, откидываясь на тачку, и зыркнул искоса, вызывающе. Пацан лишь как-то невесело хмыкнул и вернулся к инструменту, закрывая свою скисшую физиономию тяжелыми локонами. Неуверенно переставлял аккорды и перебирал струны, хмурился и недовольно вздыхал. Пальцы слегка подрагивали, а гитара натужно скрипела и гудела. И Ви бы мог все спихнуть на волнение, что виной всему Джонни, который заинтересованно украдкой поглядывал в его сторону, хоть и делал вид, что больше увлечен тем, как грустно шелестят увядшие сухие кустарники на горизонте, но парень никогда за собой подобного не замечал: всегда уверен в своих навыках, абсолютно не обладает робостью или боязнью публики. Но собственные пальцы предательски трусились и еле гнулись, будто они деревянные, совсем неуправляемые. Будто затекли. Будто не его. С каждым выбивающимся из палитры мелодии звуком Ви недовольно вздыхал, делал паузу, а потом снова продолжал задумчиво щипать и гладить струны, пока снова не расстроится тем, что сбился или накосячил, испортив хорошую песню и показав себя перед Джонни в полном своем криворуком великолепии. Сильверхенд тихо посмеялся себе под нос на выдохе и потер лоб, когда пацан, в очередной раз облажавшись, пробурчал что-то незнакомое и неразборчивое, но по мелодике и эмоциональному окрасу — явно изощренный мат. — Руку поставь ровно, вот так, скрипеть будет меньше, горе-самоучка, — придвинулся вплотную и положил свою хромированную ладонь поверх изящных тонких пальцев Ви, слегка поворачивая кисть и толкая локтем в локоть, заставляя поменять позу. — Но идешь неплохо как для человека, который от музыки далек так же, как и я от высоких материй и тонкостей биохимических процессов всего пока еще живого на этой подгнившей планете, — парень неловко заерзал от того, как в него вжался Джонни, что придерживал живой рукой его плечо, и склонил голову. Расценивать ли этот изворотистый подъеб как комплимент? Хотя попробуй приписать титул профессора естественных наук Сильверхенду, разве что алхимика — успел всю таблицу Менделеева в рот перепихать. Рокер ухмыльнулся, заправляя блондинистую прядку за ухо, но, слегка в испуге или скорее в удивлении от собственных действий, остановился на секунду, всматриваясь в не менее озадаченное лицо напротив. Почти отдернул руку, но в последний момент себя остановил, невероятными усилиями. Они сидели совсем близко, и тяжелое дыхание рокера щекотало Ви щеку. Парень робко наклонил голову, не отрывая взгляда от мягких губ, приоткрытых в нетипичной, новой и ранее невиданной полуулыбке, и прищурился от легкого ветра, что вздымал у земли пыль. Тишина затянулась, но теперь никому не мешала, была комфортной и полной для каждого личным смыслом. Сейчас рядом с Джонни Ви не мог думать ни о чем, наивно пытал себя догадками, чем же незнакомым блестят глаза Сильверхенда, о чем он молчит. Совсем близко. Выжидающе смотрит на тонкие сухие губы. Он хочет этого, сука, и Ви своими бегающими растерянными глазками раззадоривал лишь еще больше. Джонни продолжил, почти невозмутимо, не дрогнув и бровью, только глаза его засияли по-новому. Осторожно перебирал невероятно мягкие пряди, зачесывая аккуратно. И тихо улыбался, замечая как Ви растекается ровно в такой же нечитаемой и зажатой ухмылке, даже довольной. Нахватался, пиздюк. Он устал себя убеждать, что это все не всерьез. Он устал страдать и мучаться. Он боялся упустить свой шанс даже больше, чем все же смириться, принять его и воспользоваться. Самому перейти черту в собственном сознании и убедить себя, что стоит попробовать, как бы не было больно и тошно ворошить жирных и склизких трупных червей под гнилой колодой, которой он прикрыл свое прошлое. И это прошлое нужно уметь отпускать, иначе оно обязательно нагонит и всадит нож в спину. Он так долго изнывал по этому, так долго искал, что уже все было неважно: ни надуманное самим собой предательство, ни то, что он якобы рушил построенные собственноручно стены и что это недопустимо, запрещено. И Джонни умышленно бросает поводья, наконец вдыхает полной грудью и полностью отдается моменту. Гитара с мелодичным стоном легла на пыльную бесплодную землю, отдающую им накопленное за еще один день под иссушающим солнцем тепло, и Джонни закрывает глаза и вслепую тянется к губам напротив, приобняв шершавыми пальцами подбородок Ви. Простое касание выбивает из легких воздух и наполняет грудь холодящим трепетом, и парень чувствует как загораются его уши, будто ему снова пятнадцать и это первый его поцелуй. Робко сминал влажные губы, ровно такие же мягкие, как он и думал. Джонни жадно хватал ртом воздух, крал его у Ви и заполнял собой весь его мир, вплетал пальцы в непослушные пряди, что уперто спадали на лицо и щекотали нос, окутывал своим теплом, своим ароматом. Слизывал с губ горечь никотина и терпкость сладковатого виски, и Ви эти быстрые нежные касания доводили до головокружения. Он снова не верил, что это происходит на самом деле. Его целует Джонни, тот самый язвительный и агрессивный рокер, что еще неделю назад мало ему глаза не выдрал за то, что Ви почти коснулся его губ. Тот самый горячий черт и само воплощение порока, что откровенно им попользовался в свою угоду, кто за счет его наивности и очевидной неравнодушности ублажал свое самомнение. Ви в бредовом сне, но пока он здесь — готов был впитывать этот момент каждой клеткой тела. А вечером, одурело изгибаясь в постели с мечтательной улыбкой на лице, проживать это мгновение снова и снова, размышляя, что это может значить, за что он это заслужил, что будет дальше. Джонни приоткрылся ему, подпустил ближе, чем кого-либо. Но очень быстро легкий осторожный поцелуй углубился, стал голодным и горячим. Джонни уже не проходился легко языком по обветренным губам, не скользил осторожно, прощупывая, вовнутрь — нагло и больно кусался, вторгаясь все дальше, отвоевывал себе право вести. И то, как Ви целовал его в ответ говорило Джонни больше, чем он хотел знать. То, как пацан ронял удивленные вздохи, шипел и вздрагивал, когда рокер прихватывал зубами его губы или жадно вылизывал изнутри; как выгибался навстречу и лихорадочно хватался за его шею и оглаживал тяжело вздымающуюся грудь. И когда оба обессилено выдохнули, отрываясь друг от друга, Джонни выдержал секундную паузу лишь чтобы залезть Ви на колени, и снова припал к подпухшим от жестких ласк покрасневшим губам, неотрывно всматриваясь своими помутившимися темными глазами, что зажигались похотливым блеском, в огромные, как блюдца, глазки Ви. Ухмылялся в поцелуй, оглаживая покрытые густым розовым румянцем скулы, впутывал руки в волосы и ерзал на бедрах, ощущая как парень мгновенно завелся и уже сам пускает в ход зубы. Такой бестолковый, открытый. Весь его внешний холод и грубость, показная агрессивность, угрожающий прищур — все таяло, стоило Джонни просто приблизиться к нему. Всего-навсего влюбленный маленький идиот, каким и он сам когда-то был. И Ви будил в нем незнакомые, чужие, нехарактерные чувства. Но по старой привычке Джонни их вытеснял из своей головы, зарывал под животной страстью, оправдывая все банальным резким импульсом телесного желания. Какая избитая романтика, подумал — первый поцелуй в пустынных ебенях и горячий секс на капоте тачки, будто ему снова двадцать. Хотя, тогда он себе подобных соплей и сантиментов не позволял, а вершиной чувств был быстрый перепихон в толчке зассаного бара или долгая изматывающая ночь в мотеле под аккомпанемент скрипучей кровати, сдобренная ненормальным количеством алкоголя и веществ. Ви целовал его крепко и агрессивно, сминал почти до синяков маленький зад, мягкий и приятный на ощупь, и дышал сильно и горячо в рот, тянул Джонни на себя, отираясь стояком о ногу рокера, который уже бесстыдно на нем ездил. Парень прогнул его еще больше, обхватывая одной рукой за поясницу, а пальцами другой пробегаясь по слегка влажной и прохладной шее, наконец отрываясь от блестящих слюной губ. Джонни мигом распахнул глаза, всматриваясь темным затуманенным взглядом прямо в теплые и глубокие напротив, но быстро разорвал контакт. Он не мог терпеть — слишком долго ждал, чтобы теперь просто так сидеть и гипнотизировать свою жертву. Склонился, накрывая обоих завесой черных густых локонов, и жарко лизнул приоткрытые губы, превращая и без того пылкие ласки в мокрый открытый поцелуй, где языков сильно больше, чем нужно было бы. Ви скользнул ниже, по подбородку, по колючей щетине, пока не дошел до шеи, отираясь носом и припадая к пульсирующей толстой вене. Как же долго он этого хотел — впиться в нежную кожу зубами, властно помечая, почувствовать, как Джонни тяжело сглатывает откровенные стоны, наслаждаясь каждым его касанием. Рокербой все ерзал на ногах, проникая хромированными пальцами под кожанку и ощупывая едва липкие от пустынной духоты плечи, пощипывал и дергал сквозь майку слегка выпирающие бусинки пирсинга, за что получил серьезный укус около ключицы. Их запахи смешались, нависали густым плотным облаком, ограждая от прохладного ночного ветра. Ви ставил болезненные засосы, слизывая соль и терпкость с шеи и жадно втягивая аромат резкого парфюма и пота, пока Джонни тянул его за волосы, вжимая в себя еще сильнее, терся задом о стояк. Медлить нет смысла. Парень принялся судорожно хлопать по карманам, залез под куртку, не отрываясь от солоноватой кожи. Сука. Запустил руку под свою куртку, снова, но лишь под ту, которая надета была на Джонни. Тот выгнулся слегка навстречу, но когда длинные зябкие пальцы полезли по внутренним карманам, а не скользнули под майку, раздраженно выдохнул, дергая Ви за подбородок. — Ты клептоман? Или карманник? — то ли шутливо, то ли недоверчиво бросил, изгибая бровь. — Блять, я… Резинки нет, — растерянно заглядывал в блестящие похотью глаза, вылавливая на самом их дне зерно ядовитой насмешки. — Хочешь сказать, ты с пустыми руками пришел, но с полными яйцами уверенности и желания? — Джонни и сам полез по штанам, но, увы, пусто. — Тогда все, сегодня ебут провинившихся, — лицо Ви стало недопустимо перепуганным и раздосадованным. Сильверхенд продолжал издеваться, лапая парня везде, куда только мог дотянуться, посылая по телу приятную щекотку и распаляя того еще больше: — Не умеешь ты на свидания ходить. — Пиздец… — рокер стал неспешно снимать с его плеч куртку, оставив в покое несчастные соски, пока Ви уже хоронил сегодняшний вечер и заветное потрахаться. — Я чист, на все сто процентов, — залез уже под майку, от холода хрома на чувствительной горячей коже выросли мурашки, когда слегка шероховатые подушечки поползли по талии, вниз по животу, к ремню, снова поднимая край футболки и дергая одежду вверх. — Удивительно, — Ви дрогнул в протесте, пришпиливая чужие руки к своему телу. Раздеваться не особо хотелось. — Закрой свой красивый рот и поцелуй меня. И парню грех было сопротивляться. Совсем дико впился в губы Джонни, прижимая рокера к себе стальной хваткой. Мелкий целовался великолепно, слишком горячо и чувственно, будто от этого напрямую зависела его жизнь. Но разводить долгие прелюдии не в стиле Сильверхенда, как бы приятно и хорошо не было. Он выкрутился из сильных объятий Ви и медленно поднялся на ноги, скидывая с себя его куртку, прямо на песок. Уперся левой рукой в крышу машины и, выгнувшись в пояснице, с лязгом пряжки принялся медленно стягивать с задницы штаны, оголяя светлую кожу сантиметр за сантиметром, нарочито картинно. Почти полностью улегся на авто и, томно вздыхая от облегчения и предвкушения, смерил все еще сидящего на земле Ви насмешливым взглядом. — Я жду. Или ты обет целомудрия свой до сих пор держишь? Даже не поднимаясь на ноги Ви прополз буквально два шага, игнорируя то, как больно впивались в колени мелкие камни и редкие колючки. Он сдернул штаны чуть ниже, оставляя расстегнутый не до конца ремень обнимать его стройные бедра прямо под ягодицами. От одного вида такого готового Джонни парню становилось еще жарче, и его хотелось взять прямо сейчас, прямо так, хоть бы даже просто обслужить только его, так хорошо, как только умеет. Рокер доводил его до полного безумия, что разгоняло под кожей приятную щекотку. Возможно и выглядело это жалко — Ви снова ползал перед Джонни, унижался, позволял собой пользоваться, но, сука, как же он любил это делать. Ставать на колени и старательно работать ртом. Проводить языком по тугим мышцам и ощущать, как они напрягаются еще больше. Улавливать сладкие вздохи из уст тех, кого он ублажает. Чувствовать, как становится все горячее, а внутри — еще более влажно. С упоением выцеловывал каждый миллиметр — старался для обоих. Входил внутрь и выбивал полустоны своими умелыми, в меру жесткими движениями. Опалял нежную кожу дыханием, колол щетиной, беспрерывно двигал языком, чувствуя, как по бороде течет густая слюна. Джонни же в ответ дергал Ви за пряди на затылке, вжимая в себя еще больше, и выдавал длинные шумные вздохи. Когда лицо его мало не полностью было мокрым, парень отстранился, тяжело дыша, но оторваться от рокера никак не мог — плюнул смачно меж ног, слизывая жадно широким мазком, и напоследок впился зубами в ягодицу, оставляя глубокий след от укуса, от чего Джонни низко зарычал. Влажные следы теплого проворного языка обдувал прохладный ветер, поднимая волны мурашек по спине. Ви поднялся, прислоняясь всем телом совсем вплотную к рокербою, скользнул ладонью по пояснице и ниже, в ложбинку, и на пробу провел пальцами по входу, слегка проникая вовнутрь. Недовольно промычал и снова сплюнул в ладонь, пытаясь собрать как можно больше влаги. Начал растягивать его с одного пальца, который легко проник между тугих мышц, но Ви нужно убедиться, что он точно не навредит. Стал медленно вводить второй, заползая левой ладонью под майку и невесомо оглаживая напряженные мышцы живота, но Джонни недовольно вздохнул, поднимая голову: — Хватит уже ухаживать за мной как за девственницей. Смелее, не умру. Послушно протолкнул пальцы сильнее, добавляя третий, и Сильверхенд наконец простонал протяжно и похотливо. Парень горячечно терся о его бедро и разводил с силой указательный и безымянный палец, со знанием дела, и Джонни уже этого было достаточно — чувствовал себя настолько полным, что большего и не нужно было. Он набирал темп, резко вгонял пальцы на всю длину и с хлюпаньем вынимал полностью, чтоб снова вставить по костяшки. Ви расстегнул свои, как он понял уже слишком поздно, до безобразия узкие штаны, выдыхая от облегчения, и стал водить по члену свободной рукой, прежде облизав ее, щедро покрывая слюной, все еще продолжал двигать внутри Джонни пальцами. Коснулся губами его шеи, спускаясь влажными поцелуями к хромированной прохладной ключице, прикусывал, обводил языком край железной пластинки, наслаждаясь контрастом плоти и металла. Ви вынул пальцы, и слегка запыханный Джонни, заведенный и разнеженный, замычал в протесте, но почувствовав как в него толкается горячая головка, запрокинул в удовольствии голову, приоткрывая рот и прикрывая веки. Издав длинный низкий стон, Ви медленно стал входить глубже. Припал к его щетинистой щеке, подбираясь мокрыми открытыми поцелуями к губам, приподнятым в оскале. Рокер стиснул зубы и тихо рычал, посылая вибрацию между ребер парня. Блять, он был слишком большой. Без нормальной подготовки, почти насухую, в не самой удобной позе — все ощущалось слишком. Слишком много, но только совсем чуть-чуть чересчур, до опьяняющей приятной боли, что заводила лишь сильнее. От удовольствия сводило в пояснице, пробуждая легкую дрожь в ногах. Ви схватил Джонни за колючий подбородок, запрокидывая голову и заставляя открыть рот, и по-животному слюняво и дико впился с поцелуем, невероятно голодно. Очень быстро Ви из несуразного, хоть и достаточно опасного с виду пацана превратился в горячего и пылкого, умелого любовника. Хрипло постанывал на ухо, уверенно сжимая бока, и Джонни обжимал в ответ крепкое предплечье, обводил толстые вены, наслаждался рельефом мышц. Каждый сантиметр липкой кожи как оголенный провод — она буквально пылала под чужими прикосновениями, будто омывало ее раскаленными волнами. Его мягкие белые пряди щекотали голые плечи, накрывали собой полностью, ограждали, окутывая теплом и терпковатым ароматом. Из салона лился пыльный и бархатистый хэви, пробиваясь тягучим мелодичным шумом между их тяжелых вздохов. Джонни постанывал с издевкой, ощущая какой пацан готовый, вне себя от желания, сколько в нем силы и жара, но стоило Ви попасть по простате, и рокер срывался на придушенные всхлипы, тут же теряя былую язвительность. Он вдалбливался не сильно быстро, но глубоко, со звонкими в тишине безлюдных Пустошей шлепками кожи о кожу. Время от времени выходил ненадолго, чтоб сплюнуть на ствол и снова всадить на всю длину. С каждым толчком Джонни становился все более громким, двигался навстречу, хватал Ви за волосы и тянулся за болезненными зубастыми поцелуями, прикусывая губы до крови и слизывая ее металлический вкус, как бы успокаивая шипящего от боли и остроты чувств парня, который буквально терялся от всего. Похоть превращала мозги в кисель, и Ви мог думать только о Джонни. Он хочет довести его до воя, до трясущихся ног, измотать до остатка, подарить ему столько страсти, сколько сможет из себя вынуть. Готов провести с ним так всю ночь, вывернуть себя ради него наизнанку. С каждым сильным толчком Ви выбивал из рокербоя сорванный всхлип. В глазах Джонни разлетались ослепительные серебристые искры каждый раз, когда он попадал по нервам и проскальзывал дальше, до упора. Приподнимался на подрагивающих руках и вжимался спиной в его грудь еще сильнее, выгибаясь в пояснице, стараясь сменить хоть немного позу. Чувствовал, как быстро и сильно бьется его сердце, нечеловечески ровно и гулко. Ви дернул штаны ниже и, с тихим треском джинсов подхватив Джонни под колено, менял угол, входил еще глубже. Редко попадались парни, которые знали, что им делать сверху, а не просто вставляли в дырку, двигаясь рвано и мелко, пытаясь нагнать лишь свое удовольствие примерно с тем же успехом, как если бы терлись они об подушку. — С-сука… Я… блять, не могу… — изо всех оставшихся сил сдерживался лишь бы не заныть жалко. Слишком хорошо. И каждый его стон, глубокое рычание, тяжелый вздох как драгоценная награда, и Ви ощущал, как расходится по телу тепло от одного осознания, что Джонни с ним хорошо, что он тает в его крепкой, но нежной хватке. Он был так близок, что ноги совсем не держали, коленки подгибались, и Джонни понемногу съезжал с машины от каждого мощного толчка. Стоило Сильверхенду себя коснуться и провести тугим кулаком пару раз по стволу, и он с сорванным глубоким гортанным стоном кончил, сжимаясь вокруг Ви до боли сильно. Парень хрипло зарычал, кусая рокера за плечо и сбиваясь с темпа, но секунду погодя принялся вдалбливаться еще более остервенело, и Джонни буквально горел изнутри. Пацан долго не продержится, он чувствовал. Сжав кулаки и скривившись, оскаливаясь, Сильверхенд зашипел сквозь зубы, угрожающе: — Если ты в меня кончишь, я тебя лицом в землю врою. И Ви было достаточно одного его приказного, грубого тона, на контрасте со сладостными стонами, хватило осознания, что именно он сейчас в полном подчинении Сильверхенда. Джонни им пользуется, как хорошим послушным мальчиком, чтобы доставить удовольствие только себе, щедро позволяя Ви его касаться, целовать, быть рядом. — Fa-an! — рвано выкрикнул и резко вышел, бурно кончая и пачкая его бедро. Ви навалился на Джонни своей тушей, все еще тихо постанывая в изгиб его шеи. Слегка восстановив дыхание и сглотнув вязкую слюну, проталкивая ее по пересохшему горлу, парень прошептал еле слышно, почти немо, в искусанные багровые губы рокербоя «все в норме?», но Джонни лишь пихнул его локтем в бок, заставляя слезть с себя. — Ви, ты просто животное, пиздец, — выдал обессиленно и хрипло, запыхано. Он шумно дышал через рот, ноги дрожали и подгибались, сердцебиение его настолько сильное, что тело колотит, содрогает сильными импульсами. Зад горел нещадно. Джонни уже слишком старый для того, чтоб ебстись посреди пустыни жопой кверху, да еще и без смазки. — Тачка, кстати, шатается меньше, парни постарались, — измотанно выдал и фыркнул полусмешком, зарывшись носом в черные мокрые пряди за ухом. Ви спускался осторожными теперь поцелуями по шее, нежно касаясь синяков и укусов и расплываясь в радостной улыбке. — Ты, блять, серьезно? — Джонни обернулся к пацану лицом, со слегка недовольной рожей стирая с ноги чужую сперму и пытаясь поправить штаны не засравшись, но его тут же притянули ближе сильные руки. С мечтательной до неприличия физиономией Ви разглядывал Сильверхенда, щуря насмешливо блестящие голодно глаза. — Че ты светишься как облученный? Рот порвется, — не смог сдержаться — измученно, но довольно ухмыльнулся в ответ.