— Малыш, ты скоро? — елейный голос матери действует на нервы. Чимин пытается сосредоточиться: не конкретно цепляться за что-то определённое. Его уставший взгляд скользит по всем предметам в ванной комнате, останавливаясь в итоге на собственном отражении в зеркале. Чимин это отражение ненавидит больше жизни. Собственное лицо не любит — травит. Он этой ненавистью захлёбывается, как утопающий. Пытается вытравить это, пускает свою кровь, ангельскую. Внутри и по венам сплошь моток из звёзд — горит, но не греет. Чимин обнимает себя руками, пытается согреться, но никак не может. Маленький принц ищет тепло, но не находит — собственными рисованными кометами не может согреться. Как какая-то роза, увядающая в зимнем саду. Мать снова к нему обращается. Раздражением светится в её голосе — Чимин это чувствует. У неё сегодня важное собрание, и ей нужно быть очень красивой и статной. Ей нужно прикинуться бабочкой на один день, поразить всех. Жаль только, что бабочка недолговечная. Чимин это на своём опыте понимает, осознает. Сам когда-то являлся бабочкой, высоко летал. Мальчик — идеал, лучший в балетной школе, гордость мамы. Только от титулов остались лишь призрачные овации, а у маленького принца — внутри лишь одиночество и мрак. Чимин ненавидит себя за эту слабость и ложь. Любовь кривых зеркал. Лишь призрачное восхищение.
А Чимин и правда старается. Встаёт с утра и занимается, как проклятый, себя загоняет, пашет. Только понимает, что это лишь слабая попытка сразиться со своим одиночеством. Чимин не считает себя особенным, но научился носить маски и притворяться. Притворяться везде: начиная от дома и заканчивая кружками танцев. Он фальшиво улыбается матери, когда выходит из ванной. Лжёт, что у неё сегодня хороший лук. Улыбается ей улыбкой кривых зеркал, когда она смеётся в ответ на его похвалу и идёт мимо.
У себя в комнате слишком холодно. Чимину кажется, что везде, где есть он, будет холодно. Холодно, потому что внутри у него тоже лишь лёд и согреться не получается. Чимину хочется, правда хочется найти в себе тепло, кого-нибудь согреться им. Не притворяясь, открыть свою душу, чтобы приняли и согрелись в ответную, не обращаясь к одеялу или чаю. Чимину самому хочется стать для кого-то тёплым одеялом или шарфом, который укутает в зимний день. Чимину просто хочется стать важным.
И не предметом красивой мебели.
Чимин садится на подоконник, притягивает к себе колени. За окном воет ветер, а Чимин чувствует лишь желание выйти этому ветру навстречу, отдаться. В этой бушующей стихии хочется спрятаться и упарить куда-нибудь далеко. Чимин ещё не знает, куда его это приведёт, но хочет надеяться, что в какую-нибудь страну, где есть люди лучше, чем здесь.
Чимин вспоминает внезапно о Тэхёне. Просто большие и одинокие глаза мелькают в памяти, такие красивые и в то же время тусклые, спрятанные туманом. Он ему напоминает сказочного персонажа: странного, но такого яркого и светлого. Тэхён действительно не такой, как все. Молчаливый и стеснительный, не смотрящий в глаза открыто. Он всё время прячет руки в рукавах свитера, сам прячется, как человек-футляр в рассказе Чехова. Чимину нравится думать о нём. О том уюте, который он дарит, не смотря в глаза, но слушая всегда тихо, не перебивая. Чимин знает, что он слушает внимательно и с интересом. Видел это по его шаркающим на коленках пальцам. По его едва заметной улыбке, которая такая редкая, едва уловимая, и поэтому, наверное, такая лучистая и красивая. Чимину кажется, что если он обнимет Тэхёна, прижмёт к себе, то услышит пение птиц внутри, почувствует запах цветов. Внутри Тэхёна целый мир, и он тянется к нему, хочет согреть и подарить что-то взамен. С Тэхёном хочется отдавать и дарить, любить его так просто, потому что по-другому и не может быть.
Он в школе всё время пытается схватить его за руку. Обратить на себя внимание. Чимин так отчаянно всегда в нём нуждается, что почти скрипит зубами, когда с трудом налаженный контакт снова трещит по швам, а Тэхён прячется от него. Прячется в собственном мире, закрывая его ото всех, не давая шанса прорваться. Чимину кажется, что он всё время стучится в закрытую дверь, и ему становится слишком больно. Больно от того факта, что его чувствам не дают свободу, запирая в клетку. Дико и невыносимо от осознания собственного одиночества в этом прекрасном чувстве, ведь Тэхён этих чувств не разделяет.
Тэхён и вовсе никогда на него не смотрит, предпочитая смотреть в пол или куда-то мимо. Чимин всё время пытается поймать его взгляд, посмотреть в ответ, но Тэхён просто не смотрит. Никогда не смотрит в глаза, боясь открыться кому-то чужому. И Чимину просто горько становится. Банально обидно за свои старания и попытки. Мальчик-идеал, мальчик-надежда, мальчик-который-лучше-во-всем не понимает этой пустоты и отчужденности, но всё равно другим мальчиком хочет дышать. Тэхён для него другой. Молчаливый и тихий, совсем хрустальный, но не пустой. В нём словно другой мир живёт, который намного чище и прозрачнее. Чимину начинает казаться, что у него внутри какая-то большая и золотая клетка, которую невозможно пробить. Но ему очень хочется стать тем ключом, который сможет открыть эту клетку и освободить птицу в неволе.
И конечно, Чимин злится, когда понимает, для кого Тэхён пытается открыть свой мир. Он только сильнее начинает ненавидеть Чонгука, потому что видит глаза Тэхёна, такие солнечные, горящие привязанностью и преданностью. Он словно все песни душевные только ему дарит, отдает всего себя безвозмездно. Чимина от этой странной жертвенности трясёт и Тэхёна хочется забрать к себе. Так, чтобы моток своих звёзд пустить ему в кровь, согреть внутри то, что он так упорно прячет от него, но хочет подарить другому.
Чонгук недостоин этого тепла. Не заслуживает этих верных глаз. Чимин презирает его всей душой, пускай и понимает, что тот и не виноват, и сам также мается, как и он, ведь Чимин ощущает его взгляд на себе: проникновенный и липкий. Чонгук в него влюблён тоже безответно, потому что Чимин в ответ не полюбит никогда. Ему Чонгук слишком противен. И так было всегда, сколько он себя помнит. Чонгук слишком агрессивный и злой, желающий всего и сразу. Он его давно добивается, пытается влюбить, но Чимину всё равно. И за Тэхёна он ненавидит его ещё больше, понимая, что тот только на него смотрит всё время.
Тэхён так верен ему, что Чимину иногда становится не по себе. Невозможно так сильно любить кого-то. Невозможно просто так смотреть в глаза, как он смотрит. У Тэхёна в груди всё порхает и цветёт при виде Чонгука, и появляется улыбка на лице. Тэхён тянет к нему свои тонкие руки, пытается коснуться, но Чонгук лишь проходит мимо, и Чимин хочет за это стереть его в порошок. Он не должен быть центром вселенной для того, кого не заслуживает.
— Тэхён, привет! Нам поговорить нужно, — тихо говорит Чимин в школьной столовой, цепляя его за рукав свитера. Тэхён лишь испуганно пытается вырваться, пугается молниеносно. Чимин и сам пугается его большого страха в глазах и отпускает рукав. Тихо извиняется и старается не смотреть. Слишком стыдно за себя и свои действия.
Но Тэхён ведь особенный, поэтому в ответ лишь за руку хватает, сжимает. Чимин замечает на его лице заметную решимость и готовность слушать. Такой вот Тэхён. Всегда готовый ко всему, тот, кто слушает и слышит. И поэтому Чимин благодарно в ответ сжимает руку, тянет к себе и крепко обнимает. Ему совсем плевать, что это на виду у кого-то — не волнуют любопытные взгляды. Он лишь крепче прижимает Тэхёна к себе и жалостливо просит:
— Когда я уеду, насовсем, пиши мне, пожалуйста, прошу, — Чимин знает, что уедет. Недавно слышал, как мама с кем-то говорила по телефону, долго любезничая. И смеялась она много, говоря о том, что счастлива. А потом позвала к себе в комнату, и Чимин пошёл. Вошёл в комнату, где мама, танцуя, смотрела на витиеватый потолок в комнате. Она была похожа на какую-то самодельную балерину, которая выскакивает из золотой шкатулки. Балерину красивую и статную, но такую неживую и пустую.
Она сказала, что скоро их ждёт новое будущее, где её сын будет лучшим танцором в мире. А Чимин лишь всхлипывал навзрыд, говоря, что не поедет. Как он может оставить Тэхёна одного? А вдруг он замёрзнет и у него не будет шарфа при себе? Чимин его тогда согреет, прижмет к себе и успокоит. Нет, он не может уехать.
Но мать лишь улыбнулась в ответ сочувственно и тоскливо. Сама ведь помнит, как ровным счетом также сбежала от любимого навстречу перспективам и новой жизни.
— Обещай, — просит Чимин, поражаясь тому, какой Тэхён холодный. У него и свитер тёплый, неужели не греет? Чимин его к себе сильнее притягивает, греет в собственных руках. Он так давно хотел кому-то своё тепло подарить, что теперь чувствует лишь желание громко плакать, потому что не хочет оставлять родного человека.
— Холодный, — Тэхён в его руках даже не шевелится, лишь в ответ неуверенно и осторожно обнимает.
От Тэхёна пахнет яблочным вареньем и пылью старых детских книг. Тэхён сам весь как запах детства, где бабушка постоянно кормит вареньем и читает разные книги, рассказывая про сказочный мир волшебства. Чимин тоже начинает верить в волшебство, потому что Тэхён в его руках настоящий, а не фальшивый, в ответ стоит и обнимает, внимательно слушает этот странный бред и не пытается остановить.
— Свитер совсем не греет? — снова спрашивает Чимин и отстраняется, чтобы погреть руки Тэхёна своими. Чимин поражается тому, как уютно руки Тэхёна ощущаются в его руках, словно так и нужно, и правильно. Тэхён ему лишь слабо улыбается в ответ, и Чимин чувствует, как комок слёз подступает к горлу. Он стал таким плаксой в последнее время, таким уязвимым в своих чувствах. Совсем слабак.
Чимин лишь тянет Тэхёна за руку к столу, где они могут поговорить, не опасаясь внимания со стороны других. Он не хочет ни с кем делить Тэхёна: не может выносить чужих взглядов в его сторону. Какой-то больной вид привязанности, совсем ненормальный. Чимин не считает себя собственником, но почему-то с Тэхёном всё выходит по-другому. Наверное, потому что он сейчас открыто смотрит в глаза, не пряча свой красивый взгляд, словно чувствуя, что они скоро расстанутся насовсем. Чимин к таким перспективам не готов, как мать. Он рвётся к пению птиц и запаху ромашек — к Тэхёну рвётся, такому неземному.
— Если я уеду, ты будешь по мне скучать? — знает, что не ответит. Тэхён никогда не отвечает. Иногда даже и не смотрит. Но Чимин видит его глаза напротив, поражаясь их глубиной. Тэхён и правда ничего не говорит, но головой уверенно кивает, и Чимин действительно хватает воздух ртом, оставляя свой задушенный всхлип.
«Хочу для тебя стать тёплым одеялом, Тэхён.
Можешь это позволить?»
Но Тэхён уже позволяет. Сам в ответ сжимает чужую руку и улыбается. Чимин не хочет таких перспектив, как мама. Не хочет страдать так же, как страдала тогда она, плача по ночам в подушку. Мама хотела обеспечить ему будущее, привила свой талант и развила, но своё несчастное сердце оставила себе, не делясь им. И судьбу, наверное, тоже.
Но Чимин прекрасно понимает, что сделает выбор такой же. Не с такими целями, как у неё, — он взлетать не собирается. Чимин просто хочет созреть, воспитать себя и стать сильнее. Ему хочется вернуться к Тэхёну совсем другим. Хочется стать лучше, чтобы в золотую клетку к нему забраться и вырастить там красивый сад: там будет много-много цветов, и птица внутри Тэхёна сможет на них смотреть и не горевать. Ради этого Чимин готов на всё, даже на разлуку. Он Тэхёну будет писать много и спрашивать о его делах. Пускай тот будет лишь молчать. Тэхён вряд ли будет писать в ответ. Чимин и не надеется.
Лишь бы только одевался теплее и плакал поменьше. И своему птичьему сердцу не делал бы больно, а улыбался бы в ответ на всё. Тэхён улыбается красиво, намного светлее, чем остальные. Больной мальчик слишком много страдал в прошлом, не пускал солнце в комнату, поэтому и внутри закрылся ото всех.
Чимин надеется, что скоро Тэхён сможет открыть свою золотую клетку и выпустить наружу птицу.
И не догадывается, что это уже давно произошло. Что сердце птичье в чужих ладонях уже давно бьётся тихо и размеренно, дышит пока.
И Тэхён тоже всё ещё дышит, когда встречает чужой взгляд с соседнего стола. Взгляд Чонгука пронзительный и совсем почерневший, больной и вовсе. Но Чимин его не замечает, сжимая руку Тэхёна всё сильнее и сильнее.
***
Тэхён всегда чувствует себя одиноким. В доме тёти ему нигде нет места. Он просто даже мебелью не кажется, лишь просто тень. Тэхён и есть тень, мальчик-инвалид, опускающий голову всё ниже и ниже. Он в глаза никому не смотрит, а если и смотрит, то тоскливо и совсем мучительно-нежно, как смотрят птицы на последнем издыхании.
Тэхён практически не выходит из комнаты, но иногда слоняется мимо комнаты Чонгука — страдает и стоит. Постучать хочет сильно, увидеть это небо в глазах и, наконец, уже дышать начать без перебоев. Ему впору уже и ингалятор иметь при себе, чтобы хоть как-то в себе жизнь поддерживать. Тэхён весь иссякает: сгорает медленно, но болезненно.
Он таблетки тётушкины всё время глотает, опустошает содержимое желудка и минутами сидит в туалете, смотря на сколотый кафель. Тэхён немо на стенах небо вырисовывает и постоянно думает о Чонгуке. Тот перед его глазами всегда, прочно засел и остаётся там навсегда. Лишь поэтому Тэхён ещё может функционировать. Он своё птичье сердце ему на поруки отдал, отдал навсегда и на пожизненно. Лишь бы только не делал больно и в грязь не втаптывал.
Лишь бы просто «не».
Когда дверь неожиданно открывается, Тэхён тихо вздрагивает и застывает на месте, потому что Чонгук смотрит в ответ волком — зло и дико.
Так не смотрят на человека.
— Ты что здесь забыл? — Чонгук яростно шипит, выходит навстречу и пихает плечом в ответ. Тэхён сжимается совсем резко, опускает голову ниже. Слишком больно смотреть на такого Чонгука, невыносимо-плохо слышать его резкие слова и сдерживать слезы. Но Тэхён, правда, привык. Он ведь сильный, да? Не плакал же, когда отец избивал его. Не плакал, когда и мама дышать перестала. Просто почему-то перестал дышать вместе с ней, умер там рядом, пряча голову у неё на груди.
— Ты думаешь, что ты особенный? Что ты что-то из себя представляешь? — слова Чонгука ранят слишком сильно, отравляют последнее дыхание. Чонгук хватает Тэхёна за руку и сильно сжимает. Тэхён даже не кричит и вырваться не пытается. Себя всё равно хочет отдать всего и до последней капли только ему, пускай и больно слишком, совсем до крика в содранных лёгких. У него птица внутри окружена терновником — умирает внутри, а Тэхён даже и спасти не пытается. Спастись — значит потерять Чонгука. Тэхён просто не может.
Не быть любимым в ответ — больно.
Не любить и вовсе — ещё больнее.
— Ты всего лишь калека, так что не забывайся! И держись от Чимина подальше, — Чонгук для убедительности своих слов ещё сильнее сжимает руку, а затем смеётся нервно и резко, шипит: — Ты себя видел? И почему Чимин с тобой таскается? Ненавижу! — и Тэхён, кажется, всё-таки и правда умирает. Снова умирает, как тогда, когда прятал голову у матери на груди. Умирает опять, не смотря на Чонгука и вовсе. Умирает с диким ужасом, который застрял в горле, лишая последних сил. Тэхён чувствует, как слёзы рвутся наружу, и он ничего с собой поделать не может. Тэхён и правда хотел умереть — жить вечно он не мог, но ведь не такой жуткой смертью, задыхаясь собственным криком.
Он лишь быстро стирает ладонью горькую слезу. Не хочет обременять этим Чонгука, не хочет обременять собой. Всё, что от него осталось, — это лишь пустая оболочка и клетка в груди. Тэхён мечтал о саде цветов внутри груди, о небе мечтал, но теперь уже ничего не осталось.
Осторожно, чтобы не задеть Чонгука, отстраняется и, шатаясь, идёт мимо, к себе. Тэхён просит у ангелов, чтобы ему дали сил дойти до комнаты и не упасть на пол. Просит хоть немного милосердия и сострадания. Он знает, что и права не имеет просить, и не просит, лишь стыдливо плачет, пряча всхлипы в ладонях.
Собственное тело кажется нелепым во всех смыслах. Тэхён лишь холодно смотрит на себя в зеркало, замечая острую худобу на рёбрах. Чонгук прав. Тэхён действительно отвратительный во всех смыслах: мальчик-инвалид, больной совсем. У него дыхание едва держалось в лёгких, совсем чуть-чуть было. Чонгук забрал себе это дыхание, вытравил злыми словами, и теперь у Тэхёна действительно ничего не осталось для жизни и желания жить.
Тэхён подходит к кровати, берёт банку с таблетками в руки. Если выпить горсть, то всё закончится же, верно? Тэхён всё-таки сможет встретиться с матерью и снова положить ей голову на грудь. Ему правда жаль, но он так устал умирать. Устал задыхаться и биться за что-то, цепляться. Себя ненавидит, потому что жизнь отравляет тому, кому не нужен. Чонгук и не подозревает, как жестоко его убил. Не подозревает, что лишил воздуха и сердце птичье растерзал, но Тэхён его не винит. Последнее, что он хотел бы, так это чувство вины со стороны Чонгука. Тэхён его просто и не заслуживает вовсе, потому что не Чимин, а лишь болезненный мальчик, который и дышал-то с трудом, а теперь и вовсе умер.
Тэхёну просто хочется исчезнуть насовсем. Он о Чонгуке даже в последний момент думает: переживает о том, кто сможет позаботиться об этом ребёнке, ведь этот малыш так нуждается в чужом тепле. Тэхён для него ничем стать не смог, болел им в одиночестве и себя лишь травмировал. Но он правда надеется, что о Чонгуке смогут позаботиться. Он и о Чимине вспоминает, понимая, что снова плачет беззвучно и болезненно. Тэхён хочет, чтобы Чимин любил Чонгука в ответ и заботился о нём; хочет, чтобы смешил его и проводил с ним всё своё время, потому что иначе и быть не должно. Чонгук обязан просто познать счастье и стать действительно счастливым, ведь Тэхён так сильно этого хочет и молится об этом, потому что по-другому и не может вовсе. И поэтому, без раздумий, высыпает горсть таблеток себе на ладонь и глотает быстро. Поэтому бежит в туалет, чтобы умыться и смыть слёзы.
Тэхён тихо ложится в комнате на кровать. Тихо накрывается одеялом и не дышит вовсе, прижимая колени к себе. Он думает о Чонгуке и улыбается, вспоминая и его улыбку, и смех, который больше не услышит никогда. Ему только поэтому немного грустно, но это ничего, правда? Он ведь и оттуда сможет за всем наблюдать, так ведь? Тэхён в реальном мире прижиться не смог, совсем искалеченный и ничтожный. Но на том свете он может и ангелом стать. Тэхёну хочется стать ангелом-хранителем для Чонгука, защищать его и заботиться о нём. Тэхён будет приходить к нему во снах, если он будет плакать, будет улыбаться и смеяться для него. Будет невесомо целовать его лоб, чтобы забрать себе все заботы его и сделать ему немного легче. Тэхён будет музыку его слушать, сидя на столе и болтать ногами. Улыбаться-улыбаться обязательно будет. Тэхён в реальности только плакал много, Чонгуку жить мешал. А теперь он ведь сможет исчезнуть навсегда и действительно стать если не ангелом, то, возможно, птицей, которая сможет прилетать к Чонгуку и петь ему песни, вызывая у него улыбку.
Тэхён поэтому не боится закрыть глаза. И не боится не проснуться.
***
— Чонгук, не надо! Чонгук! — истошно кричит мать, хватая сына за руку. Но Чонгук не слышит, лишь костяшки разбивает в кровь, кричит зло и удушливо. Женщина его к себе пытается прижать: тянет на себя и голову его кладёт себе на грудь. Гладит, пытается успокоить.
— Я вызвала 911, Чонгук. С ним всё будет хорошо, — Чонгук лишь рычит, но в руках материнских обмякает, чувствуя себя совсем незащищённым. Он тихо дышит и пытается не разрыдаться, но и молчать не может. Признаётся тихо:
— Это из-за меня он пытался умереть... Это моя вина... — Чонгук считает себя виноватым. Бледное лицо Тэхёна всё ещё плывёт перед глазами. Совсем безжизненное и пустое. Тэхён и в его руках был таким опустошённым, как сломанная кукла, висел в его объятиях и не дышал вовсе. Чонгук так испугался тогда, закричал от ужаса и Тэхёна из рук выпустил, боясь поверить в это. А Тэхён совсем не шевельнулся, так и остался лежать, словно заснул просто.
— Всё будет хорошо, Чонгук. Его госпитализировали, и он открыл глаза, — успокаивает мама, а у самой голос сильно дрожит. Она сестру потеряла навсегда, а теперь чуть не потеряла племянника, которого хотела защитить. И сына терять не хочет, а сама уже и рассудок теряет, потому что и мужа потеряла навсегда, и ребёнка удержать в руках тоже не может.
— Он потом вернётся к нам? — зачем-то спрашивает Чонгук, но понимает, что не вернётся. Тэхён теперь останется в психиатрической клинике на какое-то время, чтобы немного излечиться. Чонгук надеется на это хоть немного. Надеется, что Тэхён вернётся здоровым.
Но Тэхён уже давно не вернётся. Тэхён умер в тот день с Чонгуком и в его руках. Нынешний Тэхён лишь холодная и обезличенная вещь — пустышка.
И даже пустышка тихо просит прощение, обнимая себя руками:
— Прости, Чонгук, что не умер навсегда. Но я обязательно постараюсь.
Обещаю. 
