***
Двенадцать часов перелёта и бесконечная усталость от желания вернуться, дабы нормально попрощаться с ребятами, и от верещания Кати, впервые летящей в без взрослых, и вот — Алису наконец-то встречают знакомые и такие родные питерские улицы. Первый её концерт из предстоящего тура просто обязан был пройти здесь. В городе, где была убита вся её любовь, и небо которого помогало ей в написании песен. Медленно вышагивая по асфальту, она любовно оглядывала дома и улыбалась машущим ей подросткам, явно узнавшим даже в её откровенно заëбанном лице Ворону. Голова раскалывалась, и ноги гудели, а Казанцева впервые замолчала. Оно и понятно — Алиса разбудила её за полчаса до посадки и запретила засыпать заново. Теперь Катя шла недовольная и то и дело зевала. Воронцова повела подругу в первый попавшийся отель и сразу отгородилась от всех её вопросов насчет того, почему они не пойдут к певице домой, одной фразой: «Я так решила». Весь оставшийся день подруги отсыпались после тяжёлого перелёта. Алиса просыпалась каждый час от уведомлений — Куроо отчитывался за любой успех или погрешность Льва, присылая то видео, то голосовые. Катя поступила умнее — включила режим «Не беспокоить», заранее отписавшись родителям и друзьям, что ушла отдыхать. Воронцова поспешила последовать её примеру и наконец смогла уснуть.***
Утром девушки с похоронным видом, зато выспавшиеся, не торопясь собирались на первый концерт. Катя то и дело включала видеосъемку на телефоне, не в силах пропустить такой важный момент, пока Алиса пыталась привести себя в человеческий вид. До начала мероприятия у них оставалось четыре часа, и обычно спокойная Воронцова всё твердила, что они никуда и ничего не успеют. Однако через час певица, голодная, но зато при полном параде, и сытая, но всё ещё похожая на бомжа из подземного перехода, Казанцева, направились на такси к месту проведения концерта.***
Пока Алиса разбиралась с установкой микрофона на себя любимую и усилителем звука, приехала Арина, остававшаяся барабанщицей Вороны. Она налетела на Воронцову так резво, что они обе едва не грохнулись со сцены, а после, собрав барабанную установку, отправилась терроризировать Казанцеву. Когда приехала Соловьёва — девушки застыли друг перед другом на входе. Марина была бас-гитаристкой и их общение до этого создавалось из присылания аккордов от лица Алисы и звукозаписи со стороны Соловьёвой. Помолчав ещё пару минут, певица не выдержала и обняла девушку, что так и не стала ей подругой. Она всё ещё была ей благодарна. В общем, встреча со старыми «друзьями» прошла вполне спокойно. Ещё полчаса Воронцова сидела в гримерке, ведь Куроо позвонил ей по видеозвонку, ибо каждый желал передать ей «привет» и пожелать удачи на предстоящем концерте.***
У Алисы немного дрожали руки перед выходом на сцену, но стоило ей схватиться за свою гитару, всё напряжение моментально исчезло. Она в своей стихии, в любимом городе, среди людей, которые являются её фанатами! А в телефоне у Кати, стоящей рядом со сценой, — волейболисты, чья немая поддержка придавала сил. Как только распахнулись кулисы, Воронцова потонула в море звуков и света. Троица музыкантов, ярко улыбаясь и размахивая руками, приветствовала собравшихся подростков. Певица на пробу провела по струнам и поправила микрофон на щеке. — Это мой первый настоящий концерт. — раздался её голос. — Хочу поблагодарить всех за то, что пришли сюда! Ну и, я думаю, мы можем начинать. Среди криков фанатов тонкий девичий слух уловил стук барабанных палочек, означающий начало первой песни. Вскоре звук барабана перебил все другие, и Алиса вернула пальцы к струнам. Звучание гитары, подпитанное усилителем, наполнило зал и сердце Вороны. Она чувствовала, как эйфория расплывается по всему телу, от ледяных пальцев рук, что сейчас уверенно дёргают струны, до корней волос. Нежный голос с лёгкой хрипотцой разнëсся по залу, а зрители начали подпевать одной из первых вышедших песен Вороны. Она медленно вышагивала по сцене, а её аккуратные шаги заставляли короткую юбку колыхаться. На губах, привычно окрашенных тёмно-красной помадой, то и дело расцветала яркая улыбка, стук ботинок о пол был неразличим в звуках барабана, а её уверенный голос раздавался всё громче. Алиса раскрепощалась, находясь на сцене, покачивалась в такт музыке и медленно заходилась в своеобразном соблазнительном танце. Певица с силой ударила по струнам, барабаны зазвучали громче, а девичий голос побежал по ровной нотной дорожке, оставляя за собой звёздный след из давно забытых слёз. я живу на свалке разбитых сердец, поджигая стихи зажигалкой. ты дрянь, мразь, ты подлец и лжец! давай, громче кричи в перепалке! Припев лился легко, а в зале начали покачиваться маленькие огоньки — телефонные фонарики, раскачивающиеся из стороны в сторону, слегка вразнобой, но так старательно, пытаясь попасть в ритм.***
Песня за песней, а Алиса не уставала, а лишь распалялась сильнее. Голос чуть охрип, голова начинала гудеть, а ноги уставали, но это всё только нравилось Воронцовой. Это наслаждение от рабочей усталости, дрожь в коленях и боль в горле приносили ей неудержимое счастье, которое она выливала на других через струны и микрофон.***
В конце, таком печальном для Алисы и долгожданном для остальных участников, довольно уставших, Катя сбегала в гримерку и вынесла пачку фотографий певицы, распечатанных впритык по количеству билетов, естественно, с её подписью и отпечатком помады сзади, и, пока Воронцова произносила прощальную речь, вместе с Ариной и Мариной носилась среди зрителей, раздавая их. — Надеюсь, все получили автографы? — улбынулась уставшая Алиса, сидевшая на краю сцены и развлекающая слушателей, пока девчонки занимались раздачей. Ответом ей стало синхронное «Да!». И тогда девушка встала, поправляя юбку и, отправив воздушный поцелуй для каждого в зале, отошла к середине сцены. Кулисы закрылись. Алиса упала на стоящий в углу стул, тяжело вздыхая и снимая наконец гитару, ремень которой слегка натëр чувствительную кожу плеч. — Алиса, я чуть не умерла от восторга! — накинулась на неё Катя, — Я всё записала! На пол около стула приземлилась Арина. — Да, концерт был бомбезным. — откидывая голову на ляжки Воронцовой, устало заговорила она. Её руки покраснели от расчесов, а пальцы еле как гнулись. Барабанщица долго хрустела ими, пока Алиса и Марина смазывали горящие пальцы кремом. Сбитая кожа у кутикул отдавала приятной болью, а кровь, размазанная по пальцам, радовала глаз. Она снова стала сама собой. — Завтра в Москву, девочки. — вздохнув, оповещает певица и откидывается на спинку стула, вытягиваясь. — С тобой — куда угодно! — смеётся Арина, вскакивая, чтобы собрать барабанную установку.***
Очередные перелёты, поиск нормального отеля с адекватными ценами, что в Москве найти практически невозможно, но теперь уже более шумной компанией. Арина всё норовила разлечься на полу Красной площади, носилась туда-сюда, в итоге постоянно терялась, и Марине — единственному человеку без топографического кретинизма — приходилось её искать и возвращать обратно. Время летело быстро, Алиса медленно расслаблялась в подобной компании. Поэтому вечером, когда все уже улеглись, она сидела с Соловьевой на кухне, куря уже третью сигарету подряд и обсуждая всё, что произошло в их жизни за время разлуки.***
Утро наступило неожиданно быстро. Алиса, как самая ответственная, разбудила каждую, усадила за стол и кормила едва не с ложечки, ведь все были такими уставшими, что еле-еле шевелились. После того, как Воронцова устроила на кухне громкий концерт из половинка и крышки кастрюли, девушки более-менее приободрились. Времени вагон, но компания всё равно носится по номеру как угорелая. Каждая старается успеть принять душ, накраситься, сделать причёску и выбрать наряд. Лишь Казанцева сладко посапывает на диване, и девушки, пробегая мимо неё, завистливо хмурят брови. Наконец, приготовления заканчиваются. Марина будит Катю, дабы та успела хотя бы поесть, Алиса складывает гитары, Арина, прочитав целую матерную скороговорку, кое-как собирает установку воедино. — Точно все готовы? — десятый раз спрашивает Воронцова, стоя у зеркала в коридоре. Ответом ей послужило сказанное хором «Да!», закладывающее уши. — Тогда идём.***
Ворона не любила Москву, но всё же принята здесь была радушно. Визг сотен фанатов пусть и резал слух, но всё равно умудрялся радовать барабанные перепонки. После короткого разговора с присутствующими в зале, помещение наконец заполняется музыкой. Алиса тонет в звуках гитары и ударов, нежная улыбка застывает на красивом точеном лице, и она погружается в песню. Как всегда отдаёт концерту всю себя. Здесь, на сцене, Воронцова настоящая. Её искренность видна в привлекательных движениях, лёгком танце, в изящных пальцах, которые так резво перебирают струны, что за ними невозможно уследить, даже если очень стараться. Ворона — настоящее продолжение звука, если не сама музыка. Она воплощение песни, ритма и нот, такая открытая и нежная сейчас, когда её шипы спрятаны, втянуты под изрезанную ими же кожу, когда она не боится быть собой. Это всё — её омут, куда девушка с готовностью ныряет с головой. Алиса в такие моменты настолько соблазнительна, что в её образе и голосе хочется раствориться и утонуть, навсегда исчезнуть, став бодрым звучанием струн или звонким ударом палочки по пластиковой мембране барабана. Она и только она дарила такую незабываемую атмосферу. Её концерт — не просто живой звук, это собрание целой семьи, которых объединяет одно — любовь к песням Воронцовой. Ну вот, у меня снова нет желания прощаться. — Я была рада видеть вас всех сегодня! — в её слегка хриплом голосе таится нежная теплота. — Спасибо, мои дорогие!***
В гримёрке Катя вручает ей телефон. — Арису, привет! — раздаётся оттуда неожиданно мягкий голос. Алиса пару секунд глядит в камеру, поправляя волосы, а после замечает светлую макушку. — Кобаяси! — красно-карие глаза загораются пуще прежнего. — Ну как там мои идиоты? Котоон смеётся, переворачивая камеру на основную. — Спит, вот. — отчитывается она, а на видеоизображении Воронцова видит развалившегося на парте Куроо. — В него Лев вселился? — вскидывает брови удивлённая певица, а потом вспоминает страшное желание капитана о новом способе суицида — изнурённые тренировки. Даже шутить перехотелось. — Они половину ночи в чате обсуждали, какой же Лев всё-таки козёл. — хихикает Кобаяси, продолжая снимать ничего не подозревающего Тецуро. Алиса облегчённо выдыхает. А чего я так переживаю? — Тресни его чем-нибудь. — спокойно предлагает Ворона. — Вышибу последние мозги. — усмехается Котоон. — Начерта вам капитан недоумок? — Уверяю, никто не заметит разницы. — смеётся певица, отставляя камеру, чтобы её лучше было видно. — Я вообще-то всё слышу. — раздаётся хриплый голос, и младшая менеджер тонко ойкает. — Не запугивай мою преемницу, трудяга! — весело восклицает Воронцова, пока капитан и Кобаяси дерутся за телефон. Наконец, на экране возникает Куроо, и сердце Алисы загорается нежностью. — У меня есть важная причина… — начинает было Тецуро, но девушка так и не даёт ему договорить. — Я понимаю, что Лев наш талисман, но тратить на него время сна — не вариант, Куроо. — ухмыляется певица, расплетая косы. — Как всегда всё знаешь, да? — закатывает глаза капитан. Он косится на всё ещё стоящую за его спиной Кобаяси, и Алиса не может удержаться. — Сидеть, Куроо! — прикрикивает она, и Котоон заливается ярким смехом. — Прошу прощения, госпожа. — его голос снова сиплый, и Воронцова тяжело вздыхает, дёргая за резинку слишком сильно. Всю эту неделю Куроо являлся ей во снах. То он привычно провожает её до дома, только ласково придерживая испещренную шрамами ладонь, то он гладит её плечи, успокаивая и стараясь охладить пыл девичьего гнева. Вот он кладёт голову ей на колени, смеясь, и ластится, ёрзает, почти как кот, совсем не зная, какие они у неё чувствительные. А вот Тецуро заплетает ей абсолютно неаккуратную и растрёпанную косу, но так нежно, что плевала Алиса, что из этого фарса получится. Дышать было тяжело после всего, что ей привиделось, особенно когда волейболист таким соблазнительным голосом говорит подобные фразы. — Не паясничай. — отвечает она, заталкивая свои чувства, которые ей в последнее время вовсе не нравятся, куда подальше. А хочется не в себя, а кому-то в жопу их заткнуть. Чтоб пиздел поменьше, обольститель хренов. Котоон за хихикающим Куроо смотрит на часы и ошарашенно выдаёт: — Тренировка, Куроо-сан! Тот вскакивает и хватает сумку, висящую на крючке парты. — Не прощаемся, миледи! — восклицает он, ярко улыбаясь. В тишине комнаты раздаются гудки. Оказывается, Катя давно вышла. Воронцова грузно оседает в кресло. — Да что же ты со мной делаешь, кот облезлый?