***
— Кэйа, где ты? — звонкий голос разносился долгим эхом. Упругое, как мячик, оно отскакивало от стен, стоило лишь издать звук. Дилюк заглядывал за шкафы, под столы и тяжелые гардины, пытаясь найти своего друга в огромной библиотеке поместья Альберихов. Кэйа, прячась за стеллажом, зажимал себе рот рукой, чтобы приглушить хихиканье, безудержно рвущееся наружу. — Кэйа! — звал Дилюк, как будто Кэйа и правда мог выйти на его зов. Они ведь играют в прятки, тут нельзя так просто сдаваться! Дилюк, как специально, искал совсем не там, где надо было, и Кэйа уже почти чувствовал себя победителем. — Ну, выходи! — не унимался Дилюк. Он жалобно захныкал: — Пожалуйста! Я больше не играю! Кэйа не сдержался и засмеялся, но вдруг замер, испугавшись и вздрогнув из-за того, что его смех оказался чересчур громким и резким. Дилюк услышал эхо и бросился в сторону убежища своего друга. — Ну, наконец-то… Я так долго искал тебя! — но не успел он добежать, как… Крик. Кэйа с силой зажал уши руками — насколько пронзительно и оглушительно он звучал. Дико, болезненно, безумно. — Кэйа!!! — это был крик ребенка и одновременно взрослого человека: голоса сливались в один и путались между собой. Кэйа зажмурился и упал на коленки, не в силах скрыться от неумолимого звука. С каждым мгновением становилось лишь хуже — крик звучал еще надрывнее, сиплее, как будто кто-то был готов растерзать себе глотку в кровь, лишь бы докричаться: — Кэйа!!! — Папа… — испуганно произнес Кэйа, едва шевеля губами от ужаса, но даже не смог услышать своего собственного голоса. — Папа, хватит! Перестань, перестань, перестань…. Он не переставал. Звал сына, и его мольбы о помощи переплетались с криками рыдающего Дилюка. Кэйа боязливо выглянул из-за стеллажа и распахнул глаза от кошмарного зрелища: черные руки затягивали Дилюка в убийственную темноту. Кэйа хотел было выйти из укрытия, чтобы схватить друга за руку, но темнота, которая угрожала Дилюку, внезапно обволокла и его: мир резко схлопнулся, почернел. Кэйа непонимающе потер глаза. Еще и еще, пока не почувствовал липкую кровь на своих дрожащих пальцах. Что случилось? Кровь вязко стекала по детским щекам вниз. Он… ослеп на оба глаза, находясь посреди хаоса и впитывая в себя — в свое сердце, как в почву, — предсмертные крики отца и Дилюка. Пока не проснулся. Он подскочил с глухим выдохом, больше не издав ни звука. Ночной холод вцепился в его плечи, словно вороньими когтями. Сердцебиение почти дошло до пика, гоняя кровь по венам. Кэйа невольно коснулся лица, ожидая собрать подушечками пальцев кровь, которая сочилась из его глаз. Крови не было. Сон. Чертов сон. Хотелось выругаться, громко и со вкусом, но слова напрочь застряли посреди горла неприятным и почти болезненным комком. Дьявол, дьявол, дьявол! Кэйа поднялся с постели, не желая даже думать о том, чтобы вновь попытаться заснуть. Кошмар снова утянет его в бездонную пропасть. Крик отца, который никак не удавалось забыть, все еще звучал на задворках подсознания даже тогда, когда, казалось, боль прошлого затухала. В этот момент Кэйа испытывал мучительную злость на собственного отца. Кэйа злился из-за того, что отец не отпускает до сих пор, мучает, морально убивает снова и снова, как будто хочет, чтобы Кэйа, его маленький принц, поскорее оказался рядом с ним — по ту сторону жизни: в аду или в небытие, но явно не в райских садах. Фамильное кольцо искоркой сверкнуло на тумбочке. Кэйа нехотя выхватил его взглядом из мрака комнаты. Перстень раньше всегда был на пальце отца — каждую божью минуту его жизни, — а теперь одиноко лежал в чужом доме, брошенный и такой бессмысленный. Кэйа сжал челюсть, съеживаясь от холодного воздуха и таких же холодных мыслей в голове… Как-то раз отец погладил Кэйю по щеке, хваля за какое-то достижение, и выпуклая печатка на перстне слабо царапнула нежную детскую кожу. Тогда Кэйа даже не обратил на это внимания, но сейчас вспомнил об этом так легко и естественно, словно держал это воспоминание в своем рассудке как нечто самое сокровенное. Нет, достаточно, хватит этого. Кэйа толкнул дверь и вышел в коридор, намереваясь провести время до рассвета на первом этаже. Он сделал пару шагов по скрипящим половицам, пока не наткнулся на смутный свет, сочащийся из-за приоткрытой двери комнаты Дилюка. Свет дрожал, и короткие тени порой перекрывали его — словно кто-то тихо дышал на маленький огонек свечи. Кэйа, недолго думая, дотронулся до дверной ручки и медленно потянул ее — почти неслышно, подобно легкому сквозняку. Дилюк тоже не спал. Кэйа увидел его широкую спину с четкой линией позвонков. Он сидел на краю кровати, согнувшись и запустив руки в курчавую копну волос, словно только что проснулся, как и Кэйа, от жуткого сна и пытался прийти в себя. Дилюк словно не дышал: как статуя, он не шевелился и не издавал ни единого звука. Лишь пляшущий на кончике фитиля огонь нежно и безостановочно целовал белую спину и оставлял на ней мутные желтоватые следы света. Постельное белье было смято, кое-где топорщились края простыни, выдернутые из-под матраца… Будто Дилюк метался во сне, комкая в пальцах попадающуюся ткань. Кэйа хотел было уйти, чтобы не смущать своим присутствием человека, явно не желающего, чтобы кто-то наблюдал за ним в таком состоянии. Но Дилюк обернулся: рыжие волосы обрушились на скульптурные лопатки, прикрывая их. Кэйа сильнее сжал ручку двери, за которую держался, когда помутненный взгляд Дилюка обратился на него. Он был потерянным. Кэйа чувствовал это и, что самое главное, понимал. Очень хорошо понимал. Какое-то время они молчали — неловко и смущенно, ощущая, что находятся в непозволительной близости друг к другу, хотя физически между ними была выстроена четкая дистанция. Кэйа сглотнул и отвел от Дилюка взор, сам не понимая, почему именно сейчас его сердце вдруг бешено заколотилось под ребрами. Дилюк сказал: — Войдешь? — коротко и так громко в этой тягучей тишине. Кэйа стрельнул в него удивленным взглядом, но ноги сами понесли его вглубь комнаты. Дверь с щелчком закрылась за ним, как непроходимая баррикада. Он медленно подошел к окну и заглянул в щелочку между занавесками: кроме мрака и черного леса снаружи ничего не выделялось. Кэйа чувствовал чужой взгляд, направленный в спину. Выжидающий и напряженный, но уже не такой враждебный как раньше. Кэйа неспешно отвернулся от окна, облокотился поясницей о подоконник и, наконец, сверху вниз посмотрел на Дилюка, так и не сдвинувшегося со своего места. Он все еще сидел на краю кровати, но теперь переплел руки в крепкий замок и удерживал их так, будто внутри билось чье-то крохотное сердце. Сердце самого Кэйи. Алый взгляд был ярче свечи. Дилюк смотрел исподлобья, с привычным вызовом и немым вопросом. Кэйа задыхался, хотя дышал ровно и спокойно. Это было что-то немыслимое и ненастоящее: сердце как будто находилось везде и пульсировало отовсюду. Кровь зашумела в ушах, когда Дилюк моргнул, и тень от ресниц, мягкая и юношеская, упала на его скулы. Кэйа понял, что попал в ловушку, когда сообразил, что буквально примерз к полу, уставившись на Дилюка как на божество. Даже если бы Кэйа захотел уйти — не смог бы. Его тянуло, как мотылька к огню. Но все знают, что случится с трепетным мотыльком, когда он достигнет своей цели… Дилюк встал, выпрямившись. Его силуэт, как будто прозрачный, и правда словно принадлежал существу, происходящему не из этого мира. Кэйа сильнее вжался в подоконник, когда Дилюк, открыто и прямо глядя в его лицо, шагнул в его направлении. Неслышный шаг набатом ударил Кэйю по ушам. Ладони вспотели от волнения, которое мурашками пробежало по позвоночнику и ударило в низ живота. Сердце как будто остановилось, а затем внезапно и болезненно рухнуло в пятки, когда Дилюк мягко возник прямо перед Кэйей. И снова его руки по две стороны от Кэйи — снова этот плен, в который Кэйа в последнее время так сильно хотел попасть, хотя и не признавался себе в этом. Запах Дилюка заполонил все вокруг: Кэйа восторженно хмыкнул. Дилюк, разумеется, услышал это, ухмыльнувшись краешком рта. Кэйа смотрел в сторону, куда-то за плечо, в стену, в кровать, в шкаф, лишь бы вновь не встречаться с жестокими глазами. Вот бы встретиться с ними вновь. Дилюк слегка повел носом, — Кэйа слышал, как глубоко он вдохнул, — а потом отстранился. Он почти убрал руки, которые стали клеткой для Кэйи на эту долгую секунду, но тот вдруг остановил его, схватившись за крепкие запястья и удерживая их в прежнем положении. Им пришлось взглянуть друг на друга: оба — мучительно, болезненно, мутно, тяжело и так жгуче. Этот контакт — как будто невидимая война, вспыхнувшая между ними. Как будто слова, которые давно осели у каждого из них на языке, но так и не вырвавшиеся наружу. Этот контакт — как воссоединение, как испытываемые горечь и отчаяние, бесконечность, которую они разделили на двоих. Кэйа царапнул кожу запястий Дилюка, сжимая их сильнее и сильнее с каждой секундой. Должно быть, тому было больно, но он терпел, с силой стиснув зубы. — Ненавидишь меня? — шепнул Кэйа, не выдержав и сдавшись первым. Дилюк не изменился в лице, хотя его взгляд вспыхнул новыми искрами, как будто в пожар подлили масла. — Терпеть не могу, — рыкнул он и скрипнул зубами, все-таки перехватывая руки Кэйи, которые мгновенно ослабли под чужим прикосновением. — Ты даже не представляешь насколько. — Поверь, твои чувства взаимны, — Кэйа привычно усмехнулся, хотя его губы дрожали и немели каждый раз, когда он произносил слова. — Это замечательно, — кажется, в голосе Дилюка протянулось удовлетворение, даже какое-то удовольствие. Кэйа задышал быстрее, сам не осознавая этого, и весь подобрался, когда пальцы Дилюка нарочно заскользили вверх по внутренней стороне его запястий, щекоча и оглаживая кожу подушечками пальцев. Лицо Дилюка слегка расслабилось, в полумраке приобретя томное и немного насмешливое выражение — такое непривычное и странное, повергшее Кэйю в сладостное предвкушение и отрицание всего происходящего. Пальцы Дилюка двигались выше, медленнее, мягче. Кэйа шумно втянул воздух сквозь зубы, а затем выдохнул, чтобы успокоиться и взять контроль над ситуацией. Он понимал, что еще немного — и то нежелательное чувство, которое пробуждалось внутри него из-за Дилюка, полностью завладеет им. Тогда будет плохо. Неправильно. Не так, как Кэйа хотел. Он еще раз пару раз выдохнул, изнемогая под ненавязчивыми, но такими уверенными прикосновениями Дилюка, и снова отвернул от него голову, не находя себе места. Он хотел оттолкнуть. Правда, хотел. Не хотел. Дилюк сам все понял, а может, это и был весь его коварный план: он мгновенно отдернул от Кэйи обе руки, словно порезался или обжегся, сжал губы в тонкую полосочку и через секунду отошел от него. Кэйа, больше не теряя и минуты, выскочил из его спальни и замер в темном коридоре, как будто вовсе не уходил из него. Сердце билось где-то в горле, а в голове не было ни одной мысли, которая смогла бы объяснить, что же на самом деле произошло. Он услышал, как Дилюк в своей спальне задул свечу — и весь дом погрузился в ночь.***
С утра Аделинда как ни в чем ни бывало помогла Кэйе обработать раны и наложить новую повязку. Она почти ничего не говорила, лишь отдавала какие-то указания, но Кэйа ощущал, что она точно перестала видеть в нем врага, но, возможно, просто умело скрывала истинные мысли. Кэйа так и не смог заснуть и действительно просидел до утра, прокручивая в сознании то, что он испытал в комнате Дилюка. Он боялся прикасаться к этим воспоминаниям, потому что они вызывали целую бурю эмоций: непринятие, отрицание, сожаление и желание. Эта смесь из чувств казалась чем-то сумасшедшим, невозможным, но все равно хранилась в душе Кэйи и не хотела покидать его. Поэтому, когда после восхода солнца в дверь его комнаты деликатно постучала Аделинда, Кэйа неслыханно обрадовался. Он надеялся, что она каким-то образом поможет ему забыть все то, что так мучало его. Но, увы, присутствие Аделинды никак не повлияло на внутреннее состояние. Завтрак проходил в спокойной тишине, пока на кухню не спустился Дилюк. Аделинда только хотела отнести в его комнату поднос с едой, но прервалась, когда увидела своего господина в дверях. — Я хорошо себя чувствую, больше не стоит так суетиться, Аделинда, — вместо приветствия произнес Дилюк, и Кэйа невольно замер лишь от звучания его бархатистого голоса. Он уткнулся в свою тарелку, напущено делая вид, что ему все равно. — Как скажете, господин, — Аделинду не могло не радовать улучшение здоровья Дилюка. Она поставила тарелки обратно на стол, придвинув их к месту господина. Кэйа ощутил, что его живот снова скручивает. Аппетит, разумеется, сразу же пропал. — Где мое оружие? Я не смог найти его в спальне, но точно помню, что видел где-то ножны, — спросил Дилюк, медленно поднося ко рту ложку. Кэйа все-таки не сдержался и посмотрел на него: Дилюк действительно выглядел свежее, чем вчера, но на его лице не отображалось ни единого намека, которого ждал Кэйа. — В кладовке, — ответив вместо Аделинды, Кэйа привлек внимание Дилюка. Тот посмотрел на него как будто впервые, смерив достаточно долгим взглядом. — Вместе с травами, кастрюлями и поварешками. Дилюк кивнул, получив нужную информацию, и молча продолжил завтракать. Кэйа теперь смотрел на него чаще, чем хотел, но Дилюк словно не замечал этого. Паршивец. Кэйа от прилившего негодования чересчур громко стукнул чашкой по столешнице, из-за чего Руби даже вздрогнула и выронила приборы. Чтобы загладить вину перед ней, Кэйа вызвался помочь ей с уборкой. Как только Дилюк доел, он встал из-за стола и ушел в спальню. Кэйа принялся помогать Аделинде и Руби, чтобы не заскучать в одиночестве, но позже снова остался с одной Руби — молча мыть тарелки и чашки. В гостиной, куда почти никто не заходил из-за того, что эта комната была пустой и к тому же отапливалась хуже остальных, вдруг послышались какая-то возня и шум. Кэйа и Руби синхронно навострились, готовые к любому исходу событий, но вдруг услышали приглушенный голос Аделинды: — Господин, это глупо! — ее слова звучали хоть и уважительно, но достаточно требовательно. — Глупо и очень опрометчиво! Вам же только полегчало… — Оставь меня, Аделинда, — ответил ей Дилюк, и чтобы услышать его пришлось прислушаться еще старательнее. Звякнул очень знакомый для Кэйи звук — лязг меча, вынутого из ножен. — Если я не верну форму, то погибну. — Вы ведете себя как ребенок! Сложите оружие и возвращайтесь в постель! Дилюк ничего не ответил, но при этом и не послушал свою служанку, потому что все так же оставался в пустой гостиной, которую решил превратить в тренировочный зал. — Господин! — не унималась Аделинда. — Вы повредите себе что-нибудь и будете выздоравливать еще дольше… — Аделинда, будь добра, оставь меня в покое, — повторил свою просьбу Дилюк. Упрямец. — Нет, — бесстрашно парировала та. — Дилюк, очень тебя прошу, возвращайся в спальню. Мы проделали такой тяжелый путь не ради того, чтобы ты покалечился из-за лишних нагрузок. Такое неформальное обращение удивило даже Руби. Она перестала булькать водой в огромном тазе с посудой и тоже прислушалась. Ее лицо не выражало каких-то чувств, но взгляд заметно постеклянел. — Я не смогу защитить вас, если буду все время находиться в постели. Я знаю, что я делаю, я же не глупец. Я не буду перетруждаться. — Я же знаю тебя, Дилюк, — более мягко произнесла Аделинда. — Ты не успокоишься, пока не лишишься всех сил. Кэйа присвистнул, потому что такой интонации уж точно не ожидал от Аделинды. Конечно, он уже знал историю этой женщины и понимал суть особой связи между ней и Дилюком, но не думал, что так скоро станет ее свидетелем. — Аделинда, я прошу тебя… — раздражение засквозило в спокойном голосе господина. — Он может ей просто приказать, — пробормотал Кэйа, обращаясь к Руби, которая помрачнела и напряглась. — Хорошо… Но, пообещайте, господин, что закончите через полчаса, — вернувшись к прежнему обращению, Аделинда подытожила их разговор и через какое-то мгновение вышла из гостиной, оставив Дилюка один на один с его мечом и стремлением. Она быстро заглянула на кухню, убедилась, что уборка идет полным ходом, и ушла наверх, чтобы прибраться в комнате Дилюка. Руби случайно плеснула водой на свой фартук и как-то обиженно хмыкнула. Кэйа видел, как судорожно дрожит ее подбородок, будто Руби едва сдерживала слезы. — Она ведет себя с господином Дилюком как… — начал было Кэйа, и, к его удивлению, Руби охотно закончила его фразу. — Как мать. Да. — Мне жаль, — только и сказал Кэйа, сочувственно покосившись в сторону Руби, которая уж слишком ожесточенно терла тарелку мочалкой. — Ничего. Это моя обычная жизнь, — отмахнулась Руби, продолжая свое занятие еще неистовее. Кэйа понимал, что она держится изо всех сил, и почему-то очень сильно хотел хоть чем-нибудь ей помочь. Он быстро вытер руки полотенцем, забрал несчастную тарелку и привлек Руби к себе. Она, как безвольная кукла, ткнулась ему в грудь и тихо заплакала, словно стыдясь своих слез. Ее плач не длился долго: она отстранилась от Кэйи всего через минуту, стараясь взять себя в руки и сделать вид, что ничего не произошло. Но из ее огромных глаз все так же продолжали литься слезы. — Мне кажется, тебе нужно сказать мне, что чувствуешь, — проникновенно заговорил Кэйа. — Наверное, я все еще не особо заслуживаю твоего доверия, но… Знаешь, был бы у меня шанс выговориться человеку, который не осудит меня за это, я бы им не задумываясь воспользовался. Руби шмыгнула носом и отвернулась от Кэйи. Она вновь вернулась к работе, и Кэйа уже было подумал, что больше не услышит из ее уст ни слова, как вдруг она тихо сказала ему: — Я сама совсем недавно узнала, что тот ребенок, который жил в дальней комнате, это был сам господин Дилюк. — Правда? Руби кивнула, утирая нос тканью фартучка. — Я почти ничего не помню, потому что была маленькая. Все как-то смутно… — Но ты же жила с Дилюком в одном доме несколько лет. Совсем не припоминаешь его? — Я помню мальчика в дальней комнате — и всё, — она покачала головой, не отрывая глаз от посуды, которую старательно вымывала. Кэйа вытирал тарелки сухим полотенцем и аккуратно складывал их в стопочки. — Он никогда не выходил, никогда не пытался со мной поговорить, никогда не предлагал поиграть. Его комната всегда была заперта… Мама проводила с этим мальчиком слишком много времени — даже спала около его постели, — рассказала Руби, задумчиво покусывая губу. — Она часто плакала и стала такой… безразличной... — она подобрала слово, которое, как ей показалось, идеально подходило ее матери. — Я думала, что этот мальчик — мой брат, которого мама любит больше. Но… Конечно, братом он мне не являлся, но второе предположение оказалось верным. Мама и правда любит его больше. До сих пор. — Ты знаешь, что пережила твоя мать? — уточнил Кэйа, заканчивая с работой. — М-м-м… — промычала Руби, вздыхая. — Я подслушивала ваш разговор той ночью, когда она рассказала тебе о своей жизни, — ответила она. — Она открылась тебе, а мне — нет, понимаешь? — О, черт, это… Весьма жестоко с ее стороны, — Кэйа сам не поверил словам Руби: неужели Аделинда даже не пыталась поговорить со своей дочерью? Она даже не пыталась объясниться? — А то, что она принесла меня в дар господину Дилюку, чтобы привязать к поместью, это не жестоко? — рот Руби дрогнул в горькой полуулыбке. Она не ждала никакого ответа от Кэйи, а тот не хотел говорить ей каких-то банальностей — она не заслуживала такого отношения к себе. — Если хочешь, бежим со мной отсюда, — вдруг ляпнул он, нежно улыбнувшись девчушке. — Хочешь… прямо сейчас? Две лошади у нас как раз есть. Руби резко обернулась к нему и уставилась в его лицо шокированными глазами. Она понимала, что Кэйа, разумеется, шутит, но явно не ожидала этого, поэтому слабо усмехнулась, а затем все-таки рассмеялась такой нелепой идее. — Это предложение такое абсурдное, что я почти согласна, — хихикнула она, и ее лицо, неприметное и серенькое, разгладилось и слегка потеплело. — Ты закончил с посудой? Помоги мне поставить ее в буфет… Ночью начался снегопад. Крупные снежные хлопья, как белые птицы, бились в окно. Лес шумел и раскачивался, будто живой. Аделинда молола в маленькой ступке сухие семена, чтобы вскоре сделать из них лекарство. Руби дремала в кресле, уставшая за весь день, и ее слабое дыхание успокаивало Аделинду. Но вдруг ее руки невольно замерли, как будто окоченели. Ужас пробрал ее до костей. В дверь кто-то стучал. Громко и напористо — это точно был человек, а не сильный порыв ветра. Аделинда вскочила со стула, едва не опрокинув ступку, и разбудила Руби. Они медленно подошли к двери: Аделинда не хотела, чтобы господин Дилюк рисковал собой и спускался вниз, чтобы проверить, кого занесло в чащу леса посреди ночи в метель. — Предупреди Кэйю, — шепотом приказала Аделинда и направила Руби наверх. Та опрометью метнулась вверх по лестнице. Аделинда подкралась к двери и прислушалась. Стук повторился. Это не ошибка. — Откройте! — вдруг закричал кто-то по ту сторону. Голос заглушался громким воем ветра. — Аделинда! Ты там?! Аделинда затаила дыхание. Голос был знакомым, но она все еще боялась отозваться и выдать себя. — Аделинда, это я! Эльзер! — стук стал почти отчаянным. — Откройте! В этот момент вниз сбежал Кэйа, за ним — Дилюк, и оба — с мечами наголо. Аделинда сердито зыркнула на Руби, которая, ни то случайно, ни то специально потревожила и господина. — Откройте! Это Эльзер! Аделинда! Руби? Дилюк переглянулся с Кэйей, а потом шагнул вперед. Он сказал: — Открывай.