Безродный принц

                   В детстве Кэйа любил сказки, но уже давно перестал верить, что хотя бы строчка из них была правдой. Но Ниал доказывал обратное: он, в пушистом полушубке, под которым скрывался потрясающей красоты белоснежный костюм, как будто сошел со страниц сказочной истории про эльфов. Золотистая маска была сброшена с его лица, и на скулах нежным оттенком блестел морозный румянец, живой и юный. Ниал отвлекся от книги, направив все свое внимание на Кэйю, который физически ощущал, как внутри накатывает лавина из чего-то жаркого и обжигающего. Но по коже почему-то бежали мурашки. Кэйа почти не слышал звучания своего голоса, когда произнес имя Ниала. Оно прозвучало мягко и тихо, как звук падающего снега, и Ниал усмехнулся уголками рта. Книга, как и маска, теперь была отложена в сторону.        — Все-таки выбрался из своей клетки, — протянул Ниал, игриво улыбнувшись. В полумраке призывно блеснули его жемчужные зубы.        — А ты хочешь выбраться из своей?        Ниал иронично изогнул бровь, недоумевая.        — Я задам тебе всего один вопрос. Ты веришь мне? — Кэйа, не думая о своих действиях, ведомый лишь непривычной искренностью, протянул Ниалу руку. Тот неуверенно покосился на нее, а затем, как недоверчивый кот, сощурил янтарные глаза.       — Ты снова что-то задумал. И снова хочешь замешать меня.       — Я хочу искупить вину перед тобой. И доказать, что я все-таки могу помочь, — сдерживая бушующий океан из эмоций, волнами разбивающийся о самообладание, произнес Кэйа. — Просто скажи, что веришь.              Ниал все еще не решался, но стрункой вытянутая спина выдавала напряжение, сковавшее его тело.        — Я не причиню тебе зла, я клянусь, — Кэйа понимал, что у них не было времени для долгого выяснения отношений, но все равно был готов дать Ниалу хотя бы еще одну минуту, чтобы тот расставил все точки над «i» в своей голове. — Нам обоим важно то, что между нами возникло, ведь правда?        Ниал прикусил губу. Полушубок соскользнул с его плеча, и на мгновение Кэйе показалось, что Ниал вовсе растворится в воздухе, настолько недвижим, прозрачен и тонок он был в эту секунду. — Если я снова открою тебе свое сердце, обещаешь ли ты, что сохранишь его? — Как ты сохранил розу, которую я как-то подарил тебе.        Ниал едва заметно встрепенулся и, кажется, смутился. Кэйа понял это по легкому отблеску в глазах, который через долю секунды превратился в безжалостный бронзовый пожар. Мгновение длилось вечность, и Кэйа всеми силами, как Атлант, удерживал на своих плечах весь рушившийся мир.       — Я верю, — Ниал вложил ладонь в ладонь Кэйи.       — Тогда идем за мной.        Пока Кэйа вел Ниала, не выпуская его руки из своей, он молча молился о том, чтобы Дайнслейф не оказался его бредовой галлюцинацией или призраком. Сердце ныло и трепыхалось в груди, как огонек, который пытались затоптать. Кэйа не хотел, чтобы этот огонек потух. Чтобы эта надежда потухла. Мимо них проплывали парочки, желающие уединиться и насладиться прекрасным снежным вечером, и почему-то в каждом встречном Кэйа видел врага. Их глаза плотоядно блестели, улыбки резали прямо по венам, а движения напоминали смертоносный танец. Кэйа постарался как можно глубже вдохнуть отрезвляющего воздуха, полоснувшего холодом по легким. Поместье Рагнвиндров перестало казаться защищенным и надежным местом. Затаив дыхание, Кэйа ждал — надрывного крика, взрыва или звука приближающейся смерти. Ниал следовал за ним без слов. Как и обещал, он вновь доверился, и Кэйа чувствовал это по его крепкой хватке руки.             Дайнслейф ждал их мрачной тенью, неподвижной — и оттого незаметной. Когда он увидел приближающихся к нему людей, то навострился, как пантера, готовая к прыжку. Но Кэйа знал, что именно он и был смертельным капканом для Дайнслейфа, из которого тому не выбраться. И даже был готов воспользоваться этим. Ради Ниала. А может… ради самого себя? — Дайн, — произнес Кэйа, все еще не веря тому, что имя наставника снова касается его языка. — Будьте знакомы: это Ниал. Он, как и ты, путешественник, — услышав это, Ниал сильнее сжал руку Кэйи, словно в благодарность. Или, быть может, его пальцы дрогнули в неуверенности.             Дайн молчаливо смерил Ниала взглядом — оценивающим и цепким. Изо рта Ниала вырвалось облачко пара, растворившееся где-то в небе, и губы его слегка улыбнулись. В такой же оценивающей и цепкой улыбке, как и взгляд Дайнслейфа. Кэйа слегка отступил в сторону, позволяя им удержать зрительный контакт. Они напоминали двух настороженных хищников, столкнувшихся на поле боя и принюхивающихся друг другу, чтобы понять, являются ли они врагами. Наконец, Дайн слегка расслабился и склонился в галантном поклоне. Он аккуратно коснулся губами тыльной стороны ладони Ниала, оставляя на оголенной коже ледяной поцелуй. Ниал проследил за ним внимательными глазами, прежде чем поклониться в ответ.       — Если Вы друг Кэйи, значит — и мой, — произнес Дайн, но в его словах все еще сквозила подозрительность.       — То же самое могу сказать и Вам, господин, — парировал Ниал, невинно улыбаясь. — Судьба занесла Вас в это место по случайности или…       — О нет, котёнок, — ввернул Кэйа, заглядывая Дайнслейфу в глаза. — Дайн всегда появляется тогда, когда это необходимо. Именно он станет твоим спутником.       — Что? — молниеносно выдохнул Ниал. В одночасье с его лица спала вся краска, длинные ресницы затрепетали. В полумраке он, казалось, засверкал, как взволнованный ветром фитилёк одинокой свечи. Кэйа, хмыкнув себе под нос, обернулся к Дайну:        — Я прошу тебя забрать его с собой вместо меня.       Дайн промолчал, плотно сжав губы в линию. Он, очевидно, поборол недовольство, не в силах перечить своему господину. Своему… бывшему господину.       — Кэйа, я не могу… Это не мой путь, — впервые в голосе Ниала звучала такая искренняя и мягкая нерешительность. Он, будто ребенок, которому дарили целый сундук шоколадных конфет, отказывался из приличия, но все равно в глубине души надеялся, что подарок останется у него.        — Верно, котёнок, это не твой путь. Но Дайнслейф поможет тебе найти ту дорогу, которая тебе предназначена, — Кэйа ласково улыбнулся, понимая, что совершает, пожалуй, самый правильный поступок за все это время. Ниал, услышав это, вдруг открыто посмотрел на Дайна, без опаски и осторожности. Это был храбрый, полный отваги взгляд, который Кэйа обожал до глубины души. Дайн принял этот взгляд и кивнул:       — Если такова твоя воля, Кэйа, я не смею отговаривать тебя. Надеюсь, ты принял обдуманное решение. Пойдемте к коням, они за воротами. Я должен тебе кое-что отдать.       Ниал шепнул Кэйе, что ему нужно кое-что забрать из гарема и опрометью исчез, пообещав скоро вернуться. Кэйа вновь остался с Дайнслейфом, чувствуя, как тот хранит в себе тысячу слов, которые не может сказать.             Они прошли к воротам, у которых стояли полусонные стражи. Никто из них даже не мог представить, что кто-то из этих двух нарядных гостей — бывший наследник богатейшего рода или опасный воин из павшего клана Альберих. Кэйа вышел за пределы поместья и не ощутил ничего из того, чего ожидал. Он был все еще окутан путами, даже почти находясь на свободе.             Два черных коня нетерпеливо ждали их недалеко от главной подъездной дороги. Душа Кэйи отчего-то вдруг заныла и заскулила, и на секунду в голове пронеслась безумная мысль все-таки уехать с Дайном, наплевав на всё. Но Кэйа был верен себе — и не мог предать доверие Ниала. И не мог уйти, как следует не попрощавшись с молодым господином Рагнвиндром.             Дайн снял с одного коня полотняный узел и достал оттуда маленькую вещицу. Он молчаливо разглядывал ее под светом луны, будто не решаясь отдавать, но потом все-таки протянул Кэйе. Это был перстень с печаткой, раньше никогда не покидающий пальца отца Кэйи, господина Альбериха.       — Это… — просипел Кэйа, кончиками пальцев дотрагиваясь до перстня. Он, как звезда, сверкал и завлекал, но Кэйа едва сумел коснуться его. Будто одно лишь касание могло вернуть его в то время, когда отец все еще был жив.       — Сохрани его. В память об отце. Может, он и не заслуживал любви людей, но любви сына — да.       Кэйа сжал перстень в кулаке, до боли вдавливая его в кожу.       — И еще кое-что, — Дайн обошел коня и снял с его бока ножны. Кэйа узнал их сразу же, и боль захлестнула его с головой. — Он был в твоей комнате. Я уверен, ты соскучился.       Серебряные ножны, выкованные искусным кузнецом, сияли еще ярче, чем перстень. Они еще больше напоминали о том времени, когда Кэйа был аристократом. Послышался звонкий лязг, окунувший Кэйю в сладкие воспоминания, и из ножен появилось остроконечное зеркальное лезвие. В нем отразилось исхудавшее лицо, полное благоговения и глухой боли. Кэйа закусил губы, чувствуя забытую тяжесть меча в руке.       — Ты выглядишь потрясенным, Кэйа. Что тебя здесь держит? — Дайнслейф прервал тягучие мысли Кэйи, заволокшие почти весь разум.       — Вкусная еда, развлечения и беззаботная жизнь, полагаю, — усмехнулся тот, не отрывая взгляда от меча. Он все сильнее и сильнее стискивал резную рукоятку.       — Нет. Что-то еще, — Дайн покачал головой, пропуская мимо ушей ехидство Кэйи. — Ты собрался мстить Лоуренсу.       — Может быть, — Кэйа простодушно пожал плечами. Теперь, когда в руках наконец-то был его меч, даже месть могущественному Лоуренсу выглядела очень привлекательно и вполне выполнимо. Но пока что в голове все еще не укладывалось то, что Дилюк не имел к этому никакого отношения.       — Твой отец назвал бы это глупостью.       — Мой отец мертв. Он не скажет больше ничего, — жестко отрезал Кэйа, снова лязгнув мечом, пряча его обратно в ножны. Этот звук пронзил воздух, будто перерезав ему глотку.       — Кэйа, тебе больно.       — Черт возьми, конечно, мне больно, Дайн, — фыркнул тот, почти рассмеявшись очевидному умозаключению. — Но кого это волнует?       — Меня. Ты мне как сын.       — Господин Крепус говорил мне такие же слова. Но что с ним случилось? Он мертв и, возможно, даже из-за меня.       Дайнслейф подошел ближе, обволакивая Кэйю своей тенью, показавшейся теплой и родной. Кэйа скинул со своих плеч плащ Дайнслейфа и с заботой вернул его хозяину. Холод злобным зверем укусил за полунагую кожу, но Кэйа стойко вытерпел.       — Именно поэтому, Дайн, ты теперь свободен. Когда-то ты был для меня семьей, почти отцом. Но теперь все кончилось. Я лишился семьи. Я больше не господин, а ты — не мой слуга.       Дайн выслушал его не перебивая. Он даже не дышал, будто не был живым. После последних слов повисла пауза.       — Пожалуйста, позаботься о Ниале. Он гораздо больше подходит на роль принца, чем я, — Кэйа сам не понял, когда нежность пробилась сквозь его голос. — Обещай.       — Обещаю, что позабочусь о нем, — эти слова и правда звучали словно клятва. И Кэйа, конечно же, поверил, отдавая Ниала в руки самому надежному из людей. — Если ты так желаешь.       Ниал появился как раз тогда, когда между Дайнслейфом и Кэйей иссякли любые слова. Лицо юноши было серьезным и сосредоточенным, он выглядел как-то иначе. Когда он подошел ближе, Кэйа заметил на нем новый плащ, вытканный из белой и золотой тканей, и более устойчивые сапоги.       — А ты хорошо подготовился, котёнок, — напустив на голос прежнюю насмешливость, хмыкнул Кэйа. Он будто пытался скрыть от Ниала, о чем он говорил с Дайнслейфом. Ниал поднял на него взгляд — больше не нежный и не приторный. Строгий, непреклонный, уверенный. Прическа, которую перед праздником сделала Анетта, совсем растрепалась, и тяжелая коса пшеничных волос упала Ниалу за спину. Он кивнул, а затем серьезно проговорил, заглядывая Кэйе в лицо:       — Может быть, когда-нибудь ты встретишь мою сестру. Но не говори ей, что знаешь меня.       — Еще не настало время, да?       — Верно. Она может быть… настойчивой. Именно такой она была до того, как мы разлучились, — в его голосе промелькнула грусть, но светлая и чистая, как родниковая вода. — Но все равно не говори ей ни слова.       — А если другие что-то скажут?       — Не скажут. Никто, кроме сестры, не знает моего настоящего имени, происхождения и судьбы. Для всех в этом доме я лишь «дарованный» наложник, Ниал, внезапно пропавший во время бала.       — Ниал — это ведь даже не твое имя, не так ли? Маленький лжец.       — Вынужденная мера. Прости за это. Так ты исполнишь мою просьбу?       — Не волнуйся, котенок. Скорее всего я не пойму, что это твоя сестра, даже если мы и правда когда-то встретимся.       — Поймешь, — улыбнулся Ниал. — Мы близнецы.       Кэйа присвистнул и выгнул брови. Ниал хитро приподнял уголок губы и затем подошел к коню.       — Спасибо, Кэйа. За всё. Свидимся, когда наладишь свои отношения с Дилюком, ладно?       — Ну ты и язва, — по-доброму фыркнул Кэйа, наблюдая, с какой завидной ловкостью Ниал седлает коня. Слишком уж умело для простого наложника. — Не свались в снег по дороге. Давно, наверное, в седле не сидел.       — Удачи, Кэйа, — когда Ниал выпрямил спину и вскинул подбородок, сидя на черном коне, земля стала уходить из-под ног Кэйи. Ниал был красив, как недосягаемое мифическое существо, как принц с картинки, и это кружило голову не хуже отменного вина. Кэйа сделал шаг назад и внезапно для самого себя склонился в легком поклоне.       — Прощайте, друзья. Да хранят вас ветра.       Кэйа ушел, когда Дайн и Ниал еще не выехали на подъездную дорогу. Он не мог смотреть, как два самых важных человека в его жизни покидают его, возможно — навсегда. Это было выше его сил. К тому же у Кэйи совсем не было времени. Он проскользнул мимо стражей так же спокойно, как и с Дайном. Сердце отзывалось болью на каждую мысль о Дайнслейфе, но Кэйа искренне верил, что поступил благоразумно. Сейчас он предоставлен самому себе, а долг Дайнслейфа перед отцом Кэйи был уже давно выплачен. Дайн присягнул ему на верность, но не на вечность. Поэтому настало время отпустить его.       Кэйа стремительно приближался к господскому дому. В окнах по-прежнему горели огни, слышалась приглушенная музыка и мелькали люди в масках. Ничего не сулило скорого наступления. Кэйа входил в двери поместья, чувствуя себя совершенно другим человеком. Ни Кэйей Альберихом, ни плененным наложником. Кем-то совершенно новым. В бальной зале не переставая звучала музыка. Кэйа, не останавливаясь, скользил между гостями — аристократами, наложниками и богатыми горожанами, — направляясь к человеку, которого выслеживал глазами почти весь вечер. В начале бала Кэйа не хотел попасть в его поле зрения, но теперь целеустремленно сам надвигался на него.       Первой Кэйа увидел Эолу Лоуренс. Она, бледная и напряженная, кажется, достаточно давно перестала улыбаться. Она стояла между своим отцом и будущим мужем, оглядываясь по сторонам и что-то неразборчиво шепча. Господин Лоуренс весело хохотал — звук его смеха колокольным звоном пролетал над всем залом. Дилюк, словно невзначай, держал правую руку на рукояти меча, свисающего с пояса. Кэйа ухмыльнулся, поправляя маску на носу. Хороший он подобрал момент.       — Что на это скажете, господин Дилюк? Неужели вы хотите привести мою дочь в поместье, где, по слухам, даже «дарованные» неверны своему хозяину?       — Это лишь слухи, господин Лоуренс, — процедил Дилюк сквозь зубы, раздраженный и наколенный до предела. — Я гарантирую: мои люди верны.       — Вы правда так думаете? — господин Лоуренс снова зашелся в почти безумном хохоте. Он знатно раскраснелся от вина.       — Папа, прекрати, пожалуйста! — шепнула Эола. — Ты же знаешь, Дилюк очень осторожен при выборе доверенных лиц…       — Об этом мы поговорим позже, доченька, — Лоуренс, наплевав на правила приличия, схватил Эолу за лицо и сжал ее щеки в своих пальцах. — Ну до чего хороша! Правда, Дилюк? Или ты не можешь в полной мере оценить красоту моей дочери? — с явным намеком, похабным и пошлым, спросил господин Лоуренс и снова едко улыбнулся.       — Господин Лоуренс, простите, но вы изрядно пьяны, — рыкнул Дилюк, поправляя воротник своего алого камзола, который, видимо, стал душить его. Маска на его лице, напоминающая изгиб совиного клюва, слегка сползла вниз. — Не желаете отдохнуть в гостевой комнате?       — Да что ты себе позволяешь, щенок!       — Прошу меня извинить, — Кэйа появился перед ними тогда, когда господин Лоуренс едва не кинулся на будущего зятя с кулаками. — Мне стыдно это признавать, но я все еще не подходил к жениху и невесте с приветствиями и поздравлениями. Позвольте… — Кэйа принял руку Эолы, чтобы едва коснуться ее губами. — Не хотите станцевать со мной мазурку, леди? — он улыбнулся, смотря исподлобья в глаза удивленной Эолы, пока целовал ее ладонь. Ее брови полетели вверх, когда взгляд, наконец, наполнился пониманием.       — Разумеется, господин. Но еще рано, — она мимолетно кивнула в сторону застывшего Дилюка. — Прошу, найдите меня, когда услышите начало мазурки, что бы ни произошло. Я обязательно станцую с Вами.       Кэйа хищно ухмыльнулся, улавливая тайную суть ее слов. Когда он повернулся к Дилюку, горящему и взрывоопасному одновременно, ему на секунду стало не по себе, но отступать было нельзя.       — Прекрасный вечер, господин. Выпьем немного вина? — прошептал Кэйа, утягивая Дилюка за собой. Тот, нехотя, но все же последовал за ним, кинув предупреждающий взгляд Эоле. Между ними был незримый диалог, который они вели одними лишь глазами.       Но когда внимание Дилюка вновь переключилось на Кэйю, между ними возникло нечто более сильное, чем просто незримый диалог. Это «нечто» можно было ощутить в воздухе — запахло гарью, стало тяжело дышать, ноги ослабли, а пальцы вдруг задрожали. Кэйа вдавил руки в плечи Дилюка, словно приобнимая его, а тот стиснул пальцы на его талии — тоже, словно бы «приобнимая». А затем Дилюк вдруг схватил его за грудки, — быстрое мгновение, протянувшееся вечность, — и они вжались в друг друга, будто два кусочка от головоломки. Глаза напротив Кэйи пылали — ненавистью, злостью, отчаянием, негодованием, — но Кэйа с удовольствием про себя назвал это «страстью».       — Что ты творишь, черт возьми?       — Господин Дилюк, — лукаво протянул он, почти касаясь губ Дилюка своими. — Кажется, у вас огромные проблемы.       — Я задал тебе вопрос.       — Тебя волнует, что я творю, когда скоро весь твой дом будет засыпан трупами?       — У меня все под контролем.       — Да? Правда? — тон голоса Кэйи невольно подскочил на октаву выше. — У меня к тебе вопросов гораздо больше, чем ты можешь себе представить, но я почему-то не задаю их тебе именно сейчас. Поэтому воздержись и ты. И послушай меня…       В момент, когда Кэйа хотел было открыть рот, двери бальной залы с грохотом распахнулись. Стук ручек дверей заглушил даже оркестр, и музыканты, чем-то стушеванные, вдруг затихли. Затихли и люди в зале. В бальный зал демонстративно вплывал неровный строй людей в черных зимних костюмах, шерстяных воротниках и таких же черных масках. Они заходили, не обращая внимания не шепотки и недоумение, пронесшиеся по всему залу. Дилюк сделал короткий шаг назад, но лишь на долю секунды на его лице промелькнула слабость. Затем, как по волшебству, он вновь приобрел вид спокойного и невозмутимого хозяина праздника. Тут же к нему подлетел Эльзер, встав у правого плеча, как ангел-хранитель, и начал что-то шептать на ухо. Дилюк кивнул и коротко произнес:       — Их довольно-таки мало. Быстро разберёмся. Пусть Аделинда уводит слуг и наложников. А ты уводи гостей в сад.       Кэйа оглянулся, пересчитывая по головам новоприбывших. Их было немного. Всего человек десять, не больше. Неужели об этом сброде мелких Фатуи его предупреждал Дайнслейф? Кэйа мотнул головой и еще раз быстро пересчитал Фатуи. Их не прибавилось.       — Дилюк, ты правда понимаешь, что происходит?       Дилюк взглянул на него почти презрительным взглядом.       — Конечно. Но вот, что я понять действительно не могу: кто ты и на чьей ты стороне? Кэйа не знал ответ на этот вопрос и даже если бы и знал, то ответить, скорее всего, не успел бы. Потому что по залу снова разнесся грохот. Кто-то из Фатуи случайно — или специально — перевернул поднос с бокалами. Его товарищи загоготали, а потом всех напугал еще и женский вскрик. Сконфуженная девушка, прикрываясь веером, быстро удалялась от глумившихся над ней гостей в черных масках. Дилюк сжал зубы, желваки заиграли на его скулах, и, легко взмахнув рукой, он дал вполне однозначный знак своей страже. Те стали медленно брать нежданных гостей в круг.       — Сегодня мой дом открыт для всех, — провозгласил Дилюк, привлекая к себе внимание. — Но я не потерплю такого отношения, кем бы вы ни были.       — Дорогой господин Дилюк, простите моих невеж, — словно со сцены, донесся мягкий струящийся голос. В зал входили новые люди, во главе которых шествовал красивый мужчина с длинными вороновыми волосами и сладкой улыбкой на губах; он вызывал неоднозначное впечатление, но основное чувство было — замешательство. — Куда бы они не пришли, везде ведут себя… как дома, — мужчина хихикнул, вкладывая в последнее слово сакральный смысл. По коже Кэйи пробежал целый табун мурашек. Он сглотнул, а потом обернулся на Дилюка. Тот был потрясен не меньше всех, кто находился в помещении.       Поместье Рагнвиндров заполняли Фатуи. Слишком много Фатуи. А вел их за собой — никто иной как Предвестник. Тот, кто не должен был ступать на землю Мондштадта без официального приглашения.       — Весьма… неожиданная встреча, Панталоне, — собравшись, произнес Дилюк. Его голос не дрогнул.       — Почему же? Разве мог я не поздравить сына своего давнего коллеги с предстоящей свадьбой?       — Если бы я получил от Вас письмо, то, думаю, был бы посвящен в эту задумку, — проговорил тот в ответ, скрепив руки за спиной. Кэйа медленно шагнул назад, боясь спугнуть кого-то из Фатуи. Стража знатно опешила, но старалась не подавать виду.       — А Вы получили, господин Дилюк, — словно издевательски протянул Панталоне, хихикнув. — Правда, без моей подписи… Но я надеялся, что Вы догадаетесь.       — О чем Вы? — Дилюк нахмурился, пытаясь сконцентрироваться на движениях вокруг себя.       — Как Вы наивны и глупы, — Панталоне искренне наслаждался происходящим. Он казался выше, сильнее и мощнее всех, кто находился вокруг него.       Панталоне собрал около себя целую армию из Фатуи, и рационально Кэйа осознавал: стражи Дилюка не хватит, чтобы отбиться. Что-то явно шло не по плану. Ведь даже Эола выглядела ошарашенно и разочарованно. В отличие от ее отца. Господин Лоуренс, уловив оглушительный момент затишья, как благодарный зритель, вдруг громко захлопал в ладоши. Он прошел в середину зала, аплодируя ни то Панталоне, ни то самому себе, закинув голову и заливисто смеясь.       — Боже, ты и правда глуп, Дилюк… Хотя, согласен, твоя идея со свадьбой хорошо сбила меня с толку. Это было так… внезапно, ты и правда застал меня врасплох.       — Мальчишка почти обвел тебя вокруг пальца, Лоуренс, — хмыкнул Панталоне. — Он хотел надавить на твои отцовские чувства… Так… трогательно, правда?       — Эола, будь осторожна, — быстро кинул Дилюк в сторону своей невесты, отступая назад.       — Эола, доченька, я люблю тебя, но не пожалею, если ты не одумаешься. У тебя пока есть время.       — Отец, это ты должен одуматься! — воскликнула та. — Что ты делаешь? Ты связался с самим Предвестником ради… чего?! Власти? Денег?       — Ты — женщина, тебе не понять, — снисходительно фыркнул Лоуренс.       — Да как ты можешь! — злость Эолы выплескивалась наружу с каждым ее словом.       — Опять семейные разборки? — Панталоне с тяжелым вздохом закатил глаза, заскучав. — Интересно, есть ли хоть один отец, до конца понимающий свое дитя?       — Мой отец, — подал голос Дилюк, отвлекая на себя Панталоне. Его стража продолжала аккуратно окружать наблюдающих за представлением Фатуи. — Он понимал меня. До самого конца.       Лишь услышав это, Панталоне засмеялся. Кэйа напрягся, глядя за тем, как Фатуи начинают озираться по сторонам.       — Твой отец… — все еще смеясь, Панталоне театрально утер уголки глаз от выступивших слез смеха. — Твой отец был… хорошим напарником. Знаешь ли ты хоть одну историю о том, как безжалостно он крушил мелкие кланы? Оставляя детей без родителей… Обирая их до нитки…       — Он не был таким, — вдруг в диалог вступил другой голос, женский, решительный. Кэйа узнал бы этот голос из тысячи. Это была Аделинда. Фатуи крепко держал ее под локти, не позволяя дернуться. Один из них пытался закрыть ей рот, но Панталоне остановил его одним лишь взглядом.       — Что-что? — спросил он, заинтересованно вытянув шею в ее сторону.       — Господин Крепус не был таким. Он всегда давал крышу над головой тем, кто остался без дома. И он, и его отец, пусть и захватывали власть, как все аристократы, никогда не уничтожали беззащитных.       — А ты, козочка, одна из таких бедняжек? Погоди… Я тебя припоминаю… Это ты хвостиком бегала за Крепусом в его лучшие годы?       — Его отец приютил меня, когда разорил клан моих бывших хозяев. Я была совсем ребенком. Он выкормил и вырастил меня, а затем позволил выбрать — остаться или уйти. И я выбрала остаться. А потом господин Крепус, когда… — она осеклась. — Он все равно был готов отпустить меня. Он был хорошим человеком.       — Душераздирающе, — приобретя сочувственное выражение лица, участливо закивал Панталоне. — Но скучно. Банально. Нет изюминки. Убить.       — Нет! — крикнул Дилюк, судорожно выхватывая меч из ножен.       — Мама! — синхронно с Дилюком закричала девчонка, которую тоже крепко держали Фатуи. Это была Руби.       — О-о-о, — весело щурясь, протянул Панталоне. — Ну наконец-то начинается веселье. Деточка, — позвал Панталоне, прищелкнув пальцами. — А твой папуля случайно не папуля Дилюка?       Кэйа, все это время незаметно для всех двигаясь в сторону Аделинды, аж поперхнулся воздухом. К счастью, его озадаченности не заметили Фатуи, ведь они, кажется, удивились не меньше него самого.       — Ч-что? — ахнула Руби, сжавшаяся и заплаканная. — Н-нет, конечно… Как это возможно…       — Ее отец не господин Крепус, — отрезала Аделинда, находясь в секунде от смерти. Клинок вжимался в ее горло.       — Жаль, — буркнул Панталоне. — Тогда убить обеих.       — Не смей, — зарычал Дилюк, наступая на Предвестника так, будто действительно был готов сойтись с ним в убийственной схватке. Как бы Дилюк ни был прекрасен, он не сможет одержать победу над таким человеком как Панталоне, а тем более — над его войском хладнокровных убийц.       Кэйа совершил ошибку, когда вытащил меч, и потому привлек к себе внимание. Но, быстро сориентировавшись, он смог выбить из руки Фатуи клинок, угрожающий жизни Аделинды. Толкнув соперника в живот, Кэйа вывернулся и приставил кончик меча к его глотке. Аделинда вырвалась из плена рук, и тогда Кэйа смог высвободить и Руби, хорошенько приложив другого Фатуи рукоятью о затылок. Аделинда схватила Руби за руку и рванула прочь из зала.       Кэйа обернулся, понимая, что теперь на него наставлено все оружие, которое только было у целого сборища Фатуи.       — Ну, Лоуренс, кого берешь на себя? Потерянного мальчишку Альбериха или все-таки Рагнвиндра? — скучающим тоном спросил Панталоне у своего союзника, будто распределял роли в театре, а не вершил судьбы. — Только помни наш уговор. Альбериха оставить в живых.       Дилюк строго кивнул своим стражникам, готовый к сражению. Хвала небесам, Эльзер успел вывести гостей в сад, но те, кто остался, мог лицезреть страшное побоище и, возможно, пасть случайной жертвой. Некоторые стражи плотнее сошлись около своего господина, но многие так и не двинулись. Кэйа ощутил, как к его затылку жмется метал чужого меча. Среди стражи были предатели.       И тогда Кэйа понял, что верными друг другу остались лишь они с Дилюком. И сражаться им придется друг за друга, спина к спине, как бы парадоксально это не было. Но он сам принял это решение. Пожалуй, умереть рядом с Дилюком будет не самым худшим событием в жизни Кэйи. Худшим будет то, если Дилюка убьет кто-то вроде Лоуренса, на чьих руках отпечаталось слишком много крови.