О, вы просто не понимаете. В девяноста процентов случаев Майки получает по заслугам. © Рафаэль.
Сбитый с толку Донателло — существо, в основе своей, покладистое, но настолько непредсказуемое, что даже Микеланджело, из холодильника быстро выхватив бутылку шоколадного молока, вскользь желает доброго утра брату и сваливает поскорее с кухни, так и не оброним ни единой шутки. Тиканье настенных часов постепенно перерастает в дикую монотонность, мешающуюся со звуками города за стенами особняка. На небе ни намёка на солнце, лишь облака медленно плывут в западном направлении. Серый цвет постепенно входит в жизнь, укореняется у самых истоков и превращает всё вокруг в ужасную обыденность. Дон хмыкает — хрипло, тоном настолько певчим, что это невольно прерывает мысли стоящего у раздвижных дверей Хамато Йоши с кружкой только-только сваренного кофе. Он смотрит на воспитанника внимательно, с каплей странного сопереживания в глазах, словно бы понимает всё сразу — вот так просто, по тому, как напряжены плечи, как Донателло лицо подпирает ладонью и глядит куда-то в поверхность столика. Рядом вибрирует мобильный. Парень вздрагивает, и по спине тонкими острыми иглами проходится судорога, заставляя его тут же зажмуриться, потому что сидит он очень долго. Уже в школьной форме, с шести утра, взглядом мрачным на протяжении двух часов буравя светлые стены их просторной кухни. Хамато Йоши ещё замечает, что в столовой, за стеклянными дверьми, работает телевизор. Чуть присматривается — там транслируют новости и Микеланджело, ранее не проявлявший к скучным, мерзко-серьёзным репортёрам никакого интереса, пьёт шоколадное молоко. Хмурый Донателло сразу отвлекается от вида за окном, как только перед ним появляется чашка крепкого напитка и мягкий аромат ударяет в нос. Парень опускает взгляд, едва-едва заметные пузырьки в пенке постепенно начинают лопаться. Хамато Йоши присаживается напротив и кивает вовлечённо. Донни замечает: он уже одет в серый костюм и выглядит полностью готовым к выходу, но не торопится. Эта странная мысль заставляет шатена кривовато улыбнуться. Потому что как настоящий отец — сейчас действительно чувствуется забота. — Ни одной ложки сахара, — Хамато на мгновение прикрывает тёмные глаза, уголки его губ мягко расходятся в стороны. — Но тебе придётся научиться спать. Не советую слишком увлекаться кофе, Донателло. — Так ты мне сам его принёс. — Ты меня слышал, — мужчина ладонь прислоняет к подбородку и в мягких чертах лица сына замечает всё то же напряжённое беспокойство, может быть, смятение. И вспоминает ещё, что когда-то такое уже было. Тогда снежинки были особенного крупными. Они кружились, в воздухе вырисовывая причудливые узоры, и падали на мокрый асфальт прежде, чем огонь в камине затухал. Донателло мотает головой, отгоняя гулкие мысли. — Что происходит? — Хамато кивает ему, практически вынуждая посмотреть себе в глаза. А Дону, признаться, уж очень хочется уснуть или просто прилечь года на два, этого будет достаточно. Но даже так и идиоту ясно, что воспоминания никуда не денутся. Они настигать будут в самые неподходящие моменты, когда ты совершенно этого не будешь ждать, и давить-давить-давить на тебя с ужасающей силой. Именно поэтому Хамато и спрашивает. Именно поэтому Донателло рад, что это не кто-то другой. — Мы слушали Эми, — парень делает глоток спешно остывающего кофе и чуть жмурится, потому что во рту тут же встаёт привычная горечь. Через мгновение пожимает плечами уже более расслабленно. — Она говорила про Атлантик, — в отдалении слышится лёгкое капанье. Вода. Из-под крана. Дону кажется, что ещё чуть-чуть, и он до крови закусит губу, но взгляд поднимает на опекуна и смотрит теперь по-настоящему серьёзно. — Ты знаешь. Рваный выдох вырывается следом. Настенные часы продолжают отбивать ровный ритм, по окну начинают стекать редкие капельки дождя, и Хамато Йоши уже хочет ответить ему что-то, но тут же передумывает. Донателло, сразу заметив это, пожимает плечами и свободной от чашки рукой подпирает голову. За стеклянными дверьми слышатся звуки всё ещё идущего репортажа. Кажется, на диванчике задремал Микеланджело, а проходящий мимо Уолтер не смог удержаться и столкнул ноги парня с журнального столика из красного дерева. Подобное волей-неволей вызывает лёгкий смешок Донателло, и через мгновение внимание шатена с молчаливого Хамато Йоши и возмущённого Майки переключается на большой экран телевизора. Через искажённое стекло у Дона всё-таки получается разглядеть хиленького паренька-репортёра и стоящего рядом с ним мужчину в чёрном пальто и фетровой шляпе. Далее Микеланджело слишком уж быстро заходит на кухню, довольный такой, что аж настораживает, и Донателло увидеть больше ничего не может. Пожалуй, только то, что мужчину зовут Ричард, а фамилия у него — Спенсер. Основатель Индустрии Инноваций — крупнейшего концерна в Нью-Йорке. Дон был готов отдать многое лишь бы одним глазком подсмотреть, как на его заводах делают автомобили. Двери на кухню за спиной Майки закрываются слишком резко, Дон хмурый взгляд переводит на младшего. Тот улыбается ему виновато, но в одну секунду становится серьёзнее, стоит только Хамато Йоши глянуть на него. Сурово так, что парня вынуждает встать ровно, прислониться к стене сильнее и выдохнуть, разом избавившись от напряжения. И что-то ведь сказать хочется, но Донателло не успевает — на кухню заходит Леонардо, двери осторожно задвигая точно перед любопытной мордочкой Брюса. Доберман за стеклом разворачивается гордо и идёт к кожаному дивану, верно, чтобы Уолтера наградить инфарктом. А Лео только сейчас ловит себя на мысли, что до сих пор крепкий поводок держит в руке. Зажмуривается на мгновение, как будто мерзкая головная боль мучает, но вежливо кивает Хамато Йоши. — И как прогулка с чудовищем? — Микеланджело давится смешком и поворачивается к стеклянным дверям и Брюсу, отчего-то остановившегося напротив экрана телевизора, где, кажется, теперь показывают полицейских. Может быть, и саму Аманду Остин — отсюда блондину не так хорошо видно, как хотелось бы. — Неужели опять был со Стефани, — произносит Донателло флегматично, скашивая взгляд в сторону Леонардо, покачивающего головой. Разве что, по тонким губам лёгкая полуулыбка пробегает. — Какой ты, оказывается, всё-таки злой, Донни, — кидает Майки в сторону шатена, и тот отмахивается от него. Но средний палец младшему брату не показывает, он же не Рафаэль какой-нибудь. — Чем это Стеф заслужила? Донателло скашивает в его сторону взгляд, прямо таки намекая на то, что Микеланджело дурочок. — Потому что Стефани Браун — олицетворение всего, что я ненавижу в Нью- Йорке, выраженное в пятидесяти килограммах самоуверенности, упрямства и нежелании идти на уступки. Дон удержался от сравнений с Рафаэлем. Леонардо руки скрещивает на груди, чуть склоняя голову, и даже Микеланджело рядом выглядит крайне внимательным. Донателло поджимает губы. Просто Хамато Йоши создаёт впечатление человека недосыпающего, так же предпочитающего нормальной еде крепкий кофе и не уважающего понятие «наглость» как таковое. Здесь, конечно, есть и свои плюсы. Во-первых — вмиг слетающий с парней налёт самоуверенности и странной наивности. Не слишком хорошо относящиеся к дисциплине и вечно излишне едкие Рафаэль и Микеланджело вмиг приговаривались к двадцати кругам вокруг особняка. Но главное — среди плюсов особенно выделялась его мудрость, а также способность разглядеть в слабости потенциальную силу. — Вас это самих не бесит? Братья удивлённо вскидывают головы, все как один переступают с ноги ногу, сомневаясь в том, какого ответа от них ждут, но по мелькнувшему в тёмных глазах опекуна предупреждению поняли — врать не стоит. — Несказанно. — И вам не кажется, что пережитки прошлого надо отбросить? — искренне возмущается Хамато и оглядывает каждого внимательно. — Понятно же, что я не смогу помочь. Вы должны сами. — И что нам делать? — спрашивает Микеланджело резонно, когда мужчина тут же поворачивается к нему. Может быть, даже судорожно, как будто Майки сморозил очередную глупость и выбесил его. Но сейчас по Хамато Йоши нельзя сказать, что он зол. Этого, пожалуй, никогда нельзя было сказать. Даже если у него на языке вертится самый правильный и такой логичный, но малость грубый ответ, призывающий всё забыть к чертям. Даже если их опекун выглядит грозно, братья знают, что каждое его слово надо ловить, помощь — принимать, а взгляд — понимать. Только Микеланджело в этот момент пихает рядом стоящего Леонардо, чтобы за спину Хамато глянул. — Они тебя на кухню не пускают? — на чуть приглушённый голос, похоже, только-только проснувшегося Рафаэля блондин, конечно же, реагирует негромким смешком. — Вот кретины, а? Двери на кухню негромко раскрываются, пропуская сначала Брюса и следом за ним сонного Рафа, который всех приветствует громким выразительным зевком. Микеланджело пятится назад, стоит только доберману обойти весь периметр и выбежать обратно, а Рафаэль поворачивается к отцу и даже, кажется, виновато отводит взгляд. — Утреннее совещание? — спрашивает он с усмешкой. — Что я пропустил? — Рафи-бой, от тебя уже даже семья отказывается. — Но, если что, не от Брюса. — Говори за себя, Донни, — возражает Майки негромко, ладони убирая в карманы штанов. Рафаэль пару раз с той нагловатой усмешкой наигранно ударяет в ладоши, руки сцепляет в замок, оборачиваясь к Хамато Йоши и кивая тому уже более учтиво. Разболтанный и совершенно пофигистичный, с дерзостью в карих глазах, как это было всегда и, верно, никогда не менялось. Хамато, на самом деле, может и не знать, а вот Майки, Лео и Дон — знают. И, честно, у каждого внутри такое чувство странное, едва-едва ощутимое, что пока Рафаэль вот такой весь из себя Рафаэль, всё вокруг отлично. По идее, это то же самое, что улыбка Микеланджело. Пока он улыбается, всё идёт по плану. Леонардо держит под контролем, Донателло — думает и мыслит. Так было всегда. Так должно быть всегда. — Но это не значит, что жизнь надо тратить на курение и алкоголь, Рафаэль. — Так я не пью и не курю, — Раф взгляд скашивает на лежащую у него на плече ладонь опекуна и выпрямляется в осанке, становясь, даже чуточку выше самого Хамато Йоши. — Скажи это полупустой бутылке рома в гостиной. Но отчего-то чувствует себя как будто ниже, когда двери за спиной отца закрываются и, спустя пару мгновений тишины, на кухню заходит Уолтер. С типичным британским холодком оглядывает четырёх воспитанников. Микеланджело улыбается ему так, как не улыбался ещё никому, и рядом стоящий Рафаэль толкает его. — Юные господа, — обращается дворецкий, важно убирая руки за спину, — Эмили ждёт вас в гостиной. Донателло отмирает первым, рукой проводит по спутавшимся волосам, кивает из всех братьев именно Леонардо, потому что, да, извиниться хоть как-то стоит, даже если Эми не знает. А Раф и Майки в этот момент переглядываются бегло за спиной Дона. Дон ещё не догадался. Дон понятия не имеет о визитке Индустрии Инноваций от случайной девчонки. Поэтому Рафаэль хмурым взглядом утыкается в закрытые двери, сжимает левую ладонь крепко в кулак, отчего-то выше, на запястье, даже вены начинают выступать. Что кстати, не укрывается от зорких глаз Микеланджело, которого состояние старшего брата вообще-вообще не пугает, потому что сам привык рисковать. — Ты такой негативный, — со смешком замечает блондин уже у дверей кухни. Рафаэль поднимает на него презрительный взгляд. Майки замечает под глазами едва заметно проступающие синяки, слабые царапинки на коже. — А ты такой пошёл нахуй. Младший брат на колкости старшего перестал реагировать год назад, наверное. Хотя, на самом деле, Микеланджело не особо помнит. И, если честно, в воспоминания даже не старается окунаться. Если бы они, конечно, не напоминали о себе сами — изредка так, исподтишка, резко-резко и, чёрт возьми, так неожиданно. Эмили парней встречает отчуждённым молчанием, продолжая гладить лежащего около диванчика Брюса по шершавой чёрной макушке. Пёс приподнимает взгляд на подошедших. А Эми как будто и не замечает, даже когда Майки подходит ближе, становясь справа от Леонардо. Только Рафаэль специально привлекает её внимание кашлем негромким, и девушка сразу отрывается от странно дружелюбного добермана. У неё светлые волосы лишь малость спутались из-за сильного ветра на улице — видно, что ехала Эмили на такси. А взгляд серо-голубых глаз сонный-сонный. Такой спокойный, и, улыбаясь на удивление мягко, не так потерянно и почти не грустно, она кивает каждому. Ни к кому не могла прийти так рано и неожиданно, не позволяла видеть себя такой, но им — братьям, покою, который иные ищут всю жизнь — можно. — Тебе обидно, — делает вывод Донателло, убирая руки в карманы чёрных брюк и внимательно смотря на подругу. Эми руками в разные стороны разводит так внезапно и артистично, что даже Брюс поднимает голову, издавая при этом звук, отдалённо напоминающий глухое, ленивое рычание, может, даже бурчание. В этот момент только Рафаэль теряет интерес к происходящему и присаживается рядом с девушкой, взгляд лишь на секунду задержав на волнистых блондинистых локонах. Доберман мокрым носом сам утыкается в широкую ладонь парня, Эми и Микеланджело переглядываются, отчего ему становится ужасно не по себе. Как будто она, просто светловолосая девочка, одним лишь вздохом сбила всё его дыхание. Внутри ощущение появляется, словно всё сдавливается. — У меня заболела голова, — но из этой ситуации Майки выходит быстро и проворно, точно по-своему. — Очень сильно. Леонардо медленно поворачивается к брату и скрещивает руки на груди. Эми взглядом пробегает по крепкой фигуре брюнета, замечает, как тот немного разочарованно прикрывает выразительные глаза. Его ресницы в свете обширной гостиной кажутся длинными, и ей порой вообще так по-глупому хочется спросить, а настоящие ли они. Но ведь прекрасно понимает, что это немножечко не то, что надо спрашивать у Лео. Просто обычно на рандомные фразы и действия хватает только Стефани. — И у него это часто бывает, — Рафаэль рядом с блондинкой шикает слабенько, стоит только Брюсу всем своим весом навалиться ему на ноги. — Просто организм даёт понять Майки, что у него нет мозгов и что этим он всех бесит. Микеланджело на заднем плане пыхтит от возмущения. Доберман на спинку переворачивается и позорно теряет свой грозный вид, почти становясь похожим на щеночка. Хотя, признаться, при Эми он почти всегда так — не лает, не скалится, но дышит часто и язык на бок забавно высовывает. Рафаэль проводит по чёрной шёрстке, что приятно колет кожу. Девушка словно бы каждую мелочь подмечает, находясь так близко и глядя на него. У Рафа в карих глазах те задорные искорки мелькают, обыденное суровое выражение растворяется полностью. Потом Эмили воодушевлённо болтает с Хамато Йоши, рассказывает ему о предстоящем фестивале, очень активно жестикулируя. А Микеланджело, рядом появившись совсем тихо и неожиданно, предлагает свою помощь в подготовке под одобряющий, но малость удивлённый взгляд опекуна. Потому что прав был, когда говорил, что забыть надо к чертям. Даже если сегодня ему, Майки, придётся весь день проторчать в огромном актовом зале без возможности вздохнуть спокойно. Ведь понятие «поверхностность», на самом деле, дурацкое, и чтобы избежать этого, придётся переступить через себя. Майки переступил через себя, когда вообще подошёл к Эми. И так же переступает через себя, когда чуть отведя взгляд, просто предлагает крепко обняться. Пальцами зарывается в мягкие локоны девушки и прикрывает яркие глаза, стоит только Эмили ладошкой нежно провести вдоль его позвоночника сквозь белую рубашку. У Микеланджело совершенно внезапно на коже мурашки появляются от такого движения, и он, так ничего и не сказав более, выпускает подругу с лёгкой улыбкой на лице. Как будто бы лучики солнца касаются его, честное слово. А Эми предварительно обещает ещё немного подождать ребят и видит Рафаэля, снимающего мотоцикл с подножки. Он, кажется, и не замечает её, стоит спиной, когда девушка подходит тихо и чуть откашливается, чтобы привлечь внимание. Раф поворачивается с тёмно-бордовым шлемом в руках и кивает достаточно дружелюбно. То есть, он, в принципе, какого-либо рода дружелюбие не выражает, а сейчас мирный и вполне безобидный. Не то чтобы Эмили думает, что Рафаэль может быть отбитым на голову подонком. Или Эмили просто не хочет так думать. Раф шлем убирает обратно в гараж, кладёт осторожно на одну из полок, но девушка ему тут же дорогу к выходу перегораживает, уперев по-важному руки в бока. Парню, честно, даже забавно становится — он выше её, шире и уж точно повнушительнее будет, поэтому Раф ухмыляется и влёгкую отодвигает Эмили в сторону, тем самым освобождая себе путь. Только спиной чувствует её взволнованный взгляд. Эми не хочет, чтобы получилось, как в прошлый раз, когда отморозки в пурпурных наколках его заставили выехать на мокрую трассу ночью. Эми сама помнит, как слёзы лились в тот вечер без остановки и мешались с мерзкими ледяными каплями дождя. — На обратном пути я заеду к Кейси, — Раф словно бы одной только фразой отвечает на все её вопросы. — У него там небольшие проблемы. — Не как в прошлый раз? Рафаэль в сторону блондинки прищуренный взгляд скашивает и поворачивает ключ. Эми чуть ли не кидается в его сторону, потому что, правда, боится. Даже если это Раф и даже если ему обычно очень везёт. «Кто ж знает этого придурка Кейси?», — думает Раф. — Не как в прошлый раз, — мотает он головой уверенно, и ей даже кажется, что по его часто равнодушному лицу пробегает что-то отдалённо похожее на настоящую улыбку. — Передавай привет сестрёнке. Эмили сильнее кутается в тёплый шарф и не может не улыбнуться ему сейчас, даже если это очень странно, что Рафаэль запомнил. — Ты ведь её даже не знаешь, — девушка голову склоняет на бок медленно, когда шатен застёгивает куртку доверху. — Но обязательно передам. Громкий звук мотора в секунду заглушает отдалённый шум города.. . .
Если бы Эмили не считала себя виноватой, она бы ни за что не пришла. Она бы не смотрела в их сторону, не болтала бы сейчас умиленно с таскающим коробки, набитые каким-то хламом, Микеланджело и уж точно не улыбалась им всем так озадаченно-заинтересованно. Кейт взгляд подруги замечает сразу и, на самом деле, старается не попадаться ей на пути, потому что это всё, как минимум, странно. И неожиданно, да. Даже очень, потому что Леонардо, которого за день она встретила раза три от силы, пробудил в одно мгновение тонну праведного сострадания. Кейт уже час не подходит к нему и уж точно не старается это самое сострадание проявлять. Внутри как будто какой-то механизм предупреждает, что не надо. Жалей Майки, Донателло, хоть Рафаэля, но точно не Лео. Оно того не стоит — останешься ведь ни с чем. Вокруг холод, неразбериха и живой смех. Кейт отвлекается и даже вздрагивает заметно, когда кто-то из парней чуть ли не роняет лестницу на себя. Рядом с девушкой совершенно внезапно возникает Стефани, которую Эми лишь на пару минут попросила подменить её. — Парни, коробки надо было отнести в тренерскую, а не сюда! — возмущается она, активно жестикулируя. — Господи, Райли, а ты что делаешь? — Я… пытаюсь разобраться в инструкции к пульту управления светом, — немного перепуганно отвечает парень. — Но ты держишь в руках пульт управления аудиосистемой, — вымученно произносит он, кидая в сторону Райли настолько убийственный взгляд, что тот мгновенно выравнивается в осанке и спешит отойти от девушки подальше. Стефани прикладывает ладонь ко лбу. — У Эми всегда крутые праздники, но она из зала может пропасть на час. Кейт вглядывается в её лицо намного внимательнее, немного подозрительно и, кажется, малость напуганно. Стеф, заметив это, лишь выдыхает и, так же внимательно глянув на девушку в ответ, спрашивает: — Дорогая, сколько часов ты спала сегодня? Ладони ложатся на плечи, Стефани её чуть ли не встряхивает, чтобы та вернулась в сознание и перестала уже смотреть как будто бы сквозь. Как будто бы на что-то совершенно другое. — Я отлично себя чувствую, правда, — отвечает незамедлительно Кейт с приятной улыбкой, но в лице вновь меняется, становится серьёзнее, стоит только вновь глянуть Стефани за спину. Донателло, что-то бегло сказав братьям, покидает актовый зал. Двери за его спиной закрываются быстро, заставляя обеих девушек отвлечься на хлопок. Кейт даже чувствует, как по спине пробегает холодок, но не растворяется, не исчезает, а остаётся. Она взгляд отводит сразу же, когда Стефани ловит проходящего мимо Леонардо за локоть и тянет на себя бескомпромиссно. Хотя, стоит заметить, что парень даже близко не сопротивляется, но Стеф почти взглядом прожигает, несмотря на то, что она всё ещё держится за него. И не реагирует совершено, но даже так, молча, ставит перед фактом, что друзья себя подобно не ведут — будь добр, не игнорируй и скажи хоть что-нибудь. Кейт сталкивается с синими глазами. Пожалуйста, Лео. Какие-то девчонки, проходя мимо, смотрят на него и улыбаются. Стефани закатывает глаза — у неё это привычное действие, и Лео при виде этого всегда хочется это повторить. Стеф при его виде не теряется. Она вообще никогда не теряется. Да и как вообще может теряться девчонка, которая двери любит открывать с ноги? Кейт вздрагивает, когда широкая ладонь ложится на талию, чувствует даже через тёплую ткань джемпера и белой рубашки. Хитрый взгляд Стефани немного смущает её, если честно. — Ну не чудесно ли всё выглядит? — интересуется Браун, наконец находя в толпе светлую макушку Эмили. — Вот тот бар определённо чудесен, — отвечает Лео. Откровенно говоря, Кейт даже близко не знает, чем можно его хоть как-то впечатлить. Сказанные ею редкие важные фразы со временем теряют своё значение, те неловкие переглядывания сродни несильному порыву ветерка. Поймать Леонардо и выспросить всё самой — нет. Иногда у Кейт складывается впечатление, что она больше любит додумывать. А ещё она бы никогда не поступила так. Не с Лео уж точно — он ничего не скажет, это же очевидно. — Что за ерунда с вами приключилась вчера? — не в бровь, а в глаз. Стефани не любит обходные пути и именно по этой причине спрашивает прямо. — Заставляете переживать за себя, между прочим. Леонардо забавляет такой напор, а Кейт невольно делает шаг в сторону. — Стоять, — он тянет её на себя. И Кейт оказывается к нему так близко, что дыхание сбивается на мгновение. Брюнет оглядывает обеих, Стеф важно пальчик приставляет к подбородку и прищуривается. — Это мелочи, Стефани. Кейт это замечала всегда. У парня пунктик на обращение по полным именам, что не особо соответствует его возрасту, но очень придаёт ему серьёзности. Стеф, с другой стороны, этой самой серьёзности не излучает. Поэтому при пристальном взгляде на парня произносит в его же манере: — Что-то не похоже, Леонардо. Стеф, не играй на нервах, пусть этим Раф занимается, а ещё лучше — Майки. Эта странная холодность Лео взбесила Кейт ещё тогда, когда они встретились с ним впервые. И, смотря ему вслед, она цепляется тревожно-подозрительным взглядом за широкие плечи, ровную осанку, а Стефани вновь приобнимает её осторожно, прямо как в прошлый раз — может быть, и правда лучше просто заняться делом, как Эмили, например. Даже если сейчас актовый зал покидает и Микеланджело, точно следом за старшими братьями. Но в этот раз Стеф уже согласно кивает подруге, провожая его крайне мрачным взглядом.. . .
Правда, на широком крыльце академии Кейт понимает, что Микеланджело не расскажет ничего. Здесь просто стоит вспомнить, кто его старшие братья. Сам Майки девушку замечает сразу, стоит ей только спуститься к нему и прислониться к жёсткой стене здания шагах в десяти от него. Самому даже как-то неловко становится. Во-первых, за то, что Кейт сама пришла за ним на холодную улицу. Во-вторых, что из всех девчонок — это именно Кейт. Потому что подходит к нему должна явно не она — кажется, у неё проблемы в лице его амбициозного самого старшего брата. Его проблема — не для неё. Даже если проблема та же, что и у его семьи. — Да ладно, Кей, я же не кусаюсь, — голос у Микеланджело протяжный и достаточно высокий. Напоминает медленно капающий персиковый джем. — А ещё я не настолько страшный, так что подходи ближе. Где-то внутри мысль мелькает, что пора прекратить мучить Кейт зря. По крайней мере, хотя бы Стефани могла прийти — они с Майки частенько не в очень хороших ситуациях оказывались вместе. А ещё лучше, если бы за ним сейчас вот так вышла Эмили. Хотя, это вариант проигрышный — Эмили наверняка сейчас занята разговорами со своим новым светловолосым дружком из футбольной команды. Микеланджело морщится. Тима Картера язык не поворачивается даже приятелем Эми назвать. Это он, Майки, её друг. Все остальные пусть мимо проходят и вообще в её сторону не смотрят, уроды. Из горла вырываются какие-то убогие звуки, отдалённо напоминающие кашель. Блондин морщится невольно и решает повернуться к Кейт. А девушка продолжает смотреть на него крайне подозрительно, но как будто бы Микеланджело нечто подобное могло хоть как-то сбить с толку. Он, в принципе, отлично эмоции подделывать научился, а вести себя так, будто ничего не происходит вокруг, — дело техники. Только вот Кейт слишком хорошо умеет замечать мелочи, чтобы так легко попасться. — Я тут заметил, — внезапно произносит Майки, становясь к девушке чуть ближе. — Вы часто с Лео болтаете. Здесь ей уже хочется покачать головой разочарованно и как-то даже растерянно. Не то чтобы Микеланджело не прав — как раз-таки наоборот, что странно. Просто дело в том, что для Кейт «вы с Лео» значит отчего-то немножечко другое. Она даже успевает громко выдохнуть, когда блондин рядом слегка закатывает рукава чёрного школьного свитера. На руках мелкой россыпью рисуются мурашки, на запястьях от осеннего холода проступают вены. — То есть я не это имел в виду, — Микеланджело даже позволяет себе рассмеяться беззаботно, и девушка, похоже, буквально чувствует его смятение. Видит, что ему почти неловко. Майки часто касается своих волос, когда нервничает, это факт. — Ты не должна быть сейчас здесь, со мной. Просто... Настроение на редкость странное, а ещё появляется такое дурацкое ощущение теплоты внутри, которое — Микеланджело чувствует — разливается по всему телу и как будто обнимает крепко-крепко. — Просто Эми ждёт тебя, ты в курсе? — Кейт улыбается ему, заставляя парня мгновенно выпрямиться, как будто бы имя подруги — яркая красная ткань, на которую Микеланджело реагирует слишком уж явно. Даже сейчас сглатывает невольно, прикрывает голубые глаза, когда девушка кулачком касается его плеча, несильно толкает, чтобы ерундой уже прекратил заниматься и болтать. Болтать на любую тему, нести чушь, лишь бы себя не выдать и запутать — наверное, поэтому Майки многим так нравится. Возможно, именно по этой причине у него нет никого ближе старших братьев, которые его видят насквозь. И Эми, которая отличается проницательностью. По крайней мере, в Стефани Кейт ничего подобного не замечала — до Стеф иногда может доходить очень долго, а когда уже доходит, она откладывает зеркальце и помаду, и происходит скандал. Они читают Микеланджело. Тот читает других и врагов наживает себе оскорбительно быстро, не особо стараясь. Кейт зажмуривается сильно, когда он обходит её и когда из-за угла вырывается порыв ветра, стоит ей самой обернуться следом и прошептать что-то отдалённо напоминающее «дурак». Схватить его и увести обратно в актовый зал академии, где подготовка к фестивалю идёт полным ходом — не дать сотворить глупость, быть безрассудным, как Рафаэль. Потому что — Кейт отчего-то уверена — Рафаэль не получит. У него неприятная ухмылка и опасный взгляд, такие не попадают в ужасные ситуации. Разве что, в редчайших случаях, когда у врага есть огнестрельное оружие. Шум байка за школьной территорией девушку заставляет чуть ли не ринуться следом за Микеланджело. Ветер из-за угла налетает слишком неожиданно, пронизывает почти до костей, растрепав её волосы. Хочется кричать или ломать кости; она не знает, что сделает с Микеланджело, если догонит его. Кейт даже не помнит, что именно сказала. Просто гораздо сложнее остановиться напротив трёх парней и хоть как-то сгладить ситуацию. Глупо и бесполезно. Глупо. Бесполезно. Только через секунду Тим Картер окурок бросает прямо на асфальт, когда Микеланджело резко перегораживает им дорогу. Кейт на мгновение замирает. — Ну, что у нас тут? — интонация голоса кажется ядовитой, а Майки не может понять до сих пор, как вообще владеет собой, кто вообще управляет им сейчас, делая таким спокойным. — Твоя подружка-блондиночка в актовом зале? — на этот вопрос Микеланджело лишь руки в карманы брюк убирает, буквально чувствуя на своей спине настороженный взгляд Кейт. Это Тим. Тим Картер, помнишь? Они с Рафом в одной футбольной команде выступают — ладони рефлекторно сжимаются в кулаки. В сумерках тлеет огонёк так и не затушенной сигареты на асфальте. — На её месте я бы с такими отморозками не общался, — голос у Майки слегка вздрагивает где-то на середине предложения, ломая его и обрушивая края. Смех ребят в главном корпусе академии и несмолкаемый шум города прерываются резким звуком удара, бьющим по ушам с такой силой, что Кейт вскрикивает громко, стоит только едва-едва удержавшемуся на ногах Микеланджело ладонью провести по покрасневшей скуле. Желание встать между ними захлёстывает полностью, но у Кейт не выходит ни черта. Два сцепившихся придурка. Майки смахивает резким и почти что рваным жестом кровь с царапины на щеке, скалится, глядя с тусклым оттенком сломленного на осколки стекла, но Тим даже близко не боится — он держит нож обратным хватом. Только Кейт не может не то, что подорваться, попытаться подбежать к обоим — шевельнуться и вскрикнуть громко не получается. Даже если кажется, что у Микеланджело кости ломит, даже если ещё два парня — кажется, один из них Райли — стоят чуть в отдалении, будто в тени, и смотрят, практически не моргая. Но тот футболист... Он словно бы не Тим — он странный в темноте, и, повернув голову, Кейт не может не следить за ним. По крайней мере, так, как получается — слышать, различать силуэт. Надеяться, что ей всё кажется сейчас, и что Микеланджело не наносит ему удар такой сильный, от которого Тим правда валится на асфальт и кашляет глухо, стараясь хоть как-то восстановить дыхание и не захлебнуться собственной же кровью. Даже если Майки и получил от него ножом несильно, но каким бы Тим ни был, он здесь. Почти рядом, глядит невозмутимо снизу, Кейт почти уверена в этом. Почти уверена... если ей, конечно, не мерещится. Если его поведение — не какая-то галлюцинация её больного мозга, вызванная столькими безумными воспоминаниями. Во взгляде Тима лишь на секунду, лишь на мгновение мелькает что-то другое. Девушка всё ещё смотрит, пока Микеланджело шипит из-за саднящей боли от неглубокой царапины на скуле. А Кейт выхватывает каждое движение Тима, и правда не понимает, что с ним не так. Но ощущает такую невыносимую слабость внутри, словно бы никогда и не уезжала из Нью-Йорка. Разве что, Майки кое-как её внимание пытается привлечь, расслабляется на долю секунды, когда понимает, что Тим Картер — всё, заведомый проигрыш, а нож валяется где-то в стороне. Даже улыбается почти, потому что у футболиста подняться не получается, не то что вообще сказать хоть что-то и кинуть нечто оскорбительное им с Кейт. Микеланджело торжествует, и поражённая девушка первым делом подбегает к нему, пока на улице тихо. Подступивший к горлу ком вырывается на волю вместе с рваным выдохом, когда она касается его лица и когда Майки прямо так и говорит, что с ним всё в порядке. А с Тимом не всё в порядке. Его давно не было в школе. И в её жизни. У него кровь из разбитой губы капает прямо на асфальт, но Кейт подходит к нему ещё быстрее, чем к Микеланджело минутой ранее. Узнаёт же те черты лица, короткие светлые волосы и извечно тёмные глаза, в которых задорность плескалась постоянно и то, как Тим, стоит ей только присесть напротив, моргает непонятливо и почти-почти кривовато улыбается. — Что ты творишь?! — голос Кейт обрывается в конце фразы слишком заметно, но, похоже, впервые за столько лет она по-настоящему начинает волноваться за него, даже если Тим сейчас хочет скрутить ей руку. Кейт не даёт ему и слова сказать — это ведь просто лёгкое касание ладонью щеки. — Пожалуйста, только не теряй сознание, ты слышишь меня? Тим просто вряд ли позволил кому-нибудь тронуть себя, но именно в этот момент всё встаёт на свои места. Тонкая грань еле заметных отношений и странных чувств охватывает парня, на лице буря эмоций пробегает. Сознание возвращается слишком быстро, и, слегка прикусывая губу, Кейт метает беспокойным взглядом то на купли крови на вороте его рубашки, то на самого парня, стараясь сейчас не смотреть в глаза. Только в этот момент громкий звук удара заставляет Кейт обернуться, буквально подскочить, когда Микеланджело от одного из футболистов получает под рёбра, а потом резко головой об стену, головой с такой дури, что по её коже леденящий холод проходится, слова и крик исчезают в горле сразу. И Кейт не видит, как за её спиной Тим улыбается уголками губ. Перепуганный Райли, видимо, единственный, кто просто хотел спокойно постоять на улице, буквально подпрыгивает на месте и прикрывает рот рукой, глядя на товарища по команде. — Полежи, приятель, — поза футболиста совершенно расслабленная, ухмылка неприятная, что словно бы сопровождается хрустом чьих-то костей. Майки не отвечает. В этот раз он чётко чувствует сползающую по виску каплю крови и то, как перед глазами всё начинает превращаться в темноту.. . .
— У тебя конкретные проблемы, — Кейси Джонс дёргается, точно школьник, стоит ему лишь услышать настолько размеренный тон. В речи Рафаэля вечно была изрядная толика иронии, небрежности, но не той, что раздражает, нет. Он отлично умеет быть яростным, но спокойным — тут не знаешь, чего ожидать. Когда человек орёт, вокруг крушит всё подряд и хаотично машет руками, вполне можно догадаться, куда направится злость. Понять, откуда и куда бежать. Раф не выдавал этого. — У тебя, Кейс, задние тормоза все слетели, в курсе? Сейчас, в этом гараже на окраине города, Джонс смотрит на парня, и в том прямо мерцает это спокойствие. Настораживающее. Подозрительное. Точно бы он — один из тех, кого так и тянет напасть неожиданно. У Стефани это отлично выходит. Рафаэлю кажется, что то столкновение всё ещё чувствуется. Это заставляет по-глупому, но все же желчно усмехнуться. Воздух пахнет бензином, воздух пахнет пылью, и Раф его пугает. Своей вот этой безразличной заботой, что проявлялась в абсолютном пофигизме по отношению ко всем; равнодушием скользящим, звенящим, что выражалось в забавном факте — этот кретин малолетний был единственным, кто попытался переубедить Кейси, когда тот две недели подряд вёл себя дико — появлялся на улице исключительно в хоккейной маске и разбивал, чтоб его, разбивал Пурпурных Драконов только так. Порой Рафаэль удивлял Джонса — своими взглядами, своими мыслями, очень редко — поступками. Вот самую малость; на грани с снисходительной ухмылкой: «Ну и уёбок же ты. Зачем я вообще к тебе тогда подошёл?». Ведь не получил бы клюшкой по голове, не гонялся бы на байке в Центральном Парке, откашивая от собственных мрачных обязанностей. Но если подумать, Рафаэль и не особо следовал каким-либо правилам, то есть даже смысла никогда в этом не видел — скорее, внимание обращал на нечто вроде негласного свода законов, который следует соблюдать, если хочешь выжить среди тех, кто на тебя похож. Ну... Не то чтобы прямо похож, но хотя бы напоминает. По грешкам, например. Да и повезло же им с Кейси просто встретиться в тот вечер. Так бывает. Поэтому за всё время Джонс успел понять целую кучу вещей разной степени важности, и все эти вещи были некого рода константами, без всяких условий и переменных. Это настолько же было очевидным, как и тот факт, что Брюс перегрызёт за любое покушение на Рафаэля глотку, а при Донателло лучше не упоминать о федеральных сейфах и ФБР. Правда, было, пожалуй, ещё одно негласное правило, которое Кейси Джонс, на самом-то деле, считал главным: к граффити пурпурных и фиолетовых оттенков приближаться — смертельно опасно. У Кейси как раз в тот вечер, в адекватном-то состоянии нехилые проблемы с агрессией появились, а уж когда он на лицо хоккейную маску натягивал — приходило состояние полного отказа тормозов. Рафаэль попадаться под горячую руку не собирался — хотя бы потому, что в этой самой руке у Кейси Джонса была тяжёлая клюшка. — Я пользуюсь передними. Рафаэль встаёт с чёрного резинового коврика у байка и на пробу сжимает-разжимает стальные ручки, пока Джонс копается в кузове старого пикапа, что стоит в его гараже уже неизвестно сколько лет. Кейси, кажется, не заводил его лет пять — сам вспомнить не может. Зато Раф оказывается напротив и резко садится на капот, отчего передняя часть автомобиля прогибается под его весом и скрипит жалобно-жалобно. Ещё чуть-чуть — и Джонс сам пустит слезу. Шатен замечает огромное количество различной ерунды на стенах, пару бейсбольных бит в самом углу и древние протёртые куртки на полу, около шкафа с запчастями. Там, кажется, должны быть ещё вещи из его прошлого дома, которые Кейси — Раф не сомневается — запер уже давно и, может быть, только самую малость сожалеет об этом. Тусклая лампочка у входа чуть мигает, стоит Рафаэлю только ударить ладонью по крашеному металлу и встряхнуть рукой. Его негромкое ругательство разъедается уличным шумом и темнотой, где даже ни одной звезды не видно на сумеречном небе. Только во внутрь прохлада осенняя проникает и мешается с затхлым запахом здесь, с другой стороны от постепенно успокаивающегося города. — Давай сломаем его, — Кейси отвлекается на голос Рафаэля за спиной, выпрямляется и медленно поворачивается к другу, скрещивая руки на груди. — Я тебя сейчас сломаю, — устало произносит Джонс, собой загораживая полуразбитый автомобиль. — Положи монтировку, Раф. И, кроме того, я просил тебя заехать ещё неделю назад. — И то верно... — к удивлению Кейси, Рафаэля даже слушается его и покорно ржавую железку бросает в сторону, чудом только не разбив стоящие рядом запачканные в чём-то стёкла. Убирает ладони в карманы джинс и прислоняется к стене, не так далеко от шкафа, пожимая плечами флегматично. — Только я до сих пор не понимаю, почему это должно меня волновать. Пикап ведь не мой. А, нет. Типичный Раф. — Но ты единственный, кто страдает хернёй весь день, — констатирует Джонс, громко захлопывая тёмно-синий капот, но когда вновь оборачивается к Рафу и в карих глазах того не замечает решительно ничего, кроме какого-то глупого пренебрежения, смиряется и выдыхает. — Хотя бы доставь его Сиду. Он мне должен. — Только когда вновь заделаешься безбашенным психопатом-убийцей, — Рафаэль даже не скрывает смешок, но, как только взгляд переводит за спину Кейси Джонса, на стену, где видит чуть потрескавшуюся бейсбольную биту в полутьме, всё-таки подальше свою хроническую наглость засовывает, пусть и ненадолго. — Ладно, замётано. Я встречусь с ним завтра. И на улицу выходит первым, небрежно тяжёлую куртку набрасывая на плечи и в руке подкидывая зажигалку, думая о возможности закурить сейчас, даже если желание ещё не захлёстывает с головой и не бьёт нещадно через край. Даже если на другой стороне улицы, в тусклом свете фонарей на одной из стен заметна очередная отвратительная, не блещущая особым умом надпись, где все буквы, по своему обыкновению, пурпурные — здесь ничего особенного точно нет. Просто Кейси Джонс и Рафаэль ненавидят Пурпурных Драконов. Брюс их ненавидит тоже. Но ещё больше Брюс не любит тех, кто громкой жизни на свету предпочитает жизнь во тьме, когда всё делается по щелчку и приказу. Наверное, именно по этому Кейси парня кулаком по плечу бьёт специально сильно и так неожиданно, что Раф едва ли не роняет красную зажигалку. Джонс же качает головой, лишь на секунду акцентируя внимание на граффити. — Поиграешь в супергероя, когда я умру, — замечает Кейси, шатену дружелюбно протягивая сигарету. — Чтобы я этого позора не видел. — Для супергероя у меня нет маски. — Зато у тебя есть злобный пёс и ужасное прошлое. Тут Рафаэль уже настраивается на жёсткий спор. Потому что Брюс даже близко не злобный, он просто строптивый.. . .
Все адекватные люди после какого-либо неудачного инцидента приходят в себя под строгим наблюдением врача, на мягкой больничной койке, под тёплым пледом или, в конце концов, в машине скорой помощи. Микеланджело пришёл в себя, когда его чуть не уронили с лестницы. Палата вдруг начинает ослеплять ярким светом, стоит только открыть глаза и буквально подскочить, при этом громко скрипнув койкой под собой, отчего доктор Тьерри Смит, сидящий на кресле с чашкой, кажется, кофе, взгляд на блондина переводит сразу. Только глядит на него не как на самого младшего воспитанника своего хорошего друга, если честно. Так обычно смотрят люди, когда сожалеют о чём-то. Или — с падающего самолёта на небо... нет. Слишком прозаично. Слишком красиво. Так глядят уставшие люди — с лёгкой дымкой у зрачка, с отсутствием улыбки, с мозолями на сжатых ладонях. Это Микеланджело не нравится, и, дёрнув плечом, он говорит: — Дерьмо. — Нет бы «здравствуйте» сказать, — парирует Тьерри, всё ещё смотря куда-то в пустоту перед собой. Он сжимает полупустую чашку в ладони чуть сильнее, а ещё хмыкает тихо, разминая пальцы. — Как самочувствие? — Дерьмовое. — Это я отлично вижу, Барбара. Майки моргает несколько раз прежде, чем понять, что Барбара — это он. Только от звука раздвижных дверей блондин, явно обессилев, падает обратно, затылком больно прикладываясь к жестковатой белой подушке и отчётливо чувствуя, как по тонким стенкам черепа проходится вибрация, затем — словно бы острый стальной молоточек начинает бить изнутри, к горлу подталкивая мерзкое ощущение тошноты. — Доктор Смит, — медсестра осторожно прикрывает двери и протягивает Тьерри разрывающийся мобильный, — извините, что отвлекаю, но Вам звонит дочь. — У Вас дочка есть? — жизнь к Майки возвращается слишком быстро и ожидаемо, что врача заставляет лишь покачать головой. — Карен, — зовёт Тьерри спокойно, кивая в сторону Микеланджело, — сделай с ним что-нибудь. Двери за ним прикрываются бесшумно, почти незаметно, как будто лишь лёгкий сквозняк проник в палату, облетел и исчез бесследно. Майки, кое-как пытаясь поймать хоть самое мелкое дуновение воздуха, прикрывает глаза, когда прохладная рука медсестры касается его вспотевшего лба и через мгновение дотрагивается до успевшего прилично покраснеть пластыря на виске. Ткань отлепляется больно, Майки прикусывает губу, но не останавливает — сил не хватает перехватить её руку, да и смысла в этом нет совершенно никакого. Поэтому он вновь раскрывает слезящиеся глаза и выдыхает рвано, воздух только так выбивается из лёгких, как будто бы он всё ещё там, за главным корпусом их школы. Как будто бы тот футболист ударяет его с такой силой, что переламываются все косточки внутри. Карен к его лбу сразу же прикладывает холодную марлю — Микеланджело не реагирует на то, что дверь в очередной раз приоткрывается и что медсестра отходит от него, что-то негромко говоря посетителю. — Майки... — но дрогнувший в конце его имени голос Кейт даже сквозь невыносимый гул в голове и размыленную реальность блондин узнаёт сразу. Она ладонью касается его руки и слышно же, как расслабленно выдыхает рядом, потому что сейчас становится лучше. Прохладный ветерок из малость приоткрытого окна чуть поигрывает тонкими белыми шторками. Доктор Тьерри в палату заходит тихо, по пути убирая мобильный в карман белоснежного халата, и становится справа от Кейт. Смотрит на Майки, прикрывшего глаза и, кажется, постепенно начинающего засыпать, когда Остин медленно отпускает его ладонь и чуть вздрагивает. — С ним же всё будет хорошо? — С ним уже почти всё хорошо, — отвечает Смит, кивая девушке и мягко, не свойственно ему, касается её плеча. Этот ободряющий, заботливый жест на Кейт действует слишком успокаивающе, и Тьерри, заметив в её зелёных глазах всё необходимое, кивает. — Как дела у Аманды? Людей буквально находят разрубленными. Не очень утешительно для полиции. — Ты даже не представляешь, — голос у Кейт становится ниже к концу фразы, потому что за такое огромное количество времени так и не смогла привыкнуть к столь простым и в то же время сильным фразам Тьерри. — Мама на работе тратит времени в два раза больше, чем дома. Я волнуюсь. — Могу тебя понять, — кивает мужчина участливо, когда Микеланджело на койке поворачивается на другой бок. — Сью ведь не просто так каждый день мне звонит, даже если знает, что я в больнице. Но лучше скажи, кто его так? Здесь Кейт улыбку теряет за секунду, не понимая даже, как сказать, что одним из участников драки, так, на минуточку, был её некогда лучший друг, пока обстоятельства не заставили покинуть Нью-Йорк, как и его, Тьерри Смита, собственно. — Обычные хулиганы, — произносит Кейт и невольно отводит взгляд, чувствуя, как в кармане коротко вибрирует мобильный. Тьерри кивает ей понимающе и, бегло коснувшись предплечья девушки, исчезает за дверью, оставляя Кейт с помятым и мирно посапывающим Микеланджело наедине. Окно она чуть-чуть прикрывает, чтобы другу так сильно не дуло, и, уже тихо закрывая за собой дверь в палату, Кейт достаёт свой мобильный и самое последнее уведомление сердце заставляет по-глупому сжаться внутри. 9:01 pm Лео С Микеланджело всё в порядке? Конечно, она позвонила и сказала ему, как только они с горем пополам добрались до больницы Тьерри Смита. Конечно, Леонардо умеет волноваться — всё-таки это его родной брат. Ответ Кейт печатает быстро, почти даже не думая ни о чём. 9:02 pm Кейт Да С доктором Тьерри она в последний раз на сегодня сталкивается в дверях больницы. Он просит быть осторожнее сейчас и вызывает такси, чтобы девчонка по тёмным улицам не брела одна. Сначала Кейт даже отказывается — минут тридцать пешком, не более, но Тьерри Смит не слушает, и такси приезжает ровно через семь минут. Водитель оказывается дружелюбным, даже несмотря на пробки в Бруклине. По радио переливаются гитарные аккорды, когда Кейт получает новое уведомление и решает прочитать сразу, чтобы не оставлять на потом. 9:11 pm Лео А с тобой? И, кажется, потом в течение ещё пяти минут, сквозь тугие пробки, яркие ночные улицы и вплоть до самого дома с её лица не исчезает улыбка.