Мне было страшно продолжать. Но я отбросила мысли. Я обязана была идти вперёд. © Кейт
Микеланджело ладонью коснулся подбородка. Где-то справа кто-то бросил очередную шутку. Там потом ещё дверь громко хлопнула, но Майки, что странно, практически не услышал. Он сильно жмурился, всё ещё пытаясь остановить кровь из носа. Хотелось даже расплакаться, серьёзно, — разжать наконец стиснутые напрочь зубы, убрать руку от лица, опустить напряжённые плечи, лбом прислониться к холодной поверхности зеркала и просто по-человечески расплакаться. Только постороннее внимание отчётливо давило на него, не давая возможности даже громко выругаться. Микеланджело глубоко вздохнул, машинально ладонь опустил под струю холодной воды и позволил себе даже улыбнуться. Правда, улыбка ему и близко красивой не показалась, больше какой-то пугающей. На данный момент хотя бы. Он прикрыл глаза и свободной рукой нащупал мобильный в кармане брюк, что уже на протяжении минут пяти разрывался от множества оповещений, будь то разного рода игрушки или знакомые. — Ну, — произнёс он, глядя в экран телефона, — они просто слишком заняты, чтобы как-то этому внимание уделять. Вообще правда. Микеланджело так плечами равнодушно пожимал не потому, что уже сразу ждал нагоняй ути брата. Он, наверное, краешком сознания понимал, что его старшие просто слишком заняты, чтобы найти его в школе и спросить: а какого, собственно, чёрта происходит? Поэтому присутствие Эмили у дверей мужского туалета — а не Дона, Рафа (плохая идея) или хотя бы Лео внутри — больше удручало, нежели хоть как-то радовало. Хорошо, ему вообще-вообще не обидно. Микеланджело привычным жестом растрепал светлую чёлку, пальцами постучал по краю раковины и закрыл кран. Тишина наступила внутри так быстро, словно шум вокруг выключили, но Майки всё равно чисто инстинктивно прислушался. К постепенно проявившемуся за стеной гулу, к собственным мыслям, к лёгкому скрипу двери. — Эми, — мягко сказал он вслух на выдохе, — кыш из мужского туалета. И из моей головы — хотелось добавить, но сдержался. Молодец. — Майки, ты... — девушка выдержала небольшую паузу и вновь выскочила обратно, в почти переполненный коридор. За дверью послушалось едва-едва различимое: — Уверен? Микеланджело зачем-то кивнул и только через секунду понял, что она даже не видела этого. Эмили нередко была излишне настойчивой в своём беспокойстве. Но это не в упрёк ей — такая особенность характера. Сейчас же Эми словно поняла его с полувзгляда. Майки тяжко вздохнул, почувствовал укол неловкости, а девушка, верно, удалилась быстро. Но легко ли? А он вновь остался один при блёклом свете ламп и в относительной тишине — позволил себе расслабиться на секунду. Только боль и не думала уходить. Вместо этого усиливалась и усиливалась, стоило Микеланджело даже мимолётно коснуться переносицы. Боже, он мысленно раз десять уже проклял свой организм. Особенно в тот момент напугался, когда металлический привкус комом встал в пересохшем горле. Микеланджело сглотнул, вновь глянул в зеркало и вдруг с необычайной ясностью разглядел: переносица вся бордовая — скоро появятся синяки под веками, не иначе; странный румянец на щеках и глаза, как будто он только что ревел как девчонка. Почти мокрые, но ярко-ярко голубые. Майки даже подумал, что это странно. Не то, что он всё-таки не плакал, а именно глаза. В них как вспышка пролетела, может быть, молния сверкнула, но это на секунду из парня даже все мысли выбило. Микеланджело отчего-то подумал, что только у него и у Леонардо глаза почти одинаковые. А потом моргнул резко — освещение всему виной. Честно, лучше бы поменяли лампы. Это же частная академия, так сложно? Хотя, наверное, и правда сложно. Микеланджело дёрнулся, как только позади услышал громкий хлопок двери. Он даже почувствовал, как по телу мурашки пробежали от неожиданности или от холода. Однако, заметив брата, прикрыл глаза и прижался затылком к холодной стене. Тот и слова не проронил, махнул рукой в знак приветствия и тоже встал напротив зеркала. Майки из странного транса вывел шум воды. — Рафи-бой, — позвал он и выдохнул. Рафаэль облокотился о раковину, та странно заскрипела. Закрыл кран. Стянул капюшон толстовки с головы. Потёр покрасневшую скулу. Поднял голову наконец и посмотрел Майки в глаза — устало так, раздражённо и очень уж по-своему, и Микеланджело отвернулся. Признаться, спрашивать у него уже ничего не хотелось — получать всегда больно, почти навылет. Микеланджело всё это показалось другим, неприятным. — Рафи-бой, — но смирился и повторил громче. И вновь ему показалось это чем- то ненормальным. Рафаэль напротив выглядел невыносимо ярким и нахальным, похожим одновременно на кусочек их семьи и кусочек Кейси Джонса, когда Микеланджело поднял голову и посмотрел брату в лицо. Свежая ссадина на щеке, кислый вид, всегда какие-то царапинки, едва заметные. Майки невольно даже заметил: рукой Раф машинально водил по шее — как будто пытался нащупать цепочку. Майки хотел спросить: где потерял? — но решил этого не делать. Рафаэль крепче сжал челюсть, на скулах заиграли желваки — это всегда значило, что недоволен. Правда, сейчас Майки даже близко в этом не был уверен. У него какое-то землетрясение в голове приобретало ритм. Спуталось с реальностью, мыслями и с чем-то ещё, одновременно ледяным и жарким, как вода подо льдом в Центральном парке, как этот самый удар в одном из коридоров школы. Жутко и неприятно. Майки сделал шаг вперёд. В эту минуту находиться в какой-то прострации — идиотизму подобно. Он-то словно бы и собой не был — Микеланджело ведь смеялся бы даже сквозь слёзы. Такой весь из себя светящийся, хорошенький, хитренький. С разбитым носом. Интересно, Рафаэль, очень интересно, как это — уже привыкнуть к такой боли? Микеланджело будто в собственных мыслях утонул, и его несло на скалы, на языке оседал металлический привкус, и каждый раз, когда он на брата смотрел, это казалось сильным течением. Течением у Рафаэля в глазах — тёмным, разбавленным тонкими ниточками неярких огоньков. — Ты об этом? — Раф отвлёкся на секунду, ладонью проведя по своей щеке и кинув короткий взгляд в сторону Микеланджело. — Сцепился с этим мудаком Тимом. В следующий раз я сломаю ему руку. Майки моргнул. Раф, поняв, что впечатлительный младший брат ему ничего дельного сейчас не скажет, вновь отвернулся. В противном случае, ему, вероятно, нужно было что-то изменить, а не слушать собственные мысли. А Майки отчего-то подумал, что глупую особенность не контролировать собственную речь и эмоции (в некоторых случаях, по крайней мере) они вместе с Рафом делили вместе. Безусловно, Микеланджело всегда был поспокойнее или, скорее, миролюбивее, но порой ему так хочется пошутить, посмеяться над кем-то, что он, ну, ничего-ничего поделать не может. — Что это тебе товарищ по команде сделал? — Микеланджело внимательно глянул в сторону Рафаэля. Тот покачал головой. — Или опять проснулась тяга к насилию? Интонация голоса самому показалась какой-то насмешливой что ли. По крайней мере, судя по взгляду Рафа, ему это не сильно понравилось. — Извини, — буркнул Майки. Шутить так с братом — глупо? После вчерашнего тем более. — К слову, никто даже не умер, — Рафаэль спиной облокотился о стену и руки скрестил на груди (что, кстати, частенько наблюдалось в нём). — И у тебя кровь рубашку сейчас заляпает. Микеланджело сморщился. — Я и сам чувствую. Вышло больше жалобно, чем резко. Шум воды мгновенно заглушил голоса за стеной. Слева послышался странный щелчок, но Майки даже внимания не обратил. Вместо этого провёл по волосам ладонью — может быть, жест безысходности. По крайней мере, ему было обиднее всего, ведь это у него здесь нос разбит. — Парню одному не понравилось, что я позвал его сестру на свидание, — Микеланджело мгновенно почувствовал боль в переносице, стоило только привычной улыбке на лице появиться, и зажмурился сильнее. Ни черта не проходит, даже если до хруста в пальцах края белоснежной раковины сжимать. — Очень не понравилось. — Надо думать, сестра была симпатичная, — бесцветно заметил Рафаэль. — Хорошенькая, — Майки взглядом стрельнул в ухмыляющегося брата и кашлянул. — Не более. — И оно того стоило? Микеланджело показалось, что голос Рафаэля едва ли не сравнялся с шумом воды. Возможно, по ноткам стал даже каким-то чересчур спокойным, надменным немножко. Семейное, наверное. Майки от этой мысли смешок прошиб. — Ещё бы. Фраз у него сколько угодно было, лишь бы собственную слабость не показывать. Фраз правильных, но не правдивых. А врать братьям за столько лет он, судя по всему, научился отлично. — Рафи-бой, — Майки на секунду поморщился от неприятного звука капель, разбивающихся о керамическую белую поверхность, — а ты так и не рассказал, что вчера случилось. — Просто считай, что это недостаток адреналина. И махнул рукой совершенно спокойно. Микеланджело даже показалось на секунду, что «недостаток адреналина» — главная проблема многих жителей Нью-Йорка. Это было ужасно похоже на другую мысль, которая вспомнилась ему с поразительной ясностью, когда Рафаэль выпрямился и посмотрел на него по-своему серьёзно — невозможно, нелепо, ну точно как в детстве. Майки думал когда-то под точно таким же взглядом, что надо за братьями стремиться во всём, они же старше. Но мысль изначально скверная. Плохая идея. Стремиться надо только за их хорошими качествами. На ум Микеланджело пока ничего особенного не пришло, так что он ожидаемо задорно улыбнулся. — Не думаю, что у тебя недостаток адреналина, — и поймал на себе взгляд брата. — С твоим-то образом жизни, Рафи-бой. — Не поверишь, но дело как раз в моём образе жизни.. . .
За стенами кабинета директора начинают доноситься крики-смешки-шутки. Герб академии находится за спинкой кресла, точно на стене между гигантскими окнами. Кейт внимательно разглядывает его, пока мужчина неторопливо проставляет печати на каждом листе. Ещё чувствуется, как по кабинету летает лёгкий сквозняк — там, на улице, октябрь, и Кейт начинает ощущать мелкие мурашки на коже. Хотя, может быть, это от того, как на неё бегло глянул директор — видимо, пытался осознать и принять тот факт, что перед ним стоит дочка комиссара полиции Нью-Йорка. Правда, в частной школе ребят такого плана и можно ожидать — тут нечему удивляться. Через мгновение он взгляд опускает на бумаги, потом вновь поднимает его на Кейт, отчего девушка неловко улыбается ему. Ямочки появляются на её щеках так же быстро, как и сам директор ободряюще кивает ей — всё в порядке с документами, печати проставлены, никаких проблем не возникло. Да и, на самом деле, даже если бы и возникли — всегда можно пролистнуть и не обратить должного внимания. Обязательства перед Амандой Остин и всей полицией города, так сказать, — девочка в этой замечательной школе чувствовать себя будет точно как дома. Высокий уровень образования, комфорт и, конечно же, безопасность. — Плохо относитесь к математике? Вопрос директора уходит в пустоту кабинета, и он облокачивается о лакированную поверхность своего стола, когда Кейт начинает рассматривать тёмно-зелёные шторы позади. — Мисс Остин..? Девушка вздрагивает. — А? Такая реакция вызывает улыбку на лице мужчины. Он не будет отчитывать её за невнимательность, потому что наслышан о ситуации в их семье и очень соболезнует. Потерять родного дядю и делать вид, что всё в порядке не каждый человек сможет в семнадцать лет. — Не любите математику? — Честно, не очень, господин директор. Он смеётся, покачивает головой, поднимается со своего кресла и, накрыв личное дело новой ученицы какими-то листами, подходит к Кейт и малость подбадривающе хлопает по плечу. Этот жест не то чтобы придаёт уверенности в себе, но девушка благодарно кивает и спешно направляется к выходу из кабинета, пока директор не привлекает её внимание. — Мисс Остин, — вновь зовёт он, и Кейт у самой двери оборачивается, — с этого дня Вам положено носить форму. Она кивает ровно в тот момент, когда за стенами раздаётся приглушённая мелодия, оповещающая об окончании занятия. Директор провожает новую ученицу малость встревоженным взглядом и, как только за девушкой прикрывается дверь, вновь возвращается к своим делам. После урока в школьном коридоре ученики практически перемешиваются друг с другом — следом ожидаемо поднимается невыносимый гул. Здесь, среди тёмно-коричневых стен с изумрудной отделкой, мелькает школьная форма — ученики и ученицы в чёрных джемперах, пиджаках, юбках и брюках с весёлыми улыбками и хорошим настроением. Кейт замечает у каждого на левой стороне груди тот самый герб академии и быстренько смещается к шкафчикам, чтобы случайно не столкнуться ни с кем. Кто-то из ребят смеётся справа и с силой захлопывает жестяную дверцу чуть ли не над самым ухом, отчего девушка тут же жмурится. Казалось бы, ведь немало школ поменяла, а впечатление всё то же — слишком много людей, слишком громко и неуютно. Может быть, до определённого момента. Кейт, всмотревшись в толпу повнимательнее, замечает старого друга, и на душе сразу же становится спокойнее. Правда, Тим Картер сам не заметил её — он быстрым шагом преодолел расстояние до мужского туалета, держась за нос, и рывком распахнул дверь, чудом только не задев кого-то из проходящих ребят. Ещё Тим не говорил, что по-прежнему учится в этой школе. Откровенно говоря, он ни разу не написал за весь год — они все расстались не на очень хорошей ноте. Смерть близкого — из-за этого та тёплая атмосфера почти испарилась, и, признаться, в Нью-Йорк возвращаться очень не хотелось. Казалось, что распались целые семьи, но мама, Аманда Остин, получила должность комиссара и буквально поклялась защищать город. Даже если с ним связано сотни плохих воспоминаний, а близких здесь почти не осталось. Поэтому как только дверь за Тимом громко захлопывается, Кейт мгновенно срывается с места, легко лавируя между учениками с новыми учебниками наперевес. А через секунду оказывается внутри и быстро настигает давнего друга. Ещё какой-то парень шугается её, но Кейт и не замечает. Сам Тим не успевает отреагировать — девушка легко разворачивает его к себе и крепко обнимает. Парень даже теряется на мгновение. А через секунду вообще позволяет себе выругаться — Кейт буквально за ворот помятой белой рубашки тянет его на себя, видимо, чтобы рассмотреть поближе ссадины на лице. — Кто тебя так? — Это мужской туалет, — Картер не успевает рассмотреть девушку перед собой. Видно, что он становится ещё более резким, более злым, когда кое-как выключает воду. — Кейт? Какого...? — Что-то я тебе не очень верю, — она скрещивает руки на груди и подозрительно прищуривается. — Эта твоя полицейская ерунда на меня не действует, — смеётся Тим, но тут же ойкает. По лицу ему хорошенько врезали. — Но я с радостью скажу, какой подонок мне попался сегодня. Младше на год. Товарищ по команде. Вспыльчивый, когда-нибудь нарвётся на проблемы похуже. Имени Тим решает не называть — чувствует же, что Кейт всё ещё с трудом держится в этом городе. Так что он просто решает оставить её вопрос без должного внимания и проводит рукой по коротким светлым волосам. Улыбается нешироко подруге. А Кейт отчего-то думает, что Тим нравится очень многим девчонкам. Он поменялся за год, стал ещё выше. Тим замечательный — она верит в это. — Год прошёл, а ты ни разу не позвонил, даже не написал, — она отходит от него на шаг назад, позволяя в полной мере расправить плечи и даже сделаться ещё выше. Картер ответить хочет, что вообще-то писал. Вообще-то и звонил, но один не брал трубку, другая совершенно пропала. И Кейт пропала тоже, поэтому ей Тим не звонил целенаправленно — почему-то думал, что не стоит. Что своим звонком разворошит многое и в вихрь неприятный превратит те воспоминания, которые, конечно же, мощный отпечаток оставили в голове, в сердце. Безусловно. — Когда ты вернулась, Кей? — её беспокойство Тим смело игнорирует, ловко уворачиваясь от ладоней подруги. — Месяц назад, — Кейт выдыхает и всё же расслабляется, отпуская ту резкую волну негодования, которая её, собственно, к Картеру и привела. Разбитый нос, кровь, верно, польётся с ещё большей силой. Тим хочет избежать её волнения. Ощущение, будто за этот год он сделался не только выше, но и внушительнее, жёстче, несмотря на такую приятную внешность. Это казалось странным. Тим встретил её с неким безразличием. Тим начал драться, не особо беспокоясь за самого себя. Подобные мысли неопрятным тягучим холодом разрастаются на кожи, проникают в мысли, и Кейт кажется, что друг просто не хочет её волнения. Хотя, у мальчишек так всегда в природе — они всё могут сами, их не надо трогать, иначе от проявления заботы укусят.«Тим Картер, просьба прийти в офис директора немедленно!»
Громкое оповещение разносится по всем коридорам академии и заставляет Кейт взволнованно перевести на него взгляд, но Тим обыденно качает головой. — Добро пожаловать в нашу школу, Кей, — и щёлкает давнюю подругу пальцем по лбу, небрежным жестом затыкает салфеткой нос и, подмигнув, быстро покидает мужской туалет. За ним громко захлопывается дверь, потом вновь наступает тишина, и Кейт на мгновение ощущает, что тёплое чувство испарилось. Какой-то парень, войдя в туалет после Тима, тут же дёрнулся при виде девушки, и Кейт, немного опустив голову, направилась к двери без желания догнать Картера и расспросить его об их общих друзьях, но с чётким желанием помочь. Именно поэтому она быстро выходит в переполненный учениками коридор и невольно смотрит в ту сторону, куда недавно ушёл Тим. На секунду становится горько, будто она потеряла что-то очень важное. Однако, стоит только развернуться в совершенно другую сторону и прикрыть за собой дверь, как все её книги и документы разом разлетаются в разные стороны, словно произошёл какой-то взрыв, а не самое обычное столкновение. — Прошу прощения, — парень напротив прикрывает глаза, выдыхает ровно и тихо, а потом взгляд переводит на дверь, откуда только что вышла Кейт. — Это ведь мужской туалет. Ей кажется отчего-то, что стало холоднее. Из-за этого поднялось ощущение, что свет здесь, в школьном коридоре, кто-то попросту взял и притушил, ладонью огромной накрыл лампы и улыбнулся блекло, чтобы сейчас по телу прохлада пробежала. Кейт взгляд поднимает на парня медленно, как будто страх невольно захватывает и сжимает всё сильнее с каждой секундой. Он глядит на неё в ответ, склоняет голову немного, и девушка замечает: у него надменно прикрытые глаза, длинные-длинные ресницы, тёмные волосы и взгляд такой странный, смутно-знакомый. Как и сама внешность. Как и тембр голоса. Как и глаза. Как мальчик из давнего сна — такое ведь бывает иногда? Только от подобных идей Кейт попросту отмахивается и тут же ловит себя на мысли, что всё ещё продолжает рассматривать его, цепляясь взглядом за идеально ровные черты лица. Брюнет немного нахмурился. Кейт же, вспомнив его вопрос, непроизвольно морщится и взгляд опускает на плавно разлетевшиеся по коридору листы и учебники. Ученики обходят их стороной. — Да, я просто, ну... Я только… — слова, к её же удивлению, сами начинают превращаться в глупую кашу. Брюнет придерживает её за локоть, от этого Кейт невольно теряется ещё больше. — Это долгая история. — Будь повнимательнее в следующий раз, — спокойный тембр голоса мягко проходится по слуху, внутренне заставляя успокоиться. Брюнет опускается за книгами, с девушки взгляда не сводя, и даже позволяет себе лёгкую полуулыбку. — Ты же в Нью-Йорке. Кейт хмыкает, выпрямляется и замечает отчего-то: его улыбка неширокая, губы сжаты плотно — верный признак скрытности. Неприятно это и как-то даже стрёмно. По крайней мере, то, как он общается, смотрит, так и кричит о весьма непростом характере. Кейт пытается унять волнение. Учебники физики, химии, грамматики и информатики — во взгляде парня мелькает едва заметное удивление. Он поднимается и аккуратную стопку отдаёт обратно. Только ладони Кейт по-прежнему холодные, тонкие пальчики касаются его запястья, бегло проводят по коже. Кейт улыбается ему зачем-то. Он игнорирует, но кивает. Хорошо, не мог не кивнуть. В воспитании заложено, не иначе. Может быть, у него в семье так принято. В его руках остаётся только какая-то папка с листами. — Кейт Остин? — брюнет едва заметно улыбается, прочитав имя, взгляд кидает куда-то в сторону, отдавая девушке последние листы, осторожно уложенные в тёмно-зелёную папку. Дочь комиссара полиции. Отлично. Кейт кивает ему, стараясь согнать с лица какую-то глупую, чёрт знает откуда взявшуюся улыбку. Самой безумно хочется скрыться, не смотреть больше на него, потому что лёгкое смущение постепенно начинает брать верх. Когда брюнет осторожным движением руки поправляет ей чуть сбившуюся кофту, Кейт вообще отворачивается. Очень у него глаза красивые. В такие просто грех не посмотреть. Даже если чувствуешь неуверенность, смятение и, возможно, страх. Кажется, в этот момент она невольно читает его действие и чисто случайно блокирует проход. Брюнету приходится пропустить её первой, но напоследок он негромко добавляет: — До встречи, Кейт. А когда они расходятся, девушка оборачивается первой и неожиданно ловит на себе беглый взгляд его синих глаз. Ведь он обернулся тоже.