Если я не буду изуродованным изгоем, то стану печально известным богом преступлений. Если не буду осиротевшим мальчиком, смогу быть спасителем.
На улице выл знойный ветер, и его резкие порывы редко прерывались шумом лезвий, рассекающих разгорячённый воздух зала. Брюнет смахнул пот со лба и машинально облизнул сухие губы, сжимая крепко обмотанные бинтами кулаки. — Бьёшь как девка, — Рафаэль преодолел желание по-хулигански усмехнуться и счёл нужным сделать не самое лестное заявление. — Ты, может, и старший среди нас, но я слепо слушаться не собираюсь. Если ты у нас лидер — удерживай позицию. Леонардо промолчал, тяжело дыша — обращать внимание на колкости Рафа он не любил и даже не считал нужным. Синие глаза быстро забегали по крепкому силуэту брата, выискивая, куда бы ударить на этот раз. Желательно так, чтобы сбить этого наглого придурка с ног и заткнуть поскорее. Лео громко выдохнул. Раф ринулся вперёд с нечеловеческой скоростью, но просчитать его следующий удар было не так уж сложно. Брюнет блокировал атаку, и пока брат пытался понять, что вообще произошло, резко сделал подсечку. — Ну, как понимаешь, поэтому лидер именно я. Старший всё-таки не сдержал усмешки и толкнул парня носком ботинка в бедро, хотя больше это походило на касание. Но Рафаэль коротко рыкнул, лёгким движением ухватил Лео за запястье, тут же больно уложив того на лопатки и следом отскакивая на приличное расстояние. — Неудачник, — прошипел брюнет, зажмуриваясь. — Так и будешь кидаться в драку без головы на плечах. А потом наткнёшься на какого-нибудь Винсента Пардо и без этой самой головы останешься. — Мне и не надо планы придумывать. Тем более, мы все знаем, что с целым отрядом даже Пардо не справится, — Раф оскалился и провёл рукой по коротким жёстким волосам. — А ты, Лео, раз уж расслабился, так огребай по полной. Низкий голос младшего превратился в лёгкое подобие дуновения холодного ветерка за спиной Леонардо, слившись с ударом тяжёлой двери о стену зала. Очертания расплылись бордовыми пятнами, чем-то напоминая Лео большой пожар. Он встряхнул головой и не успел опомниться, как через секунду шатен оказался точно напротив него и вдруг — ох чёрт — вообще натянул грязную маску, линзы которой светились тускло красным то ли из-за поломки, то ли из-за кровавых разводов на ней. «Кретин»* * *
Вот и всё. Спектакль насилия на ближайшую неделю частично закончен. Но когда ему звонит Караи, Леонардо даже не удивляется. Лео совершенно точно не хочет разбираться с полицейскими и Пурпурными Драконами — на это есть обычные отряды. Сами же Пурпурные словно мелкие надоедливые шавки, рычат в своих подворотнях. Осознание жуткого страха приходит к ним сразу же. Этот страх назойливый, чересчур липкий, он бьёт по внутренним органам с такой силой, что становится трудно дышать. Лео не хочет иметь с ними ничего общего. Но, к сожалению, особого выбора у него нет. Его братья, да и он сам натворили много дел, а месть — то, на что Драконы уже точно не скупаются. Из-за этого у них есть точка давления на него, но главная проблема не в них. Пурпурных очень успешно сдерживает Рафаэль. Его жестокости порой можно позавидовать, но у Лео нет на это времени. Чёрная маска полностью закрывает собой его лицо, и на мгновение Леонардо даже кажется, что всё так и должно быть. Словно маска Клана Фут и он — единое целое. Всегда. — Тебе страшно, — низкий, тяжёлый голос нарушил тишину, и его обладатель чуть склонил голову, заставляя Лео обернуться. Покрасневшие руки Винсента Пардо, закованные в холодные наручники, спокойно лежали на деревянной поверхности. Словно бы детективу оказываться в подобных ситуациях не впервой и даже если его ударят ломом по коленной чашечке или, может, попытаются прижечь электричеством, он всё равно ничего не скажет. Один из отрядов Клана схватил его на пути в аэропорт Лондона сразу после того, как Рафаэль разобрался с его женой. Леонардо, признаться, думал, что смерть Хелен ударит по детективу с такой силой, что тот попросту не вытерпит и испуганно будет просить отпустить его, как это делали обычно все полицейские и даже парочка специальных агентов. Продажные твари, иными словами. В Винсенте Пардо Лео явно ошибся. Взглядом мужчины можно сжигать гектары лесов, города — нещадно топить в холоде океанов. Под этим взглядом впору дрожать, словно лист на ветру, даже калачиком сворачиваться, надеясь, что он не появиться в ночном кошмаре, пугая с двойной силой. В голубых глазах Пардо — оттенок льда, и в чуть-чуть потемневших ногтях — нечто странное, жуткое. Чёрные волосы безупречно уложены даже сейчас, а на лице читается тягучее равнодушие. Они находятся в полутёмном помещении, где слышно, как капли разбиваются о каменный пол. Точно бы камера-одиночка, где многие бы уже давно сошли с ума, но Леонардо предупреждали. У Винсента Пардо нечеловеческая выдержка. — Ошибаетесь, детектив, — Лео опирается руками на стол, где красиво разложены ножи разной остроты. Оборачивается. — Сколько вас? Винсент хмыкнул — хрипло, настолько безэмоционально, что это невольно заставило Лео поднапрячься. Разговорить детектива вряд ли получится способами Рафаэля. Слишком просто. Только вот Леонардо до последнего старался не верить в эти бредни. В то, что Пардо — безэмоциональная машина, что ему наплевать. Но глядя на абсолютно спокойного мужчину, постепенно начинал сомневаться. В голову даже закралась мысль, что он уже три раза успешно избегал засады Клана Фут, поэтому, да, сейчас будет сложно. — Что Вам ещё известно? Винсенту Пардо, действительно, плевать. — Что вы поступили как последние подонки, — протянул он так, словно находится не на твёрдом железном стуле с перетёртыми запястьями, а потягивает виски в дорогом люксе. Да, думает Лео, да, именно. Как убийцы. Животные. Юнцы — волосы модно подстрижены, на смазливых, милых личиках обманчивая улыбка. Леонардо прячет подобную за чёрной маской. На столе — пистолет с вращающимся барабаном, нож и пара гвоздей; в душе — обманчивое спокойствие; всё равно что тонкий шёлковый занавес, за которым скрывается жуткое клыкастое существо, готовое в любой удобный момент наплевать на приказ и просто нажать на курок. Лео не хочет признаваться, но хладнокровный Винсент Пардо напрягает его. Судя по всему, в последнее время он напрягает и Караи. — Ну, ладно, — тянет Лео, кладя в барабан две свинцовые пули и медленно прокручивая его. — Я знаю, что Вы ничего мне не скажете, потому что ненавидите Клан Фут всей душой. Винсент поднимает холодный взгляд и смотрит в красные линзы маски, когда Леонардо становится напротив. — Так же я знаю, что простые пытки здесь не сработают, потому что Вы не боитесь боли. Мужчина чуть склоняет голову, словно в ожидании. Капля крови стекает по коже, но Винсент не обращает на это внимания. Он мрачно наблюдает за действиями футовца, совершенно не моргая, и Лео где-то глубоко в душе даже восхищается такой выдержкой. — Но всеми людьми управляет страх, детектив Пардо, — парень ударяет пальцем, заставляя блок пистолета вращаться, жалея, что мужчина не видит его ухмылки. — Я буду первым. Ледяной, чёртов равнодушный взгляд Винсента следит за тем, как Леонардо подносит дуло к своему же виску. Выдыхает. Медленно-медленно нажимает на курок и, когда револьвер не стреляет, даже позволяет себе смешок. — Мне повезло. Барабан пистолета вновь крутится с треском, заглушающим собой биение капель о холодный камень. Лео плавно зажимает курок. Медленно наводит дуло на мужчину, ожидая, что тот вот-вот даст слабину, потому что кто бы угодно уже давно от собственного страха быть убитым потерял сознание. Когда Рафаэль пытал прокурора, ему хватило двадцати секунд, чтобы тот слёзно начал умолять отпустить его, параллельно обещая закрыть все дела против Клана Фут. Винсент Пардо выгорел в ночь, когда сожгли его особняк вместе с телом жены. Детектив даже не закрывает глаза. Он смотрит настолько ядовито, настолько без чёртового страха, что Леонардо сложно не удивляться. Он плавно нажимает на курок, и следом раздаётся ожидаемый звук отсутствия пули. Винсент даже не сглатывает ком напряжения в отличие от Лео. Пардо не больно. Пардо не видит и не чувствует крови. Для него смерть сейчас — это что-то необъятное, пустое и обволакивающее прохладными волнами. — Как Вы узнали о нас? Мужчина остро смотрит на футовца. — Можно потушить огонь, — он выдыхает, — но дым от него не спрятать. Леонардо упирается руками в подлокотники железного стула, глядя детективу точно в глаза. — Значит, — усмехается, — дымок всё-таки просочился. Воздух между ними наэлектризован до такой степени, что это почти начинает ощущаться на холодной коже. Он похож на дыхание смерти за колючей проволокой. — Тогда сыграем ещё раз, детектив? — Лео не думает отстраняться. — В этот раз я положу ещё одну пулю. Конечно, его голос звучит без какой-либо тени эмоций. За маской Клана Фут не видно его улыбки и опасно прищуренных синих глаз, но Винсенту и видеть ничего не надо. Он легко ловит момент, когда футовец задерживается на мгновение и со всей силы бьёт лбом точно в чёрную маску. Слышится характерный звук. Трудно понять, насколько выверено был сделан удар, но Леонардо чувствует холодный пол спиной и жуткую боль. Скорее всего, Пардо специально бил в область переносицы и надбровных дуг, потому что брюнет на пару секунд теряет связь с реальностью, словно бы падая в безграничную темноту, окутывающую комнату. Но из этого состояния его выталкивает ощущение чего-то горячего, тягучего на языке, а далее — спокойный голос, режущий тишину вокруг, словно ледяная капля падает на камень. — Не советую мне больше угрожать. Это будет мой первый совет, — детектив выдыхает ровно. — И последний. Его взгляд — пугающий, ненормально спокойный, точный словно прицел. Увидел — на поражение. Леонардо осознаёт, что Винсент — страшный человек. — Вы как всегда уважаете правосудие, детектив Пардо. Голос Караи разрывает цепь мрачных мыслей Леонардо, заставляя его взять себя в руки после удара и поднять глаза на появившуюся главу Клана Фут. — Правосудие даёт ложные обещания. Сухо, без каких-либо эмоций, как же это на Винсента Пардо похоже. Железная дверь за спиной захлопнулась с глухим скрипом, пропустив за собой прохладный сквозняк, который ощущался на коже даже через плотную ткань чёрной формы. Лампочка над головой продолжает мигать, то выключаясь, то включаясь снова и совершенно точно говоря о том, что разговор будет слишком долгим. Караи стояла где-то позади, а Леонардо чувствовал собственную кровь — не совсем то, что он ожидал, если честно. В голове уже секунд двадцать крутится их недолгий разговор. Сердце отстукивает рваный ритм. Страх мелкими иголками касается вен или, может, даже не страх. Волнение. Лео не может понять, но когда смотрит на Винсента, понимает, что, возможно, ещё секунда и внутри проснётся Рафаэль. Безрассудство. Злость. Нет-нет. Такие мысли непозволительны. Ему нельзя думать о подобном. Определённо не тогда, когда Караи стояла прямо за его спиной, следя за командиром элитного отряда через красные линзы своей маски. Лео вовремя сдержался — предчувствие никогда не подводило, так что он просто выпрямился в спине и поклонился, делая вид, что боли совершенно не чувствует. Все этим мысли, слабо проявившиеся эмоции — что-то вроде кратковременного помутнения рассудка. Но у него немного кружит голову. Винсент Пардо не меняется в лице даже при Караи. Запёкшаяся кровь на виске, ледяной, убитый взгляд и слабая, едва различимая ухмылка. Чёрт, он смотрел на Леонардо так, словно тот очередной убийца, которого послали убить его, или просто школьник у доски. Как его сын когда-то. Караи даёт жест, чтобы Леонардо вышел за ней, и, когда они оказываются в тёмном коридоре за закрытой дверью, парень позволяет себе расслабленно выдохнуть. Здесь, действительно, полегче. Лео медленно стягивает маску, касаясь пальцами разбитого носа и думая о том, что ему ни в коем случае нельзя выходить из себя. Но он машинально сжимает ладонь в кулак — то ли из-за боли, то ли из-за постепенно нарастающего желания пристрелить Винсента. — Я ожидала, что против Пардо ты продержишься дольше своих братьев. Лео выпрямляется в осанке, стараясь не чувствовать покалывающей боли в переносице. — Убьёте его сразу? — интересуется он. — Нет-нет. Слишком уж много мороки будет с его смертью, — объясняет она, и на лице Лео проскальзывает тень удивления. Караи это подмечает сразу. — Гораздо важнее то, что его определённо попытаются спасти, поэтому я поставлю Джейсона следить за ним. Используем детектива как приманку, а потом получим более важную информацию. Это было ожидаемо. Лео чувствует холод. Если посмотреть внимательнее чуть правее, еще немного и, да, немного выше, то с высоты башни можно увидеть ночной город: тысячи машин, словно светлячки сияют, делая тёмные улицы мутно-светлым, словно кто-то макнул синюю кисть в воду. Множество разноцветных линий переливались между собой, создавая перед глазами размытое и непонятное полотно. — Хотя, — коротко произносит Леонардо, — кое-что важное он всё-таки сказал. И Караи кивает, потому что прекрасно знает, что дымок от их огня, действительно, уже очень давно окутывает Нью-Йорк. — Комиссар Гордон, работавший на нас, отправлял информацию Пардо. Донателло смог установить время рейса в Лондон и успел прикрепить маячок к телефону этого предателя, — короткое постукивание пальцев по железной двери заставляет Леонардо прищуриться. Караи ловит его взгляд и довольно улыбается. — Пусти ему кровь. — Будет исполнено.* * *
Нет ничего хуже продажной полиции. Хуже могут быть только те полицейские, которые работают на два фронта сразу. Уже далеко за полночь, когда их пьянка начинает сбавлять обороты, и все — заместитель прокурора, судья и пара чиновников из Совета города — уезжают на заказных чёрных седанах, держась за нетрезвые головы. В ресторане царит лёгкий полумрак, и лишь редкие отблески уличных огней прорываются сквозь неплотно зашторенные окна. Комиссар полиции Гордон отключает телефон, боясь, что может получить очередной нежелательный звонок, наслаждаясь своим сочным стейком и дорогим вином, которого осталось совсем немного. Он расправляется с первым куском так же быстро, как с собственной честью офицера, и думает о том, какой автомобиль купит себе, если ещё будет работать на Караи, а потом звонить по второму телефону другим полицейским, детективам — всем, кому была бы нужна информация. Деньги дома хранятся в чёрной кожаной сумке. Он даже подумывает о переезде в солнечный Лос-Анджелес, подальше от этого дождливого мрачного Нью-Йорка, и радуется. Радуется, чёрт возьми, с такой широченной улыбкой, что мясо чуть ли не застревает в горле. Он тут же откашливается и слышит невнятный стук в дверь трапезной. Комиссар раздражённо вертит головой — просил же охрану и, тем более, персонал не отвлекать его. Он тут вообще-то решает важные дела и уж точно не намерен ни с кем разговаривать, но после второго стука всё-таки сдаётся и, прожевав, громко интересуется: — Что на этот раз? Терпеливо ждёт ответа несколько секунд и, видимо, поняв, что, скорее всего, его не услышали, нехотя поднимается со стула и направляется к дверям из дорого венецианского стекла сам. Медленно-медленно, даже в какой-то степени лениво. — Я же просил не отвлекать меня, если только это не,— мужчина резко замирает, когда двери оказываются раздвинуты, и делает шаг назад в лёгком замешательстве, — не прокурор... Он сначала даже чувствует, что выпитое вино начинает пробуждать в нём лёгкую агрессию. Охрана, которой он платил из собственного кармана, как в воздухе испарилась, и сейчас перед ним стоит лишь один парень в чёрной кепке и чёрной медицинской маске, прикрывающей всё лицо кроме синих глаз. Комиссар отступает дальше, в глубь забронированного зала, когда человек снимает с головы капюшон толстовки и расслабленно шагает внутрь, прикрыв за собой обе двери. — И какой смысл нанимать телохранителей? — интересуется Леонардо, не сводя взгляда с растерявшегося мужчины. — Их верности хватило до первой взятки. Он осторожно берёт нож, что лежал всё это время на столе. На холодном лезвии играют блики тусклого освещения. Гордон белеет за секунду. Сердце отстукивает рваный ритм с каждым движением парня напротив, заставляя мелкими острыми иголками плавать в крови. Он обхватывает дрожащими пальцами спинку стула. Впивается с такой силой, что костяшки белеют. В коридоре протяжно скрипит дверь из-за сквозняка, и полицейский зажмуривает глаза, почти по буквам шепча: — Так ты новый посыльный Караи. — А ты бездарный предатель. Леонардо оказывается рядом, сверкнув опасно глазами в тёмном свете зала. Комиссар взвизгивает, вжимаясь в кресло в жалкой попытке отдалить от себя жуткий взгляд парня. Но всё тщетно. Футовец нависает подобно грозовой туче, давая понять полицейскому, что сбежать, скрыться невозможно. Кровь в жилах превращается в тягучую жидкость, кислород выбивается из лёгких, и полицейский с ужасом раскрывает рот, хватая больше воздуха. — Я не... Я не предавал вас. Я просто хотел остановить войну в городе, — мужчина спешит ответить, пока нож не перерезал ему глотку. — Да, весь этот город — одна большая помойная яма! Но получается до унижения плаксиво. Ужас мелкой сыпью разбегается по коже, прыгает по раскалённым нервам, а Леонардо склоняет голову, создавая зрительный контакт, и, наклоняется ещё ниже, осторожно беря мужчину за кончик галстука. — Потому что мы живём в продажном мире, комиссар Гордон. Он снимает маску с лица, не имея никакого желания слышать тупые оправдания. Уголки губ сами поднимаются, образуя усмешку, а взгляд синих глаз действительно заставляет полностью замереть. Комиссар чувствует, как хватка парня на галстуке ослабевает, но даже сейчас страх удерживает, будто стальными цепями сковывает, не позволяя совершать каких-либо движений, но выдохнуть расслабленно — вполне. И рассмотреть лицо помощника Караи внимательнее — тоже. — Я не очередной продажный коп, честное сло... Гордон давится фразой. Грубая ткань галстука смыкается на его шее так резко, что воздух мгновенно выбивается из лёгких, вынуждая густые брови свестись к переносице. Уголки губ Леонардо невольно ползут вверх, когда комиссар начинает кашлять от удушья, до боли сжимать зубы и жмурить глаза, пока парень спокойно тянет за ткань, наматывая другой конец на ладонь, словно это леска от удочки. А потом — выбрасывает тело из окна на служебную машину, заставляя шарахнуться в разные стороны каких-то двух мальчишек. Леонардо берёт со стола мобильный комиссара, желая уже сделать звонок Караи с него, но внезапно получает сообщение на свой. В следующую же секунду нож, некогда лежавший на столе, с треском вонзается в стену.* * *
— Караи лучше не знать об этом! — Джейсон, подобно мелкой надоедливой шавке, семенит за ним по узкому коридору, оставляя свой отряд футовцев позади: осознание того, что он жутко облажался приходит сразу же и превращается в липкий страх, окутывающий каждую клеточку его тела. — Я найду тех, кто освободил его, и разорву их на куски! Парень злится слишком громко, порываясь раскидать все предметы в радиусе десяти метров и побить собственный отряд, что не в силах были сдержать сегодняшнее нападение, а теперь — жутко подставляют его, вынуждают перед командиром элитного отряда трястись, повышать голос, чуть ли не орать, пытаясь убедить его. Но Леонардо вовсе не сдался этот дешёвый спектакль, больше напоминающий простую истерику, подпитываемую необъяснимой вспыльчивостью самого Джейсона. — Да? — перебивает Лео, медленно оборачиваясь и не имея не малейшего желания слушать его. На лице появляется лёгкая ухмылка, холодный взгляд приковывается к юноше, сильно сжимающему кулаки и кусающему губы почти до крови. — И как же ты найдёшь их? — насмешке слышится в низком голосе. — Не нужно делать то, на что не способен. Задержав взгляд на Джейсоне на долю секунды, Леонардо лишь хмыкает неопределённо и вновь разворачивается, чтобы уйти, параллельно думая о том, что никогда не любил вспыльчивых людей и не особо верил в их способности. Джейсону, если честно, всегда было плевать, только сейчас проблема кажется важной настолько, что он повышает голос, наивно полагая, что его послушают. — Но я уверен, что с этими суками справлюсь! — но он мгновенно замирает на месте, когда Лео оборачивается на него. — Ты на кого тон повысил? Хуже Рафаэля, — слишком отстранённо, но в то же время остро, словно лезвие ножа приставили к горлу, а не просто сказали несколько слов. — Я просто хочу облегчить нам всем жизнь, — парень опускает взгляд. — Если Пардо сейчас на свободе, а в вашем отряде... Леонардо так легко выхватывает катану у одного из футовцев и направляет на Джейсона остриём, что тот мгновенно сглатывает. Все остальные — замирают, не предпринимая совершенно никакой попытки остановить его, больше предпочитая наблюдать со стороны. А Лео усмехается, подходя ближе. Глаза из-под чёрных волос искрятся стальным холодом в темноте. — Мой дорогой Джейсон, именно ты своими всплесками усложняешь нам жизнь. Может, стоит тебе руку отрезать, чтобы больше ничего не хотел? — катаной касается шеи парня, металл льдинками расходится по тёплой коже. Джейсон с силой вжимается в холодную стену, вцепляясь трясущимися руками в собственную форму. — Я не... — со сбившимся дыханием выдавливает он, но взгляда от глаз Лео не отводит, хоть и страшно. — Я не то имел в виду. Другие футовцы окружают их темнотой, что лишь сильнее заставляет Леонардо надавить на оружие. Глаза как у настоящего убийцы — жуткие, ледяные. Он резко перехватывает катану, касаясь теперь лезвием шеи Джейсона. Тот сжимает до боли зубы и зажмуривается до красных линий перед глазами. Лео надавливает на оружие ещё сильнее, заставляя нервного парня дышать чаще, рвано выхватывать воздух помещения и жмуриться от боли, потому что ещё чуть-чуть и лезвие оставит пару царапин. Леонардо не говорил никому, но он бы с пустил кровь Джейсону, потому что терпеть не может таких людей. — Тогда будь поосторожнее со словами, чтобы не умереть из-за собственной вспыльчивости, — но он внезапно разжимает руки, и по коридору проносится противное дребезжание упавшей катаны. Джейсон ударяется о холодную стену затылком, чуть ли не сползая по ней и судорожно пытаясь отдышаться, в отличии от Леонардо, который напоминает неподвижную статую, глаза которой льдом выжигают каждого присутствующего. Футовцы кланяются, когда он проходит мимо, вскользь отдавая приказ о том, чтобы предоставили всю информацию касательно того, кто освободил Пардо сегодня. У Джейсона продолжает кровь стынуть в жилах, хотя он пытается этого не показывать. Мысли превращаются в жижу, когда он видит катану под ногами, которая буквально кричит о том, что ошибка за ошибкой тащат ужасающие последствия. Он опускает веки от собственной беспомощности и волной накатывающей злости, но удерживается вовремя, чтобы не разбить кулаки о стену. Ухмылка на лице командира элитного отряда Клана Фут вынуждает его яростно сжимать пальцы в кулаках с такой силой, что позже обязательно останутся следы.Я не могу упрекать тебя, Раф, будучи подобным тебе. Ты не можешь упрекать меня, не потеряв единственного человека, способного остановить тебя. Разве не иронично?