— Я очень люблю своих сыновей, но порой мне бывает с ними... — Я, честно, хотел просто спокойно позавтракать, но случайно подрался с Рафи-боем, а когда Лео пытался нас разнять, Донни, помогая ему, снёс рыцарские доспехи у твоего кабинета и пару картин со стены. Ничего же страшного, да? — ... тяжело. Ничего страшного, Микеланджело.
За большим окном Нью-Йорк именно такой, каким его не все могли себе представить. Мрачный и серый, с бледными тенями на стенах небоскрёбов, с грязными лужами и мерзкими надписями чуть ли не в каждом переулке, но людей на улицах — хоть отбавляй, и расходиться по домам в столь поздний час, кажется, никто не собирается. Донателло нравилось думать, что их там, за территорией особняка Хамато Йоши, блуждающих и чем-то занятых, ужасно много. Они обыкновенно спешат куда-то, думают о важном, торопятся постоянно. А Дону всегда было уютно в этом тусклом полумраке тёмных фонарей и игре света и тени на статуях, раскиданных по улицам и крышам зданий. Ещё ему нравилось просто сидеть на одном из кресел в зале на втором этаже и листать страницы какой-нибудь старенькой, только-только найденной книги, мыслями находясь где-то далеко-далеко от реального мира. Похоже, там, где протяжных криков и громких гудков автомобилей не слышно совершенно. И по коридорам просторным голоса не проносятся, — просьбы отвалить особенно часто — поэтому в такие моменты Донателло ещё более старательно делает вид, что занят, занят и ещё раз занят. — Дружеское напоминание, сэр, — а к общему веселью и Уолтер, тщетно старающийся сохранять прежнюю английскую холодность и пытающийся показать, что к читающему парню относится не с беспокойством, а со строгостью, попросту следя за дисциплиной в особняке. — Не читайте так много книг в темноте. И не пейте кофе перед сном. Донателло поправляет указательным пальцем сползшие на кончик носа очки и жмурится сильно, поджимая губы — глаза устали при чтении в тусклом свете. Кофе в чашке уже перестал быть горячим и наверняка потерял свой терпкий вкус. Может быть, Дон был настолько увлечён, что совершенно забыл о нём. — Нет. — Это было дружеское напоминание, — Уолтер вздыхает разочарованно и убирает со столика чашку прямо на глазах у парня. — Но Ваши слова, сэр, заставляют поступать радикально. — Ты имеешь в виду «слово». Дворецкий вздыхает ровно во второй раз, и теперь Дону кажется, что это уже было более обречённо. Для полноты картины Уолтеру надо было рукой махнуть или по лбу себя хлопнуть, но он же так никогда-никогда не сделает. Микеланджело постоянно его пытается пробить не эмоции — не выходит. — Я не хочу ничего, кроме как направить Вас прямо за дверь. Донателло отводит взгляд, ищет на столике рядом чашку, но, заметив её в руках мужчины, хмурится и выглядит уже каким-то несчастным, словно бы у него из-под носа забрали то, что непрерывно пополняет его жизненные силы. — Да ладно тебе, Уолтер, — внезапно голос младшего брата, извечно переполненный дурацкими смешками, Дона, честно, напрягает посильнее беспокойства дворецкого. — Книги, на самом деле, очень важны. Вот если бы не они, тогда чем бы Лео кидался в Рафи-боя? Вот оно. Семья — величайшее богатство. — Катанами со стен у лестницы? — спрашивает Донателло, всё-таки откладывая книгу в сторону и откидываясь на прохладную кожаную спинку коричневого кресла, приподнимает очки на лоб и потирает уставшие глаза. И как вообще можно семью променять на что-либо другое? Ведь именно они — самые близкие, всегда примут, помогут, поймут, поддержат — не люди, а золото! Не то чтобы Донателло от подобных фраз Эйприл или даже той же Эмили хотелось у виска пальцем указательным покрутить, но просто его семью вряд ли идеалом язык повернётся назвать — ни одну из семей, причём. И если детство его, часть отрочества даже, забрались глубоко-глубоко в самые забытые извилистые улочки подсознания, лишь изредка напоминая о себе, а ныть как-то по поводу отсутствия родителей Донателло точно не собирался — он-то знал лично слишком много таких же печальных и попавших в аналогичную ситуацию детей; то жизнь сейчас являлась уже совсем иным делом, так как он успел очень многое в себе пересилить, словно бы находясь в каком-то популярном сериале. — А Вам, сэр, необходимо навести порядок в своей комнате, — Уолтер с виду спокойно терпит то, как Микеланджело совершенно по-дружески хлопает его по плечу, беззаботно улыбаясь. — Да у меня порядок идеальный, — Майки пятернёй проводит по светлым волосам и выглядит так по-мальчишески виновато, что Уолтер лишь пожимает плечами, — обязательно будет когда-нибудь. А в особняке действительно очень тихо. Сейчас ведь уже без пятнадцати час, и все они либо спят, либо пропадают где-то. Слышно лишь то, как ветер завывает у самого верхнего этажа, прорываясь в открытое окно сквозь плотные шторы. Холодный воздух касается стен и дверей внутри особняка. Донателло несильно пихает Микеланджело, и тот ожидаемо ойкает, отшатываясь в сторону и упираясь недавно порезанной рукой в стену. И кажется Дону сейчас ужасно похожим на него самого, чёрт возьми. Ведь не детство, а тренировки. Не жизнь, а существование. Не радость, а злость. Воспитание такое — в боевых условиях. Синяки под глазами, сбитые костяшки, жажда адреналина, агония и темнота — они избавились от этого, стоило им только попасть сюда. Наверное, поэтому они оба, совершенно разные, могли найти общий язык. Не всегда, конечно, — Микеланджело слишком въедливый и до звёзд в ярких голубых глазах любящий себя, а Донателло очень часто немногословен и скромен. Он держится загадочно и гордо, позволяя видеть только неясные силуэты своей личности и заставляя лишь догадываться о том, что его на самом деле может тяготить. И подпускал к себе Дон обычно только Леонардо, по сто раз на дню цапаясь с Рафаэлем. Эйприл нередко присутствовала в такие моменты и Хамато Йоши тоже, но им ни слова сказать не решался, если, конечно, не был слишком зол. Так, постепенно к этой жизни привыкаешь, а мрачный вид старших братьев и слащавые беседы младшего дамского угодника по мобильному с очередной барышней по утрам становятся совершенно обыденным, ничем не примечательным делом. — Чаю? — Уолтер в их семейную столовую заходит совершенно тихо и вежливо. Лысина на затылке чуть ли не блестит от света солнца, проникающего сквозь огромные стёкла во внутрь. — Виски, — Рафаэль отрывается от тёмной поверхности стола и только крепче сцепляет пальцы в замок, изредка смотря на настенные белые часы. Леонардо скашивает взгляд в сторону брата и качает головой. — У меня только чай, сэр. — Тогда завари покрепче, а я притворюсь, что это виски. Донателло вновь зажмуривается, когда Микеланджело, сидящий по левую руку от Хамато Йоши приветливо кивает ему. У Дона внимательный взгляд и опять синяки под глазами, словно бы он спал не целые пять часов этой ночью, а только два. От этого даже сидящему напротив Рафаэлю не по себе становится, но он предпочитает попросту отвернуться к окну и игнорировать неприятную боль по всему телу — поверить только, в огонь полез людей спасать. Совсем-совсем недавно. И Раф ведь прекрасно помнит, и особенно красочно то, что надо было вести себя послушно. В противном случае — катана со стены уткнулась бы потом ему в шею. — Давно я с Пурпурными не связывался, — Микеланджело сжал ладонь на пробу, зажмурился на секунду и вновь рукой коснулся холодных металлических столовых приборов. — Кому-нибудь было страшно, кстати? Или, может, волшебное чувство ностальгии? Хамато Йоши рядом взгляд скашивает в сторону сына. И старшие братья, как по громкому щелчку, замирают, отчего даже стоящему неподалёку Уолтеру становится малость неловко и совсем немного забавно. Не от того, что воспитанники Хамато Йоши в горящее ветхое здание ринуться накануне решили, а от того, что кураж в тёмных глазах Рафаэля он поймал сразу же, как бы тот его не старался скрыть. — Лео что-то там пропищал, когда я подъехал, — Раф откинулся на спинку стула, ножки негромко скрипнули о мраморный пол. — Так что ему точно было страшно. — На меня при входе чуть кирпичи не упали, — размеренным спокойным голосом произносит Леонардо, в руке покручивая свои часы на кожаном ремешке. — А потом под прицелом держали сразу двое. Хамато Йоши, глядя на воспитанника, качает головой — тот говорит об этом слишком спокойно для семнадцатилетнего парня. Уолтер оборачивается на долю секунды, скупым взглядом осматривая всех присутствующих. По дому раздавался глухой шипящий звук. Донателло кое-как подавил желание помчаться к кофемашине, но вовремя взял себя в руки. Провёл ладонью по растрёпанным каштановым волосам и по лицу. Не помешает от семьи газетой утренней загородиться. И срочно. Дон вообще в последнее время только так и живёт — закатывает глаза и пьёт литрами кофе. В Нью-Йорке с такими обстоятельствами слишком трудно, и приходится метаться к кофейнику, подобно маленькому светлячку, хаотично бьющемуся о яркий фонарь. Донателло подумал, что это глупое сравнение. Просто он не может это по- другому представить. Тем более сейчас. Город выглядит непривычно тихим и светлым. С утра Нью-Йорк обычно оживлённый и серый — только ночью становится темнее, как будто своё настоящее «я» показывает. Жестокий и мрачный зверь, пугающий своими переулками и улицами. Чёрт, пора бы уже расслабиться и перестать обращать внимание на болтающего о всяких фильмах ужасов Микеланджело. Вообще Донателло и сам бы помог вытащить людей, окажись он в горящем здании, если бы ни желание решить проблему более разумно и безопасно. А так Кейси едва ли не попал под подозрение и не провёл сутки в камере полицейского департамента города — но бегает быстро, вот и отдыхает дома. Эйприл в панике. Стефани разводит руками, Кейт в школе кидает на него странные взгляды, а Эмили пишет и пишет. Донателло, собственно, отвечает и отвечает. Ведь всё с ними хорошо. Так он в последний раз написал ей. Малое количество часов сна в сутки всё-таки дало о себе знать, и Донателло, невольно отвлёкшись на свои мысли, не заметил, как только что отпил из пустой чашки, а острая вилка пролетела сантиметрах в десяти от его лица. Серебряная сверкающая ручка оказалась у Микеланджело, бликами играя в его глазах. Облака натекали на синее небо и постепенно закрывали яркие лучи солнца. Рафаэль ударил кулаком по столу, ладонью потирая шею и разочарованно выдыхая. — Смотрите, поймал, — его голос разнёсся по всем концам помещения. Но, кажется, не полегчало. — Годы тренировок, — Майки подкинул только что ловко пойманную вилку, даже не пытаясь скрыть задорную улыбку, и повернулся к Хамато Йоши, мирно попивающему свой чай и едва заметно качающему головой. — Спасибо большое! Уолтер позади чисто по-английски хмурился, стараясь свою обеспокоенность скрыть за извечными холодностью и знанием своего дела. — Хотел пожелать вам всем доброго утра, но уже, видимо, не получится, — Хамато взглядом прошёлся по Микеланджело, Донателло, Рафаэлю и остановился на Леонардо. Тот усмехнулся бегло и провёл ладонью по подбородку. — А у тебя, похоже, всё отлично, — Лео в руке крутил вилку и, выдохнув, сделал глоток уже чуть остывшего чая. — Вот уже успели выкупить пару акций, так что, да, определённо всё отлично, — Хамато Йоши встал из-за стола и прошёлся по просторной столовой. — Ещё чаю, сэр? — любезно предложил дворецкий, кивая на серебряный поднос. — Иди отдохни, Уолтер. Пока хватит, — Хамато вежливо кивнул и отобрал у Микеланджело вилку, сразу же отложив в сторону. Нужно выдохнуть спокойно. Хотя бы на секунду. Когда мужчина поправлял чёрный галстук, Микеланджело уже во всю крутился перед зеркалом, изредка прислушиваясь к новостям по телевизору. Донателло присоединился к нему, наслаждаясь наступившим спокойствием. Стало немножечко лучше, и голова, кажется, постепенно возвращалась на место. В отражении зеркала шатен заметил Рафаэля, спускающегося по лестнице и наспех надевающего форменный пиджак. — Сегодня где пропадёшь? — Только в школе, — Раф пожал плечами, рукой касаясь недавно разбитой брови и тут же хмурясь. Только Дон не заметил всё ту же ухмылку. Рафаэль повернулся к нему, параллельно распутывая тонкий проводок наушников. — А где твоё желание с утра заниматься всякой научной ерундой? — Деятельностью, — осторожно поправил Донателло. Рафаэль усмехнулся и вновь принялся за распутывание чёрного проводка. Честно, Дон и не помнит, когда они начали так спокойно относиться друг к другу. Уже несколько месяцев живут и не ругаются. Просто, наверное, в какой-то момент они перестали перекидываться едкими фразочками, стоило только взглядами столкнуться, а иногда и драться едва ли не до потери сознания. В какой-то момент стали завтракать адекватно, отгоняя ненужный негатив и создавая вокруг себя ореол спокойствия. Братья же родные. Да уж, Микеланджело бы долго по этому поводу восхищался и сопли разводил. Впрочем, именно поэтому Дону нравилось то, что тот не особо внимателен к чему-то, кроме себя. — Хочу провести время с пользой, — Рафаэль подхватил ключи от мотоцикла и быстро накинул ремень школьной сумки на плечо. — Опять собираешься отморозков уличных трясти? Поживи хоть немного обычно. Это ведь даже не выпускной год. — О, тогда пройдёт он плодотворно. — Вообще я не очень понимаю, как... — Не нуди, Дон, — Рафаэль прервал его, махнув ладонью, и потянул дверную ручку. — Я заеду к Эйприл на обратном пути. — Да пожалуйста, — Донателло пожал плечами, когда старший брат скрылся на улице. Через несколько минут послышался рёв мотора мотоцикла.. . .
Он всё-таки сегодня переутомился. Не выдержал и снова задремал за собственной партой, не заботясь ни о чём. Все проблемы ведь обычно ближе к вечеру начинаются, а днём хотя бы можно отдохнуть, отпустить всё. Кейт улыбнулась и осторожно дотронулась до его плеча. Донателло нахмурился тогда и мгновенно перехватил её руку. В сторонке Леонардо усмехнулся и, подойдя ближе, на всякий случай аккуратно убрал хрупкую ладонь девушки из захвата младшего брата. Невооружённым взглядом было видно, как та напугалась и напрягалась. А Кейт и сама не знает, зачем решила зайти в школьную библиотеку. Но отчего- то очень захотелось, стоило ей вспомнить, как она здесь с ними познакомилась. Донателло всё-таки извинился чуть позже, неловко ладонью потирая шею и отводя взгляд виновато. Кейт усмехнулась тогда и пожала плечами. Дон, приподняв левую бровь, смотрел на неё. При освещении в библиотеке волосы Кейт ярко переливались, цвет чередовался — от яркого до тёмного русого. Рядом был Леонардо. Синие глаза были по-прежнему чуть прикрыты, лёгкая улыбка появилась на лице старшего брата — опять они оба Кейт чуть руку не сломали. — Ты просто не представляешь, Донни, настоящее разочарование! Донателло очухался быстро. Открыл ненадолго прикрытые глаза, снял очки, потёр веки и огляделся зачем-то, с удивлением отмечая, что уже минут пятнадцать болтает с Эйприл по видеосвязи. Стефани Браун за её спиной нагло уронила голову на прилавок и дремала мирно. — Он напоминает мне мою сестру! Донателло помассировал виски, пытаясь сосредоточиться на ярком экране ноутбука. — А я говорил тебе, что Кейси трудноват в общении. Ужасное детство, знаешь, является причиной. — Но он же срывается почти на всех, Донни, — Эйприл подпёрла ладонью голову и вздохнула громко. — Но ты ведь не можешь ожидать того, что это потом случится, — Донателло руку положил на прохладную спинку дивана и устало зевнул. — Потратить почти основную часть своей жизни на драки, а потом ещё и от полиции на крышах скрываться, что я могу по собственному опыту сказать, не так уж и весело. — Думаешь? — Время идёт, Эйприл, — Донателло, сказав это, отчего-то почувствовал себя старше своих же лет. Стало не по себе, если честно. — Вы давно нормально не общались. Я имею в виду, как полноценная пара. Внезапно он услышал лёгкие шаги позади. Чуть напрягся, но потом понял, что Микеланджело удалось вернуться домой позже всех. Да и не спешил особо — Майки пришёл совсем недавно и даже успел соскучиться по старшим братьям. Вечером домой добираться без машины не очень привлекательно. Кроме того, Микеланджело успел заглянуть в кафе, даже встретить знакомых и пообщаться. Дон подумал, что он тоже нуждается в отдыхе — улыбается Майки не всегда искренне, правда жизни. Донателло обернулся и с удивлении обнаружил позади и Эмили. Она и его младший брат слушали музыку с его телефона и махали Эйприл ручками. — Как знал, что надо вас вдвоём оставить, — довольно хмыкнул Дон, вновь поворачиваясь к экрану. Почти в ту же секунду послышались негромкие возмущения позади, на которые Донателло уже внимания решил не обращать. А ещё Рафаэль, с полотенцем проходящий мимо, зарядил им же Майки по смазливой мордашке и разочарованно покачал головой — совсем не защищается, дурак. — Эми, не ожидал тебя увидеть. Как ты? В гостиной и Леонардо показался. Он с Эмили не слишком часто общается, но она сама при его появлении становится чуточку тише и напряжённее. Сейчас тоже. Кажется, Микеланджело чуть приобнял её за плечи и улыбнулся задорно. — Отлично. Майки решил пошантажировать меня чаем, и теперь я тут. И нахмурилась, чисто по-своему, забавно — на Микеланджело она смотрела так часто, он заслуживает. Лео кивнул ей, сдержанно улыбнувшись, и прошёл мимо, на ходу что-то печатая в мобильном. За не столь короткое время знакомства Эми ещё не знала, как можно спокойно с ним общаться. Может быть, она ни о ком из братьев многого не знала. Кроме Микеланджело, наверное. Он ведь первым раскрыл себя, смешно шутил рядом и часто просил разного рода советов. Правда, в Эмили было лёгкое ощущение того, что и Майки вполне может оказаться не таким милым и пушистым. — Давно нормально не общались, говоришь? — спрашивает до этого молчавшая Эйприл по видеосвязи, наливая себе в стакан чай из термоса в клеточку. — Точно, — Донателло наконец-то кивает, поправляя очки и отворачиваясь от братьев. — Пожар вчера вживую видела. Горело знатно. Ты был там? — По телевизору видел, — Дон пожимает плечами, радуясь даже такой быстрой смене темы. А на фоне Эмили продолжает о чём-то увлечённо щебетать, пока Микеланджело наливает ей тёплый зелёный чай. Рафаэль сидит чуть в отдалении, флегматично поглядывая то на стремительно темнеющее небо за окном, то на яркий экран телевизора, наконец, позволяя и себе немного отдыха. Брюс хочет запрыгнуть, прилечь рядом, и Раф даже готов ему позволить, но чопорный взгляд Уолтера буквально говорит ему «нет». Иначе ночевать будете на улице. Леонардо на кухне не особо внимательно слушает негромкие возмущения дворецкого, пока Эйприл пытается донести до Донателло, что Кейси не просто в себе запутался, а с катушек постепенно слетать начинает, придурок. И Дону кажется, что это прям какая-то семейная идиллия, которую, по правде говоря, прерывать совершенно не хочется.