Безродный принц

      — Пошевеливайся.       Кэйа прибавил шагу, следуя за женщиной, ранее представившейся Аделиндой. Кэйа осознал, что прошло около трех суток с момента его прибытия в поместье Рагнвиндров, и все эти дни он провел в бессознательном состоянии, вымотанный и искалеченный. Сейчас, благодаря стараниям лекарей и Аделинды, он уже мог ровно стоять на ногах. Тело еще отзывалось болью из-за резких движений, но, по крайней мере, особенных страданий Кэйа уже от этого не испытывал. Единственное увечье, тревожащее его сильнее остальных, — это зрение, которое отныне было доступно не в полной мере. Привыкать к повязке, закрывающей правый глаз, было сложнее, чем Кэйа думал. Приходилось озираться по сторонам и постоянно крутить головой, чтобы взглянуть на то, что находилось рядом. А раньше Кэйа даже и предположить не мог, как это замечательно — видеть сразу двумя глазами.       На самом деле, Кэйю волновало еще очень многое. Но он старался не строить ложных надежд, ведь, как показал горький опыт, все планы могли накрыться медным тазом. На данном этапе Кэйе было просто необходимо приспособиться к новой жизни, а потом уже думать, как вернуться к старой.       Тем временем Аделинда уже вывела его из небольшого здания и повела вниз по липовой аллее, выложенной крупным камнем. Кажется, Аделинда не переживала из-за того, что Кэйа мог отдалиться от нее и улизнуть. Однако бежать отсюда было достаточно трудно, ведь, будь это иначе, то Кэйю наверняка бы сопровождала не только хрупкая женщина.       Да, определенно, бежать сейчас — глупо. Кэйа знал, что своими ногами пересечь имения Рагнвиндров невозможно даже за полные сутки. Этой семье принадлежали все поля и леса, распростертые на несколько сотен миль вперед, к тому же Кэйа до сих пор не был в состоянии идти хотя бы быстрым шагом, все еще чувствуя слабость и усталость в каждой клеточке тела.       Кэйа и Аделинда вышли к главному дому — большому, симметричному, с острыми шпилями на крыше и двумя башнями с двух сторон, будто неколебимыми стражами. Кэйа помнил этот дом — он был огромен не только снаружи, но и внутри. Он походил на замок, по крайней мере, в детских воспоминаниях Кэйи. Когда люди толпами заполоняли его изнутри, то казалось, будто целый мир съехался ради того, чтобы посетить известную во всем мире усадьбу винных магнатов, и мог с легкостью поместиться в стенах крепкого, практически королевского поместья. Кэйа помнил это, а сейчас — еще отчетливее, чем когда-либо прежде.       Раньше, десяток лет назад, он и его отец тоже были гостями в этом доме. Их встречали со всеми почестями, сажали за лучшие столы. Отцу наливали дорогое вино, обменивались любезностями и последними новостями, а Кэйа под шумок ускользал из бального зала и бродил по огромным комнатам, с интересом заглядывая во все тайные уголки, убежденный в том, что обязательно найдет где-то притаившегося призрака. Ведь в таком доме обязательно должен водиться хотя бы один призрак. Кэйа никогда не боялся встречи с чудовищем, наоборот: он испытывал волнующее щекотливое чувство и предвкушение ужаса, который накроет его с головой во время столкновения с чем-то невероятным и непостижимым уму. Сейчас Кэйа испытывал точно такие же чувства, хотя уже давно не был ребенком. Только теперь «призраком» был Дилюк Рагнвиндр, молодой господин, которому уже принадлежали все богатейшие угодья.       Оказаться во власти этого человека было хуже, чем попасть в дом самого жестокого клана, в котором принято отрезать языки всем «дарованным». Сейчас Кэйа был в очень невыгодном положении. Молодой мальчишка Рагнвиндр мог по щелчку пальцев лишить Кэйю жизни, ведь имел на это полное право. Наверняка это его рук дело — то, что произошло с Кэйей. Весь этот кошмар, который Кэйа пережил и который еще придется пережить, был из-за Дилюка. Кэйа поверил в это сразу же, как только Аделинда сообщила ему, что теперь он — собственность Рагнвиндров.       — Ты будешь жить здесь, — сказала Аделинда спустя еще какое-то время пути. Они миновали главный дом, прошли через аккуратный, будто кукольный сад с множеством белоснежных беседок, скамеек и фонтаном… Вскоре Кэйа увидел двухэтажную постройку, чем-то похожую на пансионат для богатых отпрысков: изящная, побеленная, но лишенная всякой индивидуальности. Каждое окошко занавешено одинаковыми шторами, каждый камешек в стене — точь-в-точь как соседний. Аделинда завела Кэйю внутрь здания. Интерьер был скромным, прихожая — пустая, но светлая, как придел в храме. Их встретила молодая девушка с покорными глазами, тут же склонившаяся перед Аделиндой в поклоне, как перед госпожой. Аделинда довольно улыбнулась и расправила плечи, наслаждаясь почтением, которое оказала ей девушка.       — Руби, покажи этому человеку спальню, выдели ему форму по размеру и расскажи про расписание дня. Сегодня же обеспечь его какой-нибудь работой. Позже мы решим, что ему подходит больше.       — Хорошо, мисс Аделинда, — Руби вновь склонилась в поклоне, не поднимая глаз на женщину.       — Только попробуй совершить какую-то глупость, и ты поплатишься за это. Лучше прислушивайся к моим советам и продержишься здесь дольше, чем тебе отведено, — тихо, но не менее строго проговорила Аделинда, склонившись к плечу Кэйи. От нее пахло травами и чем-то свежим, как от только что выстиранного белья, и из-за этого Аделинда казалась обделенной какой-то «изюминкой», как и дом, в котором проживали слуги Рагнвиндров. Пустые белые стены, чистые, даже не поскрипывающие полы, отполированные лестничные перила и одинаковые двери друг напротив друга. Коридор на втором этаже — длинный, с двумя окнами на противоположных стенах. Руби молча остановилась у двери, чертовски похожей на все остальные, и позволила Кэйе войти первым. Комната была маленькой, рассчитанной на двух человек, но ни одна кровать не была разобрана. Вещей, свидетельствующих о наличии соседа, не было. Все просто и лаконично: шкаф, стол, стул, пустой подсвечник и маленькое окошко.       — Сейчас я принесу постельное белье и одежду, которая должна тебе подойти, — быстрым, как у мышки, взглядом Руби осмотрела Кэйю, прикидывая, какой у него размер, и затем кивнула. Ее лицо, как лицо Аделинды, не выражало ничего — ни единого чувства или эмоции, лишь сплошное смирение и покорность. Даже сейчас, когда рядом не было ни достопочтенных господ, ни управляющей Аделинды, девушка не теряла своего прозрачного выражения. Неужели все слуги здесь такие сломленные? Или они всегда такие?       В свое время Кэйа даже не обращал внимания на тех, кто обслуживал его. В их родовом поместье слуги мелькали, как что-то само собой разумеющееся, и Кэйе было откровенно все равно на это мельтешение. Поэтому сейчас некоторое замешательство и непонимание мешало Кэйе понять, происходит ли здесь что-то плохое или ему просто кажется?       — Отлично, это очень мило с твоей стороны, — Кэйа попытался улыбнуться и приобрести свое прежнее расслабленное и спокойное состояние, хотя, наверное, «дарованным» такое было не позволено. — Послушай… Руби, да?       Девушка вскинула на Кэйю серые глаза в напряженном взгляде. Кэйа нервно хмыкнул, слегка растерявшись, но тотчас взял себя в руки.       — Я буду очень благодарен, если ты расскажешь мне, как проходит здесь жизнь.       — Если ты о расписании…       — Нет, милая, не о нем. Надеюсь, ты войдешь в мое положение: для меня будто мир перевернулся. Поэтому мне понадобится чья-то помощь, а ты выглядишь очень надежным человеком.       Немного эмоций, капелька лести, печальный взгляд — это должно было сработать. Девушка немного поежилась, неуверенно потопталась, ее серые глаза вновь опустились к полу.       — Ну, это не против правил, поэтому… хорошо, — она прикусила губу. — Но после того, как я выполню поручения мисс Аделинды.       Кэйа удовлетворенно кивнул и стал дожидаться Руби, скрывшуюся за дверью. Было бы неплохо осмотреться вокруг, но, попытавшись выйти в коридор, Кэйа понял, что Руби закрыла его на ключ. Смешно. Видимо, Аделинда и это приказала ей сделать.       Девушка вернулась спустя четверть часа со стопкой и картонной коробкой в руках. Она положила белое постельное белье на край кровати, а оставшиеся вещи в стопке передала Кэйе. Белоснежная рубашка, черный жилет, брюки, белые лакейские перчатки и туфли в коробке — вполне сносная униформа, хотя на прежнюю одежду Кэйи, конечно же, даже близко не походила.       — Это повседневная форма. Когда мисс Аделинда определится с твоими обязанностями, то тебе выдадут рабочую одежду. Прачечная — на нижнем этаже, стирка каждый вечер. Вот это — одежда для сна, — оказывается, вместе с бельем для постели Руби принесла еще и белье для самого Кэйи. Неловко, но деваться некуда.       — Благодарю, — обезоруживающе улыбнувшись, Кэйа взглянул девушке прямо в глаза. Такие же серые, как и ее волосы, собранные в тугой пучок на затылке. Руби смутилась, и ее бледное лицо немного порозовело.       — Я выйду, — сказала она, — а ты пока переодевайся. Посмотрим, подходит ли тебе этот размер.       Она снова вышла, но дверь на ключ не закрыла. Значит, ждет в коридоре. Кэйа снял с себя то, во что был одет: какие-то мешковатые больничные одежды. Постепенно облачаясь в принесенную Руби форму, он сосредоточенно застегивал пуговички, чувствуя себя так, будто надевает поверх своей старой кожи — новую, чужую, неестественную. Форма облегала все линии его фигуры и сидела как влитая, будто была пошита специально для него. Но Кэйа чувствовал себя совершенно другим человеком. Ему не хватало простора, свободы; плотный воротник душил, а перчатки доставляли еще больший дискомфорт. Кажется, тело Кэйи просто лишили воздуха, заперев его на сотню замков-пуговиц.       Позвав Руби, он удостоился ее довольного взгляда.       — Подходит, — произнесла она. От ее прежнего смущения не осталось и следа. — Теперь о расписании дня. В столе есть бумага и чернильница, так что можешь записать, если хочешь.        Кэйа кивнул. Вряд ли он запомнит все то, что расскажет ему Руби, а нарушать расписание — это значит «совершить глупость», от чего его так тщательно ограждала Аделинда.       — Итак, если ты не конюх и не ночная прислуга, то подъем ровно в пять утра. Пятнадцать-двадцать минут на сборы, а после — завтрак в нашей столовой на первом этаже. В без пятнадцати шесть все должны покинуть дом и отправиться на работу. С шести до двенадцати ты выполняешь свои обязанности, а затем возвращаешься на обед с группой слуг, к которой ты принадлежишь. Все обедают в разное время, чтобы разом не покидать места работы. В любом случае, в два часа дня все уже вновь должны оказаться на работе. Ужин — в четыре, а потом остаток рабочего дня продолжается до девяти вечера. Отбой ровно в десять, Аделинда устраивает обход. Если возвращаешься позже, то должен указать причину, иначе будут проблемы.       Руби перевела дух, а потом продолжила:       — Есть исключения. Если тебя вызывают на работу в господский дом, то тебе нельзя никуда уходить, пока господин не отправится в спальню. Впрочем, если тебя переселяют к частной прислуге, то правила для тебя меняются.       — Можешь не объяснять, мне в любом случае это не светит, — усмехнулся Кэйа, ни то радуясь правдивости этих слов, ни то сожалея. — Скажи мне, Руби, здесь есть какие-то негласные правила?       — Есть, — немного подумав, ответила девушка. — Никогда не снимать перчатки и не прикасаться голой кожей к вещам, которые используются господином. Не говорить в его присутствии без позволения. Не поднимать глаз. Кланяться и выражать уважение при встрече и прощании, даже если он просто пройдет мимо. Лучше делать это при виде любого, кто выше тебя по званию.       — Вот почему ты так низко кланялась Аделинде…       Руби немного нахмурилась.       — Это необходимо, ведь я…       — Тоже «дарованная»? — подхватил Кэйа, даже не подумав, что Руби так помрачнеет от этого слова.       — Верно. Мы сродни пыли даже для дворников, если они не принесены в дар, как мы.       — И много здесь таких… «дарованных»? — язык не поворачивался причислить себя в их ряды.       Кэйа все еще до конца не осознавал, что теперь он значит гораздо меньше, чем крохотная букашка. Именно поэтому он расспрашивал служанку в своей привычной манере, не ожидая, что она может отказать ему или уйти от ответа. Он все еще вел себя так, будто был одним из аристократов, и Руби это чувствовала и никак не могла побороть странное ощущение, что перед ней не такой человек, как она сама.       — Все, кто проживает в этом доме. Ты успеешь познакомиться с ними.       — Хм… — задумавшись, Кэйа вдруг спросил: — Скажи, насколько здесь жестоки наказания?       — Достаточно, если ты совершил непозволительную вольность. Поэтому будь аккуратнее.       — Ты ведь до ужаса боишься Аделинду?       Определенно, Кэйа застал Руби врасплох. Девушка замерла, приоткрыла рот, не в силах ответить сразу.       — Я уважаю мисс Аделинду и считаю, что все ее повеления — закон.       — Хорошо, — Кэйа улыбнулся, и эта улыбка явно не понравилась Руби. Она потупилась, не понимая, почему такое лукавое выражение лица вдруг приобрел новый «дарованный». — Что ты можешь сказать о Дилюке? Он жесток? Опасен? Я слышал, он совсем нелюдим. В его окружение входят люди, способные на убийство, верно?       — Ч-что ты…       — Это всего лишь человеческое любопытство. Развей мои иллюзии, если это не так, хорошо?       — Это чушь, — уверенно произнесла Руби, пораженная до глубины души словами Кэйи. Но, кажется, она была еще и напугана. — Наш господин не такой… Должно быть…       — Ты сомневаешься, милая Руби?       — Если честно, я… даже никогда не стояла рядом с господином Дилюком, поэтому не могу сказать точно… Но, — она поняла, что ляпнула лишнего и попыталась исправиться: — Я уверена, что наш господин не такой.       Но Кэйа уже сделал определенные выводы. Дилюк Рагнвиндр был определенно опасен.

***

      Поскольку Кэйа еще не мог работать в полную силу из-за ранений, Аделинда приказала Руби взять его вместе с ней. Руби работала в саду прямо перед господским домом — пересаживала розовые кусты в более свежую почву. Кэйа все еще чувствовал себя как во сне и не ожидал, что ему действительно придется копаться в земле и не иметь даже шанса передохнуть под пристальными взглядами Руби и главного садовника.       Сначала сад мог показаться небольшим, но, когда Кэйе показали весь фронт работы, то стало понятно, что сад требует к себе очень много внимания. Солнце пекло голову, но всем было все равно. Раньше бы отец не позволил бы Кэйе даже часу простоять под таким пеклом, но теперь «принц» превратился в нищего, никому ненужного и лишенного всего.       Не привыкший к такой работе (которая по мнению всей прислуги считалась простой), Кэйа очень быстро выдохся. Бормоча себе под нос проклятия, он лениво ковырял ненужные корни, выуживая их из жёсткой земли. Розы уже во всю цвели, их стебли поросли рядом колючек. Руби нервно озарялась по сторонам каждый раз, когда Кэйа открывал рот, чтобы выругаться, потому что ничего не могла поделать с нахлынувшими эмоциями новенького.       — Пожалуйста, будь тише, — просила она почти слезно, работая гораздо интенсивнее и эффективнее, чем Кэйа. Кинув на девушку озлобленный взгляд, он отодвинул от себя корзину с саженцами и уставился куда-то сквозь кусты на дорожку, накрытую сладостной тенью деревьев. Как раз в это мгновение кто-то медленно шагал по тенистому тротуару, и Кэйа прищурился, чтобы увидеть, кто это.       Молодые юноши, красивые, как ангелы, смеясь, неторопливо прогуливались по саду. Они были похожи на мальчиков, сошедших с какой-то картины: одетые в воздушные, легкие одежды, с украшениями в волосах, ушах и на шее, они обладали мягкими чертами лица, нежными взглядами и розовыми, будто покрашенными клубничным соком губами.       — Кто это? — вырвалось изо рта Кэйи. Он не мог оторвать взгляда от красавцев недалеко от себя, не боясь быть услышанным. Это кто-то из знати? Гости Дилюка?       Руби вздохнула, когда посмотрела в сторону юношей.       — Это питомцы.       — Питомцы? — ошарашенно повторил Кэйа, надломив бровь.       — Так их называют среди слуг. Это наложники господина Дилюка. Живут в гареме, не работают, лишь радуют господина ласками и своей красотой, — объяснила девушка, с каким-то остервенением вырывая из земли сорняк почерневшими от грязи пальцами. — Они недосягаемы, принадлежат лишь господину, проводят с ним все свободное время. Всегда участвуют в праздниках, доставляя гостям имения удовольствие. Думаю, их жизнь просто прекрасна.       — Ты завидуешь им? - Кэйа, конечно же, знал, что многие аристократы держат гаремы. Но почему-то ему казалось странной мысль, что у Дилюка тоже может быть такой.       — Я? — усмехнулась Руби. Ну, хоть какая-то эмоция на ее прозрачном лице. — Нет. Да и это бессмысленно. Все равно в гареме господина нет ни одной женщины.       — То есть, Дилюка привлекают мужчины? — злорадно хихикнув, спросил Кэйа, хотя уже знал ответ на этот вопрос.       — Наверное, — Руби пожала плечами. — Не смотри так на них, — она пихнула Кэйю в плечо, когда наложники проходили совсем рядом. Их шаги — как дуновение ветра, даже издалека Кэйа чувствовал сладкий аромат, исходивший от их одежд и кожи. — На питомцев господина запрещено так откровенно пялиться.       — Ну прости, я столько золота на людях никогда в жизни еще не видел.       — Прекрати, иначе они услышат. У тебя будут неприятности!       Кэйа все-таки замолчал, послушавшись свою напарницу по работе. Когда юноши прошли, Кэйа вновь обратился к Руби:       — Скажи, почему это питомцы сейчас не с господином?       — А, так ты не знаешь, — пробормотала Руби. — Господин уехал на трехдневную охоту и только сегодня возвращается. Поэтому в гареме «выходной».       Кэйа усмехнулся. Видимо, Руби явно не давал покоя этот гарем. Она действительно мечтала о такой же сладкой и беззаботной жизни, как у питомцев, но не хотела в этом признаваться. Стоило Кэйе замолкнуть и вновь приступить к работе, как вдруг до него донесся какой-то шум. Из дома выскочили две служанки и бегом кинулись по саду, их платья и волосы развевались на ветру.       — Скорее, скорее! Они уже у ворот! Господин уже у ворот!       Внутри Кэйи все заледенело, а сердце ушло в пятки. Он старался успокаивать себя мыслью, что все будет в порядке, но осознание, что его встреча с Дилюком неизбежна и близка, как набатом ударило в голову. Руби, услышав разговор личных служанок господина, подскочила, прижала к себе корзинку с цветочными кустами и потянула Кэйю следом. Он не успел опустить глаз, когда мимо по садовой дорожке на белоснежном коне в окружении свиты церемонно проехал господин Дилюк Рагнвиндр. Его взгляд столкнулся со взглядом бывшего аристократа Кэйи Альбериха, теперь уже «дарованного» слуги, но все еще сына убийцы Крепуса Рагнвиндра.