*
«Все в норме?», «Тебе удобно?», «Я не мешаю?» — Ви без конца засыпал его пустыми вопросами, на которые Джонни нехотя давал ответы, взбешенный их неуместностью. Хотя парень искренне волновался, не задыхается ли Джонни от его разметавшихся во все стороны волос, не давит ли он, наваливаясь на рокера и сгребая его в охапку на узком твердом диване, не жарко ли ему. Сколько бы Джонни ни возмущался, но в глубине души ему было по-настоящему приятно. Ви о нем беспокоился. Ви считался с его пожеланиями и возражениями. Ви, хоть и явно скисал, но всегда отклеивался от его бока, когда Сильверхенд раздраженно бурчал, выкручиваясь из его приторно-сладких объятий. Джонни, отсев на другой край дивана, наставлял ему усеянную шипами спину, скручиваясь в игольчатый ядовитый комок, потому что… А зачем он это делал? Если ему так приятно дремалось на груди Ви, почему он лишал себя этой минутной слабости побыть человеком и показательно лепил деланное возмущение, огорчая тем самым и пацана?.. Зачем душил на корню ту приятную щекотку, что расползалась под кожей, как разряды тока, и заставляла собственное тело прильнуть к чужому, горячему и сильному, красивому и желанному? И когда они сидели так некоторое время, друг напротив друга, Ви слегка грустно вздыхал, припадая к чашке страшно сладкого кофе, а после кривовато поднимая уголок губ в неком вызывающем самодовольном жесте. Джонни сам ухмылялся в ответ, и весь его облик приобретал хищных животных черт. Они снова оказывались в недопустимой близости друг к другу, путались в руках и ногах, дергали за волосы, пускали в ход зубы. Были друг с другом, были вместе, дышали в унисон. Все так непривычно. Джонни всегда был один — в большой семье, в армии, в группе, в узком кругу друзей и со своими бывшими. Но сейчас с Ви было совсем не так. Тогда все они просто существовали вокруг, как фон, а Джонни жил в декорациях искусственных людей, внутри самого себя. Сам себя изолировал, чтобы защититься, чтобы не разочароваться, чтобы не сделать себе еще больнее. И только те недолгие горькие мгновения, проведенные на одном спальнике в душном бараке отвоеванной слишком высокой ценой деревушки, отдавали в воспоминаниях привкусом теплых искренних чувств. Когда его вырывали из лап очередного ночного кошмара и крепко прижимали к себе, тихонько нашептывая что-то, что могло бы успокоить его, ребенка, перетертого в прах жерновами разрушительной войны без чести и без цели. И как же было горько, когда Ви заглядывал в его глаза вопросительно, перед тем, как снова сказать какую-то бессмысленную нелепость. Он даже не подозревал, что своей открытостью и простотой вскрывает рану за раной на его душе. И Джонни каждый раз бежит прочь, судорожно стягивая пальцами расползающиеся загнившие рубцы, разрываемый чувствами. Его это пугало и убивало, ободряло и злило. Рядом с Ви ему было так же, как и… Джонни крутился в этом безумном круговороте, рвал на себе волосы, сходил с ума, погружаясь все глубже и глубже — стремительно шел ко дну. Запрещал себе, отговаривал от очередной встречи, но не мог остановиться. Джонни вляпался по уши, и даже сам того не заметил. Проигнорировал вопли здравого смысла и сдался. Но никогда бы не признался, даже самому себе, что проиграл. Каждый раз впиваясь в его губы, Джонни дергал Ви за цепочку на шее, пытаясь найти на ней две холодные пластинки. Что он творит?.. Но как бы хорошо, уютно и на месте Джонни ни чувствовал себя рядом с пацаном, он все еще боялся открыться, боялся довериться Ви. Ведь пообещал, что никогда больше не совершит эту ошибку снова. И в очередной раз проебался.*
Ви подорвался с места, распахивая глаза, будто и не спал. От резкого пробуждения сердце затрепетало между ребер, разогнавшаяся беспочвенная тревога противно скрутила желудок, в горле — слизкий комок тошноты, пульс шкалит. Голова паршиво кружится. Моргнуть. Сглотнуть. Полная тишина — город за окном вымер. Невозможно. Нереально. Серый рассвет заползает в квартиру. Контуры окна бьет рябыми помехами, воздух вибрирует — стало дурно. Закрыть глаза. Ви сидел так, купаясь в темноте, всего лишь секунду, казавшуюся вечностью. Слабое тело колотило от каждого толчка крови через аорту. Тук-тук-тук-тук… Его окутывает серая пелена — снаружи и внутри. Статичный гул электрики. Страшно чувствительное ухо вдруг ранит ворвавшийся в поле восприятия резкий шум. Ви мотнул головой — слева от него Джонни: свернулся на боку, уткнув нос в единственную подушку, разделенную на двоих, и скомкав в хромированном кулаке покрывало, натянутое до шеи. Скрывало оно лишь его грудь, живот и поджатые под себя колени, спина же и ступни — совсем голые. Лицо его такое умиротворенное, спокойное. Морщинки фирменного пренебрежительного прищура разгладились и выглядел Джонни куда как моложе — почти ровесник Ви. Снова звук, четкий и сиплый — ровное чужое дыхание. Его тихое, еле слышное сопение было для Ви самым громким звуком на свете. Пусть замолчит. Ви рассматривал его расслабленное лицо. Джонни бессознательно дернулся под чужим пристальным взглядом, рвано выдыхая. Какой же он… Изящные черты, настоящая природная красота. Опасный зверь — сейчас совсем беззащитный, смотрит свои сны. Шея. Тонкая манящая шея. Горячая кожа, ее густой запах… Ви не удержался и легко провел пальцем от его колючего подбородка до хромированной ключицы. Вниз-вверх. Не удержался — обернул пальцы, ласково обжимая. Джонни настолько красив, что не верится, что он и вправду живой, что он не сошел с холста, что он не идеальная галлюцинация, рожденная воспаленным сознанием. Руки трусятся. Он хочет этого. Ви снова прилег рядом — так близко, насколько мог, не потревожив чужой сон, и сразу ощутил горячее щекотливое дыхание на щеке. Пальцы свело судорогой и они сжались на шее сильнее — жилка под ладонью забилась тревожнее. Джонни рефлекторно распахнул рот чуть шире и едва слышно захрипел, в попытке сделать вдох, но не проснулся. Ви отдернул от него руку, как ошпаренный. Паника и ужас заворошились под черепом и парень взглянул на собственную ладонь, будто только сейчас в полной мере осознав, что она принадлежит именно ему. Это он чуть не придушил Джонни. Давай же! Слабак! Темнота. Больно. Вакуум. Пустота. Ты не привяжешь его к ноге, он уйдет, уйдет, наигравшись, бросит тебя одного, в страданиях и болезни. А ты так и сдохнешь в одиночестве, не в силах найти кого-либо на замену. Он зачаровал тебя, закинул свой хомут на шею и тянет, и душит. Ты терпишь все, даже когда сил уже не остается. Жалкий, жалкий слабак, загнанный в ловушку… Маниакальный шепот и издевательский смех тошнотворным эхом отскакивали от виска к виску. Голос в голове стал до жути надоедливым, торопливо бормотал что-то, хрипел и рычал, как одичалое животное. Слишком много всего, перегружает сенсоры: тихий гул улиц, тусклое рассветное сияние, жар собственной кожи сталкивается с прохладой остывшей за ночь комнаты. Дурно. Нужны таблетки. С рваным вздохом, будто вынырнув из-под ледяной волны, Ви вновь очнулся — перед зеркалом. Руки, которыми он уперся в раковину, сжимая до спазма пальцы, дрожали. Сквозь шторку помятых прядей друг в друга уперлись два взгляда: больных, злых, напуганных, разбитых. Мягкая капсула стала в глотке. Он болен, ему все хуже, с каждым днем. Правый висок разрывает кусачими спазмами, в ушах пищит что-то на одной высокой ноте, раскраивая мозги надвое. Он умирает?.. Так скоро?.. Ви и так не дано дожить до старости, ебаный Найт-Сити внесет свои, блять, коррективы: как ни уличный беспредел, так нищета постарается. Но вести о том, что его тело будет со страшной скоростью стареть и уничтожать само себя, и что он, вероятно, не доживет и до сорока, даже если поселится в дорогущей вилле на краю мира и будет беречь свою больную сраку как зеницу ока, по правде угнетали. Слова Вика, которые каждый раз всплывали в подсознании, — «Это не лечится, мне жаль» — где-то глубоко в душе сеяли зерна страха и паники, что отзывались скребущим чувством между ребер по ночам. Обжигающий разряд электричества пронесся от затылка до копчика. Ноги подкосились и Ви почувствовал, как теряет опору — проваливается в темное, маслянистое ничто. Оптика не выдержала очередного приступа судорог — «Нет сигнала». Температура процессора: 40° Критическая температура процессора: 45° Системное оповещение: Перегрев «Рестарт»*
Его окутывала густая темнота, давила и размазывала. Холодно… Он тонет в себе — качается в далеком космическом пространстве, где-то вне собственного тела, или же так глубоко в подсознании, что вынырнуть оттуда невозможно. Пустота и вязкий маслянистый кисель. Вакуум. Ничто. Снова. Он?.. На голову Ви начинают падать крупные горячие капли — будто огненный дождь, и глаза, которые он, как ни пытался, не смог раскрыть насильно еще мгновение назад, от неожиданности распахнулись сами. Парень выскакивает из-под кипятка, заглядывая за пластиковую стеночку душевой — у раковины, привалившись на правую руку и забавно скрестив ноги, чистил зубы Джонни, вывернув кран на полную. Конечно же голый — в одних жетонах и в полном своем сияющем великолепии, даже помятый ото сна и с нечесаными патлами. Сипло шумел слив, насилуя перепонки. — Ви, тренировочный заплыв перед преодолением Ла-Манша в душе не устроишь. Или ты решил, как бледный древолаз, посидеть под прохладным тропическим дождем? — говорил удивительно четко, несмотря на зубную щетку во рту. Хотя ему и предметы поувесистей языком чесать не мешают. Ви вырубил воду и неохотно поднялся на затекшие ноги. Хмурясь, потянулся к полотенцу, промокнул волосы, а после обернул его на бедрах и проковылял к раковине, слегка толкая Джонни в сторону. Тот лишь ухмыльнулся криво на некую стыдливость парня, так как сам ничего такого уж неприличного и недопустимого в повисшем хере и яйцах не видел — не пледиком же прикрываться перед человеком, который ебет тебя мало не каждую ночь так, будто она у вас последняя. — Как водичка? — Пока ты не пришел все было шикарно. Как обычно, знаешь, — отрезал слегка злобно чуть трясущимся от тревоги и холода голосом. Ви посмотрел критически на свое осунувшееся, худое лицо, измученное бессонницей, и пробежался пальцами по влажной бороде, прежде судорожно выдавливая на зубную щетку жирную полоску пасты. Их окутало молчание, нарушаемое шипением воды и прорывающимся сквозь плотно закрытые двери гамом: вскриками с улицы, визжанием гудков авто и помехами статики, рожденной беспрерывным движением города, сливающимися в отвратительную симфонию мегаполиса. Люди-машины, город-завод. Этот хаос убаюкивал и дарил какое-то уютное тепло, погружал их двоих в обманчиво домашнюю рутину. Но это все тошнотворная иллюзия: это не дом Ви, и тем более — не дом Джонни; уюта в ссоре соседской пары и суматохе Найт-Сити на самом деле нет; а они двое… Кто они друг другу? Чужаки. Выполоскав усы от щипающей губы пасты, Ви снова щедро плеснул в лицо ледяной воды, пока Джонни вертелся около зеркала. Он увлеченно рассматривал последствия прошедшей ночи на своем теле, неприкрыто наслаждаясь багровыми синяками на груди, и вычесывал руками спутанные на затылке волосы. Недовольно нахмурившись, он видимо все же решил искупаться. Ви зачарованно рассматривал рокера, такого изящного, настоящего. Даже рисовался он невозможно естественно, хоть и недопустимо порнографично, выпячивая зад или бедро, выгибаясь слишком соблазнительно как для простых телодвижений. Парень заступил ему за спину и обвил талию свободной рукой. Прильнул к Джонни на мгновение всем телом, отерся носом о загривок, жадно втягивая его аромат, и припал губами к шее — неуверенное, робкое касание. Как извинение. Как оправдание перед самим собой. — Че ты творишь? — рокер отпрянул в сторону, дернув плечом, и глянул на растерянного и напряженного Ви через зеркало. Парень отрицательно мотнул головой и торопливо выступил из слишком тесной для них двоих ванной, оставляя Джонни в одиночестве. Перед тем, как зайти под душ, Сильверхенд уловил боковым зрением, как Ви, натягивая футболку и поправляя спортивные шорты, прошагал к входной двери, а после — раздался характерный шорох, что слился с разбивающимися о пол потоками воды в моночастотное шипение. Он вымывал волосы от пота и сигаретного дыма, непроизвольно проматывая воспоминания минувшей ночи, что отзывались в груди острой щекоткой, уползавшей до поясницы. Горло до сих пор саднило, а в спине приятно тянуло. Джонни ухмыльнулся сам себе страшно довольно — стоило прикрыть глаза и под веками вырисовывалась картинка озверевшего от страсти Ви, что вжимал его носом между собственных ног, одуревший от движений чужого умелого и юркого языка, что прокладывал свой путь от багровой влажной головки до так рьяно оберегаемой мальчиком задницы. Ви так разозлился и смутился на грубое, прямо лобовое «сегодня я сверху», что мало не оборвал их ночь на самом интересном. Джонни мысленно поставил заметку — любой ценой подмять мелкого под себя. Все мучил себя догадками: стонет ли он высоко и по-девчачьи или держится точно так же по-мужски стойко; будет ли лежать бревном, ожидая активных действий от рокера, или займет ровно такую же нейтрально-доминантную позицию, угождая Джонни, но не давая ему заходить слишком далеко? Сильверхенд спустился руками на шею и дальше, на грудь, пока не дошел до бедер, смывая противно-липкую грязь с распаленной кожи. Мерещились не его руки — чужие, и рокер снова велся на уловки своего сознания. Ему мало, все не хватает Ви, он не может им напиться. К нему тянуло, как магнитом, но Джонни совсем не хотел об этом думать дольше положенного, а еще больше не хотел ковырять причины подобной болезненной, наркотической тяги. Чем больше Ви, тем больше его хочется. Снова поднялся живой ладонью от груди до шеи, пробегая ногтями по щетине. Снилось ли Джонни что-то, что могло сбить дыхание так, чтобы до сих пор, наяву, чувствовать потустороннюю хватку на глотке, всплывшую внезапно в его подсознании? Тяжело сглатывая и выкручивая кран в противоположную сторону, пока на голову не полилась холодная вода, Джонни постоял с пару секунд под освежающими струями и выступил из душа, обтираясь заботливо оставленным на крючке чистым полотенцем. Натянув на себя первые попавшиеся штаны, которые ему удалось выудить со стопки стиранной одежды, Сильверхенд, свежий и довольный, вышел из ванны, останавливаясь посреди квартиры и по-деловому упирая руки в бока. Ви все еще не вернулся, и Джонни принялся по-хозяйски расхаживать по небольшой квартирке, разглядывая ее бедненькое убранство. Ему было банально интересно рассматривать на первый взгляд небрежно брошенные то тут, то там вещи, которые на самом деле лежали строго на своих местах — такой себе упорядоченный беспорядок. Типичный срач для места, в которое приходят лишь чтобы переночевать. Одинокая чашка, судя по годичным кольцам-отпечаткам на столешнице, всегда жила на столике у дивана; несколько пар штанов висели на ручке стула у компьютера, под окном — ящик каких-то железок, проводов и инструментов. В нише «спальни» все валяется также по местам: в ногах несколько пар носков, на полочках — часы, небольшие коробки и куча всяких безделушек; рядом — боекомплект из ленты резинок и два тюбика смазки. На самом краю одной из полок — книжка, настоящая, бумажная, в твердом переплете, даже закладка из какого-то фантика торчит на экваторе. Сильверхенд тихо хмыкнул себе под нос в приятном секундном шоке и осторожно подцепил книжку с места. «Tillämpad robotteknik och cybernetik» — Джонни нахмурился, пытаясь прочитать название, но безуспешно — глаза сломать можно. Смысл понятен — кибернетика и робототехника. Не шедевры мировой литературы, конечно, но хоть не детские журналы с разноцветными картинками. Навернув еще круг по «гостиной», рокербой остановился у шкафа — за горами хлама, между диваном и стеллажом, явно проступал дверной откос. Комната с вещами арендодателя? Не интересно. А вот за что зацепился взгляд — так это массивный гитарный кейс с узнаваемой эмблемой неплохой фирмы на поцарапанной кожаной крышке. Если бы не бесконечная череда концертов и изматывающих нервы репетиций, Сильверхенд бы обязательно принялся насиловать инструмент, нагло и без спросу, но от одной мысли о музицировании затошнило, а тело сломило усталостью. Когда-нибудь в другой раз он оценит возможности этого бюджетненького ширпотреба. Джонни со скрипом обивки увалился на диван и включил телевизор, чтобы хоть чем-то перебить шум и визг ожившего Найт-Сити. Стоило Сильверхенду найти плюс-минус нейтральный канал без корподрисни и бесконечных не самых радужных новостей, как дверца с шипением и тихим щелчком открылась и захлопнулась. В квартирку вейнуло густым духом муравейника, наполненным сладковато-терпкими запахами сгоревшей жрачки, сигаретным дымом и спертой влагой с нотками плесени. Ви неуклюже выступил из стоптанных драных кед, путаясь в длинных посеревших шнурках, и неторопливо зашлепал босыми ногами по грязному полу, собирая на пятках пыль, мусор и волосы. Видимо, завести пластмассового болванчика, желательно с щеточками для уборки за линяющими длинношерстными псинами — это слишком дорого для рядового обитателя Найт-Сити. Парень опустил на столик два целлофановых пакета и подставку с двумя стаканчиками кофе, такой очаровательно домашний: невыспавшийся, отчего хмурый и сморщенный, с красиво завившимися, хоть и помятыми волосами, что мгновенно высохли на горячем воздухе; в растянутой футболке и свободных шортах, которые позволяли рассмотреть его стройные сильные ноги с рельефом мышц. Такой задохлик, вялый и болезненного вида, но фигура у парня прекрасно слаженная и в меру атлетическая. Дано от природы или же вкалывание круглыми сутками на баре оставило свой отпечаток? Джонни не верил, что после изматывающих смен у Ви еще находились силы и время на то, чтобы ходить в зал или хотя бы следить за формой дома. Хотя, гантели, косовато покоящиеся у стопки коробок с каким-то хламом, намекали на обратное. Вкупе с его общим стилем жизни, какой-то упорядоченностью с имитацией бардака, сука, ебучей военной формой, из которой пацан не вылазил, все это заставляло Джонни подсаживаться на измену: слишком уж много вопросов витает вокруг Ви. — Я уже хотел обратно спать идти, — рокербой бесцеремонно выхватил накрытый картонной крышкой бумажный стакан, игнорируя дурно пахнущие ароматизированной ветчиной сэндвичи. — Ты к «Тому» ходил? Или решил устроить себе оздоровительную утреннюю прогулку по родному гадюшнику? — Пришлось спуститься и отстоять очередь из десятка страждущих. Знаешь, желающих хлебнуть отборного дерьмища с утра пораньше невообразимо дохуя, — Ви устало упал рядом с Джонни, срывая целлофановую обертку с совсем уж жиденького бутерброда, и стал жадно уминать свой завтрак. Джонни хрипло хмыкнул, но стоило ему отхлебнуть это нечто, что по какой-то неясной причине называлось «кофе», как Сильверхенд скривился, с трудом сглатывая напиток. Стукнул стаканчиком по столу, утирая запястьем рот в жесте неприкрытого отвращения. Мелкий постарался: сыпанул сахара и налил «молока», извращуга, так еще и нашел почти полулитровую тару. Вроде же европеец, что за безвкусица? — Блять, за что ты меня так ненавидишь? Это ж не кофе. — Так и старайся, — Ви тоже припал к своему стаканчику, но даже и бровью не повел — сделал большой глоток и мало не замычал довольно. Джонни же от вони напичканной химией жрачки, что смешивалась со зловонными ароматами жженой резины и соляры с улицы, и этого кофейного напитка, смердевшего под самым носом, затошнило с двойной силой. Рокер, в попытке сбежать от богатого пахучего шлейфа современной нищенской жизни, отсел на другой край дивана, подальше от столика. Ви продолжил жевать свой засохший сэндвич с ветчиной, запивая его сладючим кофейком, и рассматривать резво сменяющиеся на телевизоре картинки. Ну что за паскудство… Ни утреннего отсоса, — Ви предпочел взамен принять оздоровительные банные процедуры — ни привычного крепкого эспрессо. Джонни закурил, тяжело выдыхая. Ви же принялся уже и за второй бутерброд — даже лишних вопросов задавать не стал. После их скудного завтрака пацан сорвался с места, прихватив со столика пустую щербатую чашку. Набрав воды из чайника, что стоял поверх микроволновки, он нырнул в ванную. Решил все же исправить чудовищную ошибку и вернуть изыски высокой уличной кухни туда, где им и место — в канализацию? Но Ви согнулся вдвое прямо под раковиной и зашарил по шкафчикам, вытягивая на столешницу несколько одинаковых оранжевых бутыльков. Сидя на диване, Джонни делал вид, что увлеченно читает что-то в телефоне, одновременно слушая в пол уха обеденный марафон новостей, на который прерывалась программа на любом канале, вне зависимости от его тематики — а как иначе методично прополаскивать пропагандой мозги одноклеточных потребителей? Но на самом деле рокербой украдкой наблюдал, как парень внимательно вчитывается в этикетки на баночках, высыпает из них по одной таблетке и по очереди вкидывает их в рот, запивая каждую двумя глотками воды. — Что ты за херню пьешь? — долетело до Ви тихое, совсем плоское и незаинтересованное. Запихивая лекарства обратно, парень замялся и нахмурился, натужно раздумывая, как бы лучше ответить, чтоб не врать Джонни прямо в лицо. Он медленно зашагал обратно и выпалил на выдохе, пытаясь протолкнуть застрявшую в горле таблетку: — У меня типа… мигрени и некоторые проблемы с иммунитетом, не суть. Я не заразный, если переживаешь, — невесело фыркнув, Ви подсел поближе к Сильверхенду, укладывая руку на его колено. Заметив на Джонни свои домашние штаны, парень хмыкнул, растягивая губы в закрытой и косой, но искренне радостной улыбке. — Маленький калека… И как ты только естественный отбор прошел с таким-то набором брака в генах? Еще и рецессивный с головы до пят, толку с тебя для эволюционной машины? — Джонни взамен ласке щедро плюнул концентрированного яду Ви в лицо и отпрянул от пацана, разыгрывая перед ним беспрекословную веру в его слова. Сильверхенд, подстегнутый призраком своих параноидальных раздумий, догадок и витавших между ними недосказанностей, не поверил ни единому слову Ви. Спустя почти час тщетных попыток найти посмотреть что-либо, кроме страшно заебавших уже новостей, рокер проскользнул в туалет, прикрыв за собой двери, открыл кран, пряча скрип дверцы шкафчика за шумом воды, и вытянул те самые бутыльки с таблетками. Насколько Джонни разбирался во всякого рода химии, то действительно ничего из ряда вон выходящего в этой, как он думал, «заначке» не обнаружил — обезбол, сердечные, какие-то гормональные инъекции, иные неспецифические лекарства. Никаких наркотиков, тяжелых препаратов — ничего, что могло бы подтверждать его догадки о проблемах пацана психического спектра. Может, тревожившие его заскоки Ви всего-навсего особенности характера? Хотелось бы на это надеяться, но стойкое чувство чего-то нехорошего, что отозвалось знакомым паскудным зудом в глотке и холодком в пальцах, все не отпускало. Беспощадно унылые и ленивые выходные: проснуться в обед и лежать полусонными без единого движения до самого вечера, включив первый попавшийся фильмец, что оказался среднячковым второсортным экшоном, снятым, судя по всему, лишь для того, чтобы продемонстрировать неискушенным зрителям все новомодные веяния и технические возможности индустрии, которые стало возможно воплотить в жизнь благодаря непрерывному великому и беспощадному прогрессу: полное погружение в картинку, невероятные спецэффекты, повествование от первого лица — почти брэйн, да лишь для бедных. От этой больно громкой и яркой скукотищи страшно тянуло на сон, но стоило Джонни провалиться в приятную туманную дрему, привалившись плечом к плечу Ви, который также был не особо в восторге от фильма и развлекал сам себя как мог, листая что-то в мобиле, как пацан внезапно улизнул из-под бока и потянулся вниз, свешиваясь с дивана: — Ты с собой везде эту махину таскаешь? — Ты о чем? — Джонни приподнялся на локтях и перевел взгляд на Ви, который с интересом разглядывал кучу их одежды, что равномерным слоем растянулась по полу. Из-под чьей-то майки, сверкая в солнечных лучах, выглядывало массивное дуло Малориана, покоившегося в кобуре на поясе узких синих джинсов. — Пистолет… — Ви ловко выудил оружие и сел обратно, закидывая ноги на столик. Он медленно поднес пистолет поближе к лицу, завороженно его рассматривая. Страшно тяжелый, с облегченной эргономичной рукоятью, казавшейся слишком хрупкой, и массивным дулом, удобной прицельной планкой, диодным счетчиком патронов, но в целом без особых наворотов — обычный пистолет, насколько вообще позволительно было так обозвать такую пиздатую пушку, похожих на которую Ви никогда и не встречал. Неужели кастом? Хотя, это же ебаный Сильверхенд, понятное дело, что оружие ему делали исключительно под заказ. — Я разрешал? Лапы свои загребущие убрал, ебало снесешь себе еще вместе с твоим больно длинным красивым носом, — Сильверхенд злобно выхватил Малориан из рук Ви, который лыбился дурновато на такую ревнивость Джонни к пушке. Рокер проверил предохранитель и осторожно положил пистолет по другую сторону дивана так, что если бы пацан и захотел к нему потянуться, то ему бы пришлось перегибаться через владельца, который будто сторожевой пес заслонил собою свою любимую игрушку и готов был руки по плечи откусить тому, кто позарился бы на нее. — Да не жадничай, мне интересно, — Ви проигнорировал угрожающую и настороженную позу Джонни и легкомысленно полез за пистолетом, что манил его своим блеском неприлично сильно. По рукам со шлепком прилетело. Ви только закатил глаза и до последнего делал вид, что не обиделся — сжал губы в тонкую прямую линию, нахмурился и снова обратил все свое внимание в телевизор, без интереса наблюдая за сценой жаркой, хоть и посредственно снятой перестрелки. Джонни раздраженно кинул пушку ему на колени, и Ви заулыбался довольно, как ребенок, тут же снова принимаясь крутить пистолет из стороны в сторону. Завидев невиданный ранее переключатель, парень только захотел на него ткнуть, проигнорировав яркий значок «Осторожно», как прилетело в плечо с кулака, и Ви руку отдернул. — Блять, еще бы в дуло заглянул и курок спустил. — Че?.. — Слепой? Огнемет, — стукнул пальцем по затворной раме, сталкиваясь звонко хромом с титаном. — Ты, блять, серьезно?! Это же нахуй монстр, а не пистолет! Нахера тебе такие извращения?.. — Ви снова взглянул на Малориан, в этот раз неверяще бегая по корпусу огромными глазами, в которых плескался неподдельный восторг и удивление, будто он держит в руках вещь, находившуюся на самой вершине технологического прогресса. Что было не так уж и далеко от правды. — Чтоб сносить головы киберпсихам, пока они не снесли клуб, фанов и нас в придачу. Ты хоть стрелять умеешь? Не верю, что ты когда-либо пушку в руках держал, все ножики свои перочинные таскаешь. — Ты бы меньше языком трепал и копил силы. — Чего? Ты предлагаешь еще раз, жеребец? — Джонни, ты как портовая шлюха — всегда готов… — Сильверхенд больно пнул его локтем по ребрам. — Сука, — Ви закряхтел и сполз с дивана, поддевая с пола свои джинсы. — Куда ты, блять, намылился? Надеюсь, за лентой гандонов и бутылкой шампанского, просить прощение? — Тир. Собирайся, — Ви уж больно весело протянул, натягивая на босую ногу пожеванные кеды, голос его сочился готовностью и задором. — Давай, у тебя есть три минуты, чтобы хорошенько подумать, как ты будешь после просить у меня прощение за свою самоуверенность. Что-то поинтересней горлового, пожалуйста, потому что по самые гланды ты и так возьмешь, как только я выйду на стрельбище. — Дерьмо мелкое. — Что, все? На попятную? — Да не дождешься, — Джонни резво вскочил на ноги и принялся одеваться. В крови уже бурлил азарт.*
Уверенно протискиваясь мимо читающего свои лекции для начинающих Вильсона, которые он монотонно пересказывал всем желающим пострелять вне зависимости от опытности самих стрелков, — порядок и безопасность превыше всего, а нытье доморощенных снайперов можно и перетерпеть, — Джонни занял удобное окошко по самому центру стрельбища, оставляя Ви выбор одинаковой хуевости. — Поражаем мишени на скорость, но работаем на меткость, а не на количество. Бьем по своим, — Вильсон протянул с расстановкой и выдержал паузу, смерил их фигуры тяжелым строгим взглядом, — если только никто из вас не желает подарить другому победу. С призом или разрешением вашего спора сами там как-то разберетесь… — он пробубнил уже быстрее и тише, неясно махая самому себе рукой. — Ви, только чур не плакать. У тебя и шанса нет меня обойти, но сопли подтирать тебе я не собираюсь, — Сильверхенд вытянул Малориан из кобуры, проворачивая его понтовым финтом на пальце, вынул и снова вогнал магазин, убедившись, что он полный. — Так, сворачиваем треп, — Вильсон по-деловому сложил руки на груди, зажав в огромной мясистой ладони старомодный секундомер. — Все готовы? — Готовы, — Ви занял свою позицию, снимая простенький Нуэ с предохранителя и ухмыляясь самоуверенности Сильверхенда. Джонни же молча взвел оружие, нетерпеливо постукивая живыми пальцами по хрому. По гундосому одиночному сигналу из разных углов стрельбища повыпадали движущиеся мишени. Все как один с наклеенными натуралистичными картинками антропоморфных манекенов. Неуютный мороз зловещего дискомфорта побежал Ви по загривку. Ебаные лысые, почти безликие головешки, как на рекламе того самого такси, которым, по слухам городских сумасшедших, управлял сам искин из-за Заслона, — и не таких бредней наслушаешься в уотсонских трущобах — прошивались резво и на ура. Выпотрошив первый магазин без единого промаха, довольный Ви, уже ощущая привкус легкой победы на языке, перезарядил пистолет. Боковым зрением парень заметил, как Джонни только пару секунд погодя вогнал новый магазин, неразборчиво и злобно подрыкивая под нос маты. Что-что, а навык не пропьешь, подумал Ви. От оглушающей, взрывающейся невпопад пальбы, ненужных подбадриваний Вильсона и быстро мелькающих мишеней парня стало слегка вести, голова едва ощутимо пошла кругом. Каждый раз, стоило Ви прицелиться, оптика выдавала бредовые смазанные картинки, нехотя наводя фокус стремительно мутневшему изображению перед глазами. Лицо какой-то девушки. Ви замялся на секунду и глупо моргнул, в надежде прогнать видение, но его отрезвил громкий залп крупнокалиберной пушки Джонни и победный хриплый вскрик Сильверхенда — обошел его на пару очков. Прицелиться. Она ему точно знакома… Не имеет значения. Выдох. Выстрелить. Следующая мишень — голый череп с мелкими кислотно-зелеными глазами навыкат. Ви заскрипел зубами. Без колебаний — выстрел. Безликое нечто, имеющее отвратительные мутно-знакомые очертания. Злоба закипела в венах, заставляя палец нажать на спуск быстрее, чем голова успела подумать. Шею прострелило болью. Дыра прямо между глаз. Снова чудовищное видение — то же мерзкое смазанное крысиное лицо. Выстрел. Пальцы свело судорогой злости. Перезарядка — словить пустой магазин, вогнать новый. Прицел. Руки подрагивают. И снова противная рожа, что в этот раз скалилась желтозубо в издевке. Мушка на лбу — пуля прошивает мишень насквозь, и он видит, как она кровоточит. Такое знакомое, родное лицо. Залитые темной густой кровью золотистые пряди. Безжизненные голубые глаза. Ви окаменел в ступоре, забыл, как дышать. Мелкий мороз ужаса побежал от лица и до колен. Тошнота обжигающей волной прокатилась в желудке. Он не мог моргнуть. Он видел лишь ее окровавленное лицо, и весь мир перестал существовать, остановился. Оглушающая пальба под боком стала еле слышной, далекой, нереальной. Мишень опустилась и поднялась следующая — он видел свое отражение. Оголив зубы и издав еле слышный глубокий утробный рев, Ви высадил в собственный лоб всю обойму, до последней пули. Перезарядившись двумя резкими движениями, он хотел опередить время и расстрелять удаляющуюся под потолок мишень, превратив собственный звериный оскал в решето. Пуля расслоила фанеру, разбрасывая по стрельбищу щепки, еще одна… — Сто-о-оп! Ви! — Вильсон хлопнул его по плечу, оттягивая от окошка. — Парень, ствол в кобуру! Трижды сказал, оглох?! Время вышло. Ты утер нос этому позеру с понтовой пукалкой на раз! — Еще слово, и я этой «пукалкой» твою плешь обсмалю, — Джонни прорычал злобно, поправляя кобуру на поясе. Он метнул исподлобья злобно-обиженный темный взгляд на находившегося будто не здесь Ви, который передал дрожащей рукой пистолет обратно Вильсону, потирая свободными пальцами виски. — В следующий раз поменяй мишени… — протянул слабо и сипло, сделал шаткий и неуверенный шаг к Сильверхенду, судорожно ныряя тому рукой в задний карман. От неожиданности и неуместности этого жеста, полного неуклюжего флирта, Джонни чуть не въехал Ви с размаху в ебало с левой, но почувствовав, как из кармана ускользает смятая пачка сигарет, быстро остыл, протягивая в сторону пацана рефлекторно сжавшуюся в кулак ладонь. — Да, расклей ебла всей семейки Арасака, и я заплачу тебе тройной тариф за такое развлечение, — пробурчал, воткнув между губ фильтр, и выдрал у Ви изо рта дымящуюся сигарету, прикуривая от нее уже свою. Джонни, находясь в полном оцепенении, долго курил и перебирал пальцами ремни кобуры, прожигая дыры в беседовавшем с Вильсоном Ви. Парень по-идиотски улыбался, как ни в чем не бывало, хоть как-то слегка и зажато, сильно нервно, рассуждая с продавцом о качестве пушки, которую ему выдали для состязаний, а тот все хотел втюхать Нуэ пацану, расхваливая оружие. Сильверхенд впал в полный ступор: не мог его обойти в стрельбе какой-то сопляк, даже если бы он увлекался настолько же горячо оружием, как оказалось увлекался им Ви. Далекий пустой взгляд, будто парень не здесь, а глубоко в собственных раздумьях. Выжженная крайняя настороженность в каждом, казалось бы, простом и естественном движении. Что до страсти к оружию — Ви не просто в клуб по интересам захаживал. Любитель не будет так профессионально, правильно и естественно держать в ладони пушку, будто она влитая, продолжение его руки. Сейчас Джонни предоставлялась возможность в полной красе узреть, как Ви в одно умелое движение проверяет затвор, вскидывает пистолет четко на уровень глаз и целится в мишень, из двух, не спуская курок. Мышцы натянуты, плечи напряжены, но каждый жест отточен до автоматизма, будто… Он занимается этим всю свою жизнь. Будто его жизнь напрямую от этого зависит. Эта видимая стойкость Ви, его замашки, скрытность и недомолвки доводили Сильверхенда до помешательства. Беспорядочные мысли метались в голове, как раздуваемые ветром жаринки, каждая из которых, стоило ей приземлиться, затевала страшной силы пожар. Жалкие попытки слиться с нищенской жизнью, смешаться с социальным дном нихуя не работали, и вся лживая, прогнившая сущность этого уебка вдруг полезла изо всех щелей. Рядился в форму намеренно, дабы отбить очевидные догадки: а мог же просто написать на лбу «Я из Арасаки» и никто бы и не подумал, не поверил бы! Даже по дому показательно ходил перед ним в каких-то тактических майках, и Джонни все подъебывал Ви, что тот однажды просто грабанул военторг и решил не заморачиваться с приобретением иных вещей в свой скудный серо-камуфляжный гардероб, мол, нехер деньги тратить попусту, а этот мелкий хуила лишь ухмылялся дохуя загадочно и отводил свои ебать какие красивые глазки. Но, сука, еще и эта сраная стрельба! Пиздюк врал, врал и врет до сих пор. Он скрывает слишком многое, и Джонни это вводит в полное безумие. Бешенство ударило в голову, ослепляя, наполняя конечности злобой. Что, если вся его искренность и невинность — всего лишь маска? Что к хуям за таблетки он глотает — профболезни? Деформация психики и тяжелые расстройства, как последствия от службы? Что, если мелкий в спецуре или хуже — корпорат? И, о да, Сильверхенд в этом уверен — он корпошваль чует за версту. В отставке, или же следак, агентик паршивого пошиба? А сны, которые Джонни видел этой ночью — а если ему не показалось, что он задыхался? Что, если Ви — если этого пиздюка действительно зовут Ви — всего-навсего великолепный актер? Выжидает удобного момента, чтобы убить, навредить?.. Скребет инфу и собирает компромат, готовит почву, провоцирует, чтобы… Подловить на горячем? Его муштровка и непробиваемость заставляли кишки скрутиться в узел в ужасе, что к нему снова подобрался какой-то корпоратский огрызок. Втерся в доверие, сукин сын, а Джонни повелся, как слепой наивный долбоеб, игнорируя здравый смысл, в который превратились его личные демоны, что вели по жизни, оберегали и наставляли на верный путь. И лишь вопрос времени, когда этот Ви с таким же расчетом, мастерством и хладнокровной машинной точностью высадит Сильверхенду обойму прямо в лоб. Страх, ярость и паранойя превращала мозги в тягучий кисель. Страшная мерзкая дрожь прошибла тело, отключая здравомыслие — он существовал в этот момент лишь на одних инстинктах — бей или беги. И он предпочитает уйти. — Как утешительный приз могу предложить скудный ужин и прохладный душ… — Ви мягко подкрался сзади — бесшумный и пластичный, блять, — и осторожно, с опаской, закинул ему руку на плечо, но Джонни молча вывернулся из полуобъятий и поспешил на выход. — Да ну не обижайся! Сильверхенд будто не услышал — ничего не слышал, только тошнотворно шумела кровь в ушах, — резко метнулся к лифту и вскочил в последний момент между закрывающихся дверей. — Джонни!*
— Кого я вижу! Чего желаете, все по стандарту? Джонни злобно затолкал барыгу вглубь клуба, подальше от посторонних глаз, в самый тихий и темный угол. Тот неясно ухмыльнулся, довольный встречей со своим постоянным клиентом, находящимся в явно более взволнованном состоянии, чем обычно. Сегодня есть шанс сорвать жирный куш. — Показывай. Сегодня шведский стол, — Сильверхенд мало не сблевал от собственных же слов. Кулаки угрожающе сжались в нервном спазме. — Кокс, стекляшки, стим, дорф, старая добрая Мэри и классика, выбирай, — дилер растягивал спокойно слова, корча свое иссушенное, паскудно постаревшее мальчишеское лицо в гадкой полуулыбке. — «Lace», — отрезал резко, желая поскорее с этим закончить и вмазаться долгожданной дозой злейшей дури. Одно лишь воспоминание о кайфе сдавило глотку, а ступни стали ощущаться ватными, будто Джонни уже парил где-то в ином измерении. Он глядел сквозь барыгу, сквозь стену, ощущая лишь как по кончикам подрагивающих пальцев растекается тепло и сладость предвкушения. Чистейшие эндорфины и адреналиновый приход. Никакой боли и назойливых мыслей. Неземная легкость и практически болезненная эйфория — настолько хорошо, до экстаза. Одна доза — и ты готов взъебать этот мир. Во рту пересохло, будто от жажды — поскорее окунуться с головой в невероятно манящую темную наркотическую муть. И не всплывать. — Чум, да ты двинулся… — Давай, блять, пока я не нашел кому другому отдать два куска эдди, — Джонни толкнул пушера в плечо, впихивая в карман его рубашки несколько шелестящих купюр, сложенных в четыре раза. Честный обмен: хорошие деньги за плотно набитый пакетик хороших наркотиков. Приватная кабинка в дрянном стрип-клубе. Вокруг порхают два слащавых мальчика, прижимаются к бокам, игриво распуская свои ручки — им достаточно оставить чуть более щедрую плату, чтобы заставить держать свои красивые ротики на замке. С каждой порцией текилы одежды на них становится все меньше. Соблазнительно выгибаются, демонстрируя свои подтянутые фигуры: идеальная искусственная кожа, синтетические мышцы. Дорожка за дорожкой, до помутнения рассудка. От желания и злости. В отчаянной попытке вновь убежать от собственных мыслей, снова забыть, обо всем. Ухватить за пояс коротеньких шорт, и притянуть одного поближе, заставляя присоединиться к другу, уже запустившему свои руки ему в джинсы. Совсем тускло, без чувств, нет огня — для них он очередной кошелек на ножках. Дразнятся, предлагая то, что делать по правилам запрещено, но за чаевые… Деньги в кармане. Две купюры в руке. Две купюры в чужом кармане. Порошок на столе. Порошок в купюре. Порошок на горячей коже — уже на собственном языке. Чужой язык на собственной коже. Собственная плоть на чужом языке. Капсула сползает вниз по горлу. Обжигающий желудок алкоголь. Плоть проталкивается глубже в чужую глотку. Обжигающее нервы удовольствие. Зажатый между двух горячих тел. Приятно до головокружения. Жарко и душно, кожа плавится, кислотные взблески неона расплываются миражом. Хорошо, до дрожи в ногах. Умелые быстрые движения сзади, тягучие стоны снизу… Но мало. Недостаточно. Он все еще чувствует что-то. Почему?.. Проходила ночь за ночью, не прерываясь на день, или же так лишь казалось. Судороги и окутывающая колючим одеялом агония и ярость. Отхода вываривают мозги. Он на ком-то. Кто-то на нем. Цветастые бляди, тяжелые вещества, крепкий алкоголь. Но он недоволен, не выходит, ничего не идет с головы. Доводит до безумия. До разбитых лиц. Пальба в темноту, без разбору. Барыги, снова колеса. Влезаешь в долги. Насилие, злость. Приходишь в притон за новой дозой дорогущей наркоты — на стенах запекшаяся кровь. Долги списаны. Очередная охота на кайф и дешевый секс. Даже теряя сознание от перевозбуждения и отключаясь от опьянения, Джонни вскакивает еле живой после недолгой наркотической комы, ощущая его повсюду: его запах, его взгляд, его прикосновения. Невозможно сбежать. В отчаянной попытке заглушить свой параноидальный укол страха и ярости на собственную слепость и тупость, он топил эмоции в порошке, унюхиваясь до потери здравого рассудка. Не отвечать на звонки. Игнорировать злобную долбежку в двери. Не обращать внимания на оклики. Однажды в баре ему прилетело по ебалу — взбешенная до ужаса Нэнси что-то орала в лицо, махала руками, все шлепала его по щекам, а Джонни смотрел будто сквозь. Что она здесь делает? Холодный душ, до ушей лишь долетает злобно-испуганное «дыши, мудила». Ванна не его. Одежда липнет к телу — не его. Калейдоскоп лиц и красок, комната за комнатой: Нэнси и Керри? Где он? Не его дом. Согнуться пополам. Как же все болит. Лишь бы все кончилось. Не дышать.*
— Нэнс, не буди во мне, сука, зверя. Никаких пиджаков. Точка. Мне похуй на продажи. Никаких менеджеров, продюсеров, мне Мастерса за глаза хватило. Сам не найдет где его же жопа, блять, а мне тут рассказывал что и как делать! — Джонни толкнул ногой стул, отправляя его пинком в другой край студии, и жадно припал к горлу бутылки, глотая блевотный дешевый виски. — Нам закрывают площадки, я сама не могу улаживать бумаги! Ебаные мрази нас душат… — она вскочила с кресла, в попытке убраться подальше от траектории полета несчастной мебели, и в два злых шага, акцентируя каждое свое слово резким жестом, метнулась к рокеру, будто надеялась, что если выплюнуть слова пьяному мудиле прямо в лицо, то он наконец поймет их вес и важность — не пустой звук. Оторвавшись от бухла, Сильверхенд утер кистью рот, с грохотом припечатывая бутылку к столу, и перебил Нэнси, яростно выкрикивая: — А под коврами крысы чебуршат, кто первый нас оттяпает, срубит бабла и уничтожит! Это ебучая мышеловка, ты не видишь?! Закрывают площадки — будем выступать да хоть на улице, на Корпоплазе каждую пятницу, как в старые добрые! Точка. — Если тебе и похуй, то мы как бы есть хотим, — устало протянул Керри. Единственный смельчак, что остался после репетиции выяснять не самые радужные организационные моменты, важно заявив, что «это и моя группа тоже». — А ты вообще не лезь, тут взрослые люди разговаривают! Не нравится — уебывай на все четыре стороны, сыт, блять, твоим нытьем по горло! — Ало, блять! Нам как бы и продажи важны, мы не можем колесить нон-стопом по Новым Штатам и бесконечно раздавать за бесплатно свою работу, на которую, вообще-то, нужны деньги, и нихуевые! Так, чтобы ты понимал, что это не просто мой эгоизм и пустой желудок тут говорит! — И ты готов продаться за кусок шкваренного пахучего мяса и секундную славу? Чтобы снова залететь в мировые чарты, пока нас не обойдет долбоеб, которому можно будет просто заплатить и толкать через него нужные идеи, поддерживая его ебейшую популярность всеми правдами и неправдами? Да к каким хуям туда рваться?! Оглянись, блять, Кер, тебе что, недостаточно?! Признание и уважение, о нас говорят, нами восхищаются, мы ебем властей просто словом, поднимая ебучие восстания! А тебе нужен выхолощенный корповский лэйбл и вилла за городом, которую ты купишь на парочку жирных и пиздец каких легких гонораров? И знаешь что я тебе, блять, скажу?! Только через мой труп, уебок! Я не дам тебе этого сделать с группой! Либо ты идешь нахуй и лабаешь дальше свое грустное дерьмо, либо же закрываешь пиздло и не мешаешь мне заниматься делом! Понятно?! — Да что за хуйня с тобой?! — Нэнси кричала надрывно где-то на периферии, не здесь. Джонни будто не видел ее — следил за Керри, который сидел на диване обманчиво спокойно, скрестив руки. Следил за тем, какой резкой становилась каждая черта его лица и позы, пока он ровно так же прожигал Сильверхенда взглядом, полными злости и боли, хоть и явно пытался отчаянно спрятать то, насколько же на самом деле ранен. Они так и замерли друг напротив друга, как два запертых в клетке льва, что готовы были в любой момент сорваться с места и вонзить свои смертоносные клыки сопернику в шею, разодрать когтями брюхо. Но вместо того, чтоб развязать бой, расписаться в своей неправоте собственной же кровью и признать поражение, Керри поднимается на ноги и вместе с Нэнси плавно идет на выход, не подарив озверевшему Сильверхенду ни взгляда. Не трусость, не побег — отвращение и пренебрежение. Разочарование. — Предлагаю решать дальнейшие проблемы адекватным составом группы, — Нэнси осторожно вытолкнула Кера за двери, направляя его дальше по коридору. Она оживила дисплей мобильного и скользнула взглядом по новому уведомлению: — Тем более нас уже ждут. — И ты предлагаешь просто проигнорировать его горячие возмущения и сделать все невзирая на это однозначное «фи»? — Евродин кинул блекло, стараясь как можно скорее переключиться с обиды на уверенность и легкость — иначе с кислым еблом контракт с тобой никто не подпишет. Но как ни пытался, не мог он просто проигнорировать острые и ядовитые слова Сильверхенда, что до сих пор летали эхом очень горьких и неприятных в будущем воспоминаний. «Только через мой труп» — да как бы внезапно не случилось это слишком уж быстро. Джонни, видимо, прямо-таки стремится откинуться от передоза в толчке какого-то засранного притона. Но почему-то вместо злости это будило в Керри страшную боль, пилившую его изнутри надвое. — Если бы я до сих пор шла у него на поводу, мы бы давно все вместе сгнили в душном подвале, бедными и безымянными торчами-мечтателями. Перебесится, остынет и еще по итогу спасибо скажет, — заметив, что на гитаристе совсем лица нет, Нэнс резко остановилась и ухватила Евродина за руку, отдергивая его подальше от двери, за которой их ожидали. — Послушай, не делай ему одолжение — просто забей, забудь. Ты-то уже должен был выработать к Сильверхенду иммунитет. Расслабься, — она похлопала Кера по плечу, и он, невесело улыбаясь, молча шагнул в офис. Джонни бросили. Проигнорировали, не захотели даже слушать. Его оставили здесь одного, как умалишенного, просто пожалев, и это вскипятило кровь пуще прежнего. В стены летели уцелевшие стулья, бедненькая утварь их гримерки разлеталась на осколки, приглушенным удушенным эхом скакало по комнате злобное рычание и крик. Как все легко могло посыпаться просто сейчас. И везде, везде проникли ебаные пиджаки, они отравили каждую сферу его жизни и жизни каждой с рождения мертвой души, что где-то ровно в эту секунду сделала свой первый вздох. — И к чему это все?! — Джонни просто орал в пустоту, раскидывая вещи, пиная мебель. — Или принципы стоят теперь так дешево?! Мы ради чего это начинали, чтобы в самый ответственный момент продать свои жопы в рабство? Великолепно! И как мы будем выглядеть в глазах нашей публики, что каждое слово наше ловит: «Мы все еще за вас, вперед под пули! А это что? А, да хуйня, всего-то корповский поводок!» Кружа в полном хаосе и разрухе, Джонни ухватился за голову, цепляя хромированными сочленениями пальцев волосы. Он хочет увидеть, как этот мир сгорит к хуям. Он хочет лично его сжечь, просто разнести в труху. Умереть вместе с этой уродливой реальностью. Просто закончить все. Уйти громко и ярко, и пусть будут счастливы те, кого он утянет за собой. Восстанавливая свое рваное шаткое дыхание, Джонни устало упал на диван, прямо на насиженное, но уже остывшее место, закидывая ноги на столик. Он зажмурил плотно глаза, пока не начали взрываться серебристые фейерверки под веками. От бешенства голова шла кругом, будто его вращало на сломанной карусели, сердце тарабанило между ребер, посылая волны тошноты от бессилия. Скоро он будет блевать усталостью. Закурить. Нырнуть в карман. Две дороги. Смахнуть мелкие багровые капельки с клыков кобры. Припасть к виски. Он повторил этот цикличный ритуал снова, а потом еще раз, пока во рту не начало неметь. Из тела испаряются эмоции, они сохнут, как труп под безжалостным пустынным солнцем, оставляя лишь голый грубый каркас базовых животных стимулов, потихоньку замещая ненужную, неуместную сейчас погань приятной легкостью, драйвом, хлынувшей через край самоуверенностью. Зажигая каждую клетку огнем желания, дурь дарила временную амнезию, обнуляя прежнюю дозу кислого и горького опыта. Но как бы Сильверхенд ни старался себя обмануть, а наслаивающаяся днями неизмеримая ярость просто так не собиралась его покидать. Она требует иного выхода. Ступая мягко и свободно, горделиво задрав голову, будто он хозяин этого дрянного, сгнившего до уродливого остова мира, Джонни докуривает свою сигарету и направляется прямо к цели, щелкая нетерпеливо и заведенно хромированными пальцами — прямо по коридору у самого выхода из этого душного и шумного лабиринта студии, привалившись к стене стоит Керри, задумчиво гипнотизирует горящий оранжевым уголек и наблюдает, как растворяется перед ним густой табачный дым. И Евродин слишком поздно замечает, как сквозь сизые клубы к нему пробирается Джонни. — Перебесился? — в ответ лишь кривая ухмылка. Джонни внезапно пришпилил Керри к стене, нависая над ним темной тучей. — Какого хуя ты вытворяешь?.. — слишком испуганно. Совсем не этого он ожидал. — Просто пришел мириться. Знаешь, я все думал над тем вечером, меня просто с ума это сводило. Проникся сочувствием, — Сильверхенд напирал на него, давил, обжигал, заполнял собою воздух вокруг. От резкой и недопустимой близости по коже пробежался колючий разряд тока, мигом обдавая тело холодом. — Убери от меня руки и съебись нахуй со своей жалостью. — Думаешь, дело в жалости? А мне кажется, что все дело в твоей сладкой сочной заднице, — больно впился пальцами, щипая, а потом и вовсе стал неспешно, но ощутимо, даже приятно, — будь бы это иное место, иная ситуация, будь бы это не Джонни, — наминать зад живой рукой, такой горячей и сильной, что это ощущалось даже сквозь плотную ткань джинсов. Но Керри и не собирался сдаваться и милостиво гнуться раком по первому же велению рокербоя — он гулко толкнул Джонни кулаком в грудь, пытаясь переубедить себя, что хоть триста просьб Сильверхенд озвучит — нихуя не выйдет, нихуя он, мудила, не добьется. — Я сказал хватит. Отъебись. — «Я сказал», какой грозный. У тебя яйца, как оказалось, есть, да? Евродин так злобно посмотрел на злорадно скалящегося Сильверхенда, что Джонни даже пробило на смех. А когда в ответ снова прилетело в солнечное сплетение, — не чтобы серьезно навредить, просто предупреждение — и вовсе замер с маской приятного удивления на лице, вскинув брови. — Вау, — задрал руки в жесте капитуляции, — все, не буянь… — Сильверхенд страшно мерзко ощерился. — Можешь идти, я не пристаю. Но Керри так и остался стоять под стенкой как вкопанный, будто все еще вжатый в нее крепкой хваткой, походившей больше на нервный спазм, чем на демонстрацию силы и доминирования. — Если мы… Это будет конец всего, Джонни. — Только сейчас до тебя дошло, да? А где твои светлые мудрые мысли были, когда ты своим языком трепал, м? А теперь же нужно так горячо любимого друга динамить, строить из себя недотрогу высоконравственного. «Джонни, а как же дружба?», «Джонни, а как же группа?», «Это тупик», — с каждой фразой, что ее он противно кривлял, Сильверхенд больно и прицельно тыкал пальцем прямо над сердцем — останутся крохотные синяки. — Пока ты тут козни строишь, пожиная плоды своего идиотизма, Керри, у меня яйца синеют. — А твой?.. Но Джонни злобно его перебил, клацая челюстями и на мгновение отводя взгляд под ноги: — Он идет нахуй. — Наигрался, да? — Заткнись, иначе я придумаю как тебя заставить, — рука поползла вверх по шее, и без намека на нежность и осторожность большой палец, жесткий и холодный, неприятно мазнул по нижней губе. Будь бы не из хрома — откусил бы к хуям. Керри, прочувствовав куда давить, принял уверенную, даже расслабленную, насколько это возможно будучи пришпиленным к стенке, позу и с вызовом заглянул бесившемуся Джонни в глаза: — Бедный мальчик. Он хоть знает? Сильверхенд метнул черный, полный дикой ярости взгляд на Керри. Губы — тонкая прямая линия, ноздри раздуты, как у хищника, зрачки огромные, видно лишь узкую кайму темной радужки. Зловонный дух перегара и въевшийся в кожу сигаретный дым смешивались с потом и нотками выветрившегося одеколона, и от этого страшно воротило, но вместе с тем и чем-то неясным притягивало, манило. Но взгляд Джонни совсем мутный, не горящий — тлеющий. Он всеми силами старается выбить из себя искру, строить дикого беспринципного самца, а Керри в свою очередь лишь кусает губы и старается не сводить в сочувствующей гримасе брови. Это все пахнет фальшью, дурацкой игрой, ровно до первого решительного жеста — крепкой, нешуточной и очень серьезной хватки. — Я смотрю ты в восторге, — бесцеремонно ухватился за ширинку, отчаянно пытаясь соскользнуть с явно беспокоящей его темы. — Променял какого-то там пацана на тебя, просто не день, а праздник! Только не спусти на радостях раньше положенного. — Взял и променял? Или слегка наскучило? — Керри снова саданул кулаком в его грудь, зажигаясь праведным гневом и захлебываясь горечью. Он, сука, совсем не дурак, каким его хочет видеть Джонни. Ясно как день, что им пользуются как запасным вариантом, удобной и на все готовой грустной шлюхой, с которой можно приятно утопить досаду проигрыша. Никакого сочувствия, понимания, и искренности здесь нет — неприкрытый пиздеж. Просто хотя бы потому, что это, сука, ебаный Сильверхенд. — Будешь и его жрать, пока случайно не обнулишь? Джонни не взорвался, вопреки ожиданиям не накинулся, не откусил голову — его руки сжались на плечах Керри, будто в судороге, и ему показалось, что правая ключица просто сейчас треснет под железными пальцами. Сильверхенд подвис на мгновение, нетипично молча переживая новую волну опьяняющего до головокружения бешенства, не давая ей вырваться наружу ровно для того, чтобы тряхнуть Евродина еще сильнее в своей хватке. В иных декорациях, Джонни бы не оставил и пятна на месте уебка, что посмел раскидываться подобными фразами так легкомысленно. Но Керри прекрасно знал, что делает, имел ясную и четкую цель — свести их приятную беседу в другое русло, перебить искренние Джонни намерения сделать приятно ему и доставить в процессе удовольствие и облегчение и себе. Но не вышло, как бы Евродин ни старался. И Джонни ни капли не стыдно, не больно — все страшно меткие уколы прошли будто сквозь. Больно едкая хуйня сейчас курсировала в его венах, еще более злая и кислотная, чем чужие слова и собственные ошибки. — А тебя уже настолько фантазии поджимают? Так не терпится на хуй мне прыгнуть, долго ж мечтал. А сейчас, вот же, момент настал — вдруг сдал назад. И это после всего, что ты мне рассказал… — Джонни бы и дальше продолжил жалить, впиваться ядовитым чешуйчатым хвостом в мягкое тело своей жертвы, что уже вся покраснела от ярости, если бы не нехилый удар в ебало. Керри заехал Сильверхенду в челюсть, от души, да так, что костяшки пронзило острой болью. Рука паскудно заныла. Он рефлекторно зажмурился, ожидая ответку и моментально жалея о том, что сделал. Но ответа все не было, и от того стало еще страшнее. Керри боялся открыть глаза, невзирая на щекотавший нервы интерес, боялся увидеть разъяренного зверя перед собой. Холодная рука схватила за подбородок и задрала голову вверх, заставляя посмотреть в лицо. И стоило Керри раскрыть глаза, как он наткнулся на черный глубокий взгляд, так близко, что, казалось, он вот-вот и утонет в нем, провалившись на самое дно этого темного горячего омута. Жестокий, горячий, сильный. Керри на самом деле становилось страшно, что его проглотят здесь, на месте. Можно ожидать чего угодно — Сильверхенд не в себе, а если прямо — невменяем. Зажатый между стеной и его сильной фигурой, облапанный, как уличная блядь, униженный. Было так больно и хорошо, что он терялся — что ему делать? Может, Джонни и не вспомнит завтра ни о чем? Может, это его шанс? И поебать, что им открыто пользуются. Стоит просто сдаться. Похуй — хоть какое-то тело на вечер. Невероятно долго желанное тело. Но как ни упивайся моментом, а мораль лезет со всех дыр. Это все неправильно, от начала и до конца. Но что в своей жизни Керри хоть раз делал «правильного»? От него тянуло потом, сексом, алкоголем и табаком. Жаркое дыхание на шее. Грубые ладони под одеждой. Твердый стояк упирается в бедро. Боже… Правая рука снова сжалась на ширинке, а острые зубы потянули за мочку, цепляя со звоном серьгу. Джонни зарычал горячо и утробно на ухо: — Такой Евродин меня заводит куда сильнее, чем сопляк Керри, которого я знал когда-то. Не подскажешь, куда он подевался? — Иди нахуй, Сильверхенд, просто замолчи, — гитарист дернулся в его руках, притираясь ближе и давая тем самым зеленый свет на более смелые действия. — Не так быстро, — снова прижал к стене, недвузначно толкнул вниз, наваливаясь на его плечи. И стоило Керри опуститься на колени, как его совсем по-звериному вжали носом в ширинку, загоняя в ловушку: в затылок больно упирается стена, в лицо — большой горячий хер. От опьяняющего запаха кожи и горечи в глазах мигом потемнело. Так неправильно, но так хочется — страшное табу, фантазия, что не могла воплотиться в жизнь, не должна была. Керри рвало на куски от противоречий, но сильные руки на теле и тягучий хриплый голос над ухом гнали их прочь, оставляя место лишь для секундного удовольствия, облегчения, отдушины. Он сделает это раз, даст себе волю, использует свой шанс для того, чтобы преодолеть эту ступень, чтобы попробовать, разочароваться и навсегда отбить желание, чтобы мыслей даже не возникало. Грубые касания выбивали раз за разом из собственных мыслей, не давая и возможности остаться с ними наедине. И за это он Джонни даже благодарен. Благодарен за потекшую подводку, за синяки на бедрах. Благодарен за сорванный голос. Благодарен, что его кинули на диван, а не грубо вдавили лицом в холодный стол. И Керри будет пиздец каким благодарным, когда Сильверхенд наконец кончит. Керри под ним ныл и шипел, пока сам Джонни с каждым толчком, подрыкивая, выбивал из него душу, доверие, его изнасилованные тысячи раз Сильверхендом хрупкие чувства, все то драгоценное, что по крупице выстраивалось между ними эти долгие годы. Выбивал из своего друга — эта противная, очевидная, но совсем сейчас неуместная деталь, которую так сильно хотелось игнорировать, так не вовремя пробила голову насквозь, будто раскаленным свинцом. Как бы ни было тошно признавать, но Джонни не доволен. Не получалось, сколько ни ври себе, убедить, что это действительно то, чего он хотел. Хотел ли он разрушить раз и навсегда отношения со своим другом? Нет. Хотел ли он выставить себя полным уебком перед группой? Привыкли, но нет, не хотел. Хотел ли он быстрого секса просто ради того, чтобы выплеснуть свою досаду, чтобы отомстить Ви, как бы глупо это не звучало? Да. Добился ли он того, что желал? Джонни и сам начал сомневаться. Только Ви мог довести его до той точки, где страсть граничит с безумием, только ему он доверял на этом опасном изломе, когда ты беззащитен и полностью в чужой власти. Любил только его сильные властные руки, и синяки любил тоже только от его укусов. Только Ви мог довести его до изнеможения, доставить столько внимания и удовольствия простыми касаниями, сколько он в жизни не получал. Ви отдавал себя до остатка, потому что иначе не умел, а Джонни жадно впитывал его пыл, его страсть, рвение и жар. Что он, блять, творит? Зачем ранит себя еще больше? Но его воротило от одной мысли оставить все просто так, забыть, сделать вид, что ничего не случилось. Не мог бросить Ви. Не мог к нему и вернуться, как бы сильно на самом деле этого не хотел. Он совершил череду страшных ошибок, но не мог остановиться. Джонни готов нырнуть в это дурно пахнущее месиво и таки докопаться до истины.*
Сильверхенд ударил стаканом по стойке, резко выдыхая через рот — жжет, паскуда. — Обнови. — Тяжелый день? — Клэр легко улыбнулась и принялась снова колотить Джонни его любимый, страшно крепкий напиток. Который за вечер — уже со счету сбилась. — Можно и так сказать, — рокербой протянул наигранно просто и будто бы беззаботно, задрав голову к потолку и пыхнув облаком сигаретного дыма, что играл сине-зелеными оттенками в приглушенных огнях Посмертия. Со звоном швырнув зажигалку на столешницу, Сильверхенд склонился над свежей порцией алкоголя, щекотавшего нос своим пряным дурманящим ароматом. Он уперся лбом в хромированный кулак, наслаждаясь легкой прохладой металла — не особо помогло. В голове сновало столько мыслей, обрывков воспоминаний, которые Джонни старался сложить в целостную картинку, что мозг просто перегревался и кипел. Оглушающая музыка вокруг погружала в приятный и привычный транс, умиротворяла, окутывала и помогала сосредоточиться, заполняя пустоту в его черепе, что на самом деле кишела мыслями-паразитами. Они скреблись со всех уголков, проедали кровоточащие дыры в мозгах, отчего казалось, что извилины уже горят. Доводит до дрожи. Сводит с ума. Ослепляющая ярость делает ноги пуховыми, но при этом страшно тяжелыми. Сильверхенд отчаянно собирал общий образ Ви. Это продолжалось днями, и как ни старайся, рокер не мог перестать мучить себя. Он не может бросить все вот так, сдать назад и не раскусить загадку. Джонни желал одного — как можно скорее подтвердить свои догадки, снова ворваться в жизнь этого лживого пиздюка и сломать его страшно красивое лицо. За то, что надеялся так легко обвести Сильверхенда вокруг пальца. Не дождется. Опрокинув в себя очередную стопку, Джонни встает с насиженного места и, развеивая усилиями туман, что застилал собою весь его мир, сжатый сейчас до одной единственной горящей прямо перед глазами точки, вальяжно и обманчиво расслабленно зашагал прямиком к ней. Зажав сигарету в зубах и задрав очки на лоб, Сильверхенд, хищно и хитро ухмыляясь, упал на мягкий диванчик, закидывая ноги на стол. Зацепил каблуком стакан, что со звоном покатился по столешнице, заливая маслянистой золотистой жидкостью бумаги, не имеющие конкретно для него никакой ценности и важности. Он поглядывал из-под прикрытых век на Бестию, которая сидела напротив, сложив руки на груди и скривив губы в жесте раздражения и пренебрежения. — Привет, — он протянул с издевкой, и сквозь сизые вихри дыма стало вырисовываться искривленное в полуоскале ухмылки лицо. — Ты невообразимый мудозвон, Сильверхенд. У тебя есть три секунды, чтобы съебать отсюда. Я жду клиента. — Пусть пока погуляет. У меня к тебе парочка вопросов. — У меня нет времени на твое дерьмо. Убирайся, — Бестия отрезала угрожающе, перегибаясь через стол, но Джонни и бровью не повел. — Брось, откажешь своему лучшему другу в беде? Она раздраженно выдохнула и закурила, прожигая дыры в страшно довольном своей победой Сильверхенде. — Скидку я тебе делать не собираюсь. — Знаешь этого парня? — Джонни протянул ей мобильный. На фотографии Ви — задорно тыкает в камеру средние пальцы, валяясь по пояс голый на диване. — С каких пор ты собираешь рекомендации от фиксеров на дырок, в которые свой член пихаешь? Неужто наш Джонни дорос до семейной жизни, решил нарыть основательной инфы на свою пассию и исключить любые риски? Размер колечка не подскажу, тут уж прости, — фиксер ухмыльнулась самодовольно, наблюдая, как Джонни злобно свел брови и сморщил агрессивно нос. — Подробности, Бестия. Кто он, что он, откуда нарисовался, где работает и на кого, — рокер прорычал злобно, впрессовывая окурок в промокшие в виски документы. Он сел настороженно, отстукивая по полу каблуками сбитый нервный ритм, и гипнотизировал непреклонную Бестию своим темным взглядом, который прямо-таки сочился ядом и замешательством. — Я не имею права разглашать информацию кому попало. — Кому попало? Серьезно?! — Бизнес, Джонни. — Сколько. — Тут деньгами не поможешь. Ты заказчик? У тебя есть задание? Есть деньги отсыпать хороший процент своему любимому фиксеру? Сомневаюсь, что ты, Сильверхенд, подходишь по каким-либо критериям, кроме последнего. Ничего личного. — Мне нужно убедиться, что это не хвост, вывести на чистую воду эту корпоратскую шваль, раскусить… — Джонни, Джонни, остановись. Бросай нюхать, иначе скоро будет поздно. Ты хоть слышишь, что несешь? Какие корпораты? Думаешь, тебе Арасака мальчика для утех подослала, чтобы окончательно морально уничтожить? Новейшее психологическое оружие для устранения оппозиции? — Блять, ты не понимаешь, он… — Обычный пацан с улицы, прекрати истерить! — И много ли ты обычных пацанов с улицы в лицо, блять, знаешь?! — прошипел сквозь зубы. Значит он не прогадал — у Ви дохуища интереснейших тайн не самого радужного спектра. Повисла немая пауза, всегда считавшаяся деловой. Бестия молча нарисовала циферку на уцелевшем сухом уголке уничтоженных бумаг, и Джонни, злобно рыкнув, швырнул демонстративно небрежно на стол несколько скомканных купюр. Приподняв неверяще бровь, фиксер брезгливо, зажимая двумя когтистыми пальцами деньги, оттянула их подальше от лужи алкоголя, начавшей невообразимо едко вонять. — Я даже спрашивать не буду как вы умудрились сойтись… — она будто подумала о чем-то своем и продолжила после секундной паузы: — Хм, живучий мальчик какой, интересно выходит. Не так давно пропал с корнями, я уже устала отшивать клиентов, которым он больно полюбился. Хороший, исполнительный, ответственный, одним словом великолепный наемник. Вся крепость параноидального бреда стала внезапно крошиться вокруг загнавшего себя в тупик собственных шизоидных и болезненных иллюзий Сильверхенда. И все это время, просто… Измотать себе все нервы, с разбегу впрыгнуть в волчью яму, чтобы… Он сглотнул тошнотворный комок, что стал ощутимо его душить, но холодный и непробиваемый фасад Джонни и не дрогнул. Он до сих пор не верит. Не верит ни единому слову Бестии. Не верит в то, насколько туп и ослеплен своим страхом и ненавистью, что… Блять… Очевидная вещь. Кристально чисто ясная. Шрамы. Стиль жизни. Полная отмороженность с заскоками в крайнюю настороженность. Ви наемник. Как можно было этого не понять?! — Достаточно исчерпывающая для тебя характеристика? Уверена, что кольцо от гранаты ему тоже понравится. — На кого. Он. Работает. — Все, о чем могу на этот счет распространяться — он был цепным песиком Шестых. Не моя это парафия, лезть в дела Ранчо. Пусть солдатики там сами развлекаются и собачатся, как детки в песочнице, за свои башенки и лопатки. — Блять, что?.. Контрольный в голову.