Венесса вспорхнула. Ее вскрик хрустально повис в воздухе, оставшийся без ответа. Кэйа панически напрягся… Дилюк удерживал его сзади — делал ли он это осознанно или ухватился за него, как утопающий хватается за любую соломинку? — это было не столь важно. Главное, что Кэйа ощущал чужие руки на себе, которые почему-то хотелось стиснуть своими так же сильно и так же крепко. Но Кэйа слишком боялся выпустить узду, потерять ту неуловимую секунду, которая могла стоить ему всей жизни. Это был момент, когда казалось, что хуже быть не может. Снежинки дрожали на ресницах. Сердце дрожало в груди. Кэйа так устал… Так устал…
— Не делайте поспешных выводов, — продолжил говорить один из преследователей. Голубая мантия — благородный цвет Лоуренсов, — окутывала его всего, однако даже фамильная форма все равно не была весомой причиной верить незнакомцам. — Госпожа Эола Лоуренс выразила желание помочь вам.
— Тогда, должно быть, она позаботилась о доказательстве своего участия, — подозрительно протянул Дилюк, осторожно подбирая слова, словно боялся спугнуть — ни то самого себя, ни то окруживших их людей.
— Разумеется, — уверенно кивнул человек в мантии, а затем резво спешился с коня. Дилюк сделал то же самое, оставив Кэйю в седле. Спина господина Рагнвиндра не выдавала его состояния — потому что была идеально ровной, как всегда. Он сделал несколько шагов, медленных, но решительных, предупреждающе держа руку на мече. Кэйа сглотнул, внимательно следя за каждым движением, чтобы, в случае опасности, не терять времени зря. Преследователь запустил руку вглубь мантии, нащупал что-то внутри, а затем посмотрел прямо на Кэйю — это был не случайный взгляд, а вполне целенаправленный. Кэйа нервно подумал про себя, что глаза этого человека были чернее, чем лес вокруг, и орлиный блеск внутри зрачков походил на сияние остро наточенных бродхедов.
— Кэйа Альберих, верно? — задал он скорее риторический вопрос, ведь и так знал ответ. — Госпожа просила передать это вам, — он достал пергаментный сверток, обмотанный атласной лентой.
Сверток сильно смялся, из-за чего почти потерял какую-либо форму. Дилюк метнул в Кэйю быстрый взгляд, опасливый и предупреждающий. Кэйе ничего не оставалось, кроме как спрыгнуть с коня и поравняться с господином Рагнвиндром. Преследователь, стоя на безопасном расстоянии, протянул ему сверток. Как только он оказался в руках Кэйи, тот удивленно нахмурился — что-то легкое, почти эфемерное таилось внутри. За тем, как медленно Кэйа разворачивает пергамент, следили все: и Аделинда с Руби, и Дилюк, и сами незнакомцы в голубых мантиях.
На какое-то мгновение Кэйе показалось, что внутри ничего нет, и это лишь уловка, чтобы усыпить бдительность, но вдруг пальцы наткнулись на острый шип одной единственной розы. Она была высушена, лепестки уже не держались на увядшем бутоне, скомкавшись и превратившись в пыльное напоминание о прежней красоте. Кэйа прикусил губу, поднимая взгляд на Дилюка.
— Это от Ниала, — Кэйа как никогда был уверен в своей догадке, ведь эта роза уже стала неким символом: она появлялась тогда, когда Кэйа был на самой грани — и это было совершенно необъяснимо. Как никогда, Кэйа ощутил присутствие Ниала рядом.
— Этого мало, — Дилюк качнул головой, хотя его серьезный взор все-таки задержался на изломанном цветке. — Вы же понимаете?
— Конечно. У меня есть то, что должно развеять сомнения, господин Дилюк. Госпожа Эола сказала, что вы поверите нам, когда получите это, — преследователь достал еще один сверток, поднес его Дилюку и осторожно передал в сложенные руки. Резким, взволнованным движением Дилюк сдернул ткань с предмета, и внезапный яркий отблеск серебра заставил Кэйю вздрогнуть. Пришлось напрячь зрение, чтобы понять, что же это такое.
Он увидел небольшой гребень: ювелирное переплетение металла, искусная резьба и несколько острых зубчиков, которые изящно выплетались из красивого основания, изображающего крылья бабочки. Как только Дилюк едва шевельнул рукой, крылья засияли всеми цветами радуги — драгоценные камни, которыми была украшена вся бабочка. Пальцы Дилюка, осторожно удерживающие украшение, дрогнули и побледнели, а раны на костяшках едва не закровоточили вновь от напряжения. Дилюк долго смотрел на гребень, не поднимая лица и глаз. Его челюсть дернулась, белые, замершие губы разомкнулись в тихом выдохе. Все ждали вердикта или какого-то действия, и это ожидание отдавалось болью в висках и болезненными судорогами в окостеневших от холода частях тела. Кэйа смотрел на Дилюка — и больше ни на кого, — готовый к любому исходу.
— И действительно, — тихо произнес Дилюк спустя минуту тяжелого молчания. Он задумчиво провел большим пальцем по зубчикам. Дилюк словно хотел договорить, но вдруг опять дернул подбородком, как будто все его тело протестовало и не желало излагать дальнейшую мысль. Его лицо было почти скорбным, и это вводило Кэйю в замешательство: неужели этот гребень и правда что-то значил для него? Какая история связана с ним и почему Эола уверена, что Дилюк доверится незнакомцам, лишь завидев эту безделушку? Вряд ли Кэйа когда-нибудь узнает правду — точнее, вряд ли он узнает правду от самого Дилюка. Но пусть он и молчал, его выражение лица, помутневший взгляд говорили за него.
— Теперь вы сможете выслушать нас, господин Рагнвиндр? — уловив смену настроения Дилюка, настойчиво спросил преследователь. — Госпожа приказала оказать вам любую помощь, но мы не сможем сделать это, если вы будете видеть в нас врагов.
Дилюк еще какое-то время рассматривал гребень в своей руке, плененный невероятной игрой света и драгоценного сияния. Затем, с аккуратностью перевязав его тканью, спрятал во внутренний карман.
— Мы всегда будем начеку, — четко, с привычной строгостью в голосе констатировал Дилюк, постепенно приобретая прежнюю непроницаемость. — Сейчас не то время, чтобы без сомнений доверять даже самому близкому человеку.
— Госпожа предупреждала о том, что будет сложно заслужить ваше расположение, — кивнул преследователь. — Но раз мы пришли к какому-то согласию… позвольте представиться: мое имя — Дариус. Я служу госпоже уже несколько лет. Сразу опережу ваши вопросы, господин Рагнвиндр: я служил и служу исключительно госпоже Эоле и никогда не имел отношения к рати ее отца.
Кэйа шумно хмыкнул.
— Интересно… Воинственная леди скрывала ото всех, что у нее есть козыри в рукаве? — он вздернул бровь, разглядывая Дариуса: это был смуглый, высокий и крепкий мужчина, больше похожий на рыцаря при Магистре, а не на частного наемника. — И совсем никто не подозревал об этом?
— Я не имею права распространяться об этом. Если госпожа посчитает нужным посвятить вас, то сделает это самостоятельно. Не берите на свой счёт, — добавил он, уверенно встречая сомневающийся взор Кэйи. — Я обязан о многом молчать, как и мои люди, и только ради сохранности госпожи Эолы. Она тоже нуждается в защите, как и вы.
— Допустим, мы все-таки доверимся вам, — предположил Дилюк, стреляя острым взглядом в сторону Кэйи, словно требуя не встревать в разговор. — Каков план Эолы?
— Для начала мы доставим вас в поместье Лоуренсов. Это наиболее здравое решение, ведь вряд ли вы сможете найти укрытие где-то в лесах.
— Разве поместье Лоуренсов сейчас можно назвать безопасным местом? — нахмурился Дилюк, нарочно растягивая слова, чтобы выиграть для себя чуть больше времени и как следует присмотреться к Дариусу и сопровождающим его воинам. Дариус внезапно блеснул улыбкой — короткой, но удивительно белоснежной.
— Вы правы, но не могу не заметить, что поместье госпожи все-таки немного безопаснее леса, который регулярно прочесывают ваши недоброжелатели. Или у вас есть более стоящая идея, господин? Где бы вы хотели переждать смуту?
Дилюк пораженно сжал губы и как будто невольно обменялся с Кэйей быстрыми взглядами. Кэйа медитативно покачал головой, прикусив губу: в чем-то Дариус был прав, но действительно ли он тот, за кого себя выдает? И даже если в поместье Лоуренсов получится найти укрытие, когда и на него обрушится облава? И обрушится ли вообще?
— Какая сейчас обстановка на землях Лоуренсов? — спросил Кэйа, вновь обратив внимание на Дариуса. Тот кивнул, словно заранее был готов к этому вопросу.
— Территория под защитой верных людей. По прибытии госпожа тотчас же распорядилась о смене приближенных, а те, кто вызывают подозрения, мгновенно устраняются.
— Весьма радикально, — зло усмехнулся Кэйа. — С такими методами недалеко и до бунта.
— Непростые времена обязывают идти на это, — спокойно, будто это ничего не значило, отозвался Дариус. — В любом случае, пока мы бдительны, госпоже и вам ничего не будет угрожать. Пойдемте с нами к границе леса. Там два наших экипажа.
Дилюк все еще молчал, обдумывая свое решение. Кэйа чувствовал, что тот мечется меж двух огней.
— Дилюк, — негромко позвал его Кэйа, вынимая господина из размышлений. — Ты боишься подвергнуть себя опасности, но, что бы ты ни решил, ты всегда будешь на крючке. Если мы останемся здесь, то нас могут поймать или, к несусветной глупости, мы просто замерзнем насмерть. Если же мы пойдем с ними, то тоже можем оказаться в весьма сомнительной ситуации…
— Например, добровольно попадем в ловушку Панталоне? — с горькой иронией хмыкнул Дилюк, вздернув бровь.
— Будь это ловушка Панталоне, мы бы уже были у его ног, — быстро парировал Кэйа. — С нами так мило болтают и терпят наши капризы достаточно долгое время, тебе не кажется? — почти елейно проговорил Кэйа, наградив Дариуса по-кошачьи лукавым взором. Тот совсем не изменился в лице, зато Дилюк весьма страдальчески поджал губы и нахмурился.
— Послушай, Кэйа, — Дилюк сделал быстрый шаг к нему, сократив расстояние между ними до минимума и понизив голос до негромкого шепота. Он смотрел Кэйе в лицо открыто, строго, не мигая и не отводя взора, из-за чего сердце Кэйи забилось сильнее и согрело заледеневшие внутренности внезапно вспыхнувшим пожаром из смешанных чувств. — Их больше нас. Мы слабы. Если они лгут, то мы будем в смертельной опасности.
— Если они лгут, Дилюк, то мы
уже в смертельной опасности, — заметил Кэйа, тихо отвечая и не давая другим возможности услышать своих слов. — Мы в смертельной опасности с тех самых пор, как пустились в бега.
— Пойти с ними — безрассудство, даже если они и предоставили нам доказательства доброй воли, — Дилюк все еще не отступал от Кэйи. Его дыхание было холодным и очень частым. — Какая у нас гарантия, что они не перережут нам глотки, как только мы окажемся в их экипаже?
— Никакой, — просто ответил Кэйа, пожав плечами. — Но сам подумай, Дилюк. Мы не протянем в лесу еще одни сутки. В первую очередь от усталости погибнут наши лошади. Потом… — Кэйа слегка запнулся, но все-таки продолжил. — Неужели ты хочешь видеть, как сначала медленно и мучительно от холода умирает Руби — она самая слабая из нас, — а затем Аделинда… — это был запрещенный приём; может быть, даже подлый, но Кэйа знал, что это единственная возможности надавить на слабое место Дилюка. Тот едва не оттолкнул Кэйю от себя, заслышав жестокие, но весьма правдивые слова.
— Замолчи, — прорычал он, стискивая зубы и почти убивая Кэйю взглядом, полным ненависти и огня. Он отошел так же быстро, как и оказался рядом, вздохнул и решительно произнес:
— Я согласен. Мы поедем с вами.
Дариус, довольный положением дел, победно сверкнул черными глазами.
— Тогда больше не будем терять времени. По коням.
Ехали неровным рядом: Дилюк условился с Дариусом, что будет одним из замыкающих цепочки. Ни Кэйе, ни Дилюку не хотелось находиться в самой гуще незнакомых воинов. Дариус ехал рядом на случай непредвиденной ситуации, чтобы иметь возможность защитить господина и его спутников, хотя, парадоксально, все из них в первую очередь видели опасность именно в нем. Аделинда и Руби, статус которых не позволял вступать в открытый диалог с господином в обществе, молчали, но молчали слишком громко: наверняка Дилюк, как и Кэйа, ощущал на себе их выразительно опасливые и подозрительные взгляды.
Прилив адреналина, благодаря которому Кэйа крепился последние часы, постепенно стал спадать на нет. Уже через полчаса смертельная усталость обволокла каждую конечность, голова потяжелела и больше не была способна анализировать происходящее. Дилюк, управляющий лошадью, держался достаточно хорошо, но все еще порой вздрагивал от резкой боли, которая могла царапнуть его из-за какого-то неправильного движения. Кэйа снова чувствовал, как он дышит, прижимаясь грудью к его спине. Это становилось чем-то привычным…
Монотонное движение, неменяющийся лес вокруг, снег и дёготь, отдаленный крик Венессы, преследующий их… Кэйа вжался лбом в плечо Дилюка, ощущая, как истощенный организм борется с нещадным холодом. Каждая клеточка тела, казалось, превращается в льдинку и больно впивается в нутро. В какой-то момент Кэйа понял, что холод по-настоящему обжигает его: все лицо горело, голова кружилась и тупо саднила в районе висков. Кэйю мутило от долгого движения, от леса, от серого неба и голода.
— Кэйа? — голос пробивался сквозь хлипкую пелену. — Держись крепче.
Кэйа недоуменно приоткрыл глаз и понял, что больше не в силах цепляться за Дилюка. Хотелось забиться в угол, спрятаться от ледяного воздуха и ветра или хотя бы оказаться у огня, но Кэйа знал, что это может помешать им как можно скорее выбраться из этого ада. Он медленно и устало перевел взгляд на Руби и Аделинду: их губы посинели, а лица, наоборот, своим цветом походили на спелую рябину. Руби крупно дрожала, уткнувшись носом в спину матери и съежившись. Она едва походила на человека… Маленькая, испуганная, уже отчаявшаяся найти спасение, она, жмурясь и шевеля губами, как будто молилась или тихо просила о помощи.
Кэйа, прерывая заледеневшую тишь, обратился к Дариусу и почувствовал, как холодный воздух когтями вонзается в его горло:
— Нужно как-то согреть девушек. Иначе они не доедут до границы, — всего лишь пара слов, но Кэйа понял, что отдал за них последние силы. Волосы Дилюка встрепенулись, как только Кэйа заговорил: господин обернулся на своих верных спутниц. Его точеный профиль, как очертание на фреске, был бесподобен.
Дариус отъехал чуть дальше, коротко перекинулся какими-то фразами с другими сопроводителями, а затем поравнялся с конем Аделинды и Руби. На мгновение замедлив шаг, он самостоятельно одел белые руки Руби в большие мужицкие перчатки, накинул на нее свой шейный шарф и постарался укутать им ее дрожащую голову. Аделинде он отдал шерстяной воротник и перчатки другого воина, а затем продолжил путь, словно этой заминки не было и вовсе. Руби закрыла глаза, прижимая руки к своей груди, и смутно задремала, наконец-то получив толику тепла. Кэйа, успокоившись, слабо улыбнулся Аделинде, которая серыми, уставшими глазами взглянула ему прямо в лицо. Ей не нужно было ничего говорить, чтобы дать понять, что она благодарна.
Кэйа уже достаточно давно не чувствовал своего тела, но вдруг какое-то сильное ощущение пробрало его от самых кончиков пальцев до костей. Дилюк, ничего не говоря, обхватил его руки и слегка протянул их вперед, чтобы Кэйа прижался к его спине надежнее и увереннее. Руки Кэйи замерзли настолько, что уже не могли двигаться, поэтому Дилюк взял всё на себя: он запустил руки Кэйи под свой плащ и прижал чужие ладони к своему теплому торсу. Пальцы Кэйи одеревенело и судорожно дрогнули, смыкаясь между собой, руки образовали плотное кольцо вокруг талии Дилюка. Тепло его тела было зыбким, лишь отдаленно ощутимым, но Кэйа испытывал его на себе подобно раскаленному углю. Кэйа боялся задеть рану Дилюка, примерно понимая, в каком месте она находится, поэтому не шевелился и не предпринимал никаких попыток отстраниться. Даже если бы он хотел, то не смог бы разжать руки и лишиться единственного, что так согревало его среди снегов: это было почти инстинктивное, животное желание облегчить медленную муку. Хотя обезоруженные и обнаженные мысли, вырвавшиеся из клетки подсознания Кэйи, безжалостно давали ему понять, что всё было не так просто. Дилюк не подавал виду, но задняя часть его шеи, чуть виднеющаяся из-под волос, слегка порозовела, как у смутившегося юнца. Кэйа смог лишь отметить это про себя, толком ни о чем не думая — даже это было тяжело.
Время тянулось долго. Ближе к границе решили устроить привал. Дариус достал компас, протер линзу и мельком взглянул на стрелки. Он кивнул своим людям, и только тогда они спешились и принялись разводить огонь. Кэйа, едва перебирая ногами, слез с седла и растер руками замерзшие предплечья. Между щиколотками гулял промозглый ветер. Густой лес вокруг сдерживал жестокие порывы, и Кэйа с содроганием представил, насколько промозгло и ветрено на открытом пространстве — например, на дороге, к которой они так стремятся.
Еле живая Руби, не соображающая, что происходит вокруг, сжалась около тихонько вспыхнувшего костра — и замерла. Аделинда взволнованно оглядела господина Дилюка — цепким материнским взглядом пытаясь понять его состояние. Дилюк кивнул ей и легко подтолкнул к спасительному огню, рядом с которым уже расселись воины.
— С вашими лошадьми разберутся, — Дариус кивнул в сторону уставших животных, подзывая к костру в сомнении застывших Кэйю и Дилюка. — Провизии хватит и на них. Через пару часов возобновим движение.
— Спасибо, — сказал Дилюк — его голос хрипел и почти незаметно срывался. Он благодарил Дариуса с таким выражением лица, будто для него это ничего не стоило. Очередная защитная реакция, как у Кэйи — улыбка. — Идем, — быстро бросил он Кэйе, обернувшись через плечо. — Надо набраться сил.
Кэйа поплелся за ним — снег топил его. Но огонь манил сильнее. Когда руки ощутили горячий дым, то стало легче дышать… Кэйа присел на корточки, сам не понимая, что трусится как осиновый лист, срывающийся с ветви. Дилюк проверил Аделинду и Руби, а затем отошел с Дариусом чуть поодаль. Кэйа смог бы услышать их негромкий разговор, но его сознание было слишком сосредоточено на пустом желудке и живительном огне. Хлеб и сыр, предложенные одним из воинов, были самыми вкусными в жизни Кэйи. Он вцепился в еду, как одичавший волк, постепенно насыщаясь и приходя в себя. Последний кусочек помог Кэйе вновь обрести свою человечность. Как раз к тому времени вернулись Дилюк и Дариус — оба сосредоточенные и явно оголодавшие, и молча разошлись по своим: Дариус выделялся из компании других воинов, как и Дилюк.
Аделинда, заметив приближение господина, пересела ближе к нему. Она все так же дрожала, но уже явно не от холода. Ее глаза были наполнены ужасом и тревогой.
— Господин… — шепнула она. — У Руби сильный жар. Ее лихорадит.
Дилюк сжал челюсти, услышав это. Он отложил кусок хлеба.
— Я попрошу еще теплой одежды для нее. Большее мы сможем получить только если доберемся до поместья Лоуренсов.
Аделинда пару раз кивнула, взволнованно растирая ладони. Она выглядела так, будто была готова пожертвовать всем, лишь бы этот кошмар закончился. Ее лицо, бледное как смерть, за последние сутки стало выражать слишком много эмоций — так непривычно для Кэйи.
— Господин Дилюк, — еще раз произнесла Аделинда, сминая в пальцах ткань своего плаща. Ее подбородок дрогнул. — Эльзер сможет нас найти, если мы так просто уедем?
Дилюк шумно выдохнул через плотно сжатые зубы.
— Я решу этот вопрос, — коротко ответил он. Наверняка Аделинда видела, как сильно он напрягся: все его существо будто кричало о том, что ему слишком тяжело говорить об этом. Но, в отличие от Аделинды, Дилюк сомневался в том, что Эльзер мог остаться в живых после устроенного пожарища и столкновения с вооруженными фатуи.
Руки Аделинды сжались крепче. Она сдерживала себя изо всех сил, хотя пыхала волнением, подобно огню. Дилюк, не желая продолжать разговор об Эльзере, вновь удалился к Дариусу с просьбой и вернулся лишь тогда, когда удостоверился, что смог хоть чем-то помочь озябшей Руби. Кэйа пристально — до неприличия, — наблюдал за ним, не упуская из внимания любое изменение в алом взоре. К хлебу Дилюк больше не притронулся. Вместо еды, он пожирал сам себя убийственными мыслями.
— Дилюк, хватит.
— Что?
Кэйа вздохнул и выразительно приподнял брови. Дилюк с молчаливой злобой — скорее на себя, чем на Кэйю, — уставился на него.
— Ты же сказал, что нужно набраться сил. Но вместо этого сейчас ты обессиливаешь сам себя.
— Это не твое дело, — прорычал он в ответ, отведя взгляд в сторону, к костру. Внутри его зрачков бушевало пламя. Отнюдь не от огня.
— Все, о чем ты сейчас думаешь, убивает тебя, — продолжал Кэйа. В последнее время он слишком прямолинеен и честен — ведь иначе до Дилюка было просто невозможно достучаться. — Это глупо, особенно сейчас.
Дилюк молчал, щелкая фалангами пальцев. Пожалуй, это было многословнее любых речей.
— Тебе нужно поесть. Может быть, вздремнуть. В этот раз поведу я, так что…
— Перестань говорить со мной
так, Кэйа, — быстро, словно взмах мечом — и прямо по горлу. Кэйа послушно замолчал, упрекая себя за то, что позволил себе больше, чем должен был. Пусть это и не была забота в прямом ее проявлении, но Кэйа ведь и правда переживал за состояние Дилюка.
— Не отыгрывайся на мне из-за злости на самого себя. Не будь ребенком.
Дилюк метнул в него взгляд — Кэйа готов был поклясться, что погиб бы на месте, будь этот взгляд чем-то физическим. Дилюк встал, отряхнулся — так резко, что мог бы сшибить кого угодно, — и поспешно зашагал в противоположную сторону. Дариус подозрительно вскинул голову, а Кэйа слишком ловко — сам не понял почему, — вскочил и поспешил вслед за Дилюком.
Когда они отдалились на достаточное расстояние от посторонних, Кэйа схватил Дилюка за локоть и заставил остановиться.
— Черт возьми! — выдохнул Дилюк с такой ненавистью, что внутри у Кэйи все сжалось в комок. Он едва не отступил назад, но взял себя в руки. Он был явно сильнее этого. Но глаза Дилюка… Те самые глаза господина, которые доминировали и подавляли, перехватили взгляд Кэйи — и эта битва, ощутимая как морось по коже, сметала все со своего пути. Рана на губе Дилюка опять закровоточила, когда тот с силой прикусил ее. Капля крови — вязкая, темная, — скользнула к подбородку, и Дилюк грубо стёр ее ребром ладони. В уголке его рта все еще виднелось красное пятнышко. Он был словно соткан из боли. Кэйа хотел предотвратить катастрофу, которую нес в себе Дилюк, но вдруг осознал, что может лишь подтолкнуть его к краю. Дилюк и без того ходил по тонкому льду, удерживая себя от нового срыва, а Кэйа — тот самый рычаг, который ни в коем случае нельзя было дернуть. И что-то в этом было убийственное — до обиженной боли, сжимающей сердце в кулак. Кэйа всегда будет для Дилюка напоминанием о смертях, которые он все еще не смог пережить.
— Прости меня, — руки ослабли, упали, отпустили и повисли, как петли. Кэйа не кричал, но его шепот был громче самого отчаянного вопля. За секунду даже снег, кажется, замер — словно нарисованный на детской картинке. Кэйа почувствовал, как мир вокруг него снова загорается: все пылало, искрилось, тянулось к нему в надежде задушить и уничтожить. Но Дилюк, распахнувший глаза, как будто загораживал собой этот апокалипсис. Выражение его лица — испуганное! — было неописуемым, и Кэйа понял, что запомнит этот полный растерянности взор навеки. Дилюк смотрел в лицо Кэйе непозволительно долго, не мигая, не дыша, ничего не говоря.
Горло Кэйи сводило от приступа тошноты. Он сглотнул ком, мешающий дышать, и отвернулся — так, будто собирался уходить, но Дилюк мгновенно перехватил его. Крепко, до боли, стиснул запястья, впиваясь ногтями в кожу. Кэйа забыл о том, что вообще умеет говорить… Его сердце упало куда-то в пятки, к лицу прилил обжигающий жар. Запах Дилюка — такой сильный, что заполнял все пространство вокруг, — впитался в кожу Кэйи даже не прикасаясь к ней.
На открытой шее Дилюка нервно забилась жилка, желваки заходили на скулах. Он долго подбирал слова, борясь с самим собой, но вдруг оттолкнул Кэйю от себя, тяжело дыша, и резко развернулся к лесу.
—
Уходи.
Кэйа вздрогнул, отпрянул и набрал в грудь побольше воздуха. Дежавю ударило по вискам, как вновь вспыхнувшая боль.
— Нет, — громко сказал он в ответ, четко выговаривая слово, которое всегда выводило Дилюка из себя. Кэйа не видел лица Дилюка, но мог предположить, что по нему пронеслась недовольная, почти болезненная тень. — Не повелевай мной, словно псом, после всего того, через что мы прошли.
— Кэйа, ты не… — Дилюк не успел договорить, потому что его перебил требовательный вопрос, доносившийся издалека:
— Что происходит? — к ним приближался Дариус, его фигура, облаченная в голубую форму, почти сливалась с белизной снега. — Вы же не собираетесь убить друг друга прямо здесь?
Кэйа моментально натянул на губы улыбку.
— Конечно нет, командир, — елейно протянул он, сверкая зловещим взглядом. Дариус нахмурился, глядя на то, как резко Кэйа сменил гнев на милость. — Конечно не собираемся. Не здесь, — он бросил в сторону Дилюка прямой, полный негодования и чувств взгляд и пошел обратно к огню, который захотелось растоптать, а желательно — позволить ему сжечь себя заживо, лишь бы больше не испытывать этой душевной боли. Кэйа допустил очередную ошибку — показал истинные эмоции тому, кто никогда бы их не понял и не принял. Он извинился перед Дилюком. Он сказал ему «прости»…
«Уходи». «Уходи». «Уходи».
Кэйа сморщился, подавляя желание зажать уши руками: он все еще слышал слово Дилюка, которое уничтожило его уже во второй раз. Это было невыносимо.
Внутренности трепетали, а ноги слабели с каждым шагом. Кэйа не смог прийти в себя, даже когда приблизился к остальным людям. Аделинда, приобнимающая дрожащую Руби, смотрела на него кошачьим, настороженным взором. Силуэт Дилюка все еще чернел на фоне леса: он, как птица, был так далёк и так недоступен.
***
Как Дариус и обещал, вскоре пришлось продолжить путь. Кэйа искренне радовался тому, что первым вскочил на коня и взялся за поводья. Даже спину Дилюка было невыносимо видеть. Аделинду и Руби рассадили по разным лошадям: Руби повез более крепкий воин, который смог бы удержать ее от падения. Аделинда высматривала свою дочь, вытягивая шею, но все равно ее взгляд почти всегда был прикован только к господину Рагнвиндру.
Воины заметно приободрились после отдыха: кое-кто из них переговаривался между собой, сообщая о скором прибытии к границе. Кэйа с напущенной внимательностью выискивал дорогу средь деревьев: он пытался занять себя чем угодно, лишь бы перестать думать о руках Дилюка на своем животе.
Наконец, просветы между заснеженными деревьями стали больше. Лес редел. Близился выход.
Кэйа хмыкнул, ускоряя свою лошадь.
— Но, пошла! — Дариус ударил шпорами, и его конь пустился в галоп, ощутив твердую землю под копытами. Он, как предводитель, первым вышел из леса, а за ним цепочкой потянулись остальные. Кэйа старался не отставать.
Сердце радостно забилось в груди. Впереди их ожидала такая же долгая дорога, но уже в условном комфорте. Это не могло не греть душу.
Но внезапный возглас Дариуса опередил все мысли:
— Оставайтесь на местах! — его голос звучал строго и повелительно, и воины, знающие своего главаря лучше остальных, очень насторожились. Кэйа понял, что это не означает ничего хорошего.
Он аккуратно обогнул чужих лошадей, стараясь рассмотреть, что заставило Дариуса остановиться. Впереди, около разрушенных экипажей, лежало несколько окровавленных тел.
