Безродный принц

             Эола Лоуренс сидела в открытой гостиной, в которой слуги поспешно зажигали потушенные на ночь свечи. Эльзер разливал по двум чашкам горячий чай, кидая быстрые взгляды на встревоженную госпожу. Ее напряжение выдавали ровная спина, недвижимый взор и сжатые руки, облаченные в дорожные перчатки. Кэйа натянул на голову капюшон, проходя по коридору мимо гостиной, чтобы скрыть свое лицо. Ведь Эола знала его. Показаться ей в таком виде было бы позором. В последний раз они виделись достаточно недавно, на балу за несколько месяцев до смерти отца.       — Чертовы аристократы! — говорила Эола, стоя вместе с Кэйей на балконе после долгих танцев в бальной зале. — Эти корсеты, туфли, платья… Ты можешь себе представить, сколько раз я запуталась в подоле за сегодняшний день? — воскликнула она, обратив на Кэйю помутненный алкоголем взгляд.       — Раза три? — наугад ответил Кэйа, посмеиваясь над молодой госпожой Лоуренс. Она была совершенно искренна в своей ненависти, и в ее глазах блестело истинное бунтарство и желание покорить весь мир. Как наивно и забавно.       — Три… Три сотни, не меньше! — немного запинаясь, провозгласила Эола. — Но это еще не самое худшее. Вот ты, Альберих… Сколько часов в день ты посвящаешь фехтованию?       — Ну… около четырех, — из-за того, что Кэйа был пьян не меньше Эолы, проводить в уме какие-то подсчеты было довольно-таки затруднительно.       — А я… ни одного! Ни часочка, — яростно проговорила Эола, сжимая изящные ладони в кулаки. — Отец постоянно твердит, что я леди. Что кроме иголки в моих руках не должно быть ничего более острого. Как… глупо!       — Пойдемте докажем вашему отцу, что вы достойны большего, леди, — мотнув головой, чтобы отогнать помутнение, предложил Кэйа и галантно протянул Эоле руку.       — Что ты задумал?       — Станцевать мазурку. Слышишь, уже начало? — хохотнул он, аккуратно обхватывая пальцы молодой госпожи.       — И как это поможет что-то доказать отцу? — Эола демонстративно закатила глаза. Неужели алкоголь действительно может стереть все аристократические манеры, привитые с самого рождения?       — Устроим поножовщину. Прямо во время мазурки. Могу одолжить свой меч.       — Иди к черту, — раздражение засквозило на утонченном лице девушки, на губах не промелькнуло ни тени улыбки. Это почему-то развеселило Кэйю еще сильнее. — Когда-нибудь я… отомщу за то, что ты насмехаешься, Альберих.       — Ну, можешь оттоптать мне все ноги в своем яростном танце. Вполне себе достойная месть.       — Так и сделаю.        Служанка довела Кэйю до порога и кивнула в знак прощания. Выйдя на улицу, Кэйа заметил, как разбуженный конюх уводил буйного коня, оставленного у господского дома. Значит, Эола и правда приехала в одиночестве. Без экипажа. Даже без сопровождения стражника. Ну, да, зачем бунтующей дочери Лоуренса стражник?        Ночная прохлада удивительно освежала. Кэйа медленным шагом направился вглубь сада, убранного к началу зимних холодов. Как-то Кэйа слышал, что в этих местах зима особенно коварна, потому Рагнвиндры всегда прикладывают уйму усилий, чтобы сохранить свои плантации в целости к следующему сезону. Раньше Кэйа даже не мог представить, насколько этот клан богат. Теперь, прикинув в голове, какие средства уходят лишь на содержание огромных теплиц, становилось намного понятнее.       Кэйа шел в сторону гарема, усиленно стараясь не думать о внеплановом побеге. Да, он оказался без сопровождения, но сейчас это было абсолютно бессмысленно. Вселенная будто согласилась с его мыслями: со стороны псарни послышался собачий вой, предупреждающий Кэйю о том, что там его уж точно никто не ждет. Неосознанно Кэйа съежился, обхватывая себя за предплечья. Он все еще помнил яркие огни глаз и хищно оскаленные пасти опасных зверей, помнил боль, мгновенно запульсировавшую под левым боком. А главное… Кэйа помнил разочарование и злость на самого себя, которые вновь вспыхнули где-то в груди. О том времени вспоминать было просто невыносимо, ведь оно сопутствовалось непрекращающейся болью.       Впрочем, боль уже стала верным атрибутом Кэйи. Она заполняла каждую клеточку организма и рассудка, пугала Кэйю и одновременно закаляла его волю. Физическая боль помогала стать сильнее, а моральная учила отключать эмоции. Кэйа почти ничего не испытывал, даже когда думал об отце, кроме тупого ноющего чувства где-то в груди, с которым смирился. Отец… Кэйа судорожно выдохнул, выпуская изо рта пар, сразу же растворившийся в промозглом воздухе.       — Что же ты наделал, пап? — шепнул Кэйа, едко усмехнувшись, чтобы не чувствовать предательскую дрожь на губах. — Почему ты позволил убить себя?       Интересно, узнает ли Кэйа ответы на эти вопросы? Или они так и будут неподвижно висеть в этом промозглом воздухе? Над головой распласталось бездонное небо, украшенное россыпью звезд. Дайнслейф говорил маленькому Кэйе, что где-то там, в небесной бездне, таятся души тех, кто не заслуживал своей смерти. Но ведь отец ее заслуживал. Что бы на это сказал Дайнслейф? Кэйа хмыкнул себе под нос: он прекрасно помнил, как порой вводил своего наставника в ступор некоторыми вопросами, но тот все время находил ответ, который полностью удовлетворял детское любопытство. Кэйа ощутил нещадную тоску по единственному человеку, который связывал его с прошлой жизнью. Дайнслейф наверняка даже не имеет представления, что случилось с его учеником. Кэйа же, в свою очередь, тоже не знал о судьбе наставника, но искренне верил, что тот жив. Ведь он… умел выживать. И учил этому Кэйю. Может, именно благодаря этим урокам Кэйа все еще в своем уме.       Кэйа оказался около красивого здания гарема, которое затихло под покровом ночи. Он аккуратно шагал к крыльцу, все еще увлеченный своими мыслями, а затем, хоть и с трудом, но заметил чью-то фигуру на крыльце. Будь у Кэйи полноценное зрение, он бы сразу узнал в этом человеке Ниала.       Он сидел на ступенях с альбомом в руках и рассматривал звезды. Порой, опуская голову, что-то черкал на бумаге. На его лице не было привычного хитрого выражения, а читалось нечто строгое и сосредоточенное. Ниал, находясь наедине с самим собой, становился другим.       — Здравствуй, — негромко протянул Кэйа, заинтересованный происходящим. Ниал смерил его долгим взглядом и тихо усмехнулся. Он как будто понимал абсолютно все без лишних слов. Кэйа присел рядом с ним. — Почему не спишь?       — Сегодня ночью безоблачное небо. К удивлению.       — Да, днем было пасмурно. И… что ты делаешь?       Ниал поднял голову к небу. В его глазах отразилось бездонное небесное полотно.       — А ты знал, что Полярную звезду легче всего найти с помощью созвездия Большой медведицы? Вот, видишь? — он указал пальцем куда-то в небо, и Кэйа проследил за этим жестом. Он увидел созвездие, напоминающее ковш, и кивнул. — Она совсем рядом. Немного ярче остальных… — продолжил Ниал, переводя палец в сторону. Кэйа не хотел говорить ему, что видит достаточно смутно из-за явных проблем со зрением, но вновь понятливо кивнул.       — Не знал, что ты увлекаешься звездами.       — Ты многое про меня не знаешь, — простодушно пожал плечами Ниал. Это было чистой правдой. — Звезды — лучшие путеводители. Если я буду уметь ориентироваться по ним, то никогда не сойду с верного пути.       — Для чего ты это изучаешь? Боишься потеряться в дороге от гарема до комнаты Дилюка?       Ниал хихикнул, но Кэйа почувствовал, что задел его.       — Для путешественника такие знания необходимы, знаешь ли.       — Ниал, — Кэйа перестал рассматривать небо и тяжело вздохнул. Настроение было скверное: из-за Дилюка, из-за Эолы, даже из-за Дайнслейфа. — Ты ведь не путешественник. Ты сидишь в гареме, а чуть раньше тебя даровали Дилюку. Ты же понимаешь это.       — Ты такой грубый, — после секундного молчания последовало от Ниала. Он захлопнул свой альбом, в котором, оказывается, чертил разные положения Полярной звезды, а также остальные найденные созвездия: Ориона, Южного Креста, Кассиопеи…       — Я не хотел обижать тебя, — быстро объяснился Кэйа. — Это все просто… Так наивно. Ты мечтаешь о путешествиях, хотя заперт здесь точно так же, как я. И то, что ты водишь дружбу с Дилюком, на самом деле не дает тебе самого главного — свободы.       — По крайней мере, меня не выгоняли из покоев господина в первую же ночь, — резко ответил Ниал, мгновенно улыбнувшись улыбкой, которая играла на его губах во время общения с остальными питомцами. Неискренняя, колючая, острая. — Я думал, ты продержишься дольше.       Кэйа нахмурился.       — Нас потревожили, — сказал он, прослеживая, как Ниал поднимается со ступеней, сжимая в руках свой альбом. — И мне пришлось уйти.       — Ты оправдываешься передо мной? — фыркнул Ниал, поднимаясь к дверям гарема. — Мне это неинтересно. Спокойной ночи.             Он ушел, оставив за собой едкое послевкусие обиды. Кэйа, стиснув зубы, стукнул кулаком по ступеньке, на которой сидел, а потом закрыл лицо руками, как будто хотел спрятаться от всего мира за ширмой из своих ладоней. И зачем он расстроил Ниала? Пусть Кэйа и верил в то, что говорит Ниалу абсолютную правду, но сейчас это было явно ни к чему. Ниал был единственным человеком, с которым Кэйа мог спокойно поговорить, и ругаться с ним было просто идиотским решением.             Кэйа еще раз вздохнул и опять посмотрел на звезды. Ему было трудно различать созвездия, хотя раньше он без труда видел их, даже не всматриваясь. Раньше он вообще видел в тысячу раз лучше. И это было еще одной причиной злости, сковывающей все внутри. Раньше Кэйа был быстрее, шустрее, ему не надо было делать лишних движений, чтобы что-то рассмотреть. Сейчас же, хоть Кэйа и приноровился, он понимал, что от прошлого «я» остался лишь калека, который вряд ли сможет стать прежним. Прошлый Кэйа был смелым, сильным и крепким, он мог с молодецкой легкостью сразить врага в честном бою, даже не задумываясь о том, что однажды на его глазу окажется черная повязка. Очередное клеймо, которое разрушало жизнь, делая Кэйю беспомощным и жалким.             На следующий день Кэйа проснулся за пару часов до завтрака. Он еще какое-то время лежал в постели, утопая в тепле и комфорте, и старался не думать о тех проблемах, которые предстояло решить. За легкими занавесками, как холодное серебро, сверкало белое зимнее солнце. Оно будто смеялось над Кэйей, недобро и с издевкой. С новым выдохом Кэйа выбрался из кровати, чтобы смыть с себя прошлый день прохладной водой в ванной комнате. После водных процедур, недолго думая над своим нарядом, Кэйа выбрал один из комплектов, которые подготовил ему Келл: укороченный жилет из плотной ткани и брюки на завышенной талии, расшитые слегка выпуклыми золотыми нитями. С плеч жилета струилась полупрозрачная накидка, закрывающая руки по самую кисть. Пусть Кэйа и был вновь облачен в дорогую и красивую одежду, как настоящий аристократ, все-таки о его статусе наложника можно было узнать чуть ли ни сразу: даже если Кэйа не кокетничал, как делали это многие питомцы, эту функцию за него выполняли полуоткрытые наряды.        Завтрак прошел в мягких креслах в гостиной. Ниал сухо кивнул Кэйе в знак приветствия, демонстративно не желая заводить с ним диалог. Кэйа уселся в полном одиночестве, ловя на себе презрительные взгляды наложников. Они тихо переговаривались о том, кого этой ночью пожелал видеть господин, и имя Кэйи часто звучало из чужих уст. Правда, питомцы, видимо, не знали, что на самом деле Кэйа пробыл у Дилюка не больше получаса. Оно и к лучшему: такие подробности надо было держать при себе. Особенно, если даже обиженный Ниал не собирался посвящать остальных наложников в этот деликатный секрет, который мог знатно подпортить и без того шаткое положение Кэйи в гареме.        Вместо танцев и чтения наложникам разрешили провести время на свежем воздухе. В полушубках и шалях, в шерстяных митенках и перчатках, как пушистые птички, юноши отправились в сад, а потом разбрелись кто куда: некоторые компании заняли беседки, остальные прогуливались вдоль дорожек, а кто-то спустя короткое время решил вернуться в теплое помещение. Кэйа не имел никакого желания выслушивать глупые разговоры питомцев, которые к тому же явно невзлюбили его, поэтому, тоскливым взглядом проследив за Ниалом, молча прошедшим мимо с книгой в руке, Кэйа поплелся к палисаднику, напоминающему о неудачном побеге. Именно сюда он свалился, когда перелезал через ограду после неудачного побега. И именно здесь его нашел Ниал.        Было скучно. Кэйа изнывал от безделия. Господский дом, как Атлант, стоял на страже покоя всего имения: будто крепость, крепкий, нерушимый, незыблемый. Смотря на него, Кэйа думал о том, как его отец все-таки смог ступить на эту защищенную со всех сторон землю и совершить то, что совершил. Казалось, что это было просто невозможно: господский дом был неприкосновенным. В голову лезла лишь одна навязчивая мысль: именно Дилюк сделал этот дом неприступной крепостью, боясь совершить ошибку своего отца — довериться окружающему миру.        Кэйа незаметно для остальных отдалился достаточно на приличное расстояние ото всех. Он шел мимо пустующих клумб, которые раньше пестрили белыми, розовыми и алыми розами. А затем заметил, что у главного входа в особняк стоял дорожный экипаж, запряженный двумя лошадьми. Как раз в момент, когда Кэйа попытался рассмотреть фамильный герб, изображенный на корпусе кареты, из дома вышли несколько человек. Кэйа быстро спрятался за одну из колонн, чтобы избежать лишних неприятностей. До него донесся разговор:       — Оставь меня, Ричард!       — Госпожа, простите, но я должен доставить вас до дома без очередных приключений. Прошу, садитесь, — послышался звук открывающейся дверцы кареты. — Господин Дилюк, позвольте поговорить с вами.       — Разумеется.             Они отошли чуть дальше от экипажа и остановились в нескольких метрах от колонны, скрывающей Кэйю.       — От лица господина Лоуренса приношу извинения за поведение Эолы. Должно быть, она доставила вам много неудобств.       — Ее прибытие было неожиданным, но не мог же я оставить юную аристократку на улице, не оказав ей должного приема? Передайте господину Лоуренсу, что все в порядке.       — В последнее время госпожа Эола сама не своя, — чуть понизив голос, заговорил Ричард. Он, как понял Кэйа, был приближенным слугой Лоуренсов. — Девушки ее возраста часто склонны выражать чувства весьма экспрессивно. Надеюсь… Она не досаждала вам абсурдными разговорами? — это явно был вопрос с подвохом. Кэйа почувствовал, как напряженно ждал слуга ответа.       — Мы обмолвились лишь парой фраз прежде, чем госпожа Эола упала в обморок. Именно поэтому я сразу написал вам: кажется, ее что-то тревожит, и это нехорошо сказывается на ее здоровье…       Ричард тихо, но с очевидным облегчением выдохнул, а потом задумчиво проговорил:       — Так и есть… В последнее время госпожа Эола часто ссорится со своим отцом. Думаю, проблема именно в этом, — он прочистил горло, придавая своему голосу более уверенное звучание. — Сделает все что угодно, чтобы добавить своему отцу пару лишних седин на голову. Даже сбежит из дома посреди ночи…       Голоса почему-то стали слышны более отчетливо. Кэйа сам не понял, как Дилюк и его собеседник приблизились к колонне еще больше. Бежать было некуда — Кэйа сделает лишь хуже.       — Я понимаю. Надеюсь, в скором времени…       — Кэйа! — откуда-то, будто разрезая воздух, послышался окрик. Кэйа дернулся от неожиданности, полностью выдавая себя. — Ты возвращаешься? Все ждут только тебя, — это была Донна, которая, видимо, вышла, чтобы пригласить наложников к обеду. Она смотрела прямиком на Кэйю, стоя чуть поодаль от него, поэтому не замечала господина Дилюка и его гостя. Но когда Дилюк шагнул к Кэйе, закрывая его своим телом от взгляда слуги Лоуренса, Донна стушевалась. Кэйа взглянул господину прямо в глаза, и то, что в них мелькнуло, явно обещало ему очередной выговор. Дилюк медленно кивнул Кэйе и сжал губы в полосу, одним своим видом говоря, чтобы тот исчез.        Но уже было слишком поздно. Слуга Лоуренсов, Ричард, смотрел на Кэйю слишком осознанным взглядом. В уголках его губ затаилась ухмылка.        Спустя какое-то время, когда Кэйа уже уютно устроился у камина и во всю обменивался с Ниалом взглядами (тот, кажется, решил забыть свою обиду), к нему тихо подошла Донна.       — Можно тебя?       Кэйа настороженно вышел за Донной в коридор. Там его ждал незнакомый слуга.       — Господин Дилюк хочет поговорить. Сейчас, — добавил он, давая понять, что это будет исключительно разговор, а не нечто другое.       — Какое счастье, — фыркнул Кэйа себе под нос. Ни Донна, ни слуга не оценили его сарказма.

***

      — Зачем ты полез на рожон? Он мог узнать тебя, — сразу же сказал Дилюк, как только Кэйа вошел в гостиную и закрыл за собой двери. Господин Рагнвиндр выглядел встревоженным и еще более напряженным, чем обычно. Его взгляд не был долгим и спокойным, скорее даже наоборот. Это означало одно: что-то произошло. И Кэйа хотел выяснить что именно.       — И почему тебя это так волнует? Только не ври, что ты так сильно печешься о моей репутации.       — Я думал, ты сделаешь все, чтобы скрыть свое положение от Лоуренсов.       — Ты точно ошибался насчет этого, — вскинув бровь, удивился Кэйа. Лоуренсы ему не сделали ровным счетом ничего, более того, они хорошо дружили с отцом Кэйи и часто навещали поместье Альберихов. Внезапно Кэйю осенила надежда: а вдруг Лоуренсы помогут сбежать ему отсюда? Это звучало вполне выполнимо, особенно с учетом того, какими властными были Лоуренсы. Да, Кэйе было стыдно перед Эолой и его родней из-за того, что он предстанет перед ними в таком унизительном виде… Но если они все-таки окажут ему помощь, то потом станет легче. Потом этот ад перестанет быть позором. — Когда я выберусь отсюда, я не буду скрывать тех ужасов, которые я испытал, находясь в твоем поместье. И Лоуренсы первыми узнают об этом, — улыбнулся он, мечтая, чтобы его надежды оправдались.       — Ты…       — Кстати, о чем болтал с Эолой? Она ведь сбежала из дома к тебе, напротив, очень целенаправленно. И вряд ли упала в обморок. Это даже звучит смешно! — усмехнувшись еще шире, Кэйа сложил руки на груди. Он, вальяжный и насмешливый, сейчас был полной противоположностью собранному и напряженному Дилюку. Его глаза почти метали молнии.       — Это тебя не касается, — проскрежетал Дилюк сквозь стиснутые зубы. Он всматривался в лицо Кэйи так пристально, что становилось страшно и неуютно. Но Кэйа держался и даже умудрялся улыбаться. То, что Дилюк был чем-то взволнован, явно мешало ему напускать на свое лицо безукоризненную маску холодности.       — Но ты же позвал меня, чтобы поговорить. Правда, я так и не понял сути этого диалога, — прицокнув языком, Кэйа отвел взгляд от Дилюка. — Я начинаю подозревать, что ты просто соскучился по мне.       — Замолчи.       — Замолчать? А тебе не проще выгнать меня? Как в тот раз, когда твоим первым словом в мой адрес было «уходи»?       Дилюк ничего не ответил. Он все так же смотрел на Кэйю, и глаза его мутнели. Радужка становилась чернее и чернее, а выражение лица все более непредсказуемым. Кэйа привык к тому, что Дилюк был абсолютно всегда холоден и спокоен, поэтому сейчас, когда его эмоции практически выплескивались наружу, становилось как-то не по себе.       — Я тебя, черт возьми, просто не понимаю, — четко выговаривая каждое слово, произнес Дилюк, делая несколько целенаправленных и решительных шагов прямо на Кэйю. — Ты — это целое скопище противоречий, — сжимая зубы, говорил Дилюк, и его голос походил на рычание большого и разъяренного зверя. — Как ты можешь быть таким беспечным и неосторожным?       Кэйа с трудом сглотнул вязкую слюну, мысленно борясь с желанием попятиться и прижаться спиной к стене, чтобы избежать неминуемой смерти от одного лишь пробирающего насквозь взгляда.       — А как ты можешь быть таким сексуальным? — нервный смешок невольно вырвался изо рта вместе с неожиданной фразой.       — Что? — плечи Дилюка приподнялись, а затем медленно опустились. Кэйа прижал тыльную сторону руки к своему рту, чтобы не рассмеяться. Или не зарыдать. Что он только что сказал? Вместо того, чтобы прижаться спиной к стене, теперь хотелось со всей дури влететь в нее головой и разбиться.       — Ты ведь расслышал, — качнув подбородком, Кэйа опять изогнул брови. Все, что оставалось, — это делать вид, что так и было задумано. Не брать же свои слова назад? К тому же если чертов Дилюк был действительно неописуемо сексуален?       — Теперь это все действительно начинает походить на бред, — Дилюк с силой сжал пальцами свою переносицу и зажмурился. Несколько прядей волос упало ему на лицо. — Какое-то безумие, — прошептал он словно самому себе, но Кэйа услышал, ведь снова стоял к нему непозволительно близко. В последнее время они всегда были слишком близко.       — Хочешь, чтобы я выслушал тебя, дитя? Поделись тем, что тебя так беспокоит… — несмотря на то, что собственным дыханием стало управлять в несколько раз сложнее, Кэйа все еще находил в себе силы острить и приподнимать краешки рта в лукавой улыбке.       — Вчера ты говорил, что ненавидишь меня, — усмешка на губах Дилюка смотрелась неестественно, но очень привлекательно.       — Ага, чуть не целуя тебя, — охотно согласился Кэйа, удивляясь самому себе. Он испытывал странные эмоции, но все еще не терял желания отомстить Дилюку за всю ту боль и страдания, которые пришлось перенести. Отчего-то сейчас хотелось об этом забыть. Хотя бы на мгновение.       — Ты пытаешься усыпить мою бдительность? — Дилюк говорил беззлобно, но спустя мгновение все-таки смог добавить своему голосу строгости и убедительности. — Не получится, — он аккуратно, едва касаясь, скользнул пальцами по подбородку Кэйи, заставив его вздрогнуть и приоткрыть рот в каком-то ожидании. — Возвращайся к себе. И без глупостей, — произнес он, убирая свою руку. Кэйа почти ухватился за нее, чтобы удержать при себе еще ненадолго. Он почти ухватился, но все-таки остановил себя. Дилюк следил за тем, как Кэйа, пытаясь вновь взять над своими чувствами жесткий контроль, подходит к двери. Затем он тихо проговорил:       — Может быть, я позову тебя. Вчера мы… не закончили, — он сверкнул глазами, и этот блеск был подобен блеску потрясающего клинка: опасный и манящий одновременно.       Кэйа вышел из господского дома, ощущая, что он кого-то предает. Себя? Отца? Его сердце трепетало в клетке из ребер, почти усмиренное, но все еще мятежное.       Это было больно. Но боль все-таки смогла стать и губительным удовольствием.       Кэйа поднял голову к небу, как прошлой ночью, желая увидеть бесчисленное количество звезд на небосклоне. Но увидел лишь смутную белую пелену.        Шел первый снег.