***
Девятый класс стал девятым кругом Ада. Личная Преисподняя Алисы в огромной кладези её воспоминаний.
***
Миша не мог перестать знакомиться и находить всё новых людей. Они были намного старше их компании, состоящей из пятнадцатилетних подростков, которые только познавали все прелести взрослого мира через таких друзей постарше. Был один день, который Воронцова ненавидела больше всех остальных.***
— Лис, знаешь, что мы достали на день рождения Маринки? — хитро шептал Алёхин в самое ухо на уроке истории. — Если эта очередная хуйня по типу новых правил игры в бутылочку, как было в прошлый раз, то я даже слушать не хочу. — в привычной грубой манере закатила глаза Воронцова. — Нет-нет! — усмехнулся Миша, прикрывая улыбку за рукавом кофты. — Круче. — Сказал: «а», говори и «б». — вздохнула девушка. — Выкладывай, что там у вас. — Соль. — на грани слышимости ответил парень, для пущей безопасности снова прикрыв губы рукой. — Ну и конченые. — фыркнула Алиса, отворачиваясь к окну. Она никогда не думала о том, что ей захочется вернуться в прошлое и сказать что-нибудь другое.***
Ночь. Компания из семнадцати подростков тусовалась дома у вышеупомянутой Маринки Соловьёвой, которой исполнялось целых шестнадцать лет. Воронцова не любила всяческие «рейвы», как модно было говорить тогда, но всё же присутствовала, сидя в углу и молча попивая шампанское, один бокал которого она умудрялась растягивать уже как час. Всё веселье происходило в центре комнаты, ближе к кухне, где стояли все напитки, пепельницы, валялись зажигалки, и были оставлены недокуренные сигареты, которыми после пользовались те, кто успел пригубить свою пачку. Алисе было откровенно скучно. Всё это не для неё — она любила спокойствие и уют собственного дома, где единственным собеседником был потолок, неизменно глядя в который, любила лежать певица. Единственное, что могло приносить удовольствие на подобных вечеринках — музыка, но у Маринки всегда играла обыкновенная попса и только популярные треки. Так что последней радости Воронцова также была лишена. — Лис! — чересчур активный Миша подбежал к своей скучающей девушке. — Давай потанцуем! Маря обещала включить медляк следующим. Алиса и рада была согласиться, но что-то в Алёхине отвлекло её. Пусть он и был эмоциональным, много и часто жестикулировал, это — слишком даже для него. Дëрганый, лоб покрыт испариной, взгляд дикий и безумный отчасти. — Лучше проспись. — по собственной глупости Воронцова списала все признаки на огромное количество алкоголя и танцев среди кучи людей. — Я не хочу спать! — он даже подпрыгнул от такого заявления. — Пойдём танцевать! — Я не хочу, Миш. — вздохнула девушка. — У меня голова начинает болеть от громкой музыки. — Ты скучная! — закатил глаза Алёхин и отошёл. «Ты скучная!» — это заперло Алису дома на следующую неделю. Зачем выходить на улицу, если с нудной девушкой общаться неинтересно? Миша не писал ей, да Воронцова и не ждала — слишком занята была гитарой и собственными переживаниями. Было обидно? Нет. Скорее, непонятно. Почему человек, который рядом с ней никогда не переставал улыбаться, вдруг назвал её скучной? Девушка смотрела на лезвие, одиноко блестящее на столе. Почему любимый человек приносил в её спокойную до этого жизнь так много боли? Но каникулы, к огромному сожалению певицы, не бесконечные. Уже сидя за партой и привычно читая книжку, она иногда кидала взгляды на дверь.Но Миша не появился.
Он не объявлялся до самых выходных. Воронцова не находила себе места. Ни он, ни его друзья не брали трубку, сообщения просто игнорировали, а девочки понятия не имели, где они зависают. При каждом уведомлении её потухшие глаза загорались, слепя трепещущей в них надеждой, но она тлела также быстро, как сигарета в тонких, покрытых шрамами пальцами. В субботу ей позвонила Марина. — Алис, можешь придти ко мне? — жалобным голосом просила она, не потрудившись произнести слова приветствия. — Мише нужна помощь. Девушке дважды повторять не надо было. Она бросила свои дела, — собиралась к Арине на репетицию новой песни — прыгнула в первый попавшийся автобус и, нервно стоя у двери, в отчаянии грызла ногти, не в силах унять колотящееся сердце. Когда Алиса влетела в квартиру, Марина сначала решила, что входную дверь кто-то выломал — с таким стуком она ударилась о стену коридора. — Где он? — это был её первый вопрос. Пока заплаканная подруга объясняла, что происходит, Воронцова путалась в собственных шнурках, а после, плюнув и на Марину, и на кроссовки, ворвалась в зал обутая. Алёхин лежал на диване в отключке. Никого больше не было, а значит, после последней тусовки придти в сознание не смог только он. Миша выглядел худее, чем до этого. Футболка, которая была ему в обтяжку, теперь безвольно висела на его теле. На лице и руках появилась сыпь, хотя парень никогда не жаловался на плохую кожу. — Это не сыпь. — вдруг осенило Воронцову, разглядывающую его руки. Мелкие точки прямиком на струящихся по предплечьям голубым венам. Уколы. Она не верила. Нет, не хотела верить. В носу предательски защипало. Грудь словно сдавило неожиданным осознанием, боль стала практически невыносимой. Глаза на секунду ярко вспыхнули, тут же погаснув. Ей казалось, они никогда не загорятся вновь. Но Алиса всегда гордилась своей способностью мыслить трезво. — Блять, вызови скорую, положим его в клинику, пока не поздно, пожалуйста! — моментально повысила голос девушка, выпрямляясь. — Принеси тазик и воды, как можно больше! — Нельзя в скорую, Лис! — взвизгнула Марина, возобновив рыдания. — Его, да кого угодно из нас, вполне могут посадить! — добавила она, глядя на медленно закипающую Воронцову. — Тогда выполняй второе. — холодно бросила она. Сначала они долго приводили его в чувство. После, пока Алиса выслушивала бесконечные бредни и неадекватные идеи, Соловьёва набирала новую порцию воды. У Миши дëргалась челюсть, он оглядывался и требовал закрыть окна и двери, словно за эти две с лишним недели стал параноиком. Потом Воронцова медленно поила его, надеясь облегчить, казалось, нескончаемую жажду. Потребовала использовать тазик по тому назначению, по которому его сюда и принесли, но Алёхин отпирался, злился и пытался ударить свою девушку. Интернет был их помощником. И, когда Мишу, наконец удалось связать простынëй, все ещё агрессивного и много болтающего, Алиса позволила себе дать волю слезам. Пока Марина продолжала прибираться на кухне, Воронцова вынула из кармана в гитарном чехле лезвие. Смотрела на него завороженно, покручивая в пальцах и не понимая, что болит больше: глаза — от долгого плача, сердце или всё-таки вновь истерзанная рука. Казалось, образ Алисы с лезвием, испачканным её кровью и слезами, слегка отрезвил Мишу. Он всхлипнул пару раз, вынудив девушку повернуться. Алёхин плакал. Смотрел на Воронцову, которой неумышленно причинил боль и не мог сдержать теперь уже своих слëз. Его голова рухнула на девичьи колени, по-своему прося прекратить. — У каждого своя зависимость, Миш. — шепнула Алиса, пригладив мягкие тёмные волосы. — Давай лечиться вместе? Он снова всхлипнул и издал звук, похожий на согласие. Певица с облегчением вздохнула, откидываясь на спинку дивана, но продолжала лить и глотать слёзы.***
Время шло. Воронцова раз за разом придумывала новые отмазки для учителей, бабушки, Арины и Насти, убегая к Мише по каждому звонку приглядывающей за ним Марины. Родители той постоянно разъезжали по командировкам, и Алёхин почти на полных правах поселился у Соловьёвой. Шприц всякий раз приходилось вырывать из его рук. Парень не стеснялся влепить Алисе пощёчину, орать, не подозревая, что весь дом явно слышит. Воронцова не смела поднять на него руку. Марина обрабатывала её ссадины, не понимая, почему же в ответ настолько вспыльчивая девушка может промолчать. — Он не злой. — улыбалась Алиса. — Он сделал неправильный выбор, а я помогу ему вернуться в норму. Всё будет как раньше, поверь. Соловьёва тоже нередко винила себя. Ведь это на её дне рождения Миша и пристрастился к столь ужасному образу жизни. Хотя, больше ей было стыдно именно перед Воронцовой. Певица брала трубку с первого гудка, прибегала по первой просьбе и, на удивление, оставалась титанически спокойной. Марина понимала, что своей прихотью испортила жизнь сразу двоим людям. И от этого было больнее. Только Марина ни разу не видела, что там — под эластичным бинтом на левой руке? Что там, под длинными рукавами ветровки, и какого размера синяки на лице под толстым слоем консилера? Марина ни разу не слышала, как громко может плакать Алиса. Как сильно она может бить по струнам, отчаявшись. И Марина не слышала её новых песен.Никто не мог знать, как больно было ей.
***
Дни летели. Девушки едва справлялись с Мишей, но за ним удавалось следить, а пока в его крови нет дозы — у них нет новых проблем. Старые порезы почти зажили, им оставалось чуть-чуть до обращения в шрамы.Но корочку на них вскрыли новые.
Алёхин сбежал из дома Соловьёвой. Маринка отвлеклась на телефонный разговор и забыла закрыть дверь, а когда вернулась — Миши и след простыл. Она, едва переборов стыд и страх перед всепоглощающим гневом Воронцовой, медленно набирала её номер. Алиса осталась у неё дома. Потому что, лëжа в своей комнате, она не могла найти себе места — одиночество, как и возможность потерять навсегда близкого человека, нависали над её кроватью, желая раздавить и сожрать. С Мариной им даже за это время не удалось сдружиться. Воронцова не злилась на неё, но что-то внутри не позволяло подпустить к себе брюнетку. Из-за чего чувство того, что она останется одна, давило сильнее, цепляясь тонкими, царапающими плоть пальцами за горло.***
Они нашли его через неделю. Около подъезда Соловьёвой, видимо, так и не сумевший добраться до третьего этажа самостоятельно, Миша потерял сознание прямиком на пороге. Синяки под его глазами ужасно напоминали Алисины. В нём не осталось былой красоты — только избитая оболочка. Но Воронцова не желала сдаваться. В этот раз она тоже сумела ему помочь.Через очередную тучу слëз и криков, но смогла.***
Певица тратила огромное количество денег, сил и времени на Алёхина. Период ломки — самый тяжёлый при отказе от наркотиков. Возникает дискомфорт психологического характера, поскольку после приподнятого состояния наступает период слабости, апатии и депрессии. Человеку нужны были другие положительные эмоции, которые он может получить без употребления наркотических веществ. И Алиса делала всё. Антидепрессанты, его любимая еда, новая одежда, музыка — она знала его наизусть, и ей было не сложно. Воронцова всем сердцем хотела помочь.Но Миша не желал принимать её помощь.
***
Алисе казалось, что она попала в день сурка. Дни были похожи один на другой. Девушка почти не появлялась в школе, поссорилась с бабушкой, Настей и Ариной, Алёхин срывался стабильно каждую неделю. Нервы сдавали, опускались руки. Воронцова перестала сдерживать эмоции при Марине. Она в открытую ревела, кричала, вырывала волосы, кругами ходила по комнате, когда Миша опять пропадал. Соловьёва не знала, что делать. У неё было два человека, которым требовалась забота и, желательно, психологическая помощь. Она панически боялась отводить Алёхина в клинику, как бы не умоляла Алиса, ведь наркотики на её день рождения принёс её собственный парень. Марина знала, что если это всплывëт — его посадят. А её рядом — за покрывательство и сотрудничество. Она могла лишь ухаживать поочерёдно то за Воронцовой, то за Мишей, не зная, куда себя деть.***
— Ты бы знала, как мне это надоело. — сказала как-то совсем убитая Алиса, сидя на кухне с сигаретой и банкой пива. Певица тоже утратила былую красоту — сухие губы, ломкие волосы, тусклые глаза, синяки по всему телу, ссадины, царапины. Но самым страшным был её взгляд. Соловьёва даже боялась смотреть в красно-карие очи, опасаясь утонуть в омуте её боли. Зрачки казались тёмными и неуютными, словно скопили все страдания вселенной. Она глядела как раненый, загнанный зверь, которого люди избивали и ради потехи кидали камни в и без того истерзанное тело. — Я не могу знать, но я верю. — вздохнула Марина, поправляя волосы, упавшие на чужое лицо. — Спасибо, Марь. — разбито улыбнулась Алиса. — Правда, за всë спасибо. — Я ведь в этом виновата. — свела она к переносице брови. — Это он виноват. — хмыкнула Воронцова. — Может только отчасти. — обвивая руки вокруг девичьей шеи, туманно ответила Соловьёва, прижимаясь к чужой голове. Тогда Марина не придала словам певицы никакого значения.